Когда глаза открылись снова - перед ней танцевали языки пламени в камине. Завернутая в одеяло, она полусидела-полулежала на диване, в просторной гостиной, где кажется, кроме неё никого не было.

Девушка пошевелилась. За то время, что она тут пролежала затекла спина. Лорейн меденно выбралась из-под одеяла и осмотрелась, вероятно, чтобы убедиться, что она тут одна.

Она действительно была одна в просторном зале. Часть окон была завешана - от того в гостиной царил полумрак, но на улице было светло.
Под одеялом обнаружилась сорочка - вероятно, ввиду отсутствия другой одежды её и завернули так плотно, словно куколку. Волосы были ещё влажными - очевидно, её опять отмывали без её ведома.
Две светлые точки - в разных местах дома, только в этот раз на неё никто уже не реагировал. Тёмная точка - довольно далеко, видимо, за пределами стен замка.

Лора снова завернулась в одеяло, не хватало,чтобы её ещё и в таком виде увидели. У камина было тепло, наконец-то тепло... от этого уходить с дивана вовсе не хотелось. Девушка решила посидеть и погреться ещё немного, совсем капельку, а потом все же вернуться в комнату и привести себя в порядок.

В то время как она покидала каминную комнату, в ней уже начинались приготовления к обеду - который принесли уже ей отдельно в её же комнату, когда она почти закончила приводить себя в порядок. Служанка, обслуживавшая её и прежде, закончив с расстановкой приборов, внимательно осмотрела Лору, и вид у неё был весьма озабоченный.
- Хорошо ли вы себя чувствуете, госпожа? Не пожелаете ли отложить занятия танцами назавтра? Его светлость велели действовать в соответствии с вашими распоряжениями.

- Нет-нет! Всё в порядке, благодарю, - ответила девушка.- Будет очень невежливо с моей стороны откладывать занятия в последний момент. Более того, сегодня лишь первое занятие, наверняка оно не будет слишком утомительным,- рассудила девушка.
Откладывать ещё и не хотелось, потому как это была её мечта и она была так близка, что стоит протянуть руку и она сбудется.

- Хорошо, мадемуазель, - кивнула женщина, все же с сомнением посмотрев на Лорейн, - Но если вы вдруг почувствуете себя дурно, не бойтесь сообщить об этом – ведь господин Бонне задержится здесь на пару дней. Говорят, он очень строг... Ах, чуть же не забыла! – виновато добавила служанка, указав рукой в сторону гардеробной, - Ваше платье и обувь для верховой езды доставлены.

- Учителя должны быть строгими иначе ведь ничему не научишься, - улыбнулась девушка. - Я действительно себя неплохо чувствую, думаю, одного строгого учителя танцев я сегодня вполне переживу.
Когда же служанка удалилась, Лорейн закончила причёску и села обедать, и лишь после обеда она зашла в гардеробную, полюбопытствовать, какое оно, её платье для верховой езды.

То было не просто платье - новое облачение заняло чуть ли не половину оставшегося гардероба. Да, оставшегося... Потому что того платья с теми нижними юбками, что были на ней еще только утром, здесь не было. Либо их отдали прачке... Либо выкинули - от местных жильцов можно было ожидать чего угодно.
Ее новое платье для верховой езды было выполнено из плотной темно-синей ткани, по вечерам легко способной превратиться в черную. Большая, широкая юбка лежала отдельно от полностью закрытого, строгого верха с длинными узкими рукавами и без каких-либо украшений - и рядом же лежал короткий корсет, достаточно мягкий, но все же сохранивший свои обязательные свойства обозначения осанки. Ни пуговиц, ни вышивки, ничего - только строгость и удобство. Обнаружила она и появление рейтуз из мягкой кожи, двух пар не менее мягких кожаных перчаток, и низкой мужской шляпы с повязанной вокруг короткой вуалью. Обновки довершала пара ботфорт, стоявших на полу - таких же строгих, на низком и широком каблуке. Строгость и элегантность - вот, пожалуй, какими словами можно было все это описать. Ни о какой легкости и воздушности, свойственной тем платьям, что уже имелись в этом гардеробе, здесь не было и речи.

Лорейн вполне устраивало такое платье, она ведь не знатная особа, чтобы все это украшали вышивки и оборки, достаточно и одного того, что ей не придётся учиться в обычном платье, выставляя напоказ щиколодки. Она и так внезапно из заключенной горничной стала госпожей.
Девушка некоторое время рассматривала свой новый наряд, щупала ткань и вертела шляпку в руках. Удовлетворив свое любопытство, она покинула гардеробную и стала ожидать, когда её позовут на её первый урок танцев. Чтобы время летело быстрее, она решила заняться вышивкой.

Пожалуй, это было самое долгое вышивание за всю ее жизнь – прежде, находясь в услужении, у нее никогда не выдавалось такого количества свободного времени, которое можно было посвятить одному делу... Так что здесь у нее даже удалось войти во вкус – и на какое-то время совершенно позабыть и об этом замке, и об утреннем происшествии – и даже о танцах.
Позвали ее не раньше, чем через два часа. Учитель танцев, господин Бонне оказался человеком лет пятидесяти от роду, с лицом довольно суровым, но достаточно неплохим телосложением. Мастерски уложенные свои волосы он явно окрашивал – слишком насыщенным был их цвет, костюм его был безупречен, и прекрасно сидел по фигуре – внимательный взгляд мог заметить, что подбитые у иных мужчин ватой рукава фрака облегали не вату, но мускулы – и та же история была и с жилетом. То был скорее акробат, чем танцор...
Но в обратном она уже успела убедиться сполна.
А первый урок танцев был так же далек от ее мечты – как был далек от нее ее ненаглядный волк.
Она узнала, что осанка ее не годится ни к черту. Что тело ее напрочь лишего гибкости, что нет в ее движениях даже толики той грации, что присуща дамам высшего света, услаждающим на балам взор статным кавалерам своей красотой, и элегантностью, роскошью своих уборов. Что нет у нее никакого музыкального образования – что, впрочем, она прекрасно знала и сама.
Но ни один из этих фактов не был озвучен этим человеком вслух – то было бы верхом неприличия.
Она просто это чувствовала.
Вместо музыки, вместо танцевальных движений, он с помощью порой совершенно невыносимых упражнений выправлял ее осанку, разрабатывал ей ноги, выкручивая те под немыслимыми углами – от боли, которой сопровождались порой все эти мучения, нелегко было удержаться от слез.
И единственное, что хоть как-то превратило это трехчасовое мучение в урок танцев, было обучение ее нескольким простейшим па – и основам менуэта, который, увы, не танцевали на балах уже несколько лет.
- Менуэт – вот та основа основ, что обязан знать любой, кто желает приобщиться к танцам. – своим размеренным, несколько жестким тоном вещал господин Бонне, в очередной раз правя недостаточно прямую спину, - Пластичность, грация, увереность в движениях – все это вы познаете, познав менуэт. От вас потребуется немало старания и терпения – в вашем теле нет привычки к танцам, и выработать ее будет сложно. Только упорство, способное пересилить усталость и боль, сможет сделать из вас даму, способную двигаться в такт музыке и не стать предметом насмешек. Я позволю вам взять передышку – но лишь для того, чтобы поговорить с вами о танцевальном этикете.
«Передышкой» было разрешение стоять, не делая изнуряющих движений – но стоять с прямой спиной, которая уже невыносимо ныла от всех тех ужасов, что ей пришлось испытать. Впрочем, стоял и сам учитель – рассказывавший ей теперь о том, что принятое приглашение на бал подразумевает принятие обязательства танцевать, ничем не высказывая того, что тот или иной танец, с тем или иным кавалером вызывает неудовольствие; говорил о веселости и любезности – единственных выражениях, которые должны оставаться на лице приглашенного на бал, будь то мужчина или женщина; пояснял ей, что разговоры, ведущиеся во время таких приемов, должны быть исключительно негромкими, и ни в коем случае не затрагивать тем серьезных и сложных – и что в то же время следует всеми силами избегать шутовства; что в танцевальной зале нет места спорам; что дама следует вести себя мило и доброжелательно, и ни в коем случае не выказывать ревности...
Речь свою он закончил как раз в тот момент, когда стоять не было уже никаких сил. Он позволил девушке опуститься в кресло – а сам отошел к громоздкому, дорогому фортепиано, одиноко стоявшему в том зале, где они проводили занятия. Пальцы легли на клавишы – и комната наполнилась чудесной музыкой – одним из тех самых минуэтов, огромное значение которому придавал этот человек, строгий, и недалекий от беспощадности.

Лорейн и не ожидала, что будет легко. Если даже в ее покойной Анриетте господин хареограф находил к чему придраться, то что уж говорить о ней. Тем не менее упрямства девушке было не занимать. Правда, осознание того, что по всей видимости должно пройти не менее года интенсивных занятий, прежде чем будет не стыдно вывезти ее хоть на какие-нибудь танцы, несколько омрачало ее первое занятие. Все же в глубине души она надеялась, что Мишель найдет путь вызволить ее отсюда раньше. Лорейн терпела и старательно повторяла все, о чем просил господин Бонне, хоть многое и не выходило так как надо, но картинки танцующих пар в ее мечтах заставляли не сдаваться.
Поставить ноги в пятую позицию и не упасть... О, Боже! Пятая это пяткой правой ноги к середине левой стопы или пятка к пятке, носки врозь по прямой линии? Не достаточно прямо? Не достаточно ровно... Не достаточно плавно...
Приятная музыка, струившаяся по комнате словно шаль, была равно наградой за ее мучения. О, как же ей хотелось обладать хоть каплей той грации, что обладали светские дамы, чтобы она могла так же легко и непринужденно пархать в танце как они...

Как бы то ни было, возможности такой господин Бонне не отрицал.
И как же все-таки огромна была разница между такими, как она... И высшим светом. Ведь все детство их посвящали воспитанию, развивая с детства все то, на что у прислуги никогда не нашлось бы времени – музыка, танцы, пение, науки, философия, плавания на лодках, лошади....
Многое умела ушедшая Анриетта. Наверняка, немало умел и Франсуа, пропавший из ее жизни так внезапно. Как знать еще, каких познаний следовало ожидать и от хозяина этого места...
Теперь же она сделала первый шаг, совсем крошечный шажочек к своей мечте – и боль по всему телу только подтверждала это.
Сыграв несколько менуэтов, и перейдя на пару вальсов, о которых ей пока оставалось только мечтать, ее учитель раскланялся – и был сопровожден слугой в отведенные для него покои, назначив ей утреннее и вечернее занятие на следующий день.
Вечерело. Постепенно начинало смеркаться.

Лорейн поблагодарила господина Бонне и отправилась в свою комнату, полная решимости не смотря на боль продолжить занятие самостоятельно. А ещё ей вдруг пришла в голову мысль, что если она подключит ко всему этому игру? Притворяясь выдуманной знатной дамой, может ей будет легче хотя бы держать спину?

Это имело некий смысл. В конце концов... Разве не хотел тот же Грантер вытравить из нее замашки горничной, окружив такой обстановкой? Учитывая то, что это место явно не было его домом.
Ее дни в этом замке наполнились смыслом.
Завтрак, обед подавали ей в комнату – из которой она выходила разве что для продолжения обучения, ведь на другое просто уже не хватало сил. Она не видела ни де ла Вьевиля, ни Грантера – последний и вовсе исчез на следующее утро. Даже Этьена она разве что чувствовала – ощущала, что мальчишка радовался каждому ее выходу из закрытой сетью комнаты –но очень быстро эта радость сменялась расстройством, словно он хотел ее увидеть – но не мог, несмотря на всю ту активность, что исходила от принадлежавшей ему точки.
Занятия утром, занятия днем. Занятия в комнате. Чудесная музыка, которую ей удавалось слушать каждый раз в конце этих изнуряющих занятий – о, эта музыка только вдохновляла еще больше.
А когда на четвертый день все вечернее занятие господин Бонне посвятил обучению Лоры менуэту... Это было чудесно.
И это было объяснимо – на следующее утро он покидал этот замок, и мог вернуться лишь через неделю, а потому он давал ей столько, сколько мог – чтобы оставшиеся дни она продолжала заниматься сама, если ее желание научиться танцевать было действительно таким сильным.
Увлеченная трудоемким, но захватывающим процессом, она не замечала вокруг ничего, кроме собственных ощущений, и учителя, направлявшего каждое ее движение. Даже когда занятие закончилось, и комната вновь наполнилась волшебными звуками австрийской музыки, она лишь опустившись в мягкое кресло заметила стоявшего в дверях светлого, взгляд которого был устремлен на нее. Грантер, вернувшийся к своему привычному возрасту между тридцатью и сорока, смотрел на Лору задумчиво, и в этот раз на его бледном лице не было и тени привычной лисьей улыбки. Судя по облачению, он только вернулся в замок... Ну или же не так давно. Заходить в комнату он не спешил – вероятно, причиной тому была грязь на сапогах и дороговизна ковра, постеленного в зале, который был не так уж и давно восстановлен.

Внутри что-то подскочило и снова улеглось. Она вовсе не ожидала увидеть его здесь и сейчас. Более того, ей было стыдно за то, как она расплакалась у него на груди, за то, что так к нему прижималась тогда. От стыда на ее щеках появился румянец. Девушка встала и изобразила книксен, опустив взор в пол, на тот самый ковёр, что не хотел пачкать мужчина. Она не очень представляла, что делать, ведь не поприветствовать, было бы грубо, но и прерывать учителя не назовёшь вежливым. Лора ещё немного помялась и все же медленно опустилась обратно в кресло, так и не смотря более на Грантера

Он ответил ей...поклоном, случившимся одновременно с ее книксеном. Легким уважительным поклоном, которым приветствовали друг друга люди определенного положения - и находящиеся на одном уровне. Его собственный взгляд переместился после этого приветствия в сторону учителя, который не успел еще обнаружить присутствие здесь этого человека - и продолжал играть, поглощенный этой игрой, словно настоящий музыкант.
Эта композиция была последней - он как раз поднялся из-за инструмента, чтобы попрощаться со своей ученицей, и только тогда увидел третьего присутствующего. Дружеский кивок достался Луи - и попрощавшись, все-таки, с Лорейн, ее учитель вышел из комнаты - и двое мужчин, удаляясь от залы вместе, принялись негромко говорить о чем-то - только ни слова не долетало до Лорейн, как и прежде. Они, судя по местонахождению светлой точки в ее голове, отошли не так уж далеко - но находились при этом на том пути, что нужно было преодолеть ей для возвращения в ее спальню.
Теперь же эта светлая точка была закрыта от эмоций так же, как был закрыт практически всегда и Эдгард - который в этот момент явно находился рядом с Этьеном.

Казалось бы,что тут такого, не чувствовать эмоций других? Раньше она ведь их тоже не чувствовала. Но теперь... теперь почему-то без них было одиноко. В последние дни Ее точка тоже явно оживлялась, чувствуя интерес Этьена, ведь он был единственным "живым" из ей подобных. Она даже стала прислушиваться к эмоциям обычных людей, лишь бы хоть что-то. И вот теперь, теперь ещё одна "мертвая душа". Девушка вздохнула. Наверняка Грантер злиться на неё или думает о ней дурно из-за того происшествия. Это огорчало и становилось ещё более стыдно.
Лорейн осталась одна. Идти в комнату, значило бы снова столкнуться с ним. Девушка нерешительно прошлась по комнате и остановилась у окна. Нет, она лучше подождёт, когда господа удаляться, не будут же они вечно стоять в том коридоре.

И действительно – это не могло длиться вечно. Только вот и закончилось все не совсем так, как хотелось бы – вторая «мертвая» точка вернулась обратно, и снова появилась в дверях – Лора чувствовала это спиной. Точнее, местоположение-то она ощущала внутренним зрением, а вот взгляд...
- Вы действительно настроены серьезно, как я вижу - произнес Луи, - Камиль говорит, что вас особо не останавливает отсутствие танцевального опыта.

Лорейн развернулась все так же избегая смотреть в глаза Грантеру.
- Вас это удивляет? - тихо спросила девушка.
Глупый вопрос, наверняка нет, но не могла же Лорейн просто промолчать и ничего не ответить.

- Радует. - ответил старый лис, и в голосе действительно на пару мгновений проскользнула улыбка, - Мне ещё не доводилось видеть вас настолько увлечённой.

- Вы наблюдали? - удивленный взгляд достался Луи.
Лора и подумать не могла, что он был тут так долго и что он видел...ее такой... сосредоточенной и все же счастливой от того, что она движется к своей мечте. Снова стало неловко и взгляд девушки медленно сьехал обратно на ковер.
- Я... я хотела просить у вас прощения за тот день, - Лора густо покраснела.- Мне сделалось так страшно, что я была не в себе...- тихо и неловко начала девушка, теребя кружево на рукаве. - Простите, больше такого не повториться...

- А жаль, - ответил Грантер, и тут же прочистил горло, став после этого ещё серьёзнее, - Простите, полагаю, это не лучшая тема для шуток. Все в порядке, вам не за что извиняться. Не решись вы... - он сделал паузу, словно решая, как назвать эту не то прогулку, не то побег, - ...прогуляться по лесу, одной жизнью, вероятно, стало бы меньше. Вы так и собираетесь провести в этой зале весь вечер, мадемуазель Сюаз? Вас попрежнему настолько смущает мое присутствие?

- Я... Нет... Вовсе нет, господин Грантер, - соврала девушка.

- Вот и славно, - кивнул старый лис, видимо не желая уличать её в этой несколько очевидной лжи, - Тогда позвольте проводить вас до вашей комнаты, и обсудить некоторые моменты завтрашнего дня. Вы примеряли ваш новый костюм? Впору ли он вам?

- Еще нет,- призналась Лорейн. Тоесть, я не думала.. что надо примерить...- немного виновато промямлила девушка.
Остальные платья были ей в пору, вот ей даже и мысли не пришло, что с этим что-то может быть не так. Как, оказывается, быстро привыкаешь к хорошему.

- Примерка не помешает. Эти вещи должны быть вам абсолютно впору, чтобы максимально оградить вас от возможных...неприятностей, - пояснил Грантер, - Верховая езда есть предприятие, не лишенное некоторых опасностей, и я надеюсь, что вы подойдёте к этому делу со всей возможной осторожностью.
Он неторопливо пошёл вперёд, прежде вновь скользнув по девушке быстрым, но все таким же изучающим взглядом.

Лорейн двинуллась следом.
- Я примерю сегодня же, - заверила она.
Теперь девушка старалась держать спину всегда, ведь тогда выходит, она постоянно тренируется.

Занятно было - в этой своей игре, позволявшей ей продолжать держать осанку и вне уроков, она на несколько секунд словно почувствовала себя статнее, и чуть ли не выше шедшего рядом с ней человека.
Но и это ощущение ушло.
Грантер кивнул.
- Если все будет в порядке, завтра десяти часов утра будьте готовы к первому вашему занятию.

- Хорошо, господин Грантер, - послушно согласилась девушка, - Я буду готова к десяти.
И все же, если он не злиться и не думает о ней дурно из-за того дня, зачем он закрыл от неё всё свои эмоции? Лорейн шла чуть отставая от мужчины и теперь задумчиво на того смотрела. Зачем вообще скрывать свои эмоции если они не выражают ничего особенного. А в данной ситуации, что может быть особенного? Они ведь не оговаривают предстоящий процесс и не разговаривают про других тёмных да и вообще про хоть что-то, что могло бы быть хоть сколько-то интересно господину Грантеру.
И Эдгард... Тот и подавно постоянно ходит закрытый, словно если хоть кто-то увидит хоть малейшую эмоцию с его стороны, он рассыплется в песок, словно ведьма.

И все же, следующая фраза старого лиса заставила усомниться в отсутствии необходимость закрывать эмоции.
- Когда же вы будете готовы возобновить ваши основные занятия? Или же вы все же решили не иметь со своим даром ничего общего?
А с другой стороны... С чего она вообще взяла, что эта закрытость имеет к ней хоть какое-то отношение?

И правда, но если Грантер может скрываться от кого-либо ещё и просто забывать снимать эту защиту, то зачем под ней постоянно ходит Эд? От кого ему скрывать свои эмоции если тут только она да мальчишка из "других"?
- В любое время, - пожала девушка плечами. - Я думала, занятий нет, поскольку у его Светлости нет на меня времени, честно призналась она. - Я лишь хотела попросить проводить занятия в вечернее время. После них ужасно клонит в сон и почти весь оставшийся день идёт на смарку.

Вероятно, это был один из тех вопросов, на который узнать ответ было проще простого - задать его, и выяснить все напрямую.
- Значит, я сделал несколько ошибочные выводы. Что ж, всем свойственно ошибаться. Но раз дело обстоит так, как вы говорите - это лучше, чем мое заблуждение, - произнёс старый лис, обернувшись. Один из уголков тонкого рта изогнулся в сдержанной улыбке, - Кстати, вы вполне можете использовать свою силу, чтобы уменьшить усталость и боль от занятий танцами, и заниматься более усиленно.

- Признаться, я думала над тем, что это возможно, только вот я не знаю, как это сделать.
Ну вот и Грантер пришёл в порядок, уже начинает издеваться или же шутить, что из двух - снова непонятно.

- Я же рассказывал вам о личных узорах каждого человека? - с лёгким недоумением ответил лис, продолжая идти вперёд не глядя, - Или же... - брови сошлись в задумчивости, - Или же я рассказывал об этом кому-то другому?

- Вероятно... - мало ли у него таких как она по всей Франции натыкано. - Вы рассказывали, что если запомнить свой узор, то так можно врачевать, но на это уйдёт много сил. Так это работает и с усталостью?

- Если проникнуть в природу усталости, можно выявить немало интересного, - кивнул Грантер, и отвернулся, причём весьма вовремя - вряд ли какой-либо дар мог предупредить наличие крутой лестницы вниз.
- Усталость бывает разная, и та, что присутствует именно в вашем физическом теле, может быть уменьшена. Да, без обладания даром внутренней энергии на это уйдёт намного больше, нежели займись этим целитель. Но если изучить своё тело достаточно хорошо, и почаще практиковаться в его починке - расходы сил можно несколько сократить. Главное - не вплести в узор лишнего.

- И как же выглядит усталость?- Лорейн было как-то боязно менять что-либо в своём теле, ведь опыта у неё совсем не было. Да, за время своего заключения, она довольно хорошо изучила нити, из которых сама состояла, но ведь то, что она может принять за усталость, может оказаться чем-нибудь другим, а вредить самой себе она не хотела.

- Любое нарушение идеального состояния может проявляться как в искривлении нитей и их истончении, так и в небольших их разрывах и ощутимой перемене узора – если проблемы посерьезнее усталости или простого синяка. Если позволите, то что-то я могу показать вам на живом примере. Порой наглядность может послужить лучше любого объяснения. А ваши опасения я понимаю, - добавил он, словно без чтения мыслей тут не обходилось, - Для уверенности в такой работе нужен опыт частых созерцаний своего же узора... и периодических его подлатываний. Я в свое время занимался тем, что часами переносил эти узоры на бумагу – и сравнивал каждый раз, когда с физическим телом что-то происходило. Презанятные наблюдения, скажу я вам.

- На живом примере?
Интересно, он на себе показывать собрался, ведь откуда он мог так хорошо изучить её узор, ведь не рассматривал же он её часами или рассматривал....
А вот идея с зарисовкой и была весьма здравой. Лорейн иногда и сама об этом подумывала.

Луи кивнул.
- На мертвом какие-либо манипуляции не имеют смысла. Бесполезная трата энергии впустую, не более. К тому же, если вы вдруг... О, вы же меня на дух не переносите. Что-то я запамятовал.
Судя по веселости, прозвучавшей в его голосе, он опять шутил. Или издевался? Он не договорил начатую фразу - усмехнулся только беззлобно, и продолжил все о том же.
- И все же, мой пример подойдет как нельзя лучше. На здоровье я не жалуюсь - так вам будет проще увидеть разницу между нормальным, и искаженным узором.

- Если я вдруг что? - все же переспросила Лорейн, проигнорировав фразу о духе.

- Будете настолько любезны, что пожелаете запомнить мой узор, - удовлетворил ее любопытство Грантер, - Впрочем, будь вы несколько коварнее, как знать, быть может вы действительно не пренебрегли бы этой возможностью. Только я более, чем уверен, что вы слишком нежны и невинны, чтобы быть способной на хоть какое-нибудь грязное дельце.
Он снова обернулся, смерив ее проницательным взглядом.
- Нет, это прелестное создание вряд ли способно воткнуть нож в спину.

Лорейн уже было открыла рот, чтобы возразить. Но вот только возразить было нечего. Она наврядли была способна навредить кому-либо всерьёз. Ее даже до сих пор мучала совесть за то, что она тогда украла энергию у охранников в Консьержери. Он был прав. И от осознания этого Лорейн обиженно нахмурилась, надув губки.
- А вот и запомню! - буркнула девушка, чтобы хоть что-то сдлать наперекор этому типу, который совершенно очевидно издевался над ней, называя всеми этими словами.

В довершение своего издевательства старый лис рассмеялся – хоть и негромко, но явно от души.
- Не сердитесь на старика, - произнес он, мельком взглянув на Лору своим лисьим взглядом, - Я, вопреки своим планам, обнаружил, что совершенно не в силах отказаться от той энергии, что исходит от ваших эмоций, какими бы они ни были. Непростительная трата – позволить ей вытечь вникуда.

- Ах вот как? Значит моими эмоциями вы пользуетесь, а свои скрываете, вы... вы...хитрый лис! - Лора не смогла сдержать своего негодования, просто выпалила, даже не успев подумать.

- У нас разная природа, - резонно заметил хитрый лис, которого последние слова Лоры привели чуть ли не в состояние гомерического хохота. По крайней мере в том, что он поднял руку вытереть выступившие на глазах слезы, сомнений не было, - Вам мои эмоции совершенно ни к чему... Кстати, а при чем здесь мои эмоции? - он, словно только поняв, о чем речь, снова обернулся. Даже остановиться решил - видимо, чтобы не врезаться в какой-нибудь предмет мебели, коих на пути попадалось немало.
Правда, теперь он замолчал - только взгляд, доставшийся ей, был какой-то...подозрительно странный.

А вот Лорейн едва ни врезалась в мужчину, оказавшись на пару мгновений в неприличной близости. Девушка поспешно сделала шаг назад, а вопрос Грантера вызвал смущение, причём ещё недавно бушевавший в Лорейн гнев улетучился, словно его и не было.
- Я... Просто... Просто в этом поместье... тут жутко одиноко, не смотря на то, что много людей, - девушка опустила голову, снова изучая пол.
Она обняла себя левой рукой за плечо и продолжила.
- Сколько бы их ни было, всё равно ты один. И хотя бы чувствовать чьи то эмоции... от этого... немного легче... и теплее...- Лора совсем смутилась, покраснела и замолчала.

- Понимаю, - задумчиво ответил Грантер после несколько затянувшегося молчания, - В конце концов, я сам запер вас здесь. Мне не следовало смеяться над вами...и надеюсь, вы извините мне эту бестактность.
В этот раз голос его звучал совершенно серьезно – ни намека ни на шутливость, ни на веселье в нем уже не было.
- Надеюсь, что танцы, лошади, и учеба смогут несколько скрасить ваше одиночество. По крайней мере, до тех пор, пока вы не сможете увидеть во мне и Эдгарде кого-то большего, нежели мучающих вас тюремщиков. Но я отнюдь не ожидаю, что это случится скоро.

- Зачем вам это? Какая вам разница, как я к вам отношусь? - в ее голосе были лишь печаль и тоска.
Да, пожалуй, танцами, лошадьми и учебной можно было забить все дни напролет, но ведь это не избавит от одиночества, а лишь ускорит время, не оставляя много места для горевания.