- Ты свободна. Ты всегда была свободна. Если хочешь, я заберу тебя отсюда прямо сейчас. Они все ищут Анриетту. И вероятно, найдут. Тебе не нужно больше быть здесь. Выпей немного - горлышко фляжки настойчиво уткнулось ей в губы, в то время как другая рука еще крепче прижала ее к окутывавшему ее со спины теплу.

Лора сделала пару глотков. Сделала и чуть ни подавилась. Во сне не чувствуешь вкусов, это она знала наверняка.
- Мишель? Это не сон?- Лора резко повернулась.
Не может быть! Ведь к ней не пускают посетителей!

Одновременно с ней отвернулся и державший ее человек - теперь он щекой прижимался к ее затылку, невзирая на грязь и вшей, что покрывали ее спутанные в жуткие колтуны волосы. Но вернувшиеся к ней ощущения дали понять - ошибки не было, и Мишель был здесь на самом деле.
- Франсуа не сможет связаться с тобой некоторое время. Но у него все в порядке, - продолжал тем временем волк, и Лорейн поняла еще одну неправильность - голос его сильно изменился.
Вкус же вина... Казалось, она не пила ничего подобного уже целую вечность.

- Сколько сил вы затратили, чтобы пробраться сюда? О, глупец! Пустите меня!- потребовала девушка.
Как только руки юношы разжались Лорейн все же смогла обернуться так, чтобы увидеть, увидеть и взять его лицо в свои ладони.
Она тревожно вглядывалась в его глаза, легонько и нежно поглаживая скулы пальцами, словно все еще не веря, что это он.
- Вам нужно уйти, здесь слишком опасно. О! Чем вы только думали?

Лицо юноши изменилось настолько сильно, что в первые мгновения она совершенно не узнала его.
Он потерял где-то лет тридцать, не меньше - только знакомые волчьи черты выдавали в нем человека, которого она знала.
- Я не знал, в каких ты условиях. Я не мог допустить...
Он отвел взгляд - тот устремился куда-то в угол ее камеры.
- Я могу забрать тебя отсюда.
Едва он успел договорить - и в сознании девушки вспыхнуло множество светлых точек - все они приближались, быстро, стремительно - и явно направлялись туда, где была сейчас она.

- О, Пресвятая дева! Бегите! Умоляю вас, бегите! Они идут сюда! - Лорейн была в ужасе.- Мишель, ради всего святого!

Пять, шесть, семь...
Они продолжали приближаться.
Постаревший волк посмотрел на нее с тоской, и отстранился.
- Корзинка в углу. Спрячь все, и... береги себя. Береги, покуда будут силы.
Он сделал шаг назад - и когда спина его уперлась в железную решетку двери, раздался оглушительный хлопок - и он исчез. Исчез - но Лорейн продолжала чувствовать его яркую точку, двинувшуюся сперва прямо навстречу одному из светлых...но внезапно сменившую направление, и ускорившуюся так, словно самая быстрая лошадь уносила его теперь от камер Консьержери.
В замешательстве замерли на миг светлые огни - и обогнув ее, бросились в погоню.
Вскоре же все исчезло из ее поля зрения.

Лора с ужасом наблюдала за происходящим. Когда же все точки покинули ее поле зрения, она еще некоторое время нервно мерила свою камеру шагами, прежде чем подалась в угол к корзине, чтобы все спрятать, как велел Мишель.
Он пришел к ней... Он пришел! Внутри было необыкновенно тепло от этой мысли и впервые за долгое время она была счастлива.

От корзинки действительно пахло едой. Там точно было мясо, там были фрукты... А на соломе теперь ещё лежало и довольно тёплое одеяло - видимо, съехавшее с неё, когда она обнаружила, кто её навестил. Рядом же лежала фляга с недопитым вином.
Он каким-то образом пробрался прямо к ней в камеру - и в отличие от неё, не потерял при этом одежду по дороге. Сколько она уже была под арестом... Девять дней? Десять? Да, кажется, шёл десятый день с тех пор, как она приняла своё решение взять вину на себя.
Где-то на краю сознания снова вспыхнула светлая точка - и исчезла, так и не заметив Лорейн.

Этот вечер был совсем другим. В этот вечер Лора молилась, чтобы он ушел от погони. В этот вечер ее еда обладала вкусом и в этот вечер ее согревало одеяло и еще что-то, что осталось после его визита в груди.

На следующий день за ней пришли надсмотрщики – она едва успела спрятать под солому одеяло, появление которого в камере, подобной этой, было бы объяснить очень сложно – и велев переодеться в переданное ей платье, отвели в женский двор, минуя множественные коридоры и лестницы. Не приведи ее вчера в чувство Мишель – как знать, быть может она бы и испустила дух здесь, в одном из лестничных пролетов – и так и не узнала бы, чем завершилось дело об убийстве ее госпожи. Время было предобеденное – светило яркое полуденное солнце, приятно согревая своими лучами потрескавшуюся от холода и сырости кожу на руках. Женский двор был совсем небольшим – размерами он был не больше гостиной в особняке де Гранлье, а в центре его располагался фонтан – где на каменном бордюре уже расположились две узницы, и, о чем-то тихо переговариваясь между собой, стирали там свою одежду. Еще одну узницу увидела Лора здесь – и почувствовала, как исходит от нее совсем слабый фон, выдававший в ней такую же темную, как и она. Молодая девушка в довольно дорогом, но изрядно попорченном платье, сидела прямо на каменных плитах, бессмысленным взглядом глядя на носки своих босых грязных ног – и лишь шевелившиеся губы выдавали в ней хоть какое-то присутствие жизни. Последняя выведенная на прогулку заключенная оказалась женщиной явно в годах – по виду ни дать ни взять торговка всяческой снедью, она измеряла двор довольно быстрыми и энергичными шагами – видимо, пребывание в тюрьме еще не успело лишить ее сил.
Один из сопровождавших Лорейн надзирателей бесцеремонно ткнул девушку в спину, направив этим толчком к фонтану –а затем отошел прочь, и устроившись со своим товарищем у одного из входов сюда, явно принялся охранять это место.

Лора принялась стирать платье. Кто знает, сколько им здесь дозволено быть. Надо было успеть.

Вода уже была достаточно мутной - но это было лучше, чем ничего. Она даже вполне могла бы помыть здесь руки и ноги, пока солнце было таким теплым, а провожатые, казалось, не торопились уводить Лорейн обратно.
- ...Наверняка какой-нибудь шустрик выдал свою маруху вместо себя опять, - донеслись до ее ушей разговоры двух женщин, - Я всегда говорила, не стоит доверять этим бродягам. Сегодня от них в шелках купаешься, а завтра - на эшафот свою голову за них отдаешь.

Лора так и поступила, вымыла лицо, руки и ноги. Затем поглядела на темную еще раз, подошла к той и мягко потащила к фонтану.
- Пошли, милая, кто знает, когда следующий раз удасться до воды добраться.
У фонтана же она как ни в чем не бывало принялась умывать девушке лицо, а потом руки да босые ноги.

Девушка почти никак на нее не отреагировала - она словно была не в себе, а ее безжизненный взгляд только подтверждал это.
- Ведьмы... На костре... Ведьмы... Они сожгут нас, как ведьм... - негромко вдруг подала она голос, когда холодная вода коснулась ее лица, - Я не хочу на костер... Не хочу...

- Все хорошо, милая, все хорошо. Здесь нет костра, только холодная вода,- тихо приговаривала Лора и продолжала дальше умывать девушку.- Не бойся, моя хорошая. Пока ты не боишься, ты не даешь им сил. Пока ты не боишься, есть еще надежда
Она и сама не знала зачем это делает. Просто шептала утешения и омывала ее, наверное, чтобы хоть как-то облегчить участь бедняжки.

- Они сожгли Аннет... И Жюля... Я видела... Я все видела...
Её испуганное, искажённое муками душевной боли лицо повернулось к Лорейн. Красивое лицо.
- Теперь они сожгут и меня... Но зачем они держат меня здесь? Зачем мучают? Я не могу... Я не могу наложить на себя руки, а они все мучают меня...

Лора обняла девушку и прижала к себе.
- Тише... Тише, милая. Как тебя звать?

Девушка затихла, ничего не говоря. Плечи её вздрагивали - она плакала, и все так же молча прижималась к Лорейн, словно та была ее последней защитой. Ее, скорее всего, держали в камере совсем другого рода - она выглядела хоть и потрепанной, но куда чище Лорейн.
- Луиза Моро... Маргарита Буке... Кто я... Я не знаю... Не помню...

- Я Лорейн, - Лора продолжила обнимать девушку и нежно гладила ту по волосам.- Когда-нибудь это закончится. Обязательно закончится...
Она ничем не могла той помочь, лишь только бормотать такие вот нелепые утешения.

- Тебя тоже сожгут, Лорейн? - негромко спросила девушка, ещё сильнее вжимаясь в свою товарку, - Нас обеих сожгут да?
В голосе её вдруг послышалась надежда.
- Вдвоём не так страшно...

- Навряд ли здесь сжигают, милая. Мне грозит гильотина или виселица. Если доживу...

- Не сжигают? - в голосе снова появилась надежда.
- Виселица... Виселица лучше, чем костёр. Не так больно. Не так долго...
Она тихо всхлипнула, и подняла к ней по-детски наивный взгляд.
- Гильотина? Что это?

- Это еще быстрее, чем виселица. Чик - и нет головы,- Лора снова нежно прижала девушку к себе. - Даже не почувствуешь, как все закончится. За что ты здесь?- спросила она чуть спустя.

- Я... Не знаю. Не помню. Ничего не помню, - все с той же беспомощностью произнесла девушка, - Все перемешалось... Совсем все... Какой сейчас год? Я помню семьдесят второй... А дальше... Не помню...

- Сейчас тридцатый...- несколько растерянно ответила девушка. - 1830й...

- Да? - с глупой улыбкой похлопала глазами девушка - и поникла. Даже плакать перестала, просто уткнулась лицом Лорейн в плечо, и замолчала, не издавая больше ни звука.
- В Сальпетриер увезут, не иначе. - произнесла тут мимо проходившая женщина - одна из тех, что только что стирала здесь одежду, - Совсем уже умом тронулась. Все твердит про своих ведьм, да про Людовика четырнадцатого. А ты тут за что, девочка?

- Как, не слышали? Горничная, что убила госпожу?- злобно выдала Лора.
Глупые товарки! Только страху нагоняют. У этой несчастной и так все перемешалось, а они еще хуже делают.
- Как же так, хорошая моя... Как же так... что они с тобой сделали, что ты себя не помнишь? - продолжала она поглаживать девушку по волосам.

- Что-то знакомое. Никак не вспомню, - совершенно безразлично пожала женщина плечами, отправляясь своей дорогой.
Девушка не отвечала довольно долго - могло даже показаться, что она уснула.
- Не помню... Мы прислуживали де Монфорам... А потом... Инквизиция, костры... Меня отправили на сто пятьдесят лет вперёд? Но разве такое возможно? Ведь со временем никто не может обращаться..так.. Или они просто стёрли память?
Голос девушки становился все более осмысленным.
- Они называют меня публичной женщиной, но я не понимаю. Что я делала последние годы? Что я делаю здесь?

- Я не знаю, милая, я ничего не знаю. Мне никто не успел рассказать. Прости. Не знаю, что возможно, а что нет, я даже не знаю, в чем мой талант, - успокаивающе приговаривала Лорейн. - Это тюрьма, тут содержат подследственных до суда, а потом,- девушка вздохнула, - Потом на эшафот, если раньше не умрешь.
Лора осмотрела платье девушки на предмет современности.

- И ты тоже? Тоже на эшафот?
Она вдруг отстранилась от Лоры, и села самостоятельно, положив руки ей на плечи.
- Почему мы просто не убежим отсюда? Разве стены нам помеха? - с проблеском сознания во взгляде спросила она, и тут же принялась оглядываться, боясь, что её могли услышать.
Платье же ее было совершенно современным - и чего уж там, вполне в духе парижской моды.

- Я не могу...Я должна взять всю вину на себя, чтобы его Светлость могли вернуться домой. Он не убивал, я знаю точно, он не убивал мою госпожу, а она была самым светлым созданием во всем Париже... Я знаю, она бы хотела, чтобы он мог вернуться домой и жить дальше. Поэтому я должна...
Лора словно бы уговаривала себя снова, словно сама себя убеждала, что делает правое дело. Она ведь знала зачем и на что шла. Но что вдруг изменилось? Это теплое чувство в груди... и это странное щемящее желание увидеть этого безумца хотя бы еще разок...

Лицо девушки погрустнело.
- Защищать ценой жизни своего любимого... Да, наверное я тебя понимаю.
Роли сменились - теперь эта странная девушка с грустной нежностью гладила её по щеке.
- Мужчины... От них порой одни неприятности, правда?

- О, нет, он не мой любимый,- печально усмехнулась Лорейн. - Вовсе нет.
"Любимый" ... это слово почему-то въелось в сознание, словно было таким близким и знакомым и одновременно не давало себя уловить. Ютилось там же, где и тепло, что со вчерашнего дня поселилось в ней.
- Он просто один из нас. Добрый, славный малый. Будь она жива сейчас, они были бы изумительной парой,- грустно улыбнулась девушка.

Девушка нахмурилась - но ее красивый лоб быстро расслабился. Она понимающе кивнула, и взяла холодную от воды руку Лорейн в свои маленькие, совершенно гладкие ладошки.
- Ты хорошая девушка. Мне жаль, что у тебя - такая судьба. Ты была бы славной девой ночи.
К ним подошли двое полицейских - и обратившись к тёмной, как к Луизе Бонберон, сообщили ей, что ей пора отправляться на допрос.
- Я буду молиться за тебя, - шепнула она Лорейн, когда её взяли под руки, и собрались вести прочь.
А где-то вдалеке вновь вспыхнула точка. Светлая точка.

- Береги себя!- только и успела кинуть ей вслед Лорейн.
Надо было еще постирать платье.
Все это было жутко, как и эти стены. Все это было так жутко...
Она стирала свое платье пребывая очередной раз в отчаянии.

К тому моменту, как платье было постирано, и повешено на оградку в одной из сторон двора, тёмная точка её мимолётной знакомой удалилась, и остановилась где-то в стороне - а светлая приблизилась. Приблизилась очень заметно - тот человек, которого она чувствовала, был где-то рядом. Где-то севернее... И выше.
И он за ней наблюдал. Нет, точка об этом не говорила - она сама чувствовала на себе чей-то взгляд, вызывавший по спине новую волну мурашек.

Лорейн сидела с поникшей головой, когда ощутила на себе этот взгляд. Она посмотрела в сторону точки. Вероятно, это одно из окон в комнатах дознания, только они были достаточно низко расположены, чтобы через них можно было наблюдать.

Она ошиблась, хоть и немного - наблюдатель обнаружился в зарешеченном высоком окне второго этажа. Кажется, она проходила по этому коридору по дороге сюда. Впрочем... Консьержери было слишком огромным, чтобы быть уверенным хоть в чем-то касательно его многочисленных коридоров и залов.
Почему-то подумалось, что именно и так должен выглядеть светлый. Жёсткие черты, лицо, которое обошла стороной красота, хищное и холодное - и светлые волосы, зачёсанные назад. Да, почему-то казалось, что у светлых обязательно должны были быть вот такие же светлые волосы...
Человек стоял, оперевшись одной рукой о решетку, и несколько склонившись к ней, словно помимо наблюдения за подследственной ещё и рассуждал о чем-то, очень сильно занимавшем его ум.
Завидев на себе взгляд девушки, он улыбнулся. Лишь кончики тонких губ поднялись вверх - она видела это несмотря ни на расстояние, ни на то, что в коридоре второго этажа царил полумрак, а сам человек стоял в полутени.

Лорейн поспешно отвела взгляд, а затем и отвернулась. Что им еще от нее надо? Со вчерашнего вечера каждая ее минута пребывания здесь стала в разы мучительней. В уголке глаза заблестела слеза и девушка поспешно ее смахнула, сделала глубокий вдох и продолжила свое бесцельное сидение.

Человек никуда не уходил, продолжая оставаться все там же.
И вскоре к этой светлой точке присоединилась тёмная. Тёмная во всех смыслах этого слова - её собрат, оказавшийся вплотную к своему кровному врагу, был мрачен, и она чувствовала исходившую от него безвыходность.
Забирать со двора её не торопились.

Лорейн была удивлена. В своем удивлении она снова обернулась и посмотрела на то окно на втором этаже.

И увидела в проёме человека, которого ей уже доводилось видеть прежде несколько раз.
Антуана де Жевра, отца Франсуа.
Оба мужчины теперь уже не смотрели в ее сторону - они негромко о чем-то переговаривались, но даже несмотря на отсутствие стекла в окнах, Лорейн не могла разобрать ни слова. И судя по активности тёмного пятна в ее голове - дело было вовсе не в расстоянии.
Де Жевр старший выглядел постаревшим - это была не та старость, какая касалась лиц Мишеля и Франсуа - то была старость, накладываемая на человека бессонными ночами и непрерывным беспокойством, старость, больше всего знакомая женщинам, в одночасье потерявшего своего единственного ребёнка.
Старевший в беседке той роковой ночью сын был очень похож на своего отца.

Безысходность? Почему безысходность? Что случилось? Лорейн не могла понять. Зачем он здесь, почему со светлым, на что его вынуждают пойти? Внутрь закралась паника. Франсуа не сможет выйти на связь несколько дней... теперь это...о, Боже, что же они творят?

Разговор продолжался не слишком долго - аристократ бросил, все же, мимолётный взгляд в сторону узницы во дворе - взгляд, в котором чудным образом совместились благодарность и укор - и вновь оставил светлого наедине с его мыслями - и с его объектом наблюдения.
Что случилось? Ты вся дрожишь.
И все та же нить - превращавшаяся теперь в серебристое свечение, которым была окутана, подобно нимбу, голова жуткого светлого.

У Лоры действительно дрожали руки. Не только руки,но и голос.
Что происходит? Скажите мне, что происходит? Откуда столько безысходности? На что вы его толкаете?

То же, что и прежде. Отец пытается помочь своему сыну. Причём здесь "мы" и "толкать"?
Снисходительность и легкое непонимание - вот что было на лице светлого.

Я не верю вам! Не верю! О, как же я была глупа, доверившись вам! Непроходимая глупость!
Лора уронила лицо в ладони. Она ничего не могла изменить, ни на что не могла повлиять. Ей казалось, что теперь все напрасно, что она только хуже сделала этим своим поступком.

Почему же? Благодаря твоему признанию у Антуана появилось лишнее время. Не вздумай отказаться от своих слов сейчас, если не хочешь все испортить.
Любопытство вкупе с усмешкой.
Когда-нибудь ты поблагодаришь меня. Уж я-то знаю переменчивость ваших сердец.

Его слов она будто и не слышала. Лорейн еще некоторое время стояла поддавшись так часто возникавшему в ее душе отчаянию,а после развернулась и отошла в другой конец дворика.