Сев на землю, молодой Ферон проверил, цела ли у него голова вообще. Одно прикосновение к разбитому затылку сделало ему больно, но, благо, в плане своей "формы" голова осталась почти целой.
Вентар встал. Ну вернее сделал что-то вроде попытки, но снова рухнул на землю. После трёх неудачных раз, он всё-таки стоял на ногах, правда плохо стоял, сразу поняв насколько сильно голова кружится, и что так дойти будет трудно. Практически не осозновая окружающего его мира, юноша на каких-то рефлексах и инстинктах побрёл в сторону трактира.

Взгляд Дейра не был взглядом солдата на госпожу, которую ему поручено сопровождать и защищать, впрочем, не было в нем и особой непочтительности, просто вместо светлой госпожи, которая для него должна была выглядеть существом иной породы, воин видел молодую женщину, уютно завернутую в теплое и мягкое одеяло, окруженную тающими в воздухе локонами пара, сплетающимися с пением ветра в свисточках, разделяющими сидящих почти рядом людей.
- Боюсь разочаровать тебя, госпожа, - сказал он с улыбкой, - моя история заурядна, да и сам я воин, а не сказитель. Я из воинского сословия, все здоровые мужчины нашего рода наследовали это ремесло, как наследуют свое горшечники, кузнецы или плотники; Дагрешам служили мои братья, отец, дед и прадед. Ты знаешь, госпожа, что после объединения земель Повелитель запретил знатным домам содержать войска сверх необходимого для соблюдения законов на вверенной им земле, охраны своего дома и жизни, не считая тех воинов, которых они обязаны обучить и передать в войска Империи, - он произнес это так, словно действительно был вполне уверен, что Хамшир об этом знает. - Нас эти перемены почти не коснулись. Как и прежде, господа наделяют нас всем необходимым, каждому из тех, кто должен стать воином, выдается полное снаряжение и предоставляется возможность учиться всему тому, что он будет обязан уметь, когда его призовут для несения стражи, участия в войне или служения лично кому-то из господ. Меня присмотрели для дружины и дали возможность проявить себя, я провел молодость в Белом Озере при наместнике Одраве и вернулся в замок вместе с ним. Господин Одрав стал послом, меня же оставили в замковой страже - ранение спины не позволяло мне подолгу ехать верхом, я с еще несколькими людьми охранял младших детей хозяина, пока он был в отъезде... и теперь, когда он пропал. До его возвращения, - прежде, чем Хамшир успела бы приуныть, Дейр дал понять, что не сомневается в благополучном исходе, - я подчиняюсь его сыну, Теасу. Госпожа, - воин улыбнулся вновь, с некоторым смущением, - мне кажется, я говорил не о том, что ты хотела бы услышать.

- У северян все не так, Химран, - немного оттаяв, Бриан оставил обличающий тон и теперь выглядел как после боя, усталым и взмыленным, - здесь ты должен быть почтителен со всеми, кто выше тебя в положении. Называя кого-то господином, ты просто проявляешь уважение к его благородству. Говоришь - "да, он знатных кровей, я считаюсь с его положением". А вот "мой господин" говорит только тот, кто присягнул на верность. Это значит "Я служу этому человеку". Чуешь разницу? Впрочем, если тебе совсем никак называть его господином, подбери другое слово. От тебя требуют, чтобы ты показал свою готовность играть по их правилам, Хим. Ты мой друг, и мне тяжело это говорить, но здесь они в своем праве.

Химран выслушал Бриана.
Резкие слова его брата о непочтении памяти его господина, скорей встревожило сердце, нежели вызвало негодование, ибо Бриан попусту слов не бросал.
Они стояли на заднем дворе, но не могли быть скрыты от чужих глаз. Химран почувствовал на себе чей-то взгляд - он обернулся и увидел стоящую в окне маленькую фигурку, которая вскоре скрылась от его взгляда. Повернувшись обратно, он ответил, положив руку на стальной нагрудник, на то место, где было сердце. Доспехи звякнули, в сопровождение его слов.
- Я гордый, но не надменный. Тут иной мир и мне стоит учиться многому. Моя вина. - Химран двинулся тяжелым шагом обратно туда, где находился Теас. Встретив на своём пути настороженных воинов, южанин примирительно поднял ладони. Завидев Теаса поверх голов его охраны, Химран обратился к нему, его голос был твёрд.
- Благородный Теас, прими мои извинения за не знание обычаев твоей земли и твоего народа. Моя дарованная свобода, после смерти моего покойного господина, привела меня к единственному страху в этом мире - быть рабом другого господина, что заставило меня не услышать предупреждения о учтивости, а отстаивать свою честь и свободу.
Химран говорил спокойно, принося свои извинения, но не теряя своего достоинства. Он не заискивал перед этими людьми, но и не был резок в своих речах. Слова его были искренни.
- Что говорит тебе твой закон на принесённое тебе извинение? Дай знать.

- Да, брат, мир здесь другой. Все говорят о верности, но не верят ей, проверяя крепость сказанных клятв, как яд на животных. Тут улыбающийся в лицо в спину ударит ножом... Это совсем другая страна, Хим. Совсем. Но я рад, что ты здесь, мой старый друг. - льер положил руку на плечо Химрана и слегка его потрепал. Конечно, с тем же успехом можно было трепать скалу или, скажем, трёхмачтовый галлеон.
- Я всё же хочу пообщаться с пленниками. Надумаешь присоединиться, прихвати травы. Они могут весьма пригодиться.

Бриан встал, снарядил Ирема на ближний обход дома, где живём с приказанием повесить щит на спину и второй взять в руку, чтобы после обхода доложить Бриану. А Саара послал за кувшином браги, да деревянной чашей. И с полученным поручил следовать за ним к первому пленнику - Суре...

- Закон говорит, что чужеземец, проявивший непочтительность к аристократу Таррега, если виновный мог узнать о том, что оскорбленный принадлежит к знати, - тут Теас чуть заметно кивнул на знамя, воткнутое сейчас у двери дома, а до этого возимое напоказ головной парой охраны, - должен быть наказан. В случае, если виновный не признает себя неправым, следует казнить его смертью, в случае, если раскаивается - бить плетьми или наказать иным сообразным действием. - Теас говорил сухо, равно без всякого злорадства, торжества или любопытства, так человек, у которого на душе скребут кошки, занимается срочными делами, принуждая себя сосредоточиться усилием воли. Воины окружали его, готовые схватить, свалить и скрутить чужака, а сам молодой господин был задумчив, стоял на том же месте, оторвавшись от созерцания заката только после того, как Химран обратился к нему, и не похоже, чтобы он здесь ждал, пока двое южан наговорятся. - Можешь сам выбрать между плетью и прилюдной клятвой в том, что не причинишь вреда мне, моим людям и моему делу.

Северянин смотрел на женщину, но не нашел слов утешения. Да и кто сможет утешить того, кто наказал себя сам несбыточной мечтой, к тому же наемник устал, а настой был слишком горьким, чтобы источать сладкие слова. Он осторожно, чтобы не тревожить горящую огнем боли рану на груди, улегся на лавку и закрыл глаза.
Нет памяти - нет ненужных и суетливых мыслей, через несколько ударов сердца северянин спал без сновидений.

Пленников люди Теаса определили в дом - все равно в надворных постройках не было ни места, ни условий, чтобы надежно запереть их на ночь, а в доме они были под всеобщим присмотром и не рисковали загнуться от холода или вскрыть вены щепкой. К сегодняшнему вечеру Суре, который провел ночь связанным, а потом весь день бежал за лошадью, мало чем отличался от северянина - оба без сил скорчились в своих углах, где были надежно привязаны к деревянным опорам стен, только Суре старался слиться со стенами и полом, особенно после того, как видел, что господин, которого он завел в ловушку, способен сделать со своим же человеком, даже не прикасаясь к нему, и теперь, кажется, укрепился в вере низшей черни в то, что аристократы - это нечто большее, чем люди, а северянин замер безучастной грудой извалянного в траве и земле тряпья, и на вид нельзя было понять, спит он, без сознания, умер или просто лежит с закрытыми глазами, потому что ему больно видеть свет. Углы были выбраны так, чтобы оба несчастных находились подальше от кухни и Нэйдже, с той же стороны печки, что и Ратез, и поменьше попадались ей на глаза, их было почти невидно в полутьме, но помогало это слабо - все равно знахарку тянуло к ним, разрывая между долгом облегчать страдания всех, кто в этом нуждается, и долгом подчиняться воле господина Теаса и жестоким правилам войны, и это лишний раз напомнило всем, почему женщин не следует брать с собой туда, где может пролиться кровь.
Кувшин браги Саар добыл быстро, причем брага была много лучше той, что наливали в трактирах - кто-то старался для себя, а потом без колебаний отдал ее высокому господину. Чашка нашлась на кухне, там же Саар без напоминаний взял лучину и миску с водой, расставив все это так, чтобы огонек сносно освещал лицо пленника, самого Бриана выставляя зловещей тенью, но при этом светильник нельзя было свернуть отчаянным пинком.

Льер кивнул Саару, отметив предусмотрительность бывшего командира. Затем налил браги в чашку и поставил её рядом с собой. Затем освободил бродяжку от кляпа.
- Суре. - позвал Бриан. - Сядь.
Южанин очень не любил допросы, они всегда пахли болью, кровью и смертью для одних, но уменьшением потерь для других. Смерть одних и жизнь для других. Круговорот природы или причудливая игра Неспящих, как знать. И хотя мальчишку посылали умирать и многого он знать не может, надо начать с него. Это подготовит ценного пленника к разговору. Льер подвинул чашку к пленнику так, чтобы он мог до неё дотянуться.
- Попей, это добавит сил. Ты хочешь кое-что рассказать мне.

Суре отчаянно замотал головой, глядя на чашку, как на ядовитую змею,
- Нет! Нет, господин! Я просто бродяга! Я не зна-а-ал...

- Знал, Суре. - Бриан покачал головой. - Это брага. И неплохая, должен сказать. Суре, если бы я хотел тебя убить, ты бы здесь не сидел, а кормил бы свиней своей печенью. Поэтому мы поговорим и твоя дальнейшая судьба может оказаться не столь мрачной, как при твоём молчании.
Льер подождал, пока Суре обдумает сложившееся положение.
- Теперь рассказывай, кто, когда и как тебя подговорил. Чужие слова, которые ты повторял про источники придумал явно не ты. Говори, пока у меня есть к тебе интерес. - последние слова Бриан произнёс холодно, недвусмысленно намекая, что Суре и сейчас его волнует мало.

Химран спокойно кивнул, твёрдо сказав.
- Клянусь, что не причиню вреда благородному господину, по законам твоей земли и твоим людям. Друзья Бриана, мои друзья - значит поднять меч против тебя, значит поднять меч против моего брата. Можешь верить в клятвы южанина - мы умеем их соблюдать, клянусь честью. Я дал обещание помогать Бриану, а значит моя помощь принадлежит и тебе. Но я никогда не буду рабом на этой земле, только другом.

Тут Химран умолк, нагнетая тяжелую тишину, о чем-то задумавшись...
Южанин знал, что полагаться на себя и Бриана он может, а вот на чужаков... хотя тут же и понимал такое же недоверие Теаса к нему, поэтому он уже заранее предположил о возможном клятво-преступлении со стороны северян. Умереть он позволит себе только с топором в руках.

Суре долго молчал, шмыгал носом, косился на Бриана блестящими черными глазами, ерзал в путах, и наконец угрюмо ответил:
- Я искал работу. На тракте. Ну. Попрошайничал. Не люблю работу. Ко мне подошел мужик. Сказал, заплатит, если я встречу его друзей. Приведу к роднику. Только чтобы они не знали. Сказал сидеть в деревне. Ждать. Если приедут много людей - пойти к ним. Сказать, что приведу к новой воде. Он мне заплатил. Много денег. Сказал, получу еще столько же. А этот, - тут голос мальчишки стал по-настоящему обиженным, когда он указал острым чумазым подбородком на замершего в паре шагов Саара, - все отобрал. Того дядьку не видел больше.

- И ты сидел на улице и ждал, пока прибежит ветеран с криками "чужие"? Что-то не верится. Поэтому, Суре, повторю вопрос, заданный вчера. Где ты был, когда узнал о нашем приезде, от кого и в каких словах услышал и как они выглядели.

- Тут был, - ответил Суре с досадой. - Голодный был. Есть хотел. День работал - все болит. Как палками били. А еды мало дали. Я больше устал, чем, дали еды. Решил больше не работать. Сел на дороге с дудкой, играю - вдруг кто подаст корочку. Яичко. Косточку кинет. Дудку тоже этот отнял. Твой. Сижу, играю. Жрать хочу. А тут девки бегут. Мелкие. Этого девки. Ос-да-ра. Тут были недавно. Белые такие. И галдят на всю деревню. Я спросил, чего галдят. Сказали, что гости будут, из Замка. Много. Осдар к ним пошел. Вернулся довольный, и за бараном. Пришел с бараном. Я к нему пристал. Зачем тебе баран? Он говорит, - тут угрюмый и замученный голос Суре преобразился, став голосом взрослого, пожившего мужика с не менее чужим выговором, чем у самого бродяжки, но зато счастливого и благодушного, - это, парень, самое меньшее, чем я могу уважить моего господина и ребят, которые остались на службе. Я бы обрадовался, кабы меня тогда кто накормил бараниной вместо солонины!
Ну я смекнул, что мне к вам и надо. Тут господа не каждый день ездиют. Напросился с ним. Прихожу в ваш лагерь. Там этот, белый, - Суре указал взглядом на спящего Ратеза, - и вон тот тощий. Который на струнах бренчать мастак. Просился к ним. Говорят - они такое не решают. Крутился вокруг. Потом совсем невмочь стало. Жрать хочется. Там баран жарится. Я бы потрохов поел. Все умею есть. А он велел не подходить. Я ушел в деревню. Выпросил там хлеба. Вернулся. А этот меня хвать! И все.

Разговор о рабах и о том, кем будет или не будет Химран, начал утомлять Теаса. Клятву молодой господин принял, произнес должные слова, но симпатии к южанину в нем не прибавилось, кроме того, ему приходилось делать над собой усилие, чтобы не видеть перед внутренним взором, как в глазах не самого близкого, но все же не чужого человека неудержимо тает отраженное "Я" и не помнить, каково оно, это ощущение, на вкус, а вместо этого внимать речам Химрана.
- Ты на севере, южанин, - ответил он холодно, дослушав поток словоизлияния Химрана о себе самом, - здесь нет рабов. Мои люди служат мне по своей доброй воле, и я благодарен им за верность. Твой друг Бриан сам просил о чести быть принятым в дюжину моих друзей. Простые люди платят подати моему дому, но могут и переехать и платить кому-нибудь другому или вовсе оставить Империю. Той свободы, которая у него есть, гражданин Таррега лишается только по своей вине, Химран, совершив преступление, или по своему выбору, посвятив себя службе.
Оставив южанина размышлять об этом, Теас отпустил воинов заниматься своими делами и вернулся в дом, где стараниями Нэйдже и самых голодных уже сварилась похлебка, поблагодарил девушку за заботу не только о хворых, но и о здравствующих; обошел дом, поглядел на Бриана, ведущего допрос, отчего Суре скорчился и воззрился на почти ровесника с благоговейным, суеверным ужасом; перекинулся парой слов с Сааром; отняв у начальника охраны лучину, посмотрел, жив ли Ратез, а потом, не раздеваясь, забрался на верхнюю лавку с самой темной стороны и там затих.

Подозрения, что Осдар мог помогать заговорщикам постепенно развеивались и Бриан лишь кивнул своим мыслям, засунул кляп обратно Суре и оставил его сидеть, проверив только, не затекли ли у того руки и ноги окончательно. Ему ещё предстояло рыть себе могилу, над которой его и повесят. Несмотря на всё своё миролюбие, Бриан прекрасно понимал, что можно и чего нельзя делать с врагами и предателями. Любой, покусившийся на жизнь подзащитного Бриана, умрёт и не самой лучшей смертью. А этот... просто лентяй и дурак. Или просто настолько лентяй, что не подумал, зачем одни люди в доспехах пытаются заманить других в сторонку. За что и поплатится, если великодушный Теас не простит его. Бывают же чудеса, да.
Успокоив одного пленного, Бриан встал напротив другого. Посмотрел с сожалением, затем убедился, что тот связан крепко и взял его за плечо, посадив.
- Сейчас вытащу кляп. Будешь орать или ругаться, лишишься зубов. Будешь вменяем, дам браги, чтобы заглушить боль. Выгода понятна? - Бриан не сомневался, что тот его слышит и говорил негромким, уверенным голосом.

- Да, господин, я все понял, - отозвался северянин хрипло, еле слышно, прикрыв глаза. Этот пленник был постарше Суре лет на десять, и его мягкость обращения не обманула, может быть, он сам на месте Бриана убил бы пленных как только они станут не нужны, а может быть, ему все не забывалась пробежка за хвостом лошади Химрана и рядом с ней подчеркнутая деловитость другого врага не убеждала его в том, что признанием у этих двоих можно выторговать хотя бы легкую смерть, не говоря уж о жизни, да и человек-гора не раз повторял, что убьет, как только пленник станет не нужен. Под взглядом Бриана он медленно, с трудом оторвался от стены, чтобы сесть прямо, жадно присосался к чашке с брагой, закашлялся и тут же откинулся назад, приложившись затылком о стену, сильно, но недостаточно сильно, чтобы провалиться в беспамятство. Вскоре он снова открыл глаза и посмотрел на дознавателя, с тоской и без надежды.
- Спрашивай, господин.

Позади Бриана, большой тенью возвысился Химран.
Продолжать разговор с Теасом он и сам не хотел, и от этого направился к Бриану, который как раз обращался к пленному северянину.
Он остался стоять позади, скрестив руки на груди. Он ждал... смотрел, как хищник глядит на беззащитную жертву. Стальной цвет глаз, словно гипнотизировал жертву.
Всё существо Химрана сейчас хотело только лишь одного - казнить пленного и самым низким методом.

- Ну убей меня уже, - пересохшие губы пленника растянулись в болезненной усмешке, когда за спиной Бриана появилась косматая тень, - ты ведь охранял тот обоз глупого торговца, который возомнил себя умнее прочих и поперся через Пустошь? Мы перерезали их, как овец, но овцы хотя бы блеют, а твои соратники даже не проснулись...

Химран молчал, выжидающе глядя на беснующегося пленника. Он спокойно, на южном наречии сказал Бриану.
- "Друг, как допросишь этого шакала, дай знать благородному Теасу, что я готов с ним покончить. Я не буду спать ночами, пока его тело не будет выпотрошено моим кинжалом."
Конечно северянин услышал только замысловатую речь, произнесённую низким голосом, и но смысл он уловить бы смог, глядя на то, как огромный южанин спокойно говорил и был при этом уверен.
Он остался так стоять, продолжая слушать, что скажет пленник.

Среди ночи, когда со всеми делами было покончено и дом погрузился во тьму, разрезанную несколькими бледными лучами лунного света, Ратеза вырвал из сна не голос Нэйдже, в очередной раз решившей, что его необходимо напоить каким-нибудь отваром, обтереть от лихорадочного пота и поменять повязку, а пока еще негромкий, но неотступный зов: человеку, которого он поклялся защищать, угрожала опасность. В темноте не было слышно ничего, кроме дыхания спящих, тиканья в остывающей печи, мирных шорохов, когда ветер, забравшийся в открытое окно, ощупывал незримыми пальцами одежду и волосы полутора десятков спящих, лучи луны не выдавали никакого движения, только изредка кто-нибудь принимался ворочаться во сне.
- Я, Теас из дома Дагреш, клянусь посвятить служению тебе свою жизнь, спасенную твоей волей! - произнес вдруг Теас совсем неподалеку и откуда-то сверху, точно так же, как сам Ратез недавно повторял слова обета, только молодой господин говорил на чужом языке, тихо и не совсем внятно, как во сне.
Ответа не последовало.
- Исполнено, Учитель, - сказал он после тишины, словно бы он выслушивал кого-то, слышимого только ему одному; в кротости и почтительности обращения явственно звучала нотка упрямства и обиды.
Тишина. Прямота и открытость, с которой следовало бы смотреть в глаза, если бы было кому смотреть.
- Потому что ты не сказал о том, к чему это приведет.
Тишина.
- Если я должен был догадаться, то почему за мою недогадливость наказан кто-то другой?
Тишина неприступна, но в ней исподволь проступает насмешка. Должно быть, тишина напоминает мальчишке, что так оно всегда и бывает, особенно в жизни благородных господ, нравится им это, или нет.
- Мне непонятна твоя игра, Учитель. Твои поручения требуют от меня предательства.
Тишине неприятна прямота, и зов становится сильнее, хотя Теас по-прежнему спит, свернувшись, на вытертой шкуре, разговаривает во сне и ему не угрожает даже комар.
- Я не имею права ставить условия, верно? - в голосе молодого господина горькая усмешка. - И даже требовать ответов. Кажется, понял. Я должен тебе свою жизнь и в любой миг могу вернуть этот долг.
Тишина наваливается павшей лошадью.
- Нет, я не могу повернуть время вспять и умереть там. А ты - можешь?
Тишина молчит.
- Но ведь ты бог. Ты посылаешь мне эти сны, - понемногу увлекаясь рассуждением, Теас забывает о том, что должен быть упрям, чего бы это не стоило. - Каждую третью ночь, если не чаще, я вижу, что было бы, если бы не твое вмешательство. Днем я чувствую шрамы от смертельных ран, которых никогда не было в яви. Ты жил полторы тысячи лет назад, или больше, видел Темные Времена, но говоришь со мной. Разве ты не властен над временем?
Зов понемногу ослабевает, когда Теас отступается от сопротивления своему Слову.

Дурное ощущение опасности. Наемник проснулся и не мог понять откуда оно исходит, это ощущение. Слишком мирной была картина спящих людей, слишком обычны были звуки ночи. Даже один человек, проникший в помещение с дурными намерениями навсегда стирает покой места, смирившегося с его обитателями, если знать, куда смотреть, то опасность можно предотвратить, но в комнате было спокойно: не было похоже, что кто-либо из пленников развязал руки и спрятал нож, ожидая, когда все заснут или что-то в подобном роде. Все было спокойно. Не слишком спокойно, нет, просто спокойно. Ну что же тогда? И где?
Тут был только один человек, которого он обещал защищать, откуда тогда глупые вопросы. Наемник тяжело, через не могу, поднялся на ноги, долго стоял, пытаясь отдышаться, и, держась за стену, подошел к месту, где спал молодой господин. Он коснулся плеча юноши и тихонько сжал.
- Проснись, господин, ты слишком громко видишь сны, - чужим голосом тихо произнес наемник.

Льер кивнул Химрану и поднял ладонь, пресекая ненужные слова.
- Ещё слово к моему другу и я сочту, что ты начал ругаться. - льер не угрожал, он ставил в известность. Затем присел напротив пленника и подвернул ноги на свой странный южный манер - чуть ли не закинув левую стопу на своё правое бедро и правую стопу - на левое. Но, вроде бы ему было удобно.
- Оскорбляя сейчас, ты не крадёшь победу, вызывая злость к себе, как бы тебе ни хотелось считать иначе. Ты показываешь, что боишься а такой страх лишает воина чести. В нашем с Химраном языке есть слово "хаакхан", что на торговом значит примерно "воин, опустивший знамя" и назвают им тех, кто не выстоял в последний момент, сдался, опустил знамя своего рода или клана. А так же тех, кто сам марает свою честь поведением мальчишки, а не мужа. - Бриан обращался не то к Химрану, не то к пленнику, надеясь, что оба поймут, что воины так себя не ведут, сколько бы крови мимо них не пролилось. Один - позволяет себя злить, другой - это видит и продолжает заниматься глупостями. - Твоё знамя будет с тобой, пока ты сам его не опустишь, воин.
Короткая пауза повисла в воздухе и отгоревший кусочек лучины шикнул в воде.
- Меня зовут Бриан Торн, командир личной охраны того, которого вы так сильно хотели убить. Назови себя, воин, и своё звание. Затем расскажи, что произошло с воином по имени Гис, который должен был дожидаться нас у родника. - льер налил в опустевшую чашку ещё браги, но пока не отдал её пленному, ожидая ответов. Он не торопился с допросом, у него вся ночь впереди, которая завершится большой кровью на рассвете. Скорее всего.

Хамшир отхлебнула еще ароматного и совершенно не крепкого вина. Ей было тепло и хорошо. Этот воин славный малый, глупо подозревать его в чем то.
-Ну что ты, я с удовольствием выслушаю все, что ты раскажешь,- вежливо ответила девушка. Наверерно, сейчас надо было бы осторожно узнать, что известно воину и пропаже и знает ли он что либо о возможном возвращении gospodina Одрава. Вместо этого она спросила
-А у вашего повелителя есть имя?

Тишина стала тишиной, просто тишиной спящего дома, мирно уживающейся с сонными звуками. Теас встрепенулся, приподнялся на руках и затряс головой, пытаясь вытряхнуть из нее остаток прерванного сна, ему потребовалось с пару десятков ударов сердца, чтобы понять, кто он и, где и что происходит.
- Ратез? Это ты разбудил меня? - Спросил он просто, шепотом, когда пришел в себя и уселся на лавке. - Спасибо. Душно тут... - он собирался сделать что-то, или сказать, что-то важное, но вовремя опомнился, и вместо этого, спрыгнув на пол, подставил раненому плечо. В голосе зазвучала улыбка. - Пойдем. Нам обоим крепко попадет от жрицы, если она узнает, что ты вставал, когда велено лежать, и по чьей вине.
- Именно так, господин Теас, - послышался в темноте заспанный, недовольный голос Нэйдже, и молодой господин в страхе вжал голову в плечи,
что, впрочем, не помешало ему довести Ратеза до его лавки, безошибочно найдя ее в темноте, принести воды, сумев не запнуться и ничего не уронить, и только все уладив, Теас стянул одеяло из шкур со своей лавки и тихо вышел в ночь. Утром, когда проснулись не только сменяющиеся караульные, но и все остальные, он спал на лавочке у дома, завернувшись в шкуры, как, бывает, засыпает под утро тот, кто всю ночь глядел на звезды.

допрос за вчерашний вечер
Риан
- Я не воин, добрый господин Бриан Торн, - ответил пленник, терпеливо выслушав нравоучение, - я наемник. Фрин из Сапога Волка. Мое знамя - подол гулящей девки, оно поднимается для того, кто платит звонкой монетой и только до тех пор, пока монеты не перестанут звенеть. Твой добрый друг, - он кивнул на Химрана, - обещал убить меня. В твоих глазах я вижу свою смерть, а наемники не берут такого в оплату. Если ты хочешь узнать что-то от меня, то я предам своего нанимателя в обмен на свою жизнь и свободу. Если ты хочешь перекупить наших ребят, то тебе поможет золото. Уверен, у твоего юного господина оно есть и в достатке.

Бриан Торн
- Фрин. Я знаю другого наёмника и для него слово и честь стоят больше золота, которое он мог бы получить, бросив обещания. Из ваших краёв, кстати. - Бриан подумал ещё немного. - Чтобы ты мог выкупить свою жизнь тебе придётся расскать нечто такое, что в самом деле будет ценно. И у тебя уже было время подумать. Что ты можешь предложить, кроме рассказа о том, как вы убили моего человека, Фрин?

Риан
- Слава об этом твоем честном наемнике, который словил от нас стрелу и сейчас спит в лихорадке, - Фрин с сожалением покачал головой, - уже раскатилась далеко по обе стороны гор. Но поверь, добрый господин, таких, как он - один на десять тысяч. Мы честны только друг с другом, потому что для всех прочих мы - бойцовые крысы, которых следует использовать, а потом скормить псам. Я не знаю, что для тебя ценно, а что - нет, и не буду ловить кошек с завязанными глазами. Ты освободишь и отпустишь меня живым и невредимым за рассказ о том, что за человек нанял нас и что мы должны были сделать. За жизнь и свободу глупого дикого щенка, - он кивнул на Суре, - я расскажу о судьбе твоего человека. Ну, а о том, сколько наших ребят, где они и что умеют, я расскажу тебе не раньше, чем мы с тобой вернемся к ним с мешком звонких монеток.

- Я не могу дать тебе такого обещания, поскольку не собираюсь ловить кошек с завязанными глазами. - льер оценил предложение, но принимать его не спешил. Очевидно, что его дорогой конь ввёл в заблуждение засадников, заставив их рскнуть дважды - и когда били из засады со слишком большой дистанции, и когда рискнули кинуться в преследование, не оценив сил скакунов. Им НУЖЕН был Теас и они думали, что молодой господин поверил в сказки, сунувшись на переговоры. В общем, на то и был расчёт, правда, Бриан не думал, что бой начнётся столь скоро... Что же. Это указывает, что они должны были убить именно молодого господина, а не обычных "южан" таггерского происхождения, иначе могли бы напасть и на две пары разведчиков. Из этого следовало, что они были натравлены непосредственно на молодого господина и, самое главное, они не знали как он выглядит. Учитывая недавниее посещение Теасом северной столицы, его описание и рисунок могли сделать там кто угодно, но почему-то не сделал. Зачем посылать наёмников убивать непонятно кого? И как им объяснить что именно этого? Так, торговцы. Перерезаны ночью. Значит ли это, что наёмникам просто дали время и возможный маршрут, а затем сказали убить всех, кто пойдёт группой в эту сторону? Так намного проще, но надо нанять множество бойцов... Значит и денег масса и путь знали и время выхода. Мы не туда смотрим, молодой господин Теас.
- "Тебя съест не тот медведь, которого ты видишь" - процитировал поговорку далёкого народа Бриан. - Большого прока от твоей смерти я не вижу, Фрин. Но раз вы верите только своим, мы будем говорить через одного из вас. Что до дурака вашего, то неужели ты думаешь, что вы уйдёте безнаказанными?
Льер улыбнулся мрачно и невесело. Сколько пальцев нужно Фрину, чтобы говорить? Правильно, ниодного... Но пока можно использовать мирный способ, надо пробовать.
- Саар, глянь, что с Ратезом. Если спит, не тревожь, если не спит и может подняться, с Иремом приведи его сюда.

- Спит, командир. Он совсем без сил, - доложил Саар, отойдя на два шага назад, поглядев на Ратеза и вернувшись.

- Тогда допивай - Бриан кивнул на чашку - и продолжим утром. Кляп на место.
Распорядившись, льер покинул пленных, чтобы заняться своим делом - проверил посты, назначил смену, убедившись, что на расстоянии выстрела лука они окрикивают любого подозрительного и ждут в ответ правильный ответ, посмотрел, как устроили лошадей, накормлены, напоены ли они и только затем вернулся в дом, чтобы присесть на секунду на дорожную сумку передохнуть. Да и не заметил, как заснул, позабыв лечь на лавку, да укрыться одеялом... И снилось ему как он заставляет кого-то брать на себя чужое обязательство, ещё один обет и нечаянная вина и расплата за что-то и многое другое, навеянное тревожным днём.
Утром надо было поднять всё же Ратеза, если, конечно, он переживёт эту ночь. Первая ночь после ранения всегда самая опасная и смерть соблазняется подкрасться к беззащитному. Оттого, наверно, Бриан проснулся под утро, протёр покрасневшие от дорожной пыли глаза и поискал взглядом Ратеза. Дышит. Хорошо.
Южанин встал, с неудовлетворением отметил, что забыл раздеться и оттого тело пытается навязать боль в самых неожиданных местах и снова отправился проверять посты... И наткнулся на Теаса, свернувшегося калачиком на сырой от росы скамейке. Ле Торн вздохнул, покосился на ближайший пост и накрыл господина своим многострадальным плащом. Пусть не уберёт сырость, но тепла добавит. Раз господин здесь, значит и посты живые, никто не приходил. Да и не успели бы, им ещё до козьего лога скакать и скакать... к обеду будут в лучшем случае. Их ездовые псы, которых они по ошибке конями кличут, сюда быстро не доползут.
Льер присел на край скамейки и о чем-то задумался, наблюдая, как светлеет небо, прогоняя липкие пятна темноты обратно под дома, сараи, кадки, да колодцы.

Вмешиваться в допрос Химран не стал, ибо знал, что допрашивать он не умел. Да и это могло помешать его обету - не мешать делу благородного юноши. Убивать этого пленника ему не терпелось, но южанин знал и твёрдо верил, что правосудие свыше есть, и каждый из смертных платит за кровь такой же ценой. Он успокоил себя тем, что месть не имеет границ во времени и она может ждать столько, сколько на это потребуется. На середине допроса Химран ушел прочь, и пленник видел, как широкая спина, укрытая длинным щитом исчезла в дверном проёме, возможно от этого он стал более спокойным и сговорчивым.
Ночью ему не спалось - от части это действие трав, отчасти его воспоминания.
Он достал свои чётки, по которым шепотом возносил хвалы своим Богам. Перебирая в руках деревянные шарики, шепотом начитывая непонятные никому слова, южанин медленно погрузился в дрёму.
Проснувшись, он заметил, что все вокруг еще спят. Химран убрал чётки, встал и вышел во двор. Оказавшись снаружи, на него хлынул поток свежей прохлады, от чего тот, невольно глубоко вздохнул. Заметив Бриана Химран тихо обратился к нему на торговом.
- Воинам не спится? - Слегка улыбнулся сквозь бороду Химран.

- Я ждал нападения ночью, брат. Так ждал, что заснул. - Бриан улыбнулся и ответил негромко, чтобы не разбудить спящего неподалёку Теаса.
- Если мои расчёты верны, сегодня у тебя будет возможность заплатить друзьям нашего пленника их щедрой монетой. - льер уже собрался с мыслями. - Но лучше расскажи, где ты был столь долгое время? Где носили тебя ветра, что видел. И не был ли ты.. дома.

Северянин позволил отвести себя на лавку. Парень назвал его Ратезом, наемник нахмурился, но имя не позвало памяти. Может, это кличка, а не имя? Проклятое беспамятство! Наемник злился на себя. Что он опять сделал не так Богам, что они лишили его памяти? За что...Да и есть ли толк взывать к Богам, они всегда молчаливы. До срока.
Гаэтец очнулся на утро. В комнате было душно, слишком много народу, слишком много жара. Рана болела острее, чем вчера, но ночной отдых дал сил, которых еще вчера не было. Ухаживающая за ним жрица спала, ему не хотелось будить ее, но и не хотелось быть в тесном доме, который, казалось, хотел пожрать его целиком. Встав на ноги, оперевшись левой рукой о стену, он по чуть-чуть, потихоньку мимо спящих дорогой длинною в бесконечность выбрался во двор, едва не воткнувшись в спину здорового южанина:
- Посторонись, дылда, человек идет, - беззлобно кинул он во всю ту же широкую спину.

Химран едва начал свой рассказ, но тут же оборвался. Кажется это было какой-то напастью - никогда не рассказать Бриану о своей жизни, после их последней встречи.
Южанин неуклюже повернулся в сторону. Он был похож на большого жука, на спине которого был огромный хитиновый панцирь, а не щит.
- А... - Удивился южанин - проходи, проходи... - прогудел Химран. И пропустил его вперёд себя, смерив любопытным взглядом.

В конце концов разговоры, шаги, бряцанье доспехов и прочий шум, а может быть - просто присутствие рядом людей разбудили и Теаса. Он нехотя открыл один глаз, потом второй, потом оторвал от отсыревшего одеяла взъерошенную голову и оглядел все собрание вокруг своей высокой персоны.
- Доброго дня верным воинам, которые даже здесь бдительно стерегут мой сон, - проговорил он сонно, сел и яростно растер руками лицо, пытаясь хоть как-то взбодриться. Когда молодой господин вновь поглядел на каждого еще раз, взгляд уже был осмысленным, Теас смотрел и гадал, кто же еще успел проснуться ночью и выслушать премного любопытного из жизни господина и его божественного наставника. Вместо этого он заметил, что укрыт плащом Бриана и вернул вещь владельцу с благодарственным кивком.
- Обычно север называют суровым, но, вижу, с югом нам не сравниться. Химран, друг Бриана, ты всегда спишь со щитом на спине, или тебе просто не осталось кровати? - полюбопытствовал он довольно дружелюбно.

- Доброе утро, господин. - поприветствовал Теаса льер и кивнул Ратезу - И тебе не болеть, Ратез. Ты-то мне и нужен. Пленный оказался наёмником из Сапога Волка и говорит, что верит только другим наёмникам. Не то, чтобы его вера была ценной, но я хочу с ним говорить, зная с кем говорю. Что ты знаешь об этих наёмниках? Насколько можно верить его слову, данное одним наёмником другому?

Химран рассмеялся в ответ, оценив шутку Теаса.
Он снял щит, поставил на землю и опёрся на него двумя руками, дабы не смущать людей.
- Боялся в суматохе его потерять. - Улыбнулся южанин и постучал ладонью по большому, тяжелому щиту. Он было хотел добавить "Ночью с ним надёжнее, чем с девой" но постеснялся и посмеялся сам с собой, подумав, что Теас шутки не оценит.

- Доброе утро, - наемник был почти уверен, что оборвал какой-то несостоявшийся и очень важный разговор двух южан своим появлением. Северянин прислонился плечом к стене, он, похоже, он переоценил свои силы и ответил Бриану, отметив, что уже второй раз его назвали Ратезом. Однако, вопрос он наемничестве сделал голову трезвой и полной понимания: - Наемники редко обманывают друг друга, господин, и то только тогда, когда вынуждены работать сообща. Я бы не верил никому. Это разумнее. Мне неизвестно ничего о наемниках из Сапога Волка да и кто удержит в голове сотни образований тех, кто еще вчера воевал под чьим-то флагом, а сегодня не смог найти в мирной жизни смысла?

- Не верить никому - эхом отозвался Бриан, в очередной раз задумавшийся о прелести местных нравов. Но в чужой бордель со своей девкой не лезут, это факт. - Он слышал о тебе, отзывался уважительно и думаю, будет лучше, если ты сможешь присутствовать при дальнейшем разговоре. Если, конечно, силы есть посидеть, послушать.

- Как скажешь, господин, - ответил наемник, хоть и были у него мысли относительно того стоит ли тут разговоры разговаривать. - Но если хочешь правды - заплати ему, больше пользы будет. Все одно деньги ничто в могиле.

Теас прохаживался по двору, слушал беседу воина и наемника, не глядя на них, а глядя на полосатого кота, прогуливающегося по забору с видом столь независимым и гордым, что Химрану до него не прошел и трети пути, любовался туманным утром, в котором все неприглядные подробности скрывались за мягкой пеленой, и разум оставался волен домысливать вместо них другие о домах вдалеке, о красоте женщины, прошедшей мимо по улице, обо всей крошечной деревушке, которая теперь легко могла стать частью пригорода или, наоборот, стоять на дне долины, в окружении горных вершин.
- Начальник охраны Бриан, - окликнул он скучающим голосом, глядя при этом на Химрана, - скажи мне, ты уже познакомил своего друга с законами Таррега? Например, с тем, что всякий, у кого найдут дурманящие снадобья, должен быть обезглавлен, всякий, кто пытается торговать ими - четвертован, а всякий, кто знал и не донес властям - повешен?

"Хм... последняя трава выкурена, остался только южный табак, отдающий вкусом жасмина и мяты, еще немного крепкого тёртого листа ореха, с примесями шалфея, большая горсть корицы..." - Подумал Химран в ответ на легкий намёк Теаса.
Южанин покосился на Ратеза, а затем в глаза юноше.
- Табак... самого лучшего сорта. - Химрану не очень понравился этот намёк, а точнее отношение юноши к этому, как будто он пытался прощупать южанина, слегка принизить его и указать, что, мол, я тут главный. Но виду Химран не подал, хотя тут же парировал.
- Хотя юноше такой табак курить вредно... у нас его разрешается курить только "дунк'кхам". - Химран не стал пояснять, что значило это слово. А значило оно то, что "дунк'хам" это зрелый мужчина, достигший тридцати лет и прошедший круг испытаний "Альес". Испытания проводились в игре на выносливость, силу, ловкость, мужество, верность. Собиралось много людей, в том числе и женщины и дети, старики выбирались в смотрящих, и следили за правильностью действий каждого испытуемого. Для мужчин на юге - это явление считается самым важным. В играх участвуют более сотни людей. Для Химрана излюбленным делом было - кулачный бой в мягких рукавицах. Бились либо до первой крови, либо до того, кто первый упадет на колени. Тот, кто проходил испытания, тот смело именовался мужчиной и получал пояс, украшенным медным диском с изображением Солнца, а кто проигрывал, тот пытал своё счастье во второй раз, либо лишался права в голосе на местных собраниях вече в своей деревне. Тому, кто покажет себя лучше всех, того награждал сам "мумма" - выборный человек, стоявший во главе мудрецов, чей голос в вече был решающим.
К табаку у южан всегда было трепетное отношение. Это считалось священным таинством, курить табак. Не каждый сорт разрешался пробовать чужестранцам. Были и такие, которые могли курить только волхвы и цари. У воинов был свой табак, а точнее трава, которая выводила их на определённый уровень в бою - улучшали все рефлексы и чувства, притупляли боль. Были и такие, которые позволяли забыться. Про Химрана часто шутили на родине, мол, он такое большой от того, что часто курит "Дилье Ш'ьё Каар" - "Бороду Симаркха" божества, отвечающего за войны, сражения и силу. Выкурив её, у человека повышалась агрессия, улучшались рефлексы, прибавлялось сил, мужчина, выкуривший такое, часто впадал в неудержимое желание женщины. Химран между боевыми стычками однажды пристрастился к такому, имелись свои плюсы, но и минусов хватало - Было легче сражаться, переносить боль, но на войне нет рядом женщины, что очень сильно терзало, находясь под эффектом этой травы, и после того, как эффект пропадал, наступала жуткая усталость и слабость.
Однажды Химран отказался от такой травы и стал просто курить обычный, но вкусный табак.

Северянин нахмурился, похоже, молодой господин затаил обиду на большого южанина, иначе невозможно было объяснить ни тона, ни обвинений на его счет. Заметил наемник и косой взгляд в свою сторону и нахмурился еще сильнее. Несмотря на то, что он уродился невысокого роста, но как и любой не любил когда на него смотрели сверху вниз да еще вскользь будто его тут нету.
- Господин, молю, будь снисходительней к нам, чужестранцам, - прежде чем южанин не вякнул что-нибудь такого, что разозлит человека спросонья, подал голос наемник. - У нас порою странные обычаи и они совсем не похожи на ваши. Достаточно знать, что можно и что нельзя, чтобы случайно не нарушить какого закона.
Теас был молод и не мог понимать, что своим недовольством не сделает свой кортеж сплоченнее. Сейчас обада одному из южан тянула за собой обиду второму и этого невозможно было избежать, во-первых, они земляки, а земляк земляка, как известно...во-вторых, они давно знают друг друга, может, даже проливали кровь вместе, такое сплачивает людей посильнее долга. Нет, нужно было единство, как никогда было нужно.

- Ты прав, Ратез, - просто признал Теас после паузы, - этого достаточно.
Признание своей неправоты далось ему без особых мучений, может быть, сказывались вчерашние день и ночь, а может быть, молодой господин уже знал, что такое признание наносит меньший урон достоинству, чем упорство в неправоте.
- Табак, если он не смешан с дурманом, не запрещен законом, - сказал он спокойно, пропустив мимо ушей все слова о том, что это де вредно юноше: его отсутствие интереса к курительной траве было очевидно, Теас не любил вообще никакого дыма, а вдыхать дым при помощи особого приспособления было для него так же странно, как предпочитать свежей еде испорченную. - Вчера я отправил в замок Вентара с вестями. Решение о том, что делать, примет глава рода, но, думаю, сегодня вечером или завтра до полудня к нам присоединится господин Иддар Дагреш со своей дружиной и небольшим войском.
Об этом Теас говорил совсем ровно, поставил всех в известность, не больше и не меньше, не выразив ни радости от грядущей встречи с дядей, ни огорчения ею же.

Северянину хватило ума наклонить голову в знак благодарности, что его слова услышаны.
"Почему они все зовут меня Ратезом? Кажется, у меня было какое-то другое имя, но если им так хочется, придется отзываться на это, - пронеслось у наемника в голове, - в конце концов, оно не хуже и не лучше, чем все остальные".
Упоминание Иддара Дагреша заставило наемника вздрогнуть. Он не помнил облика этого человека, но стойкое ощущение чего-то пахнущего неприятностями стелилось за этим именем, как хлебный дух за пекарем.

Химран слегка кивнул головой, мол, мы поняли друг друга, махнул Бриану, что между ними значило - пойду отлучусь, и отправился в стойла.
Своего коня было легко отыскать - он стоял среди других, возвышаясь чёрной, лохматой горой. Подле него аккуратно висели на жердях - седло, стремена, вся упряжь, а также кожаные, расшитые тёмной нитью торбы.
Открыв одну, Химран проверил - всё ли на месте. Рубахи были завёрнуты в белую ткань и были сухи, коробочка с травами была уже пуста, а вот маленький тугой мешочек с табаком радовал глаз... курения еще хватало вдоволь. В другой торбе он хранил свой паёк, причем эта сума была куда больше и тяжелее, нежели для вещей. Прежде чем достать и по лакомиться, Химран набрал в ведро холодной воды и шумно умыл им лицо и руки, затем достал четки, прочитал воздаяния Богам и принялся разворачивать торбу, вынимая из неё большой кусок пирога.Отломив добрую часть и убрав другую, Химран спокойно присел на один из чурбанов и стал размерено поглощать пищу.
Оставшиеся крошки на черной бороде он стёр своей широкой ладонью, подошёл довольный к своему Раё, потрепал его за ухом и на южном наречии обратился.
- "Ну что, друг? Как тебе на чужой земле?" - Химран посмотрел в большие и печальные глаза животного, и добавил. - "Не пропадём..."

Лошади, незамеченные Вентаром, тронулись в путь следом за ним - как же им оставаться тут одним, если человек уходит, и в конце концов он смог ухватиться за кобылу и опереться на нее.
Неожиданность в трактире "След Курицы" встретилась Вентару еще вчера, когда они с Теасом и сопровождением зашли туда, остановившись на короткий полуденный привал у озера - вместо старого хозяина, заправлявшего заведением примерно столько же, сколько парни, вместе взятые, жили на свете, гостей встретила его младшая дочь, рыжеватая улыбчивая Марра, которой полуторогодовалый сын, держащийся за юбку, и еще одно дитя, ждущее появления на свет, не мешали следить за всем, что происходит в трактире, а для тяжелого труда у нее были работники и муж Ирен, добродушный и спокойный аленнец, оставляющим деятельной жене возможность развлекаться хозяйствованием, но внимательно следивший за тем, чтобы никто не причинил ей обиды.
Вентара, господина Ферона, пусть молодого, пусть не наделенного такими титулами, званиями и наградами, как его друг и ровесник, здесь знали с тех самых пор, как он поступил на службу к Иддару, и помнили, как всякий торговец помнит людей, приносящих ему деньги. Как и все Дагреши, Иддар подбирал себе людей, похожих на себя, или хотя бы разделявших его взгляды на жизнь, именно так к нему попал паренек, любящий свободу, веселье, сладкое вино и сговорчивых девок. Заходя в трактир, в этот или в другой, ярко и дорого одетый господин громогласно требовал всего самого лучшего себе, своим лошадям и людям, бросал хозяину золотую монетку и наутро его провожали в дорогу как родного хозяева, челядь и девки. Только что слез не утирали - господа умели отдыхать и развлекаться, а тем, кто умел им в этом помочь, щедро воздавалось за труды и терпение.
Впрочем, не хуже в окрестных трактирах знали и Теаса, а самого Вена узнавали с любым из господ, но с племянником все было иначе. Он был уважителен с хозяевами, сполна оплачивал все услуги, улыбался девушкам, не требуя от них танцевать нагишом с кувшином на голове, его люди, даже гуляя, не творили особенных разрушений, как правило, оставляя мебель целой и не затевали драк с мужичьем, при надобности просто выкидывая невежду на улицу, но Теас, по признанию одной из девчонок, днем бегающей с кружками и подносами, а ночь решившей скоротать с хорошеньким, чистым и добрым на вид постояльцем, пугал их своей серьезностью. Когда же Вентар решил убедить глупую в обратном, вышло только хуже: девка окончательно уверилась в том, что если человек во сне болтает больше, чем наяву, то с ним что-то неладно, ведь недаром верят, что спящий говорит с мертвыми.
Сейчас именно эта суеверная девица, славная ровесница Вентару, у которой две пышные белые косы спускались змеями на не менее пышное и белое в вырезе простенького серого платья, встретила едва переставляющего ноги гостя, возвращаясь с озера с корзиной белья. Корзина полетела на землю, белье высыпалось в траву, а девка с охами и ахами велела доброму господину Вентару сесть на землю и со всех ног помчалась в трактир, только плескались по ветру белые косы.
- Добрый господин, оста-анься, - жалобно просила она примерно через смену, когда хозяева узнали, что Вентара всего лишь сбросила лошадь, а все, с кем тут проезжал, живы и здоровы, и приставили белянку ухаживать за ним, вот она и ухаживала, сидя на полу у кровати, прильнув щекой к тыльной стороне его ладони, - ну куда тебе ехать? Ты ведь с коня упадешь и совсем убьешься...

- Бриан, - обратился Теас, когда тот южанин, что побольше, кивнул, молча встал, махнул рукой и удалился куда-то в сторону скотного двора, оставив свой щит стоять, как поражающая воображение дверь посреди чистого поля, впрочем, такие двери изумляют только в первые несколько раз, а если видеть их каждую третью ночь, то через два года чуть вздрогнешь, уронив на нее взгляд, нежное утро поблекнет, смажется, не выдержав соревнования с яркостью ночной памяти, но не более того. От этого видения молодой господин проснулся окончательно и снова стал собой, сдержанным, собранным и деловитым, даже когда речь заходит о неприятных делах. - Допросы должны быть закончены до прибытия благородного господина Иддара Дагреша. Я могу выкупить у Химрана его пленника, золотом или услугой, но не раньше, чем узнаю, кого этот северянин обвиняет в устроении заговора. Мне думается, Бриан, что жизнь или своевременная смерть этого наемника может спасти немало жизней и сохранить неприкосновенными интересы семьи, в которые никак не входит ввод новых войск в давно покоренные провинции. Да и никакое другое распыление сил нам ни к чему.
Было кое-что еще, о чем Теас не договорил, но это, должно быть, и не касалось начальника охраны. Молодой господин дождался, пока тот уйдет исполнять приказ, посмотрел на Ратеза, пытаясь понять, вернулась к нему память, или нет, но глаза были незнакомые и в них знающий, куда смотреть, мог прочитать скрываемую от самого себя беспомощность и вспомнить, кто всему этому виной.
- Аггей, сын кузнеца Авида, - позвал он, - ты помнишь, кто ты?

Посидев в одиночестве, утолив голод, Химран вновь вернулся обратно. Не застав Бриана и не желая вмешиваться в чужой разговор, Химран молча поднял свой щит, грузно нацепил его на спину, звеня металлом, кольчугой, скрипя кожаными одёжами и ремнями.
Тяжёлой поступью он поднялся по деревянным ступеням и скрылся за дверями, настороженно обернувшись назад. Но смотрел он не на юного господина, и не на Ратеза, а вдаль, туда, откуда они приехали. Серые глаза скользнули поверх забора, по рассветному горизонту... и вновь отвернулся, совсем пропав в дверях.
Оказавшись внутри, Химран увидел Бриана и окликнул его.
- Брат... - Тут он подошёл ближе. - Дай знать, когда я смогу оборвать жизнь этого шакала...

Северянин долго молчал, прежде чем ответить, новое имя, произнесенное про себя зацепило какие-то струнки внутри наемника, но не вернуло и толики памяти. Гаэтец долго смотрел в пол, внезапно осознав, что он босиком и в нижней рубахе, а это было неприемлимо, он же не дома, в конце концов, среди друзей и родных...
- Я...не помню, - признал наемник, - кто я. Мои руки помнят, как что-то делать, мастерить, в моей голове живет укрытое до поры до времени знание, которое мне не очень очевидно, пока не спросят, но я не помню ни имени своего, ни родных, ни друзей, ни привязанностей, лиц, - он посмотрел на Теаса, не совсем понимая, что им движет: забота или просто мальчишеское любопытство.