Тормейн без труда узнал голос гонца. Это слегка удивило чародея, но вида он не подал. Да и с другой стороны чему было удивляться - магические способности Араша были мизерными, а значит тот случившийся магический армаггедон не мог нанести ему особого вреда. Зато освободил его от всех пут. Наверняка сейчас он упивается обретённой свободой. Взять хотя бы его речь и конкретно обращение к Камидасу. Как к равному! Он что же думает, что катаклизм стёр все границы и он теперь стоит на одной ступени с Тормейном?! Как бы не так! И он ещё посмел предлагать сделку, считая, что чародей не управится без него! Вне всяких сомнений безмозглый Рейнард наделал куда больше бед, чем даже сам рассчитывал. Но над чем стоило подумать, так это над убийцами магов. Выходит, Рейнард знал, что кто-то, как например сам Камидас, сможет пережить воздействие чар, и решил прикончить их старым проверенным способом. Но зачем? Побоялся возмездия? С этим определённо стоило разобраться.
- Хорошо, гонец, успокой лошадей,- с явным презрением ответил Тормейн, чуть повернув голову в сторону в том направлении, где предположительно находился Араш. Не стоило укреплять этого слугу в мысли, что без магии Камидас беззащитен.
- Незамедлительно, господин Тормейн. Ваш конь будет самым быстрым. - гонец стоял за левым плечом аристократа и поправлял сумку. Встретил взгляд господина тем же вежливым кивком, который маг мог легко вспомнить по встрече в таверне и доставке письма. Будто это не он только что дерзил, вот кто угодно, но только не он. Сама сдержанность и вежливость. Может, и правда, не он? Араш прошёл к ближайшему загону и, не протягивая руки, раскрыл ладонь, пошевелив пальцами, чтобы привлечь внимание дёргающегося в панике коня.
- Всё хорошо, я свой. Помогу. И новая хозяйка найдет тебе самую вкусную морковку. - ладонь завладела полным вниманием несчастного животного, косящего выпученным глазом и приблизилась к морде. Медленно, осторожно, что-то убаюкивающе бормоча, гонец, наконец, коснулся носа коня. Тот отдёрнулся, но Араш уже гладил по шее и, перетаптываясь с ноги на ногу, конь принял присутствие человека рядом. Чуть погодя, но продолжая что-то говорить на каком-то из высокогорных наречий, вестовой аккуратно накинул узду и принялся снаряжать первого коня.
- Госпожа, нужна ваша рука. Он запомнит вас и будет верен до смерти... или пока не обидите. - не отрывая глаз от замученного коня, проговорил курьер отчетливо и негромко.
- Поставь меня, Вивет, - мягким и нежным голосом попросила Сайдалара. Не ожидая никакой реакции, кроме ослабления хватки, она неловко соскользнула на землю и вцепилась в запястье (или что там подвернулось под руку) простолюдина, чтобы удержаться на ногах. Мир плыл перед глазами, словно байка о каких-то там земноводных, тащащих его на своих спинах, была вовсе не байкой для черни, а всамделишной правдой. К тому же наползающая вокруг тьма никак не способствовала равновесию.
- Дайте-ка я угадаю, - пропела она все так же нежно, как объятия ядовитой змеи.- Заносчивые речи, надменное высокомерие, бесполезное сотрясение воздуха… Кажется, это Тормейн собственной персоной. Куда несет тебя ветер приключений, чародей? Может быть, ты хочешь все-таки склониться перед своим истинным владыкой, которому ты поклялся служить? Это твой шанс, быть может последний, остаться в живых в этом безумном и вскоре безбожном мире. Докажи свою преданность, отправляйся с нами.
Сайдалара, сильно хромая, в пыльном и порванном платье, сквозь в прорехи в котором то и дело выглядывали многочисленные нижние юбки, но при этом стараясь выглядеть королевой посреди зала, а не конокрадкой посреди конюшни, подошла к стойлу, где Араш сражался с перепуганным животным, коснулась рукой лошади и произнесла требовательно, обращаясь к гонцу.
- Подсади меня на спину этой дикой твари. Страх не может быть вечным, а на свет не родилась еще та лошадь, которая способна сбросить меня со своей спины. Вивет, надеюсь, ты умеешь ездить верхом? Потому что, клянусь Бездной, это будет сумасшедшая скачка.
- Сайдалара!- процедил сквозь Тормейн,- какая жалость, что тебя не отправил на тот свет твой драгоценный... Правильнее наверно будет хозяин. Бежишь к нему, не так ли?
Голос чародея как будто был сделан из льда. И почему вновь ему встретилась эта невыносимая женщина? Почему, действительно, её не убило вместе с другими? Это даже несправедливо.
- А клятвы,- всё также продолжал чародей,- с недавних пор все они разрушены. Сгинули вместе с их носителями, которых погубил этот ненормальный. Что же до моей преданности, то в память о ней, я позволю жалкой приспешнице безумца унести ноги от пепелища, которое устроил её хозяин. Но это, запомни Сайдалара, будет моей последней ему службой. Запомни и передай.
- А теперь не смею задерживать вас побег,- усмехнулся Тормейн.
- Конечно, не смеешь! Ведь от всего могущества у тебя остались лишь надменность и манеры. Араш, - процедила Сайдалара, - господин Тормейн уезжает. Сделай то, что ты ему обещал. В последний раз призываю тебя, Тормейн, встать под правильное знамя, и это предложение остается открытым до тех пор, пока мы не встретимся еще раз в открытом бою. Как только люди поймут, что у магов больше нет власти, да и вовсе нет никакой власти, потому что в этом проклятом храме полегли все - от императора Кененда до полудиких баронов из Течимана, нас, оставшихся, просто сметут. Думаешь, люди любят нас, чародеев? Мы поколениями уничтожали их, пускали под нож, как скот. Им есть за что мстить. Только Кибах и Озарк сохранили своих владык и боеспособную армию. Как только здесь начнется хаос, люди начнут бежать к тем островкам безопасности, до которых смогут добраться. Не пройдет и нескольких месяцев, как Озарк и Кибах схлестнутся в кровопролитной войне.
Не все клятвы умерли и не все вольны действовать, как того хотят. Размышления Араша о свободе наткнулись на знак верности Белегу и, как парусник на штормовых рифах, раскололись в считанные мгновения. Гонец молча и мрачно подставил стремя под ножку волшебницы и вывел коня с наездницей на середину конюшни. Теперь черед вон того вороного молодца, сверкающего белками глаз. В его правилах не было привычки вмешиваться в дела господ, но и знать этим двоим следовало то, чего они пока в расчет не берут.
- Куда хуже, господин и госпожа. Я узнал одного из тех, кто вытягивает из магов силы, подобно тому артефакту в доме несчастной. Он был когда-то магом и затем... его лишили и сил и памяти и, похоже, своей воли. Тот из магов, кто не последует сейчас за нами, станет одним из них. С вероятностью выпадения снега зимой. - Араш глянул на Тормейна. - Господин помнит, что я предупреждал о том, что может произойти и оно произошло. Может быть, в этот раз, следует внять предостережению, хотя бы из чувства самосохранения? Каждый из попавшихся усилит врага.
Оставив вопрос висеть в воздухе, гонец принялся унимать самого быстроногого жеребца в этой конюшне, которому суждено будет стать слугой и другом Тормейну. Жеребец гневно хлестал бока хвостом и даже умудрился толкнуть вестника, но тот лишь бурчал что-то себе под нос и прислушивался к тому, как дыхание животного становится глубже и спокойней.
- Вашу руку, господин. - спустя некоторое время добавил Араш.
Вивет молча наблюдал за троицей, не зная, смеяться ему или плакать. Оседлав самого выносливую и крепкую лошадь из всего многообразия, представленного в конюшне (габариты не позволяли брать кого попало), он обратился к остальным присутствующим лицам:
- А давайте мы все возьмём себя в руки и вспомним, что мы находимся в разрушающемся городе, на улицах которого бушуют толпы, жаждущие крови магов, к коим мы все принадлежим, и сейчас не самое лучшее время для выяснения отношений. Сейчас самое важное для всех нас - покинуть город, пока не завалило ворота и нас не заперло здесь со всеми обитателями.
Возможно, всё прозвучало крайне по-хамски по отношения к окружающим, но сейчас не было времени для вежливости и подлизывания.
Вивет осмотрел присутствующих: вроде бы взрослые люди, а ведут себя, как дети, не поделившую игрушку. Вот уж действительно, полные... аристократы.
-Ты так уверена в том, что мои силы исчезли?- хищно улыбнулся Камидас,- Как всё-таки мало ты знаешь!
В какое-то мгновение Тормейн подумал не покончить ли с Рил здесь и сейчас. Кровожадное, жгучие стремление заткнуть ей рот, чтобы не осквернять слух её речами о верности и единственном шансы спасения. Да, наверно он бы смог сейчас это сделать. Но так ли это было важно?
Речь Араша вывела Камидаса из раздумий относительно судьбы Рил. Гонец явно знал больше других. А Тормейну была необходима вся доступная информация. Понять досконально, что произошло. Трудный выбор и выбор ли это?
Тормейн благодарно кивнул, когда гонец предложил свою помощь в седлании жеребца. В какой-то степени чародей даже находил в себе нотки уважения к этому слуге. Он смог быстро обуздать самому себя перед призрачно открывшимися горизонтами и он остался предан. Жаль только, что не тем, кто этого заслуживал.
- Я отправлюсь с вами, Араш,- в конце концов ответил Камидас, назвав гонца по имени,- вряд ли наши пути тянуться одной дорогой, но похоже оставаться здесь в любом случае никто не намерен.
Услышав ответ, Араш задержал благородного господина, затянув седельный ремень и для верности подёргал, проверяя прочность. Бывало, что плохо затянутая подпруга заставляла седло повернуться вбок на кочке или наклоне ездока, который тут же мгновенно превращался в летуна, буквально на десятую часть удара сердца. Всякое случается и гонец хотел исключить любые "может быть". Закончив, он придержал коня, пока благородный уселся в седло и двинулся за лошадкой для детины-шутника. Оказался не конь, а гнедая кобылка, на которую Араш потратил всё те же бормотания, поглаживания и несколько улыбок. Седло было накинуто, к ним добавилось две сёдельных сумки, заполненные овсом.
- Вивет? Твою руку, чтобы эта милашка запомнила запах. - Буркнул Араш, который понял, что тот не представляет всего того кошмара, что начнётся вот-вот и что любой, кто не с тобой сейчас, через час будет с твоим врагом. Некоторые так и умирают с немым вопросом в стекленеющих глазах "А меня-то за что?!!". За то, что не определился вовремя, за то, что можешь ударить в спину, когда прижмет. За то, что оказался недостаточно сообразительным, чтобы убежать, если нужно время для принятия решения. Это называется война, которую уже начали, но ещё не объявили.
Глядя на действия посыльного, Вивет некоторое время недоумевал: зачем ему понадобилась ещё одна лошадь? Багажа с ними не было, новые попутчики вроде не намечались, да и ехать им нужно было не настолько далеко, чтобы брать с собою запасную лошадь на непредвиденный случай. Но того, что он услышал в результате, Вивет никак не ожидал. Сдерживая смех и стараясь придать себе хоть сколько-нибудь серьёзное выражение лица, он подъехал к посыльному сзади
- Араш, я так полагаю, что нам придётся ещё долгое время выбираться из этой передряги, так что попытайся понять - теперь ты не единственный в нашей компании, кто способен самостоятельно позаботится о себе, - сдерживать пробивающийся смех было всё труднее и труднее. - Но спасибо за заботу. Мне кажется, что ты первый человек твоего уровня, кто решился помочь деревенщине. - И, уже не скрывая улыбки, Вивет направился к выходу из конюшни вслед за Тормейном.
- Это радует, Вивет. - благодушно ответил Араш, похлопывая ставшую ненужной коняшку по морде. Сойдет ему. И хотя хотелось взять ещё одну лшадь, чтобы иметь возможность скакать дальше и нести больше, гонец решил не тратить это время. Лучше набрать два меха водой и, повесив на бока кобылки, устроиться в седле. Пора возвращаться домой...
Семнадцатилетний сирота, подмастерье старого ворчуна Ори, не сетовал на судьбу и своего злого мастера, оставившего его работать в праздничный вечер, когда все добрые люди ушли гулять в город. Все равно денег у него не было, а смотреть на веселье, не выпив даже кружки пива – одно мучение. Лучше уж повкалывать, заодно превратив ту заготовку, что ждала, припрятанная, уже три недели, в добрый ножик. А там, глядишь, и деньги будут.
Он сунул брусок железа в огонь и какое-то время с удивлением смотрел, как металл занялся пламенем не хуже березового полена. Испугавшись, что сделал что-то не так, он вытащил заготовку щипцами и бросил в чан с водой.
В этот миг над Кузнечным переулком прогремел первый взрыв, не оставивший от кузницы Рыжего Ори ничего, кроме фундамента печи. Тонкие куски горящего железа разлетелись на соседние дома, попадали на чужие дворы. Некоторые упали в воду и льняное масло, которое использовалось для воронения доспехов, подарив короткую, но яркую жизнь череде новых взрывов…
Так, вечером тридцать второго дня двенадцатой луны две тысячи тридцать восьмого года, в Кузнечной Слободке имперской столицы Эренсии начался конец света.
Они едва успели вывести лошадей из конюшни, как в отдалении прогремели взрывы. Даже самые любопытные лошади с осторожностью относятся ко всему новому, а с этих, и так натерпевшихся сегодня всяческого горя, было уже довольно приключений и без сотрясающего землю грохота. Если бы не чары Араша, вполне может быть, что всем четверым пришлось бы собирать себя по окрестным улицам, но сейчас одурманенные животные только нервничали, намекая людям, что, если они не заметили, надо отсюда убираться. Разнесенное взрывами пламя перекидывалось с крыши на крышу, словно Эренсию полили маслом, слишком быстро, слишком ярко для каменного города с черепичными крышами, и вот уже над восточной окраиной встало сплошное, быстро ширящееся зарево.
Кони рванули с места, к счастью своих седоков, держась вместе и выбирая для бегства самые широкие и светлые улицы. Разогнали людей, спешащую на север по главной улице, конь Тормейна врезался в кого-то грудью, но даже не рассмотреть – кого. Стражи на воротах давно уже не было, но как ни странно, не было и толчеи желающих покинуть город, словно его жители не понимали, что ему остались считанные минуты, или не верили, что сумеют спастись. Взрывы уже гремели со всех сторон, Кони вылетели за ворота в тишину и прохладу летней ночи и понемногу сбавили ход.
За пределами магического круга, очерченного городскими стенами, царили нетронутые тишина и умиротворение летнего вечера, так разительно отличающиеся от хаоса, который трое только что оставили за спиной. Тишина не была полной - ветерок доносил далекий ленивый перелай собак из дворов в предместье, в ветвях деревьев переговаривались на сон грядущий, радуясь прохладе, невидимые в густом сумраке птицы, а стрекотание ночных насекомых, наоборот, становилось все смелее, но казалось, они вышли не из города, а на околицу хутора, откуда на день пути вокруг нет ни одной человечьей души.
Немногие, кто успел спастись, растерянно оглядывались в этом разлитом по ночному воздуху благоденствии. Одни, в полном замешательстве, садились прямо на землю, иные плакали, кричали, другие сосредоточенно шагали вперед, не оглядываясь на город, в котором уже ничто не возвышалось над городскими стенами и едва ли кто-то сумел спастись. Все они быстро остались позади. Пару раз четверка всадников обгоняла других конных, но те явно не ждали от незнакомцев никакого добра. Северный тракт принадлежал компании безраздельно.
У перекрестка, где можно было свернуть на объездную дорогу вокруг предместий, соединяющуюся кольцом с остальными тремя трактами, рассеянная лунным светом темнота вдруг сгустилась в непроглядную тьму. В ту, которой боятся дети, в ту, где ночные кошмары и плоды воображения вполне могли стать явью, где ужас сжимает сердце холодным пальцами. В ту, откуда каждый рано или поздно не вернется. Лошадь первой из четверки Сайдалары на полном скаку споткнулась о невидимое препятствие и покатилась по земле, выбросив чародейку из седла. Иногда, зачастую в последний раз в жизни, кони способны издать полный боли и отчаяния, совершенно человеческий крик о помощи, от которого кровь стынет в жилах. Остальные кони успели замедлить бег и удержали равновесие, не потеряв седоков, но встали как вкопанные и могли только биться и кричать от страха, не отрывая всех четырех копыт от земли, словно они пустили корни.
Все это было отлично знакомо и Тормейну, и Арашу, и даже госпоже Рил, если бы она не лежала мешком на дороге. Заклинание Трясина – простой, эффективный, но весьма энергозатратный способ остановить бегущих людей или коней, превращало твердь под ногами в зыбкую жадную пасть. Поддерживать его долгое время было неразумно даже в лучшие времена, и его применение почти всегда означало, что где-то рядом ждет охотник, расставивший эти силки. А уж с копьем или с клеткой – как повезет… Увы, ни Араш, потративший почти все, что осталось у него от дикой магии, ни Тормейн или Вивет с отбитым чутьем, не заметили западню, пока не попались в нее.
Резкая остановка заставила Вивета отвлечься от своих мыслей. Быстрый осмотр подтвердил опасения: очередная ловушка. Видимо, люди, которые устроили хаос в городе, позаботились и о его резервации. Впрочем, на данный момент были дела поважнее, чем рассуждения о глобальных заговорах. Вивет в меру своих возможностей успокоил лошадь, после чего привстал в стремени. Скорее всего, заклинание действует на конкретной площади, граница которой пролегает где-то за ними, буквально в нескольких шагах. Значит, можно попробовать один из трюков, которым Вивет научился в деревне ещё мальчишкой. Аккуратно встать ногами на седло, благо лошадь позволяла выдержать подобные нагрузки, присесть и, оттолкнувшись, прыгнуть назад, сделав в воздухе сальто для увеличения расстояния, которое он пролетит. Если после приземления тело будет способно двигаться - кувыркнуться назад, гася скорость, после чего встать на ноги и отойти ещё дальше от лошадей. В завершении лишь остаётся спросить:
- Кто-нибудь из вас чувствует, откуда идёт магическая подпитка? Заклинание наверняка работает кольцом вокруг всего города, да и вряд ли оно рассчитано на лишь на пять минут, так что у него должен быть какой-нибудь источник энергии.
Небо смешалось с землей, возвратив Сайдаларе вкус пыли и песка на зубах. Еще падая с лошади, а она уже знала, что падает с лошади, Сайдалара по старой привычке подготовила заклинание, оберегающее от жесткого приземления и почти по той же самой привычке больно крутясь по земле, пыталась сосредоточиться и подготовить другое, которое должно было обезвредить ловушку. Однако в голове проносились лишь обрывки рассеянных мыслей вместо четких слов, соединявших сложное действо в цепочку последовательных событий, да и слова как-то не хотели нанизываться одно на другое. Кроме того, остро прострелило лодыжку, потом она услышала треск разрываемой ткани – кажется, многострадальное платье нашло что-то острое и поспешило порваться. Магичка тихо пискнула, когда перестала катиться и попыталась подняться на ноги. «Только бы не перелом», - пронеслось у нее в голове. Если это перелом, то ее игра окончена. Эти люди, скорее всего, бросят ее здесь, как поступила бы она сама. Услышав шорох за своей спиной, и голос, Сайдалара повернула к Вивету точеный красивый профиль, перемазанный грязью (хоть когда-то от вражеских чар вроде наведенной тьмы бывает польза!), и спросила:
- Мальчик, ты представляешь себе, сколько людей покинуло этот город? Разве недостаточно, чтобы здесь извергся вулкан энергии? Если бы мы все были магами, то могли бы построить круг и заставить «трясину» обтекать нас, но дар меня больше не слушается. Как огонь за стеклом – светит, но в руки не взять… Конечно, можно было бы принести кого-нибудь в жертву…
Расставленная западня не на шутку встревожила Тормейна. Чародей совсем забыл, какого это быть обычным человеком. Вглядываться в неизвестную даль, читать следы, смотреть за изменениями погоды. И просто быть куда менее беспечным в отношении собственной безопасности. Эта беспечность может и убить. Прямо сейчас. Чародей подумал, чтобы было, отправься он в путь один. Одиночную мишень поразить всегда проще. Да и на что он тогда бы мог положиться? На кинжал и собственную ловкость? Не самый лучший расклад против стрел и арбалетных болтов. Хотя и все четверо по представлениям Камидаса могли не многим больше. Это пугало.
- Принеси в жертву солому в своей голове, женщина!- резко отозвался Тормейн, скрывая за грубостью нотки страха, аккуратно обволакивающие его душу.
- Если бы ты не летела сломя голову к своему ненаглядному, то мы могли хотя бы почувствовать угрозу. Никто не говорил тебе, что скакать во весь опор ночью при любых обстоятельствах опасно? Лощадь может запнуться об обычную корягу и точно также сломать себе шею. И не только себе.
- Так или иначе, думаю скоро мы узнаем статическая эта ловушка или капкан кто-то караулил.
Хотя сам Тормейн не горел желанием это узнавать...
Араш не слушал перепалку, он сосредоточенно что-то искал глазами в полутьме рядом с трактом, что-то, что ускользало от внимания путника, совсем как он сам избегал взглядов торговцев и уличных прохиндеев. Ночная тьма была тихой и выжидательной. Она ждала их дальнейших действий и пока всего, на что хватило, это начать ругаться. Впрочем, дельное что-то предложила как раз девушка. Эх, позор-позор, надо бы срочно исправлять ситуацию. Если кто-то наблюдает сейчас за ними, то он, безусловно, ждёт применения магии. Или вообще никого нет, это может быть просто частью обороны столицы. А значит, ёмкость для артефакта будет чудовищная. В любом случае, оставаться здесь и ждать непойми чего, было большой глупостью. Чуть большей, чем то, что собирался сделать сейчас курьер.
- Прости. - единственное слово, которое и стоило произнести перед тем, как начертанный на загривке ни в чем не виноватой лошадки вспыхнул зеленоватым светом и туда же вошло плоское и прямое лезвие ножа, прямиком между позвонков. Отрезая органы от мозга, останавливая лёгкие и сердце. И, как надеялся Араш, совсем не больно.
Кобылка содрогнулась, когда ещё жизнь, смешанная с испугом, исходила из тела, Араш уже прыгнул. Туда, где тракт снова становился трактом, а не туманным маревом чужого колдовства. Предстояло начать действовать до того, как паук этой гигантской паутины доберется до очередных мух. Вопрос только в том, насколько много сил осталось в жилах вестника...
Араш еще только прыгнул, а за его спиной из земли в небо вдруг ударил столб пламени, в котором принесенная в жертву лошадь исчезла сразу и без мучений. Спину обдало жаром, волосы и одежда на спине посыльного занялись тлеющим огоньком. Конь под Тормейном, и до того напуганный, вконец обезумел от таких фокусов - сбросил седока и завалился на бок в тщетной попытке освободиться, но если до того прикованными к земле были лишь копыта, то теперь, при свете этого немыслимого факела, стало видно, что лошадь погрузилась в землю всем левым боком и с каждой попыткой вырваться оказывается схваченной все в новых местах.
Когда наземь спрыгнул Вивет, земля под ним была еще твердой, но очень быстро у него появилось чувство, что он проваливается, что под ногами нет дна, а сдвинуться с места хотя бы на шаг оказалось невероятно тяжело.
Арашу показалось, что он приземлился не на утоптанную в камень глину дороги, а в настоящую болотную трясину, ушел в нее сразу по пояс и продолжает медленно проваливаться в бездну.
Из Тормейна удар вышиб дыхание и какое-то время чародей мог только любоваться черным небом и пламенем, от которого вокруг стало светло, как днем – чистой, необузданной силой, подобной тому, что бывает, когда болотный газ или блуждающие огни в шахтах встерчаются с факелом и все вокруг превращается в огненное ничто. Но когда оказалось, что падение с лошади все же не убило его, и даже не сломало позвоночник, он вдруг обнаружил, что хоть и чувствует себя мухой, прилипшей к варенью, может двигаться.
Сайдалара тоже чувствовала эту силу, яростным потоком проходящую в такой досадной близости от ее рук, но не могла взять ее – все равно, что надеть ярмо на ветер. Она пропустила момент, когда хватка «трясины» ослабла, но вдруг оказалось, что госпожа Рил не без труда, но может, по крайней мере, ползти.
Оба они знали, что это заклинание было изобретено отнюдь не для того, чтобы выявить у вражеских бойцов способности к прыжкам в длину, а потому, схватив единожды свою жертву, «трясина» тянулась вслед за ней, расширяясь до тех пор, пока создателю ловушки хватало сил поддерживать ее растущие аппетиты. Беда в том, что никому не приходило в голову изучать немагические методы борьбы с такими подарками на дороге – зачем, если ты, при необходимости, можешь превратить ее в мраморный мост с коваными перилами и посмеяться над бездарем, который оставил здесь это примитивное творение?
Как забавно было бы, если бы маленький и невероятно любопытный зверек, попробовал поиграть с этой липкой игрушкой, забавой для уже поднабравшего силы огненного лисёнка. Почему лисёнка? Араш не знает. Вот лисёнок и всё тут. И с ним надо договариваться. Можно же тянуть это вязкое нечто во все стороны! Можно рвать, можно кусать, можно ронять в него ветки и листья, можно лаять на него, в конце концов. Араш, помнящий, что надо делать, когда попал в зыбучие пески, замер, думая, что может быть, сейчас сюда упадёт палка? Ведь так забавно было бы удивить это бесформенное нечто какой-нибудь брошенной в него неожиданностью...
"Ну же, малыш, давай, поиграй с ней." - подумал Араш перед накатывающей на него волной безысходности...
Осознание, что выйти из ловушки не получилось, стало последний каплей. Потеряв контроль над эмоциями, накопившимися за этот день, Вивет, не задумываясь над своими действиями и их последствиями, забыв, что он лишился магии, направил одно из немногих известных заклинаний на землю под ногами, даже не столько заклинание, сколько поток энергии без конкретной цели, чистые концентрированные эмоции.
Несмотря на то, что отсюда до ближайших зыбучих песков удобнее всего было бы добираться на корабле, догадка Араша сработала – чем меньше он двигался, тем слабее была хватка ловушки. Огненный зверек у него внутри жадно поводил носом – слишком много интересного происходило рядом. Сила, вложенная в «трясину», сила, освобожденная со смертью коня, и его собственная.
К тлеющим волосам и куртке добавилась обжигающая боль в груди, когда то, чему Араш придал форму лисенка, вышло прогуляться из своего убежища.
В прошлый раз столкновение покорной, обычной, преобразованной магии, к которой все они так привыкли, с дикой, вызывало немедленное поглощение первого вторым, и сейчас, что бы там ни выпустил на волю посыльный, оно должно было заставить «трясину» вернуться к тому же состоянию хаоса. Возможно, земля превратилась бы в воду, или в пшеничное зерно, а может быть, в камень, и добывать из него всех застрявших пришлось бы с помощью лома, а может быть – в тень пролетевшей мимо совы.
Но ничего этого не произошло. Итогом его поступка был такой же ошеломляющий и потрясающий эффект, словно бы Араш просто вылил еще немного воды в лужу.
Еще хуже пришлось Вивету - он смог в полной мере почувствовать себя человеком, который выливает воображаемую воду в воображаемую лужу.
Огненное существо, отдаленно похожее на некрупного щенка с длинным хвостом-палкой, потопталось по зыби, оставшись ею совершенно незамеченным, и мышкующим прыжком нырнуло в столб пламени. Вспышка ненадолго ослепила всех пленников «трясины», а когда к ним наконец вернулось зрение, оказалось, что вокруг стоит, и, вероятно, уже давненько, добрый десяток конных, некоторые при оружии, некоторые сами были оружием. Ловушка исчезла – в ней больше не было нужды. На расставивших ее охотниках не было никаких знаков различия, неброская одежда имперского кроя делала их похожими друг на друга и в то же время позволила бы легко затеряться в толпе. Только лица восьмерых из десятка да клейма на бедрах коней выдавали происхождение отряда: Озарк.
Старший из незнакомцев только коротко оглядел четверку, и бросил, подтверждая догадки своим говором:
- На них нет знака Владыки! Хватайте – и к остальным.
Когда после необдуманного поступка Араша Тормейн упал с коня и окончательно влип в вязкое "нечто", чародею казалось, что хуже уже быть просто не может. Нет, гонец уже определённо слетел с катушек в своём новом образе и следует рано или поздно обратить его внимание на то, что на самом деле случившийся катаклизм не сильно изменил его место в мире. А место Тормейна несколько выше и...
Вспышка окончательно дезориентировала Камидаса. Нет, пожалуй просто упасть с лошади в липкую грязь было просто манной небесной в сравнении с последующим выбросом. Интуитивно чародей понимал, что всех "оглушило" отнюдь не на пару мгновений, а значит...
Появление всадников открытием для Тормейна не стали. В конце концов надеяться на то, что эта ловушка просто статический барьер было глупо и наивно. Охотник всегда приходит проверять силки, в которые угодил кролик. А точнее четыре кролика. В Камидасе взыграло жгучее желание разорвать в клочья этих наглецов. Тормейн уже определённо был сыт по горло тем, что ему постоянно "мешает" всякая чернь. Он чувствовал пламя ярости внутри себя. "Я хочу, чтобы все вы загорелись, как сухие листья!"
- Здесь я твой владыка, кмет!- проревел чародей,- тебе нужен знак?! Узри же его!
Резким движением Камидас выхватил из ножен кинжал и начертил на земле Знак Чародея.
Оборотной стороной вольных порядков Озарка всегда был риск того, что придется отвечать за свои слова и поступки прямо здесь и сейчас, причем иногда своей головой. И, определенно, господин Тормейн устроил себе именно такой случай. Десятник мог просто убить его, а мог не просто – протащить на веревке за конем, к примеру, или уже на месте порезать на отдельные части тела, но никак не оставить оскорбление безнаказанным, если не хотел упасть ниже конского хвоста в глазах своих людей.
Вместо этого он вскинул руку, отзывая приказ «Хватать и тащить». И выглядел, как ни странно, довольным. Подчиненные тоже не удивились такому поступку, жадно уставились на Тормейна.
А тому вдруг показалось, что уголек из того огненного великолепия, которое устроил здесь Араш, закатился ему за пазуху и разгорается все ярче. Тепло сразу переросло в жжение чуть выше сердца, стало нестерпимым и на какой-то момент в мире перестало существовать что-либо, кроме боли. Когда же сквозь нее снова проступили образы всадников и ночной дороги, господин Камидас обнаружил, что одежда на его груди обуглилась и расползлась дырой в добрый локоть размером, а в прореху отлично виднеется свежее, еще дымящееся клеймо величиной с ладонь без пальцев. Оно в точности повторяло начертанный им в дорожной пыли знак.
Невыносимо смердело паленым мясом.
- Владыка принял твою присягу, господин, - сказал десятник с заметным уважением. Уважение это, впрочем, не распространялось на остальную троицу. Им достался испытующий насмешливый взгляд. – Кто-то еще здесь сделает правильный выбор?
- Охрани нас Создатель от чародеев-недоучек, - прошептала себе под нос Дара присказку ее наставницы в ту пору, когда сама она, желая поджечь маленькую веточку, выжигала леса вокруг отцовского поместья, а также поля и что там еще попадется. По крайней мере, ей повезло больше, чем старшей сестрице: она сумела закончить обучение.
Поэтому, глядя на двух своих спутников, один из которых явно считал себя знатоком жизни за городом, а второй дорвался до чего-то запретного и теперь походил на дитя, дорвавшееся до кладовой с вареньем – будет есть до тех пор, пока не заломит зубы.
Глядя на огненный столб, Сайдалара с ужасом думала, что это, кажется, всё. Прощай, жизнь, прощай, молодость, прощай, неначавшаяся эпоха всеобщего блага!
Несмотря на то, что в голове крутилась отработанная годами схема правильных действий, тренированный разум сам подсовывал готовые формулы заклинаний, но что толку от слов, которые не подтверждены никаким делом? О, Создатель! Принести бы в жертву этого дурного Араша, как он – несчастную лошадь, и превратить всю эту вакханалию хаоса во что-то упорядоченное, точное, тонкое.
На мгновение ей показалось, что она смотрит на Араша с жалостью, как художник на неумеху, которому никогда не научиться рисовать, потому что он не способен увидеть истинной красоты. Впрочем, может, никто и не пробовал учить?
Забывшись на мгновение в мыслях о жалости скорее к самой себе, чем ко всему летящему в Бездну миру – «Бедная маленькая Дарочка осталась без любимой игрушки, которая делала ее жизнь значимой! Осталось только расплакаться ко всеобщей радости!»
А между тем, кто заслуживал настоящей жалости, так это Тормейн. Можно было бы понять, если бы он сделал это из страха, жадности или жажды власти, как все, кто считает своим призванием ползать в ногах у божков. Но нет! Его просто подловили! Подсекли, как рыбку! Так они с близнецами не раз убегали в город ловили простаков на исполнение желаний, пока на смену этой забаве не пришли игры поумнее. И он, Тормейн, считающий себя достойнейшим…
Когда, к вящей радости Сайдалары, завоняло немножко жареным Тормейном, она все же встала настолько прямо и гордо, насколько это возможно в рваном платье и на одной ноге, и заявила, вызывающе глядя в глаза десятнику:
- Сколько бы неокрепших умов и слабых духом ни уловил бы себе проклятый Чародей, все равно для богов на этой земле остались лишь последние деньки. Будьте вы прокляты! Вы и ваши божества! Вот мой выбор.
- А ножик дадите? А то вряд ли вашему чародею понравится его символ, сделанный топором, - Вивет приподнял низ куртки, демонстрируя лезвие оружия. Нужно создать у всадников ощущение полной безопасности. Лучшая роль для этого - обычный деревенщина. Роль, которую Вивет играл всю свою сознательную жизнь.
- Кстати, а ожог обязателен? Неохота свою шкурку портить, она мне целой больше нравится. Да и художник из меня так себе, так что за качество символа не отвечаю. Если что не сработает - не сердитесь, моей вины в том не будет.
Вивету крайне не хотелось вступать в какую-то религиозную секту, тем более сейчас, когда он получил свободу от своей прежней жизни. Но отказывать напрямую тоже не было желания, ибо кто знает этих озаркцев. Может, они в ответ на отказ запустят каким-нибудь заклинанием помучительнее. Оставалось лишь тянуть время, надеясь на спутников, судьбу и стечение обстоятельств.
Пахло не только жаренным Тормейном, но и немного шерстью со спины вестника, который с видом совершенно потерянным и непонимающим постоял сначала на четвереньках, будучи не совсем уверенным, что уже никуда не проваливается, затем медленно встал, потирая обожженные плечи. Поморщился и только затем заметил всадников, уже некоторое время что-то тут говорящие. Вот только для Араша ничего не изменилось. Сквозь звон в ушах и кругах перед глазами ничего не было разобрать и Араш шагнул вперёд, подслеповато щурясь и пытаясь понять, что вообще происходит. Не будь голова как чугунный колокол, а уши словно глиной забиты, может и рискнул бы сбежать, но сейчас, на негнущихся отчего-то ногах, курьер мог только выдавить из горла не то шелест, не то хрип.
Тормейн с трудом смог удержать над собой контроль и не согнуться в две половины. Нечто подобного чародей опасался краем сознания, хотя в его голове крутились разные мысли, гонимые одним единственным желанием. Но полностью готовым Камидас конечно не оказался и на несколько мгновений боль заполнило его естество. Когда же шок прошёл и он смог вновь видеть вокруг себя, стискивая от жжения зубы, Камидас про себя усмехнулся. Похоже судьба желает для него лишь один известный только ей путь и ни за что не позволит чародею с него свернуть. Что ж, сейчас он сделал ещё один шаг по этой дороге. И то движение ни коем образом не противоречило собственным желанием Тормейна. Пока что. Как не удивительно.
- Женщина нужна живой,- стараясь, чтобы голос не дрожал, провозгласил Камидас,- на неё есть определённые планы. Что же до остальных, то если они не примут присягу, стоит избавиться от них прямо здесь. Особенно от этого,- чародей кивнул в сторону Араша,- его неуёмная инициативность может обернуться мелкой и неприятной проблемой.
Мысли в голове двигались лениво, отчетливо хрустя ржавчиной и песком в едва работающем механизме, что в тех часах с разбитого фрегата на берегу бухты Смеющихся Камней. Вестовой пытался сообразить чего от него хотят несколько долгих мгновений, затем не синхронно моргнул, пялясь на Камидаса и почесал затылок. Получается, что господин Тормейн не маг, по крайней мере сейчас. Иначе бы видел сияющий знак Белега у него на груди, он оставлялся именно для того, чтобы другие маги видели послание "Этот человек принадлежит Белегу". И не видят. Вывод простой - никто из них не маг и трясину устроили не они. Следовательно... Араш блекло улыбнулся, всё ещё почесывая затылок. Как жаль, что он так истощён. Но... он пока на ногах, а это уже кое-что.
- Се... Сейчас. - курьер примирительно поднял руки, показывая грязные и пустые ладони. - Жить хочу.
Десятник молча и терпеливо наблюдал, как на груди дымящегося человека проявляется знакомая метка. Слова не имели значения, только этот знак. Только верный выбор, сделанный человеком. Не удивился он, и когда второй присягнувший рухнул наземь – такое бывало. Бывало и такое, что упавшие уже никогда не поднимались. Обычно это списывали на волю Владыки, про себя командир полагал, что у некоторых просто слабое сердце. Свободомыслие не возбранялось: Богу-Чародею было все равно, что движет его последователями, пока они двигались в нужную сторону.
- Вир, Орик, Лаас – взять дурака и женщину. Сдадите сотнику Алуну и не забудьте получить за них бирки, кретины. А не как в прошлый раз. Этого – в седло и в лагерь, - пролаял своим десятник, убедившись, что желающих сделать правильный выбор больше нет. Затем обратился к Тормейну прежним почтительным тоном. – Господин, я выполняю приказ моего командира. Ты получишь своих рабов обратно в лагере, если на то будет разрешение сотника Алуна… и воля Владыки. Лучшим занятием, что можно найти здесь и сейчас, будет поехать с нами и присоединиться к войску, но неволить тебя в чем-либо мы не станем. Помни только, что если тебя не окажется в нужное время в нужном месте, Владыка может решить, что мертвым ты ему полезнее, чем живым. Такое бывает.
Араша всадник, который был по левую руку от командира, полил водой из фляжки, и убедившись, что толку нет, нехотя позвал себе помощника. Вдвоем они посадили безвольное тело за одним из своих и примотали, чтобы не упал в дороге.
Тем временем один из конных объехал госпожу Рил по широкому кругу и вдруг схватил ее за растрепанные волосы, отработанным движением намотав их на кулак, и дернул, заставив потерять равновесие и наступить на больную ногу. Дальше ему не составило особого труда на ходу подхватить и втащить женщину к себе, бросить поперек седла, как, по-видимому, не один десяток других несчастных до нее.
Двое других занялись Виветом. Правда, у того, в отличие от хромой дамы в пышном платье,
были шансы убежать – дорога пролегала посреди леса, и проскочив мимо конных, он мог бы попробовать не обогнать лошадей, но понадеяться, что на него не станут тратить время, разыскивая ночью среди кустов и оврагов. Пока же к нему подступали двое – один с петлей, какой обычно ловят зверье, другой с копьем, на случай, если этот полудурок полезет драться. Остальные явно не собирались напрягаться ради бирок, которые достанутся кому-то другому.
- Вы что, серьёзно? - Вивет окончательно потерял нить происходящего. Создавалось ощущение, что весь мир решил ополчится против него, причём в один день. - Я просто попросил ножик, я ведь даже ни от чего не отказался. Как я, по-вашему, должен присягать вашему богу, если у меня нет возможности это сделать? - мысли скакали с одной темы на другую, по дороге делая несколько кульбитов. - И какие ещё рабы? Кто вам сказал подобный бред? И, если уж на то пошло: вы сами вообще кто?
Пока голова пыталась понять, что происходит, тело начало действовать. Да, эти двое - воины, но как охотники - явно слабже Вивета, которому порой приходилось добывать себе еду самостоятельно. А сейчас была именно охота, жертвой которой должен был стать Вивет. Он медленно отходил назад, стараясь держать их по одну сторону от себя со смещением к воину с петлёй. Скорее всего, именно он начнёт атаку, раз они пытаются взять его живьем. Значит, нужно быть готовым поймать петлю и резко, со всей силы дернуть её на себя. В зависимости от того, как крепко противник её держит, он либо потеряет равновесие, либо обожжёт себе руки и отдаст петлю Вивету. Магии можно было не опасаться: если бы хоть кто-нибудь из них владел ею, то этих не было бы заморочек с перетаскиванием тел и ловлей людей петлями для зверей. Следовательно - шансы равны.
- Эй, так не честно! – заржал тот, что был с веревкой. – Мне уже обещали за тебя награду!
- Заткнись, Вир, - одернул его десятник. Он тоже не был счастлив оттого, что деревенский дурень все-таки раскрыл пасть, но отказать тому, кто все-таки сделал выбор, не имел права. Конечно, шансы того, что этот парень устроит в лагере шум и сумеет добиться внимания начальства, невелики, но рисковать званием и потом ходить в подчинении у того же Вира… Он достал нож, срезал небольшую ветку с ближайшего куста, заострил и бросил ее под ноги деревенщине.
- Дай клятву служить Богу-Чародею до конца своих дней. Произнеси слова искренне. Начерти его знак. И может быть, Владыка снизойдет и откликнется на твой зов. А если нет, то уж прости, парень, ты нам не друг.
Вивет медленно, не спуская глаз со всадников, поднял брошенную ему ветку. Кто знает, что на уме у этих всадников. Со своей точки ему было видно руку, нарисованную Тормейном, так что нарисовать её не составляло труда. Вопрос состоял в другом: исказить изображение, чтобы клятва не сработала, стать рабом и положиться на своих спутников, но остаться свободным от присяги, как он планировал изначально? Или же рискнуть оказаться в вечном контроле неизвестного бога, но самому определять свою ближайшую судьбу? Ибо после слов об "избавлении прямо на месте" доверять свою жизнь этой компании абсолютно не хотелось. Вивет глубоко вздохнул. А ведь день так хорошо начинался...
- Я клянусь служить богу-Чародею до тех пор, пока буду способен это делать, - твёрдо произнёс Вивет. Знак был нарисован без изменений. Теперь оставалось лишь надеяться на судьбу.
Ничего особенного не происходило - ни грома с небес, ни разверзшейся земли, только на миг Вивет ощутил себя частью чего-то большего, чем может осознать человек, а потом у него перед носом закурился дымок от тлеющей одежды и у него было еще несколько ударов сердца, чтобы, поняв, что сейчас будет, собраться с силами... Против него играло то, что дома Вивет не раз видел, как клеймят скот и мог отлично представитьь, каким приятыми будут ощущения. Он не ошибся.
Десятник подождал, пока парень снова сможет чувствовать что-либо кроме боли, и указал на лошадь.
- Добро пожаловать, брат. Поспеши, нам пора в путь.
Боль была гораздо сильнее, чем ожидал Вивет. Конечно, он понимал, что сейчас произойдёт, но ощущения превзошли все ожидания.
Услышав обращение, Вивет постоял ещё некоторое время, пытаясь отдышаться после ожога, после чего сказал:
- Если ты не против, брат, я поеду на своей лошади. Жаль её тут оставлять, уж больно спокойная, по сравнению с остальными, да и я уже к ней привык привык, - после чего направился успокаивать свою лошадку. Похоже, предстояла долга дорога.
Продолжить путь в компании всадников Тормейна полностью устраивало. Во-первых они гарантировали ему защиту, что в данный момент было важно для чародея. Во-вторых раз уж Камидас в итоге решился встать на этот тернистый путь, то его дорога сейчас полностью совпадала с предложенной. В глубине души чародей всё-таки позволил себе сожаление о том, что вновь связал себя печатью, но этот мысль показалась проявлением слабости. В конце концов он всю жизнь прожил по этим законам, а эти грёзы о безграничном могуществе и свободе - мальчишеские фантазии, не более. Порядок вещей и законы мира необходимо оценивать трезво и принимать их. Ведь эти законы незыблемы и лишь глупцы думают иначе. Впрочем эти глупцы, как правило, долго не живут. Кроме Рейнарда, но эту оплошность судьбы Тормейн намеревался исправить лично. Время ещё придёт.
- Я отправлюсь с вами,- коротко ответил Тормейн, бросив при этом самодовольный взгляд на Сайдалару.
Она может сколько угодно кичиться своей гордостью, но в итоге станет нужным для Камидаса сыром. Главное только чтобы за сыром в последствии явилась искомая чародеем крыса, возомнившая себя просветителем.
Через каких-нибудь полчаса езды, с очередного пригорка открылся вид на освещенный множеством обычных факелов и несколькими яркими магическими огнями лагерь под флагами Озарка. На первый взгляд он мог вместить в себя не меньше пяти тысяч человек, и уже был полон. По крайней мере, та его часть, в которой люди толпились, сидели или спали прямо под открытым небом. Должно быть, все здесь устраивали в жуткой спешке, потому что для них не нашлось ни одеял, ни даже дров для костра. Другая, гораздо меньшая часть, состояла из аккуратного палаточного городка, где можно было поселить две-три сотни. Там были и костры, и обычное мирное копошение сонного муравейника – один за водой, другой за дровами, третий играет на свирели, четвертый угрожает превратить ее в нечто принципиально иное, если немедленно не будет тишины…
Была у лагеря и третья часть: отлично освещенное, ровное, как стол поле, отсыпанное непонятно откуда здесь взявшимся песком. Они успели увидеть сложный, во многих местах испорченный узор, начертанный на этом песке, но не разглядеть или узнать его прежде, чем скучающий в углу человек поднял руку и пустил гулять небольшой, покорный его воле смерч. Тот прошелся, оставил после себя безупречно ровную поверхность и исчез, смешавшись с ветром.
Со всех трех дорог, проходивших мимо, в этот лагерь стекались такие же, как встретивший их, отряды конных и отдельные звенья, обремененные, изредка – соратниками, которым предлагалось ехать верхом, либо, много чаще, пленными. Большая часть из них служила подтверждением тому, что человек не знает своих истинных возможностей – например, даже хилый, тучный или больной может бежать за лошадью очень долго, если его влечет по этому пути крепкая, привязанная к седлу веревка.
Никакого ограждения не было, но въехав в пределы палаточного городка, Тормейн, Вивет и госпожа Сайдалара, на которую еще при отъезде надели какой-то невзрачный амулет, превративший бесконечный источник шума криков и брани с безвольный мешок с костями, одинаково остро почувствовали, что пересекают границу, и сделать это снова изнутри может быть не так-то просто. Десятник остановился у одной из палаток, что побольше, перекинулся парой слов с часовыми – эти уже не скрывали ни формы, ни знаков различия солдат Вольного Края – и провел их внутрь. Не забыли и Араша. Его, правда, пришлось просто положить у входа. Что до госпожи Сайдалары, то когда ей говорили идти, ее тело подчинялось, не обращая внимания на резкую боль в подвернутой ноге и тем более - на желания своей законной хозяйки. А приказ молчать и вовсе никто не отменял.
Внутри палатка оказалась рабочим кабинетом с настоящим столом, парой стульев, переносными шкафчиками и матерчатой картой, зацепленной за каркас.
Тому, кто должен был принимать братьев по вере, хватило одного взгляда, чтобы понять, кто перед ним, а кое-кого – даже и узнать. Тормейну доводилось несколько раз встречаться с Алуном Нартом, правда, тогда еще не сотником, а помощником одного из множества бесполезных и не имеющих никакой политической власти советников их Повелителя (ни для кого не секрет, что он прислушивается разве только к голосу Чародея в своей голове). Оба они - и господин Камидас, и господин Нарт, тогда выполняли поручения своих патронов. Приятные, прибыльные, взаимовыгодные и имеющие прямое отношение к государственной измене поручения двух старых предателей, которые представить себе не могли, предательство какого масштаба замышляют в это время их правители.
Добродушное, лишенное даже тени мрачного фанатизма лицо Алуна утратило остатки положенной по службе строгости и расплылось в улыбке.
- Тормейн! Какая удача, что ты сумел пережить это безумие! Садись, выпей вина. Похоже, я имею честь видеть перед собой сильнейшего чародея Кибаха… - тут его взгляд упал на Араша, и господин Нарт стал похож на отца семейства, которому счастливые дети принесли показать ужика. Милого черного ужика с похожим на молнию узором на спинке. Сначала он непослушной рукой достал из шкафчика амулет, такой же, как у Сайдалары, повесил на шею посыльному, и только потом, выдохнув, снова затараторил.
Араш возвращался в этот мир не сразу, по частям. Первыми оказались уши, и в них тут же влился мужской голос с характерными для придворных нотками преувеличенного восхищения.
- Ты всегда знал толк в дипломатии, брат Тормейн. Притащить живым доверенного раба Белега и его любовницу! Владыка оценит твой подарок. Это не терпит отлагательств. Выпьем вина в другой раз. Тебя, твоего ученика и этот дар ждет небольшое путешествие… Эй, там, пусть готовят Врата.
Вторым Арашу удалось открыть один глаз и увидеть просторный шатер, в котором кто-то оборудовал не ставку даже, а так, походный кабинет чиновника. Хозяин кабинета, высокий, рыхлого сложения мужчина в военной форме сотника Вольного Края, никак не похожий на злодея из Озарка, какими их рисуют на похабных картинках, смотрел на него с величайшим любопытством и некоторым суеверным опасением.
Постепенно к посыльному вернулась власть над его всем измученным, донельзя усталым телом, которое уже не могла взбодрить даже ноющая боль, но он чувствовал себя словно придавленным камнем, который кто-то уронил с высоты и прямиком на силу воли. Мог пошевелиться, мог бы даже попытаться встать, но не хотел. Так же, как и не хотел снять с шеи источник этого принуждения к покорности, пусть никто и не потрудился даже связать пленнику руки. Зачем портить веревки, если вместо этого можно сковать саму волю к побегу? Араш знал откуда-то, что пока эта штука на нем, Белег его не услышит, хотя печать – настоящая печать, которую видел этот сотник, не обращая внимания на черное в багровом обрамлении пятно клейма, осталась цела и невредима.
Чьи-то руки подтянули кожаный шнурок амулета и завязали его узлом, чтобы нельзя было снять через голову, а только разрезать. Затем Арашу и Сайдаларе велено было идти.
- Дорогая игрушка, но цель оправдывает средства, - журчал Алун над ухом Тормейна, провожая его и «ученика», на которого обращали внимания не больше, чем на прилипшую к обуви глину, к небольшой и слегка растерянной компании. – Стойте не шевелясь, иначе есть риск, хе-хе, добраться не целиком…
Тем временем солдаты привели еще пять… шесть десятков… добрую сотню мужчин и женщин, таких же покорных чужой воле, как пленниеи Тормейна, которых временно передали в руки Вивета – ученик же, пусть и таскается с добычей своего наставника! - и расставили их в бессмысленном, на первый взгляд, порядке.
Несколько подручных расторопно и сноровисто принялись чертить на песке затейливо переплетающиеся линии, складывающиеся в знак, который даже Тормейн до сих пор видел своими глазами только пару раз – слишком дорого стоило некогда популярное заклинание...
Когда рисунок был закончен, тишину над лагерем разорвал крик «Во славу Владыки!» и первая жертва со вспоротым горлом пробудила знак к жизни. Он просыпался не сразу, постепенно, словно кто-то пустил воду по причудливому сосуду, и добираясь до каждой узловой точки, впитывал в себя безропотную жертву. В полных ужаса глазах женщины, стоявшей прямо напротив них, все собравшиеся видели не только свое отражение, но и развенчание возможных мыслей о том, что эти люди не против пожертвовать собой, если стоят спокойно и ждут смерти, но лицо ее оставалось совершенно спокойным и пустым.
Волна золотистого света подкатилась к ее босым ногам, на мгновение вспыхнула, превратив обычную крестьянку в сияющую богиню, и потекла дальше, все ускоряясь, все набирая силу. Тело, упавшее поверх забравших жизнь линий, уже не имело для магии никакого значения.
Каждому доводилось когда-нибудь клевать носом, засыпая за работой, и просыпаться от движения своего же потерявшего контроль разума тела. Работа «Врат» изнутри походила именно на это – ничего впечатляющего. Просто вот только что ты стоял посреди заваленного телами пустыря, а вот вокруг уже тронный зал в столице Вольного Края, на вновьприбывших благожелательно смотрит хозяин и с любопытством – одиннадцать человек гостей. Одиннадцать не лучших, не первых, не славнейших, но все же стоявших когда-то у вершины магов из горных стран – все такие же потрепанные и усталые, большая часть – с такими же свежими печатями на груди. Только трое из них всех, по-видимому, пришли под руку Бога-Чародея давно. Заранее.
Повелитель медлил, ожидая чего-то. Он совсем не изменился с тех пор, как Тормейн в прошлый раз был в Озарке – все тот же человек без возраста, высокий и крепкий, вовсе не похожий на некое кровожадное умертвие в черном, каким его рисовали, чтобы припугнуть слишком много думающих об озаркской вольнице крестьян. Сходства с воином добавляла приверженность этого человека аскетизму и строгости, но не монашеского бессмысленного толка, а той, что с железным привкусом военной дисциплины. В конце концов, Озарк был страной-изгоем и до его возвышения, но только при нем этот изгой вырос в опасного и жестокого врага, смерти которому желали все, кто только знал о его существовании.
Наконец в углу на возвышении появилась, как видение, малорослая женщина в черном. Госпожа Иркта де Тнаме, не последняя, но и далеко не первая фигура при дворе Игналины. Вероятно, единственная, кто остался от этого двора.
Повелитель приветствовал ее взглядом, дал ей несколько ударов сердца найти себе место в пугающе пустом, рассчитанном на приемы сотен гостей, зале, и обратился к собранию.
- Все мы, собранные здесь – последние осколки магического искусства, и все мы скорбим об утрате. В один день наша земля потеряла лучших из лучших. Всякий, кто знаком с Даром, знает и то, что случайных обстоятельств не бывает. И видимо не лучшим из лучших, но лучшим из оставшихся предначертано построить новый порядок и возвести новую башню из знаний о тайнах этого и других миров. Но для того, чтобы говорить о будущем, необходимо сперва покончить с прошлым. У прошлого есть имя, и это имя всем известно.
Владыка в своей безграничной милости готов тех, кто желает вернуть все на круги своя, обучить, как и прежде, пользоваться властью, что принадлежит от рождения. Однако дар этот временный - тем, кто выбрал этот путь. Тем, кто преданно и неотступно следует Его воле. Остальным и прочим придется доказать свою верность Владыке, чтобы стать учениками, начать все с начала. Однако это – не ранее, чем с помощью самых отважных, решительных и сильных духом оба предателя, Белег и его брат-близнец, предстанут перед Богами.
Иркта поприветствовала повелителя легким поклоном. Занимая место среди оборванных колдунов, госпожа постаралась стать так, что бы ее не прожженная одежда не очень бросалась в глаза. Она примет метку если придется, но пока ее не принуждают она обойдется без богов.
После увиденного в городских стенах пассаж про случайных обстоятельств не бывает показался колдунье особенно прекрасным. Да, обстоятельства, к которым начинают готовится за несколько десятков лет, трудно назвать случайными. Новый порядок построенный кем? Полутора десятками не самых сильных магов под контролем божественного? Иркта не была уверена, что хочет знать, что это за порядок. Особенно учитывая царившее в Озарке. А вот предложение Повелителя колдунью заинтересовало. Получается, Белег жив? И не просто жив, а сумел скрыться от озарского божка? А брат его разве был магом? Про это стоило узнать подробнее.
-О повелитель, прости мне мою невежественность, но разве проклятый Белег еще топчет эту землю?
Пока всадники добирались до лагеря, что-то подтачивало Тормейна изнутри. Он словно блуждал в тёмном лесу, среди мрачных со скрюченными ветвями деревьев и этими деревьями были его собственные мысли. Подозрения, тревоги и неуверенность в себе. Устроившие западню люди действовали в противовес Рейнарду, но почему тогда они устроили эту самую ловушку? Откуда они могли узнать о том, что событие обретут именно такой оборот? Или одно не связано с другим и всё это просто совпадение? Но в подобные совпадения Камидас к собственному сожалению не верил. Размеры лагеря только утвердили чародея в подозрениях, что все события между собой как-то связано и всё куда сложнее, чем кажется. Следовало быть предельно осторожным и не рисковать без необходимости.
Встреча с Алуном стала для Тормейна неожиданностью, но вполне приятной. Не то, чтобы Камидас воспринимал Нарта как закадычного друга, скорее как сообщника в некотором роде. Даже если бы кто-то из них всадил кинжал в спину другого, оба бы при этом ехидно улыбались друг другу. От вина чародей отказываться не стал, а похвала его магических возможностей оказалась, как лёгкое ласковое касание женской рукой щеки. Лесть конечно, но приятная, особенно когда прекрасно осознаёшь, что даже вино себе подогреть был бы не в состоянии с помощью чар. Амулет Тормейн тоже оценил. Подобные вещицы были действительно весьма дороги, но своих денег стоили. Хотя и недостатки у ошейников тоже были. А вот Врата Камидас не любил. Точнее ему не нравились ощущения, связанные с ними. "Хлоп" - и ты уже в другом месте. Но Тормейна в этот момента всегда начинала терзать мысль, что пока длился этот "хлоп" времени могло пройти много. И многое могло случиться. А неприятные сюрпризы, случающиеся из-за недостатка контроля, чародей не любил.
К правителю Озарка Тормейн относился... да в общем-то никак. Он в достаточной степени уважал это человека, но это пожалуй было единственным испытываемым чувством. Всё остальное - приходящее, зависящее от прочих обстоятельствах. А вот речь правителя ощущалась Тормейном на резком контрасте после краткого общения с Алуном. Слова о "не лучших" чародея задели. Но и положительные моменты в этом монологе Тормейн также нашёл. Первое, что ему было необходимо - это обрести знания по контролю над силой, которой он обладал. Восстановить или получить новые взамен утраченных. Это сейчас представлялось Камидасу наиболее важным. Важнее даже, чем смерть Рейнарда. Или Белега.
Ещё один ошейник затянулся на горле посланника, как будто клятвы Белегу и кровавого следа к Садалайре было мало. Сначала упыри от врагов магии лишают его возможности сопротивляться, затем уже маги снова смеют лишать его естественного права оставаться свободным? Боль била гулкими ударами бронзового колокола, в который превратилась голова, она вызывала тошноту и бессилие и это ещё сильней злило Араша. Никогда не бывший в центре внимания, он вдруг стал этакой диковинкой, зверьком на поводке, на которого интересно смотреть и боязно сунуть руку. И это он, покоривший тысячи дорог и не знавший большей удавки, чем та, что набросил в своём легкомысленном величии Белег! Курьер попробовал сердито заворчать... и не смог. В ответ на это что-то темное, почти незаметное внутри зашевелилось, пробуя занемевшими от полутора десятилетий бездействия плечами обозначенные границы. Какие, к Грешным Магистрам, границы?! Спокойствие и хладнокровие, которые так часто удивляли самого Араша, блекли и сползали неровными струпьями обгоревшей кожи с сознания курьера. Быть может, владыка Белег теперь в самом деле не может влиять на него сейчас? Быть может. Араш об этом почти не задумывался, ощущая всем своим естеством тот груз, что давил на его волю и волну темной, обжигающе новой и неизвестной ему самому ярости, поднимающейся навстречу. Нет, нет, можете давить на волю, но всегда есть что выставить взамен. Любопытство, жажду жизни, злость в конце концов. И вестовой принялся крошить наваленный груз новым инструментом. Интересно, тварь, кто сломается первым, твоя ёмкость, заложенная при создании или разгорающееся пламя? На несколько секунд Араш снова стоял как оглушенный, когда чуждые ему чувства крушили уютное спокойствие и настоящая ненависть, горькая и задорная оттеняла всё, на что падал его взгляд.
"О, Владыка, ты ослеп, не видишь меня? Ты не слышишь моей мольбы о помощи? Правильно, Владыка, это потому что я не молил, она мне не нужна." - мысль была четкой и дерзкой, резанувшей, словно клинок под ребро. Это воспоминание он тоже ненавидел, как и Камидаса, решившего его убить, хотя видят Темные Магистры, он дважды останавливал себя в той проклятой конюшне, чтобы не отправить франта в любой из угодных ему чистилищ. Он ненавидел каждого пустоголового идиота в этой зале, каждого выскочку и просто расчетливого задолиза "Повелителя". Каждая клеточка его тела, каждый уголок сознания пробуждался, будто от долгой спячки, наполняясь новым для себя содержимым - чистой, отборной ненавистью. Он освободится, это точно. И эти чародеи будут номером вторым в его счете, сразу после магососов. Но кто сказал, что надо выставлять счета по порядку?
Хотя десятник, встретивший Тормейна и компанию на Северном тракте, не был магом и не мог отличить настоящую печать Владыки от простого ожога (должно быть, первый за века случай, когда кто-то мог бы подделать на себе клеймо), только святая вера в силу Бога-Чародея могла извинить его беспечность. Но для господина Алуна, который не понял, что опасный пленника господина Тормейна сохранил свой Дар, и надел на этого человека побрякушку для простого скота, отнимающую контроль над телом, но не над разумом, оправданий быть не могло.
Амулет на простом шнурке, болтающийся под самым горлом Араша, вдруг треснул с тихим жалобным хрустом, прозвучавшие, однако, весьма отчетливо в тишине после слов госпожи из Игналины. Сковывающая тяжесть исчезла, однако, помимо восхитительного ощущения свободы Араш отчетливо понял: предел достигнут. Он не сможет больше вырывать у самого себя жизненно необходимые силы примерно так же, как нельзя покончить с жизнью, просто задержав дыхание.
Еще одна небольшая проблема заключалась в том, что теперь Элхат Берон Гар Нарин, предводитель Вольного Края, смотрел прямо на Араша. Встретив полный ненависти взгляд, он чуть заметно усмехнулся и подмигнул, явно не собираясь решать за Тормейна проблемы с его непокорными пленниками.
Араш улыбнулся предводителю, прекрасно зная, что такие люди погут прятать за вежливым растягиванием уголков рта - да всё, что угодно. Зато гонец отлично понимал, что скрывается за собственным недооскалом и свой же тканевый пояс, оказавшийся в руках подозрительно быстро, метнулся гибкой змеёй, пытаясь захлестнуть достопочтенного господина Камидаса за горло, чтобы затем гонец повернулся спиной к жертве, чуть наклонился вперёд и получившийся жгут поднимет премногоуважаемого мага за горло, позволив собственному весу сосредоточиться на узкой полоске ткани. Сделано всё было тихо и по мере возможностей одуревающего от слабости тела, которое понимало, что завершить всё надо броском, коротким рывком, но на это может уже не хватить даже его двужильности...
Ещё во время пути в лагерь Вивет решил вести себя как можно незаметнее и стараться не привлекать к себе лишнее внимание. Поскольку он был единственным из всей их компании, кто никак не был впутан в разборки властей, ему это по большей степени удавалось. А уж когда его сделали "учеником" Тормейна, пускай и без его собственного согласия, то он окончательно стал пустым местом для большинства, если не для всех. Оставалось лишь выждать необходимое время и начать составлять план действий, даже если в нём не будет конечной цели.
Перемещение в общий зал Вивет принял без особого удивления. Гораздо сильнее он был поражён ценой этого заклинания, и где-то в подсознании ему было жалко всех этих людей, потративших свои жизни на ветер. Впрочем, сейчас было не до этого.
Идея об обучении на какое-то время заняла мысли Вивета. В конце концов, торопиться ему было некуда, а получить контроль над магией, которого он в полной мере не имел даже до событий в Эренсии, было бы неплохо. Но мысли эти длились недолго, их ход прервал хруст наподобие стекольного, раздавшийся сбоку от него. Повернувшись, Вивет увидел полные ненависти глаза Араша и треснувший амулет на шее. Быстрый взгляд на целый ошейник Сайдалары подтвердил возникшую догадку: Араш смог каким-то образом преодолеть заклинание. Насколько сильно - уже иной вопрос.
- Интересно, что он будет делать с открывшимися возможностями? - промелькнула мысль в голове Вивета, на которую он тут же получил ответ в виде Тормейна, повисшего на спине посыльного. Долго размышлять не было времени, поэтому Вивет лишь подлетел к Арашу и со всей силы врезал ему в висок. Не смертельно, но сознание "раб Белега" скорее всего потеряет.
Тормейн услышал треск амулета и шорох за спиной, но поздно: тот, кто желал его смерти, занимался своим ремеслом без особой помощи магии большую часть жизни, господин Камидас же обходился без нее всего лишь один вечер. Удавка захлестнула горло, перекрыв доступ воздуху; кто-то закинул Тормейна себе на спину, как мешок с репой, ощутимо пошатнувшись – жертва была и выше, и тяжелее. Дальше должен был последовать рывок, который неминуемо повредил бы его горло, в лучшем случае обеспечив на всю жизнь трудности с дыханием и речью, а скорее – попросту смертельный.
Но еще один нежданный удар отбросил убийцу влево, и тот завалился на бок, придавив Тормейна своим уже бесчувственным телом. Араш, верный пес Белега, еще дышал и вроде бы не собирался умирать прямо сейчас, правда, никто не мог бы обещать, что он очнется. Удавка выпала из рук убийцы и бессильно повисла, все еще обвивая шею господина
- Как мы имели счастье видеть, добрая госпожа, - как ни в чем ни бывало обратился Владыка Озарка к собравшимся и даме из Игналины, - даже раб нашего врага отличается отвагой, находчивостью и невероятной волей к жизни. Что же можно сказать о самом Белеге? Он – опаснейший противник. Он – безумец и фанатик, одержимый идеями перевернуть мир. Но вы – лучшие из тех, кто остался на стороне порядка и здравого смысла, посему именно вам доверяю уничтожить предателя Белега с его братом Рейнардом. Так кто готов избавить мир от безумного владыки Кибаха? Кому здесь достанет смелости принять Дар из моих рук?
Последняя фраза, сказанная всего лишь чуть громче, заполнила собой весь зал, зазвенела в ушах. А на протянутой к гостям ладони Владыки появился язычок нездешнего темного пламени. Вздрогнул, затрепетал, расцвел и разгорелся, как факел. Элхат Берон Гар Нарин, повелитель Вольного Края, держал его бережно и твердо, как пышное растение, огонь не причинял ему никакого вреда, но дышал жаром не хуже обычного, живущего в костре. Желающим пусть на время, пусть на условиях покорности этому правителю и божеству, которым он одержим, и прилежных поисков врага, вернуть себе прежнее могущества, предстояло не испытание даже – небольшое доказательство тому, что ум и твердость воли все еще подвластны им, даже когда магия превратилась в безумную стихию.
Резким рывком Тормейн сбросил с себя Араша и пнул того по рёбрам, чтобы неудачливый убийца откатился чуть дальше от чародея. Затем Камидас скинул с себя верёвку. Он был зол, зол на гонца, но не в меньшей степени и на себя. Ему нужно вновь обрести контроль над магией! Тогда никчёмная чернь, вроде слуги Белега будет в коленях у него ползать, моля о милосердии. Которое, конечно, Тормейн ни за что не окажет.
Уверенно, собрав в кулак всё своё достоинство, Камидас шагнул вперёд к правителю Озарка. Глядя на чародея, никто бы ни за что и не догадался, что буквально минуту назад он чуть было не умер от руки простого гонца. Более того, даже мысль о том "недоразумении" сочлась бы безумной и нелепой.
- Всем сердцем я желаю смерти этим безумными близнецам,- холодно произнёс Тормейн,- Они попытались пойти вопреки всему, всем законам мира, пожертвовав действительно лучшими представителями всего человечества! Они - загнившая опухоль, которую надлежит выдернуть! Возмездие им ведёт меня! Возмездие даёт мне храбрость приняв даруемый вами, Владыка, дар! Во имя справедливости!
- В доказательство верности, я привёл с собой двух приближённых этих фанатиков,- сделав небольшую паузу, продолжил Камидас,- Их разум также разъеден губительной порчей, но они ещё сможет послужить Вам.
Вивет сделал шаг за плечо Тормейна. Тот был здесь не единственным, кому нужна сила, а, значит, нужно устроить маленькое представление. Вивет начал говорить, будто обращаясь лишь к Тормейну, но достаточно отчётливо, чтобы все из стоящих рядом, кто захотел бы услышать его слова, могли понять их.
- Учитель, надеюсь, вы понимаете, что я буду следовать за вами во всём? В том числе и в обладании Даром, который может помочь в победе над Белегом и Рейнардом. Как и вам, учитель, они не сделали мне ничего хорошего, - о том, что ничего плохого братья ему также не делали, да и вообще вряд ли подозревали о его существовании, Вивет решил пока умолчать. После чего добавил, на сей раз действительно только для Тормейна:
- Советую помочь, если не хочешь, чтобы кто-нибудь из присутствующих узнал некоторые твои секреты, о которых успела обмолвиться Сайдалара. Вряд ли после них новые главы Озарка будут к тебе столь же благосклонны.
Подойдя ближе, и Тормейн, и Вивет ощутили жар, исходящий от пламени в руках владыки, но много сильнее оказался Зов. Услышать его, почувствовать всем своим существом настойчивый магический призыв – все равно, что слепому вновь увидеть свет, и уже не так важно, что именно сияет. Свеча ли, солнце? Лишь бы разгоняло тьму.
И пока Тормейн вел свои речи, мимо него, как в полусне, как умирающий от жажды к водопаду, прошел еще один знакомец – Хатраэн Вит, внук правителя Арасены. Еще недавно при дворе делали ставки на его шансы занять трон после того, как старик шагнет за Грань. Теперь Хатраэн остался единственным претендентом, да вот беда, некому стало получить и прогулять с друзьями выигрыш в пари.
Не обращая ни малейшего внимания на то, что здесь кто-то разговаривает, господин Вит просто обошел Тормейна и что-то шепчущего ему ученика, и, не раздумывая, сунул руки в огонь, чтобы зачерпнуть его, как воду, и выпить. Фокус был из тех, какими ученики, у которых еще не растет борода, покоряют девок, когда лень тратиться на магическое принуждение или подарки, но его было вполне достаточно, чтобы подтвердить свою состоятельность.
Торжественную тишину, когда все затаили дыхание, ожидая, что будет, разорвал крик невыносимой боли. Живой, пока еще живой факел в человеческий рост, весь объятый темным пламенем, заметался по залу, но страдания его длились недолго: несколько ударов сердца – и на мозаичный пол упала черная головешка, весьма отдаленно напоминающая человека.
Пламя в руках владыки разгорелось сильнее и ярче. Сам он не удостоил неудачника и взглядом.
Следующей была незнакомая женщина, высокая, худая, с рыжим волосами. С решимостью, с какой шагают в пропасть, она подошла и схватила что-то в самом сердце огня, словно ловила руками идущую на нерест рыбу. Назад она выдернула извивающуюся, взбешенную тварь, сотканную из того же дикого пламени, но как бы эта тварь не дергалась, не пыталась достать госпожу, оказалась бессильна причинить ее белым от напряжения пальцам вред. Чародейка душила свой улов до тех пор, пока бесформенный сгусток дикой магии не обмяк в ее руках, после чего… опустила в него лицо, и пламя вошло в ее грудь вместе с дыханием.
Никогда еще собравшиеся здесь люди, знающие все об интригах, заговорах, коварстве и предательстве, не видели на человеческом лице такого всеобъемлющего, безусловного счастья. Рассмеявшись, как возвращенная из-за порога смерти, чародейка сделала шесть танцующих шагов и на седьмой так же легко и красиво шагнула в окно. Ветер подхватил и унес ее, как ленточку, сорвавшуюся с волос красавицы.
- Оказывается, и я могу подарить людям счастье, - усмехнулся Элхат Берон Гар Нарин. – Помните, однако, что мой дар служит вам лишь до тех пор, пока вы истово служите мне.
Что до твоего дара, Тормейн, благодарю, но не стану отнимать твою добычу. Ведь они – два живых ключа. Один от прошлого братьев, - он посмотрел в глаза своей невольной гостье, зная, что снимать ошейник не обязательно, все мысли и чаяния этой женщины можно прочесть и так, - прекрасная госпожа Рил. Весьма талантливая и ныне ценнейшая для магического искусства особа, которой я предложил бы принять нашу сторону, если бы не знал, что получу отказ. Есть и другое предложение – сохранить жизни и даже разум братьев, если она своей волей приведет нас к ним и поможет в бою, но и оно будет отвергнуто, посему не станем тратить время. Второй ключ – от самого Белега. Тебе и твоему невежливому ученику, верно, придется изрядно потрудиться, чтобы открыть ими дверь к победе, и не сломать в замке. Но если сумеешь - у тебя отличные шансы вернуться сюда живым и бросить к подножию моего трона головы самих мятежников.
Пока владыка говорил, никто не осмеливался подойти к нему, но только на это и хватало выдержки, что осталась у почтенного собрания. Едва он дал понять, что власть над магией ждет, на костер набросились сразу двое, и каждый получил что-то свое. Один – диковинного вида корону, которую незамедлительно надел на голову и она словно впиталась в кожу, второй – бешено бьющую крыльями птицу, которую с великим трудом усадил себе на руку. Следующий вытащил свою смерть. Она, похоже, была одинаковой для всех, кто оказался слаб, а вот форма, которую принимала дикая магия в руках своего временного укротителя зависела от самого чародея и отражала его мысли, опасения, страхи.
И Тормейн, и Вивет, и госпожа Иркта знали заранее, что будет ждать их в огне, но не могли знать, достанет ли сил, чтобы усмирить этот фантом и подчинить его себе.
Прежде, чем Иркте успели ответить, одна из Слез сломалась и пленник чуть было не убил одного из магов, но его остановил другой. Оба мага тут же выразили готовность служить владыке Элхату, причем первый считал Белега виновным в произошедшем. Госпожа взяла это на заметку. Она наблюдала, как другие маги возвращают себе магию или умирают, но сама медлила. У колдуньи была на это веская причина. Да, несколько часов, проведенных без магии и особенно встреча с солдатами подтвердили ей то, что она и так всю жизнь знала- только тот, у кого есть магия, является хозяином своей жизни. И женщина даже была согласна, что сгореть за несколько минут лучше, чем жить, как животное. Но она при этом не забывала, что одна из немногих тут не носит на себе клейма чародейского бога. И повелитель, конечно же, об этом знает. Госпожа смотрела на пляшущие языки темного пламени. Нет, она не откажется. Она не позволит больше таскать себя, как куклу. И если для этого надо дать клятву верности божку- что ж, она даст. Ей, в конце концов, не шестнадцать лет, что бы играть в идеалы. А магия- та вещь, за которую она готова отдать любую цену.
Госпожа подошла к владыке Элхату. Чуть приблизившись к пламени она почуствовала Зов как тогда, в храме, только сейчас не было ни сил, ни смысла сопротивляться. Все слова, что колдунья готовила, вылетели из головы. Она собиралась что то сказать, она хотела что то сделать, но что? Не важно. Все это стало не важно. Главное- огонь. Он зовет. Он- одарит. Как и прочие до нее, госпожа жадно запустила руку в пламя.
Это было похоже на начало новой жизни: невероятное напряжение и боль, а затем – облегчение и заполняющее всю душу счастье.
Госпожа Иркта вытащила из пламени не зверя, не птицу – изогнутый клинок, так и рвущийся из рук. Он ничем не напоминал живое существо, cкорее, это был поединок с невидимым противником, и если бы ей случилось выпустить рукоять…
Но не случилось. Твердость воли претендентки на возвращение могущества оказалось достаточной, и оружие исчезло, растворившись в ней самой. Но не став ее частью. К женщине вернулось тонкое чутье мира, и тем острее она ощущала чужеродность и опасность дара, заключенного теперь в ней. Это, безусловно, была сила, но сила покорная не ей, а вот этому человеку без возраста, и только от его воли зависело, как долго и качественно данная взаймы мощь будет подчиняться своей временной хозяйке. Это была «старая» магия, не то сохраненная, не то преобразованная из дикой так, чтобы не имеющие новых знаний чародеи могли с ней управляться, и госпожа Иркта чувствовала – она может! Она может все!
Все, что одобрит повелитель Вольного Края Элхат Берон Гар Нарин.
Поводок. Что ж, это было ожидаемо. Даже сейчас, физически почуствовав плату, Иркта все еще считала, что лучше дар без свободы, чем свобода без дара. Тем более какая там без дара свобода. До первого солдата. А то, что поводок- ну что ж, когда она узнает, как вернуть собственный дар, сразу так сделает. Это будет не просто, делать вид, что преданно служишь, и одновременно узнавать, как бы избавиться от хозяина. Который прекрасно знает, что ты хочешь от него избавиться. Тем слаще будет победа.
Вновь почуствовав себя целой, госпожа сияла, как начищеная монета, но в окно вылетать не спешила. Повелителю нужна голова Белега- нужно хотя бы начать двигаться к этой голове. Впрочем, начать лучше с брата- он гораздо менее опасен. И про него больше известно.
-O повелитель, благодарю тебя за щедрость. Скажи, что надо знать про подлого предателя Белега и его брата что бы как можно быстрее принести тебе его голову и я немедля отправлюсь на их поиски.