"Сочиться полезностью" Гар пока не собирался. Он по прежнему чувствовал к магу глубокую неприязнь. Иррациональное недоверие никак не покидало его, несмотря на очевидную искренность слов мага.
Опасность была, но исходила она, как считал Гар, вовсе не от убийц его госпожи, а от тех странных людей на улицах города. Вряд ли телохранитель мог рассказать что-то о госпоже. До сегодняшнего дня, он даже был полностью уверен, что Эмена вовсе не маг, а обычный человек, как и он. Куда ему до остальных секретов Эмены? Или он все таки ошибся, и Эмена не маг?
Допустим, в доме Эмены он узнал что-то такое, что делало Гара бесполезным для Тормейна, но раньше то он был ему зачем-то нужен... Но зачем?
- Благодарю за великодушие, - холодно ответил Гар, - "Кобанья голова", говорите? Отлично.

Бессмысленность собственных действий удручали, но мысли гонца постепенно упорядочивались, заканчивая хаотичное метание. Потому и говорят, что утро вечера мудренее... Посыльный разочарованно покачал головой и перестал мучить магичку. От неё не будет толка, а очень, очень жаль. Её талант мог здорово помочь.
- Господин Тормейн... Скажите, вы не получали подобного письма? - в руке гонца появилась та многострадальная записка из древнего пергамента, что была им подобрана в доме Эмены. - Я уже видел такое письмо. Слова совпадали один в один, только имя было другое. Если и вам было послание, то получается следующий расклад. Город звенит от магии, пронизывающей воздух, я чувствую давление чужой воли, как вы чуете запах нашего кучера, мывшегося шестого дня. Это значит, что если кто-то в городе планирует использовать такую вещь, как убила Эмену, то... маги будут беззащитны, они умрут почти мгновенно. Те, кому повезёт. А вот обладатель артефактов получит мощь, способную поменять само полотно мироздания. Сделает его не богом, но очень на него похожим. Безмерно мощный маг... без конкурентов. Властитель этого и любого другого мира, на который он сможет взглянуть. Вы же не будете отрицать, что таких артефактов может быть и два и три и так далее? А отправитель письма, судя по разговору тех двоих магов, что мы видели в доме Эмены, изменник, решивший, что ему не нужен новый божок.
Гонцу не пристало говорить подобные вещи, но что-то в ходе вещей пошло сильно не так, раз перед ним развернулась карта грядущих событий. Карта, на которых белых пятен было куда больше проторенных дорог. Он поднял ладонь, чтобы прервать возможные возражения. В его словах и тоне не было ничего, что должно было показать магу его превосходство или иным образом оскорбить франта. Гонец пытался всего лишь разобраться в происходящем, выдавая результаты своих измышлений без всякого магического принуждения.
- Пока напрашивается два безопасных места. Первое - за городом, куда неизвестный отправитель пытается вытащить магов и, возможно, уберечь от артефакта. Второе - место вечерней службы, где будет весь высший свет и иной бы предположил, что именно на них будет направлен удар высвободившейся энергии. Может быть, но там Единые. Более того... помните, кто пришел первый с ищейками? Храмовники. Кто предлагает защиту от магов, даже в посмертии? Они же. Не удивлюсь, если всё происходит из одного источника, а тот, кому они присягнули и есть главный выгодоприобретатель. Подумай, Тормейн, ещё раз, разумно ли сейчас ехать к "Кабаньей Голове", ведь явно, что весь двор выедет на вечернюю службу... да и закат уже близко. Не разумней ли вам отправиться на встречу с таинственным магом, пока я буду на вечерней службе?

- Э... Запамятовал как там тебя... Гонец... - морщась сказал Гар - Прочти вслух письмо, о котором идет речь.
Гар раньше вполне спокойно относился к тому, что гонец забрал записку Эмены себе. Сам Гар читать не умел, и письмо для него было просто бесполезный кусок пергамента. Но гонец так и не удосужился известить всех о том, что же было в письме, так, что Гара это начинало понемногу злить.
- И да, я тоже за то, чтобы уехать за город и подальше.

- "Гонец" вполне достойное имя. - ответил Араш, казалось, проигнорировав напрочь лишенную даже намека на вежливость, фразу. Впрочем, тут же вернул должок. - Твою просьбу можно удовлетворить.
Память посланника услужливо развернулась перед внутренним взором, выудив из ряда воспоминаний именно то, что нужно. Голос его слегка изменился, как у каждого, кто читает текст, не вникая в его смысл, монотонно и четко отмечая паузы и не приписывая своих эмоций к строчкам письма:
"- Мой милый друг, я чрезвычайно озабочен тем, что, кажется, наш славный мир летит прямиком в Бездну.
Пусть ты не величайший из магов современности, но со стороны тебе виднее то, в чем слепы могущественные, первые и лучшие. И такой наблюдательный человек, как ты, не мог не заметить, что заклинания становится творить чуть сложнее, чем обычно, артефакты разряжаются с невиданной скоростью, и даже первые лица, главы государств больше не разбрасываются силой направо и налево. Берегут ее, как зерно в голодный год. Неужели убогие мракобесы из Союза Единых были правы? Все это ставит под угрозу наше положение и ценность знаний, накопленных нашими братьями за века.
Однако, предлагаю не доверять всех тайн ненадежным рукам. Нам следует встретиться на закате у северных ворот города. Пусть это будет встреча наедине. Эта тайна, которая может быть и не тайна, должна оставаться тайной как можно дольше.
P.S. Надеюсь, все мои предположения никак не связаны с этим предателем, которого теперь называют владыкой Эркхольма. "
- Что полезного можешь добавить ты? - закончив монолог, вернулся к обычному голосу посланник.

- Я не получал никаких предложений о встрече сегодня на закате,- отрезал Тормейн,- а вы, господин гонец, похоже сильно переутомились за день. Артефакт с действием которого мы столкнулись, направлен против всех магов без исключения. И он не накапливает энергию в полном смысле слова, а скорее преломляет. В любом случае сейчас это не наше дело. Мы отправляемся в "Кабанью голову".
- Впрочем вы, господин гонец, вольны направляться куда хотите. Хоть на вечернюю службу, а хоть к дьяволу на рога,- разозлился Камидас,- и если вы не успокоитесь, то последнее будет иметь вид моего вам поручения. Мы поняли друг друга?

Пробуждение от долгого и мучительного кошмара было таким же внезапным, как рука, вдруг выдернувшая утопающего из мутной воды в мир воздуха и солнечного света. Свет поразил и ослепил ее, но он дарил спокойствие и надежду, а кошмар становился все менее реальным, пока она сама не уверилась в том, что этого просто не могло быть. Исчезновение Белега и все последовавшие за ним события, отчаяние и страхи теперь выглядели очевидно нелепыми. Более того, с каждым мигом все более глупым выглядело то, что она могла стать женой какого-то ничтожества и потерять полтора десятка лучших лет своей жизни, мыкаясь с ним в приграничье. Позволить кому-то отнять у нее любовь и юность. Нет, все это еще не случилось, и не могло случиться, ведь ей еще нет и тринадцати и ничто не в силах помешать им с близнецами убегать от наставников и проводить время в мечтах и невероятных по своему размаху планах. И Белег, конечно, гений, но и изрядный дурак, как любой мальчишка, и его брат старается ни в чем не отставать, хотя его дар не дотягивает и до половины того, что есть у младшего. В чем он не отстает, так это в глупости, когда вдруг пытается сказать ей что-то совсем не о магии и не о том, чем одержимы все подростки на свете – стремлении сдвинуть этот застоявшийся на месте мир.
- Cайдалара!
Это, конечно же, гувернантка. Ненавидеть ее – слишком много чести, она всего лишь делает за родителей грязную работу и принимает на себя удары тяжелого характера их дочери, но все это ничего не значит. И уж точно не значит, что из сочувствия к ней девочка перестанет убегать и встречаться с друзьями. В конце концов, мадам гувернантка сама выбрала себе такую службу, пусть теперь прыгает по цветущим лугам в пышном тяжелом платье и лазает по чердакам, собирая на бархат пыль и паутину.
- Сайдалайра Рил, очнись, сейчас ты нужна…
Полным именем старшие называют ее только тогда, когда хотят выразить свое недовольство, то есть постоянно, и она ненавидит это имя. Сай-да-ла-ра. Как матери могло прийти в голову назвать ее в честь какой-то горной травы с мерзким вкусом, серо-зелеными листками и мелкими, грязными на вид цветочками? Назвали бы сразу Подорожником. Если хотите дружить с ней – зовите Дарой. Дарой Эрин. Это ее фамилия, а вовсе не Рил. Рилы –мелкие князьки откуда-то с востока, герб лиловый, на нем…
Лица мальчишек вдруг вытянулись в изумлении, а потом все подернулось рябью, прозрачным маревом, как в самую злую летнюю жару, и сквозь него проступил чужой, незнакомый город.
Несколько мгновений женщина по имени Сайдалара Рил озиралась и переводила взгляд с одного своего спутника на другого, все еще не веря, что жизнь может быть настолько жестока к ней, затем осознала, что лежит на груди какого-то мужлана, чувствует себя совершенно раздавленной и разбитой и вдобавок, ее куда-то везут. Дисциплина и привычка трезво смотреть на мир привычно взяли свое, подавив сожаления о несбывшемся и добавив еще пару заклепок к броне, которой теперь было оковано ее сердце.
Сайдалара с трудом выпрямилась, слушая вполуха препирательства мужчин. Голова гудела, как после отличной пирушки, сквозь этот гул пробивались не все слова, но общий смысл она уловила. Как и то, что снаружи созданной кем-то Сферы Покоя происходит нечто достаточно странное, чтобы обратить на это внимание.
- Если кто-то еще из вас, приспешников предателя Гэлита, дотронется до меня, то умрет, - сказала она очень холодно и внятно, отделяя каждое слово весомой паузой. – А если вы не прекратите препираться, то умрем мы все. Я тоже получила приглашение встретиться на закате с неким спасителем магии и всего мира. В местечке «Любопытный Фазан», что возле западных ворот. Это, должно быть, ловушка не хуже той, в которую затащили меня вы трое.

Вспоминая свою госпожу, Гар не мог отыскать в своей памяти ни одного случая, чтобы она бросала огненные шары или ходила по воздуху, но мало-помалу сквозь прочную стену его убеждений в том, как устроен мир, просачивались тоненькие струйки сомнения. Один, два, три… десятки незначительных эпизодов, в которых что-то чуть-чуть не сходилось, не стыковалось одно с другим, но почему-то до сих пор не вызывало у него никаких вопросов. Госпожа Эмена была невероятно удачлива в мелочах. Ее одежда не пачкалась в дождь, прическа не портилась в дороге, в рукавах или корзинке всегда находилась тысяча нужных именно сейчас вещиц, а главное – она нравилась почти всем без исключения людям. Мужчинам, женщинам, молодым и старым, богатым или бедным – не имело значения. Если госпоже Эмене нужно было договориться о чем-то, ей улыбались и шли навстречу.
А договаривалась она, как правило, о свиданиях. О тайных встречах благородного господина и пятнадцатилетней дочки бочкаря, или благородной госпожи с красавцем-кузнецом, а может быть, замужней дамы с женатым мужчиной при том, что их семьи разделяет кровная вражда? Все это было, и кое-что такое, о чем Гару не хотелось вспоминать. Устраивая свидания, госпожа Эмена считала необходимым остаться незамеченной, и Гар мог бы удивиться, как ей удавалось пройти перед носом у охраны дома, чтоб те и ухом не повели. Мог, но до сих пор не удивлялся. Теперь же, после смерти Эмены, с его разума словно понемногу спадали проржавевшие оковы и только сейчас он начинал понимать, что принадлежал этой даме в гораздо большей степени, чем это было оговорено контрактом телохранителя.

- Да, конечно. Прощайте, господин Тормейн. - легко согласился Араш. Мудрый человек по виду капли предположит о море, глупый оказавшись в море, не заметит капель. К какой категории относится этот человек, гонец готов был ответить ещё пару ударов сердца назад. Теперь уже засомневается.
- Госпожа Садалайра, вы вольны гневаться, сколько угодно, но... - гонец переложил на колени свою небольшую холщовую сумку, в которой, как она видела, гонец складировал нынче бесполезные компоненты для противоядия.
- Мне не стоит вмешиваться ни по рангу, ни по роду деятельности, но происходящее выходит за рамки любых обстоятельств. Вы знаете, госпожа, моряки, оказавшиеся на необитаемом острове, при возможности кидают в море бутылку с запиской. В надежде, что послание будет найдено хоть кем-то. Я беспокоил вас только чтобы... - гонец запнулся, когда где-то в районе груди шевельнулся огненный шар оков, почувствоваших, что задумал курьер, но он ещё не перешел черту, когда им стоит просыпаться. Араш облизнул вмиг пересохшие губы. Для чего он вмешивается, зачем? Ради кого?! -... чтобы спросить. А что, если бы вы знали, что ваша бутылка дойдет до нужного человека, точно, наверняка. Что бы вы написали? Смогли ли бы следовать за ней? Это важные вопросы, госпожа. Пото...
На лбу Араша выступила испарина, а язык вдруг стал будто игрушка из тряпья и соломы и курьер проглотил слова, совсем не по собственной воле. Он рукавом вытер пот, развязал сумку и извлёк наружу бутылку дешевого фруктового бренди, который так любил один их общий знакомый. Тепло из груди разлилось тягучим жаром по мышцам, готовясь перехватить контроль за любое неосторожное слово, потому как мысли уже давно перешли ту грань, которую переступать не следует.
- Жизнь вообще ловушка, госпожа. - наконец, выговорил гонец, крутящий в руках бутылку. - И по большому счёту мне уже наплевать, поверите ли вы оба мне или нет. В смерти все равны.

- Извините, что вмешиваюсь, - прервал Гонца Гар, - Но если вы все таки пойдете в этот "Любопытный Фазан", то вам наверняка понадобятся услуги обычного человека, я прав? Чтобы не повторилась ситуация... Ну вы понимаете? Так вот я, как обученный оберегать жизни, могу оказать такие услуги. За определенную плату.
И Гар назвал сумму соответствующую своему жалованию за год.
- Половину сейчас, половину после работы. Только обговорим перед походом, что именно я должен делать, если вы, госпожа, и ты, Гонец, снова упадете в обморок.

Сайдалара давала себе зарок никогда больше не баловаться некоторыми запрещенными зельями, и теперь, хотя и не могла вспомнить, когда это было, не сомневалась в том, что этот зарок был нарушен. Вот стоят перед ней шпион, лизоблюд и недоумок, все трое служат предателю… И хотят, чтобы она сделала что-то против Белега?!
Такое возможно только в Карнавал. Может, кто-то поставил дурную пьесу, но забыл известить ее, что она в главной роли этого спектакля и играет дурочку?
- Почему бы вам всем не отправиться к своему Гэлиту и заняться там спасением несостоятельных шпионов, а меня не оставить в покое? Что за день такой? То полоумная игналинская аристократка врывается в дом и требует возмутительного, то окончательно рехнувшиеся кибахские перебежчики, которые лишились хозяина и сразу стали не умнее быка, которого собираются везти на бойню.

Курьер кивнул в тон словам магини, она пропустила бОльшую часть истории, а отсюда и явное недоверие к словам в общем и к ним троим в частности. И вполне стоило бы прислушаться к её ворчливым угрозам. Вот только условия не располагали к долгим уговорам, а она именно тот союзник, в заинтересованности и верности которого Араш был уверен полностью, а потому она просто недооценила его решимость. В общем и целом, посланник был готов к такому повороту.
Араш вздохнул с облегчением, когда пробудившееся было внутри заворочалось, будто медведь в своей берлоге, почуяв капель, но снова засыпая, и улыбнулся госпоже.
- То вы меня Владыкой Белегом называете и грозите не отпустить, то гоните... - Араш чуть ближе наклонился к готовой ударить волшебнице.
- Вы можете не верить мне, но должны верить себе. Я, Араш, даю Сайдаларе Рил на два десятка ударов сердца право видеть и читать, но не изменять мои воспоминания. Воспользуйтесь мудро и узнайте, почему приняли меня за Владыку.
Сказав это, курьер прикрыл глаза, прекрасно понимая, что с тем же спокойствием мог закрывать глаза перед взбешенной коброй. Но ему нужно доверие и поэтому он доверяется сам. Жестко, но может спасти не только время.

Рил не выказала особого интереса к предложению Гара. Вместо этого она сказала что-то непосильное для разумения телохранителя и начался, еще менее понятный для Гара, монолог Гонца. Наверняка госпожа каким-то колдовским чутьём узнала о том, что телохранитель распускал руки, и Гару не хотелось быть превращенным в камень, после окончания Карнавала. Здоровяк всерьез опасался за свою жизнь и только жажда наживы держала его здесь. Если бы не деньги он бы поспешно ретироваться. Но в телеге был еще один маг.
- Господин, может быть вам нужны услуги неподвластного колдовским ожерельям человека? - с надеждой спросил он Тормейна, - За вполне умеренную плату, я мог бы еще раз сберечь вам жизнь. Что скажете?

Тирады Сайдалары Тормейн решил в очередной раз пропустить мимо ушей. Хотя мельком и пробежала мысль "Стоило ли вытаскивать эту ненормальную из передряги?" В остальном же чародей сохранял полное спокойствие, несмотря на бурную деятельность, развернутую Арашем. Таким, как гонец, свойственны приступы паники, когда они чувствуют какую-либо опасность, и первая их надежда - благородные господа, которые во всём разберутся, защитят. К тому же теория посланца откровенно трещала по швам - зачем кому-то, кто вознамерился магов спасти, собирать их в разных местах и в разное время? Существенно разное. Да и отправитель сам и без того был очень сильным магом. Мозаика не сходилась, а Тормейн сейчас был слишком утомлён, чтобы пытаться её соединить. В таких делах лучше сначала выполнить все поставленные задачи.

- Ещё раз?- удивился чародей,- Скорее по собственному безрассудству ты ею рисковал. Стоило просто меня слушаться и обошлись бы без лишних трудностей. Кроме того, твоя, бывшая теперь уже, госпожа мертва - не самые лучшие рекомендации для телохранителя.
- Но, как помощник, ты быть может ещё и подойдёшь. Но это, конечно, уже будет говорить о совсем другом размере платы.
И Камидас назвал Гару сумму, составлявшую почти три четверти от того, что телохранителю Эмена платила за месяц. При обычных обстоятельствах предложение и назойливость Гара привели бы Тормейна в раздражение и он вполне возможно проучил бы приставаху. Но сейчас чародей не стал отказывать себе в удовольствии в метафорическом смысле щёлкнуть парня по носу. Чтобы знал кто здесь есть кто.

- О, за день весьма неплохо! - сказал Гар, но тут же стер заинтересованность с лица и постарался продолжить более равнодушно, - Вполне соответствует моим талантам, хотел я сказать. Какого рода помощь вам требуется? Защита? Сопровождение? Или вам кто-то должен денег? Или кто-то угрожает вашей семье?
- А... Понимаю. Может нужно кого-то сделать более сговорчивым? - сказал Гар и заговорщицки подмигнул Тормейну - Сделаю все в лучшем виде! Можете не сомневаться.

- Мне нужен помощник,- отозвался Тормейн,- который не будет трещать, как продавец фруктов на базаре. Разве я похож на человека, которому требуется защита?- отнюдь недобро спросил чародей,- или у меня могут быть зарвавшиеся должники?
- Похоже я слишком высоко оценил твоё месячное жалование, парень. Такое со мной случается редко.

Эти двое никогда не должны были встретиться, а тем паче соединиться вот так, гораздо бли-же, чем могут быть друг с другом мужчина и женщина. Событие из тех, когда сорванец бро-сит камешек в стену, а от отскочит неудачно и убьет его младшую сестричку. Нелепая слу-чайность. Совпадение, которого не должно было быть. Но все же это случилось, и оба, Сай-далара и Араш, почувствовали, что память о событиях, что хранится в их головах, уже не подчиняется им, а подчиняет их себе. Они видели, чувствовали, переживали одни и то же прошлое.

Кибах, Кинну, дворец Владыки. 2416 год, десятая луна, день 32. Сайдалара Эрин

- Зачем мы здесь? – спрашивает старший мужчина, расхаживая взад-вперед по Беседке Ветров. Он ужасно стар – ему не меньше тридцати, а то и сорока лет, и эти годы легли несколькими глубокими морщинами на лицо, а с головы изгнали добрую половину волос, но все же профиль этого дядьки пока еще не очень отличается от того, что отчеканен на кибахской монете.
- Ты знаешь, - мягко, но настойчиво отвечает ему младший. Тот спокойно сидит на деревянной резной скамье и ждет, пока брат смирится с неизбежностью неприятного разговора. – Это касается всей нашей семьи.
Умение советника Дейна изящно вплести заклинание в обычную речь и не выглядеть дураком, отдавая приказы в никуда, вызывало у Дары жгучую зависть, но кое в чем советник все же просчитался. Создав Сферу Покоя, которая накрыла беседку словно бы перевернутой колбой, брат Владыки не мог предполагать, что членов его семьи здесь намного больше, чем кажется. Ни один из взрослых умников не заметил, что под крышей беседки прячутся, как голуби, одинаковые мальчишки Рейнард и Белег. А те, тоже изрядные зазнайки, нипочем не догадаются, что Дара Эрин сбежала с урока вышивания, проследила за ними и теперь сидит, скорчившись и затаив дыхание, за кустом барбариса. И уж точно никто из них не вспомнит, что женщина из правящего ныне рода семь поколений тому назад стала женой одного из Эринов.
- Догадываюсь, - холодно отвечает старший. – Ты не первый, кому не дают покоя мои дети.
- Не твои дети, а наследник. Будущий правитель Кибаха.
- Наследник известен вот уже тринадцать лет. Мне что, начать казнить тех, кто шепчется за моей спиной? Почему, проклятье, вы все не понимаете по-хорошему?
- Ты можешь казнить весь двор, Дерри, но это не изменит очевидного. Твой старший родился с неплохими задатками, но становится только слабее с возрастом. Он никогда не завоюет себе корону. Более того, он умрет в первом же поединке. Этого ты хочешь Рейнарду?
Ответом было гневное молчание. Очень тяжело, когда ты – владыка Кибаха, но тебе нечего ответить своему брату, потому что он говорит правду. Общеизвестную, неприятную, истинную правду.
- А Белег – гений. Уже сейчас этот сорванец сильнее меня, Дерри. И я уверен, скоро он станет сильнее тебя. Он все равно будет править, что бы мы ни делали, но неужели ты хочешь, чтобы на пути к трону он убил родного брата?
- Он не сделает этого.
- Ты обманываешь себя, братик. И пытаешься обмануть меня. Мы оба знаем, что…
- НЕТ! – чистый и звонкий мальчишеский голос наполняет собой магическую сферу, заставляя взрослых умолкнуть с открытыми ртами. Сперва один, затем второй, близнецы спрыгивают вниз и буравят старших негодующими взглядами. Как вы могли? Как вы смеете мерять нас мерками своего грязного мирка, сотканного из интриг и измен?
- Мы никогда не будем такими, как вы, - твердо говорит один, упрямо глядя в глаза отцу. Но какой из них, не может различить даже отец.
- Подавитесь своей властью и троном, - второй не может простить того, кем видят их самые близкие на свете люди – отец и дядя. Но справляется со злостью, потому что с этими, вдруг ставшими чужими взрослыми, нужно вести деловой разговор. – Но вы не отстанете от нас, не так ли?
- Так, Белег, - советник Дейн, а кому-то дядя Дейн, не позволил вывести себя из равновесия.
- Почему ты думаешь, что я – Белег?
На сей раз удивился даже Дейн. Он был уверен, что близнецы сами знают ответ.
- Потому что он умен, талантлив и всегда ведет свою собственную игру.
Дети переглянулись. Любой посторонний мог бы догадаться, что они переговариваются, но родичам догадываться было ни к чему. Они знали это наверняка.
- Тогда вот что, - объявил в конце концов один из них. – Раз имена для вас значат всё, я отрекаюсь от своего имени и беру имя брата.
- Отрекаюсь от своего имени и беру имя брата, - эхом повторил другой. А затем вдруг продолжил таким же уверенным, даже вызывающим голосом, который до этого принадлежал близнецу. Но кроме того, сияние Дара, окружавшее его брата, теперь переметнулось к нему, как собачонка, которая не может выбрать, с кем играть. – Будь по-вашему. Пусть умный и талантливый зовется Белегом. Он будет сражаться за трон, править страной и расширять земли.
- А второй будет Рейнардом, - наглый взгляд и твердый голос снова вернулись к первому мальчику вместе с Даром. Теперь он, кажется, веселился от души, предвкушая забаву длинною в жизнь. – Тень великого брата, на которую никто не обращает внимания.
- Но вы никогда не узнаете,
- Кто есть кто,
- Здесь и сейчас!
Некоторое время взрослые молчали, затем Дейн обратился к своему брату, подчеркнуто игнорируя племянников.
- Похоже, Дерри, тебе придется сделать еще одного наследника. Эти никуда не годятся. Тринадцать лет, а на уме только игры и хамство.
Владыка кивнул, глядя на своих детей с сожалением. Нить доверия, прочно связывающая семью, была сегодня порвана впервые, и все отлично знали: ничто никогда уже не будет как прежде.
- Зовитесь хоть Лютиком и Ромашкой, - сказал он строго. – Это не значит, что вам позволено подслушивать старших, влезать в разговор и перечить вдобавок. Раз ведете себя как младенцы, то и наказаны будете так же. Ступайте к Нагру. И не вздумайте жаловаться матери, как девчонки.
Палач Нагр был страшилкой всех детей, поскольку высокое происхождение никак не смягчало боль от розог, и отлично знакомая с ним Дара Эрин невольно поежилась. Зашуршали листья, владыка обернулся на звук…
- А не то она запилит тебя до смерти? – дерзко поинтересовался тот, что светился в данный момент. Прежде он не рисковал злить отца, но что-то изменилось сегодня раз и навсегда. К тому же куст был забыт.
Если бы гнев обладал взрывной силой, обломки беседки разнесло бы на выстрел вокруг. Пораженный тем, как стремительно отбились от рук его еще вчера славные дети, владыка Кибаха не находил слов, но сдержался, чтобы не схватить наглого незнакомца, которым кто-то подменил его сына и не выбить из него правду: куда делись настоящие Рейнард и Белег?
- Видят Боги, я позволял ей, и вам, слишком многое, - выдохнул он, - но теперь с этим покончено. В моем доме будет мир и порядок, или не будет никакого дома. Дейн, за мной.
Когда взрослые удалились, мальчишка обернулся к кусту.
- Дара, - позвал он, - вылезай. Они ушли.
Она послушалась, настолько пораженная увиденным, что не могла даже стыдиться. Это был один из тех поступков, совершив которые, можно только удивляться, как ты мог допустить не одну, а целую цепочку ошибок и осознать это, только когда уже ничего нельзя исправить. Смерть еще никогда не проходила мимо Сайдалары Эрин так близко, чтобы почувствовать ее ледяное дыхание, а если бы взрослые заметили ее, то, несомненно, убили бы. Такие тайны правящей семьи должны оставаться тайнами любой ценой.
- Посмотри на меня, Дара, - попросил мальчик с какой-то грустью. Сейчас он смотрел на мир глазами своего отца: ничто и никогда больше не будет как прежде. – Ты хочешь все это забыть.
Это был не вопрос, а утверждение, но она все равно ответила:
- Да.
И мир вдруг поплыл перед глазами, а когда она очнулась, то сидела в беседке одна, с пяльцами и незаконченным цветком на лазурном полотне и помнила только одно: она отпросилась у учительницы, чтобы вышивать в одиночестве и тишине, а потом просто принести ей результат. И никого, ни единой души не встретила по дороге.

Память того, кто называет себя бывшим посланником Белега, представляла собой очень упорядоченное пространство. Все эпизоды, которые требовалось запомнить или могли пригодиться позже, были в самом деле запомнены до мельчайших деталей, включая лица, биографии, карты местности и рельефы. Воспоминаний было столь много, что на ознакомление со всеми ими пришлось бы прожить бОльшую часть жизни курьера. Была и другая память, от воспоминаний которых не веяло документальностью и скупой канцелярщиной. Они были живыми, пропитанными эмоциями и переживаниями и относились к глубокому детству. Что интересно, буквально на глазах Сайдалары появлялось воспоминание о разговоре в повозке, но при этом одно из воспоминаний ранних, детских, растаяло, будто нникогда и не существовало. Араш запомнил важный разговор и... забыл, как сильные руки отца помогли впервые забраться на первое дерево. Но явно не для этого он пригласил гостя в свою память. Были здесь и особенные для Сайдалары моменты. Вот Белег, делающий ход в до-ро, передвигая вырезанную из янтаря фигуру собственоручно, буз помощи магии, озадачива Араша, потихоньку прячущего мелкую фигуру своего противника под столом. Вот курьер терпеливо ожидает запаздывающего Владыку, которого завернула назад вытянувшаяся из-за гобелена женская ручка, в которой Сайдалара без труда узнала свою собственную. А вот и то, ради чего и стоило сюда заглядвать. Воспоминание было тем самым живым, не документированно сухим, как подавляющее большинство других, но именно от него расходились светлые нити контроля ко всем остальным и именно на нем заканчивался тот, кем был владелец памяти и начинался Араш...


Кибах, 2426 год, третья луна, день 5. Араш
В этом году осень была ранняя и какая-то особенно пронзительная – синее небо казалось гулким, бездонным, словно кто-то опрокинул море и удерживает его вверх ногами силой особенного осеннего волшебства. Леса укрылись пестрыми одеялами – в ярко-алом и багрянце, золоте и охре, коричневом, черном и белом, и в сочная зелени кедра, и мрачной – ельника резвились, играя в пятнашки с ветром, солнечные зайчики.
Араш ехал сквозь это буйство красок уже два дня, когда след вывел его на широкую поляну между опушкой леса и обрывом. Этот обрыв он уже видел снизу. Вчера, проезжая под ним на усталой каурой лошадке по запутанной ленте дороги, долетая до которой, отваливающиеся от брюха скалы, разбивались в щебень.
Следы были уже порядком затоптаны, но Араш отлично видел, что совсем недавно поляну делила надвое упавшая от старости береза. Теперь она была весьма неумело распилена на чурбачки, порублена на дрова и сложена в поленницу. Сделать все это настолько неуклюже, криво и косо мог только человек, который до сих пор видел дрова исключительно на картинках.
Примерно так же была поставлена палатка и обустроено кострище. Сам этот человек, точнее, один из двух, отвлекся от котелка с почти готовой ухой, поднял голову на звук шагов и приветственно махнул Арашу. Издалека показалось, что это Рейнард, но подойдя ближе, Араш узнал Белега. Владыка был одет как лесоруб, насквозь прокопчен костром, украшен мазком сажи на лбу и выглядел самым счастливым человеком в Кибахе. Появление незнакомца в форме посыльных двора не вызвало у него никаких вопросов.
- Садись и угощайся, - предложил он спокойным дружелюбным тоном. Как почти равному. – Посуда вон там, возле палатки. В твоей сумке все для меня? Тогда давай ее сюда.
Получив утвердительный ответ и сумку гонца, он не глядя высыпал ее содержимое в огонь и протянул вещь владельцу с обезоруживающей улыбкой.
Араш успел заметить только темную тень, которая с возмущенным воплем снесла веселящегося владыку с бревна, и через мгновение оба катались по земле, как щенки – только листья, клочья сухой травы и воинственные крики летели в разные стороны. И каким бы ни был наблюдательным Араш, только тогда он заметил нескольких крепких парней из личной охраны Белега – до сих пор они умело сливались с местностью. Можно было предположить, что владыка велел им убраться с глаз, а начальник охраны – ни за что не оставлять хозяина без присмотра, вот и пришлось выкручиваться. Один из них подмигнул гонцу, и охрана исчезла снова, даже не думая вмешиваться в драку братьев…

- А ты не дурак, - вдруг сказал один из братьев Арашу, когда единственным воспоминанием о драке остались листья, насыпавшиеся в уху, да грязь на одинаковой одежде близнецов. И Араш не мог бы сказать, который из.
- Толковый и до сих пор ничей – большая редкость в нашем дворце, - хитро заметил второй.
- Это потому, что он не дурак, - беззаботно отмахнулся первый. И вдруг, как рябь пробежала по воде, стал убийственно серьезным. – Араш, мне нужны такие, как ты. Сделаем так: ты послужишь мне, а я открываю тебе возможности, о которых ты не смел даже мечтать. Согласен?

Мало на свете людей, которым в последние лет десять удавалось застать Араша врасплох, и еще меньшим из них не пришлось заплатить за это жизнью, но Белег (почему-то он был уверен, что говорит с владыкой) умел удивлять людей. Впрочем, если бы Араш не умел быстро справляться с неожиданностями, он не дожил бы до сего дня.
- Что нужно сделать, господин? – спросил посыльный. Церемоний он не знал, но догадался опуститься на колено.
Белег по-мальчишески улыбнулся, словно сумел подговорить друга на шалость.
- Повторяй за мной: я, - пауза, - доброй волей посвящаю свою жизнь службе Белегу, сыну Адерика, его дому и делу.
Араша вдруг прошиб холодный пот от понимания, что это, возможно, один из самых опасных моментов его жизни, но отступать было поздно. И он повторил, назвав свое имя.

Здесь воспоминание, крепко засевшее в голове Араша, заканчивалось, истиралось из памяти всегда, но не сейчас. Что-то внутри него не хотело вспоминать продолжение, что-то кричало, что будет больно и страшно, но память уже накатывала волнами, словно впервые открываясь и самому Арашу, и Сайдаларе.

- Отлично! – Белег сиял, как новая монетка с его же профилем. – Теперь я выполню свою часть обещания. Недосягаемые вершины и все такое.
Не переставая радоваться, он достал из костра тлеющую с одного конца головню и ткнул ею в ковер сухой листвы, устилающей поляну. Листья вспыхнули мгновенно, поляну заволокло горьким дымом и ветер тут же унес его в пропасть. Глаза Араша невыносимо слезились, но все же он видел, что пепел на траве сложился в огромную, прочерченную жирными линиями Печать Смирения. Она, в свою очередь, была частью еще какого-то, более сложного символа, и ближе к кроме леса и краю обрыва оба они сплетались в знак Чародея. Это само по себе было достаточно скверно, но хуже всего – то, что он, Араш, стоял в самом центре всех этих магических знаков, и уже не мог сдвинуться с места, даже если бы очень захотел. Правда, и не хотел. Его мысли текли медленно и спокойно, придавленные чужой волей, как ручей, на который сверху упала отколовшаяся от скалы глыба.
Он видел, как из леса выходят такие же завороженные стражи. Белег знаком подозвал к себе ближайшего.
- Рорис, ты ведь хотел отдать за меня жизнь? – несмотря на происходящий вокруг кошмар, голос владыки по-прежнему звучал буднично и беззаботно. Телохранитель, молодой парень, только недавно закончивший обучение, истово закивал. Что он видел в этот момент? Какие подвиги, какую славу? Рорис медленно достал кинжал и не дрогнувшей рукой перерезал себе горло. На его лице не отразилось ни боли, ни страха, только безграничное счастье человека, исполнившего свое предназначение. И в тот момент, когда сердце жертвы наконец перестало биться, мир для Араша перевернулся.

Сказать, что он чувствовал себя мелкой рыбешкой, превращенной в кита, или воробьем, который вдруг стал орлом, было бы недостаточно.
Он был мелкой рыбешкой и стал океанским течением.
Он был воробьем и стал ветром.
Его нельзя было назвать всемогущим, потому что у него не было цели, стремления, мечты сообразной это безмерной силе, но эта сила давала ему безумную, безграничную свободу быть. Быть где и когда угодно, быть каким и кем угодно, не заботясь ни о чем, потому что ничто в мире не имело права и возможности призывать к ответу ожившую стихию самой магии.
Продлись это состояние еще хотя бы пару ударов сердца, и Араш, должно быть, лишился бы рассудка или жизни, но тут крошечная часть его существа, все еще замершая в центре знака, заметила, как рухнул замертво второй телохранитель.

Это было падение, которое нельзя сравнить ни с чем, кроме падения неба со всеми его светилами и звездами прямо на землю, причем небо сжалось в одну точку и с невыносимой болью вошло в одну лишь телесную оболочку, которая звала себя гонцом Арашем. Здесь сквозь старое, вновь открытое воспоминание пробилось совсем свежее – точно так же он чувствовал себя, когда артефакт в комнате Эмены запер его магическую сущность и лишил сил. В старом воспоминании это напугало его до предела, все равно, что ощутить себя слепоглухонемым безногим и безруким калекой, но пережитый опыт приносил спокойствие.

Снова те же слова о служении и жизни, снова счастливый взгляд и смерть от своей же руки третьего телохранителя – и вдруг мир стал прежним, и Араш стал прежним, словно ничего и не было. Ему и оставалось только хватать ртом воздух и бездумно пялиться в небо, не понимая, что он давно уже лежит на покрытой пеплом земле.
- Зачем ты это сделал? – донесся откуда-то сверху осуждающий, потрясенный, но и покорный голос одного из братьев. Того, кто был верен второму несмотря на методы, которые этот второй избирал для достижения цели.
Второй теперь говорил устало, все эти шутки с Арашем, видно, стоили ему чего-то, несмотря на три отнятых жизни.
- Ты же не хочешь, чтобы опыты ставили на тебе? Это опасно.
Над Арашем склонился один из двоих, приподнял его, заставил сесть. Подняв голову за подбородок, долго вглядывался в глаза, ища тень безумия.
- С ним вроде бы все в порядке.
- Значит, и с тобой будет все в порядке. Бери кинжал, вставай в круг. По счету убьешь его ударом в сердце.
- Нет.
Другой сначала не понял.
- Что значит «нет»? Ты же видишь, он не сможет сам. Слишком много потрясений для простого разума.
- Нет – значит, он будет жить. Хватит смертей на сегодня, Белег. Почему, будь ты проклят, ты не предупредил меня? Я бы взял с собой других людей.
Тяжелая затрещина повалила того, кто защищал Араша, в пепел рядом с ним.
- Ты лицемерный засранец Рейнард. Не хочешь пачкать ручки? Боишься крови? Чем эти парни лучше или хуже твоих друзей? «Делай, братец, всю грязную работу, только не трогай тех, к кому я привязался»! Разве я не рассказывал тебе, сколько еще прольется крови? Ты что-то мямлил про цель, которая оправдывает средства. Так вставай и подтверждай свой треп делом!
Он встал.
- Нет. Я знаю, можно и без крови. Возьми мои силы, если так надо. Хватит трупов. Я хочу спокойно спать по ночам.
Будь Араш в себе, он бы понял: нашла коса на камень. Если один из братьев был гением в магии, то у второго весь талант ушел в упрямство.
- Будь по-твоему, братец, - голос Белега стал почти заботливым. – Только обратно домой ты пойдешь сам.
Он даже не понял, что произошло. Так слишком острое блюдо отбивает вкус, свет слепит глаза, звук лишает слуха. Просто один из близнецов встал на его место в круге, будучи магом, и после бесконечно растянувшегося мгновения, когда Араш просто не мог осознать масштаб и объем происходящего, все закончилось. Второй стоял на прежнем месте, только сияние его Дара погасло. Сидя на земле, он видел перед собой обычного человека, как две капли воды похожего на владыку Белега. Небо затянулось тучами и хлынул ливень, размыв контуры Печати и смешав их с пролитой кровью. Поблекли краски, все вокруг стало вдруг скучным, нелепым, блеклым.
- Иди за мной, - Араш покорно встал и побрел поддерживающими друг друга братьями к опушке леса. Они успели отойти достаточно далеко, прежде, чем отвесная часть скалы дрогнула, застонала, просела… И отвалилась вниз, на дорогу, которая с этой высоты казалась не толще ленты из девичьей косы.
- Араш, - равнодушно велел один из двоих, - ты забудешь все начиная от того, как произнес свою присягу мне и до сего момента. Запомни: мы отдыхали после охоты. Случилась трагедия. Скала внезапно обвалилась, унеся с собой троих моих верных стражей. Ты видел это своими глазами. Именно это ты расскажешь всем, кто будет спрашивать.
И с каждым его словом в голове Араша всплывали воспоминания о никогда не случавшихся событиях.

Тормейн и Гар

С того момента, как Араш убедил госпожу Сайдалару взглянуть на него повнимательнее и они застыли друг напротив друга, и еще несколько ударов сердца господин Тормейн и Гар могли чувствовать себя в странной компании двух поразительно реалистичных статуй, как вдруг между этими статуями словно проскочила магическая искра. Та, от которой вечно ломаются самые дорогие артефакты, портятся самые изящные чары и все всегда идет не по плану.
Тормейн не мог видеть, что именно сейчас заново переживают эти двое, но точно знал, что случился последний из трех самых распространенных вариантов того, что происходит, когда встречаются два сильных и взаимоисключающих магических воздействия. Что-то пошло не так. Теперь эта парочка могла стать трупами, сумасшедшими, могла навсегда заблудиться в глубинах своих теперь уже общих воспоминаний и лабиринтов разума… Печать Белега на груди, на сердце гонца всегда была очевидна, если не сказать – бросалась в глаза, но теперь происходило нечто такое, что проявилось и доселе скрытое: первая печать была вплетена в другу – Смирение, а она, в свою очередь, вписана в символ Чародея, который Бог-Чародей век-полтора назад сделал своим личным знаком, утверждая власть над всеми, кто хочет властвовать над магией.

Ровно через двадцать ударов сердца Араша оба вернулись живыми и невредимыми. Печати оставались видимыми для всех магов еще столько же, а затем две внешние медленно угасли. Но никуда не исчезли.

Когда Гар разговор зашел о деньгах, Гар, из немногословного угрюмого типа, мигом превратился в словоохотливого подхалима, который словно собачонка преданно смотрит в глаза и как та же собачонка пляшет на задних лапках при виде золотых монет. Но его энтузиазм так же быстро угас, как только он понял, что на быстрый заработок рассчитывать не приходится.
- Буду нем как рыба. Когда я могу узнать о своих новых обязанностях?
Сейчас у Гара был вид спокойного и, отстраненного от ненужной суеты, человека, но в его глазах Тормейн мог увидеть обиду и затаённую злость, более свойственную детям, чем взрослым людям.
Прошло около десяти ударов сердца, прежде чем Гар отреагировал на подозрительно затихшую парочку. Вначале он подумал, что это очередные магические фокусы, но пауза все тянулась и тянулась. Его глаза округлились, и рука потянулась к Гонцу.
- Что происхо... - успел сказать он, но Гонец и госпожа снова пришли в движение.

Оказывается, можно дышать. Араш торопливо вздохнул, шумно наполняя лёгкие и выдохнул. Вот так, значит. Затеяли братья нечто сумасшедшее, разделив, по сути, не делимое, на двоих. Посланник с тревогой прислушался к тому, как заполняется в сознании то, что он чувствовал, но не мог поймать собственной волей. Вроде занято тут, должно быть что-то, а ничего нет. Не бывает так, уж кто, а Араш со своей памятью дружил лучше, чем иные со своими пальцами. Сайдалара же... предстала совсем в другом свете. Как и и любой нормальный маг, ей приходилось помнить многое, но так свободно извлекать и оценивать то, что случилось много лет назад, банально не нужно. Вот и не сможет она найти то место, где и случилось прикипание её к Белегу. Наверняка подогретое магически, чтобы не оставлять на ней своего знака, но пользоваться... всеми преимуществами жертвы. Жертвы абсолютно счастливой, кстати, как и он сам в этом служении. Ирония в том, что силы у Сайдалары куда больше, чем у него, посланника. А оказались использованы оба совершенно одинаковым способом. Что же, когда из инструментов у тебя один молоток, все задачи похожи на гвозди, так, Владыка Белег? Посланник несколько раз не синхронно моргнул, приходя в себя и повернулся к Гару.
- Мы доставили сообщения друг другу. Поздно, но доставили. - в голосе гонца не было и капли уверенности в том, что кто-то отправлял эти сообщения. Случайная доставка по адресу. И Сайдаларе явно требовалось куда больше времени на осознание и принятие своего прошлого чем ему. Он же узнал, что у него есть друг, который пожертвовал чем-то большим, чем смог бы пожертвовать сам Араш. И это вызывало... Сожаление?
- Госпожа... мы... вы готовы принять решение? - бутылка в руках гонца была всё так же сжата побелевшими от недавнего усилия пальцами.

Тормейн уже было хотел ответить Гару какой-нибудь грубой колкостью, как вдруг проскочившая искра мигом захватила всё внимание чародея. Гонец сделал "что-то" в этом не было сомнений. Пребывая в тисках этого своего непонятного, но пожравшего его страха, он нарушил наложенный на него запрет, запрет Белега. И какого-то рода запрет, похоже, был и наложен и на Сайдалару. Бездарь, чтоб его! Чуть не убил себя и магичку. Не то, чтобы эти смерти как-то огорчили бы Камидаса, особенно кончина Рил, но на сегодня лимит покойников точно исчерпан. С Эменой бы сначала разобраться. Ещё и её телохранитель, как надоедливая вошь жужжит над ухом.
Но в конце концов и Сайдалара и Араш остались в живых, а значит... Да ничего это не значит. Слепой случай. Самая банальная случайность. Весь день Тормейна состоял сплошь из неправильных действий. Чему уж тут удивляться или тем более раздражаться? И Камидас просто с осуждением покачал головой.

Стыд, который не передать словами, и ненависть к себе окрасили Сайдалару Рил в цвет ее карминового платья.
Эти двое могли запутать даже свою родную мать, но она-то всегда различала их без ошибки, потому что с детства была влюблена в младшего, как бы там его ни звали, а они с братом отличались как небо и земля. Влюблена по-настоящему, искренне, всем сердцем. Такое чувство невозможно подделать или вызвать к жизни каким-то там знаком, оно – одно из тех немногих чудес, какие существуют на самом деле и не позволяют этому проклятому миру скатиться в Бездну.
НЕТ!
Это не могло быть магическим принуждением.
Это не могло быть обманом.

Но обман свершился много лет назад, и братья обошлись с ней так же, как и со всеми, кто попадался им на пути к вершине. И столько лет в неведении она видела себя на этой вершине стоящей рядом с Белегом. Не одной из сотен ступенек лестницы, не тенью возле трона. Равной. Особенной. Другие ничего не значат и ничего не стоят, они – лишь компоненты зелья для великого алхимика. Их высушат, измельчат и сварят в колбе, чтобы получилось настоящее волшебство. Пусть. Важно лишь то, что она будет достойной королевой для своего короля.
Сколько раз он сам говорил, что все будет именно так, нужно только немного подождать? Сколько раз, слушая его речи о будущем, она любовалась вдохновением и пылом, с которым этот мужчина намерен менять мир по своему усмотрению? Подробности ее не интересовали, только то, что их любви наконец перестанут угрожать интриги, распри, войны и происки врагов.
Последнюю проблему она охотно брала на себя. Посильный вклад в будущее, ничего более.

Теперь оказалось, что она не только не избранная, равная и особенная, но и все это время… Все это время…
Сайдалара не желала думать об этом, не желала понимать, она с радостью забыла бы все эти открытия, но понимание становилось все отчетливее с каждым ударом сердца. Заглушая бешенством эту боль, она сама себя не слыша принялась браниться так, что Гар узнал для себя несколько новых оборотов, Араш – парочку, а господин Тормейн мог бы составить целый словарик отборной, самой грязной уличной брани, которой можно набраться, только долгое время выдавая себя за часть сообщества отбросов.

Проклятье! Так вот почему иногда от Белега так разило магией, что, казалось, она заменила ему кровь и течет по жилам, а иногда его Дар едва теплился, как огонек лучины. Сайдалара не придавала этому значения, но в памяти всплывали бесчисленные сценки, как она разговаривала с этими двумя «Белегами», как они отдыхали вместе, как занимались делами… И, будь он проклят, не только делами! Будь прокляты эти двое подлецов, они делили Сайдалару Рил на двоих!
В ярости, желая только одного: выцарапать им обоим их лживые глаза, она набросилась на ближайшего мужчину, который имел неосторожность сидеть рядом. Тот был большим, очень большим, и ему не составляло никакого труда удерживать взбесившуюся женщину на безопасном расстоянии, но это не имело никакого значения. Однако что-то не давало ей добраться до цели, так заходящаяся в лае псина душит себя ошейником, рвется с цепи, но не может вцепиться зубами во врага. Она переключилась на другого, того, что был с ореолом власти – и тоже безуспешно. Следующим был серый мужичок, но и его защищала неведомая сила!

Надолго ее не хватило, и бессильно побившись с незримой преградой, госпожа Рил зашлась в рыданиях. Она с самого раннего детства не позволяла ни одной живой душе увидеть ее слабость, но это теперь тоже не имело значения. Скорчившись на полу повозки, она оплакивала крушение всей своей жизни, и в целом мире не существовало никого, кроме нее, братьев и бесконечного, беспросветного сожаления. Что она отдала бы сейчас за то, чтобы все это оказалось иллюзией, обманом, наветом? Отдала бы все, но только, вот беда, у нее ничего и не было кроме дерева любви с гнилой сердцевиной…
И как бы она ни бранилась, как бы ни задыхалась от рыданий, где-то в глубине под бурей чувств все крепло другое, спокойное понимание – несмотря на все это унижение, несмотря на то, что с ней обошлись подло, она все еще любит того, кого называла Белегом. И он все еще заменяет ей солнце, когда на небо находят тучи. Рано, рано сжигать мосты. Они должны встретиться. Необходимо посмотреть ему в глаза, ему настоящему, и объясниться. И узнать, стоит ли эта любовь всей жизни, или же это всего лишь самообман.
Ведь в конце концов, тогда, в детстве, он не просто так влез в ее память. Нет же! Это она сбежала и подглядывала за чужим разговором, это она узнала слишком много лишнего, и она сама виновата в том, что пришлось сделать братьям, чтобы защитить подругу от верной смерти. Между прочим, именно ради нее Белег впервые оскорбил отца, и эти злополучные слова раскололи семью. Ведь дальше были бесконечные ссоры, угрозы, обвинения, пока в конце концов отец и его дети не стали совершенно чужими друг другу. Мог ли он рассчитывать, что тринадцатилетняя девочка сохранит тайну? Конечно, нет.

Мало-помалу холодный разум Сайдалары взял верх над ее чувствами. Медленно приходя в себя, она поднялась с пола повозки, отряхнула безнадежно испорченное платье и заняла свое место.
- Кто-то за все это ответит, и я даже знаю кто, – она очень выразительно посмотрела на Араша. Сорванный истерикой голос госпожи Рил возвысился и звучал теперь хрипло, но властно. – Я еду к вашему королю. И даже если небо упадет на землю этим вечером, он ответит мне за все. Я оторву ему яйца и заставлю сожрать их, если только он не объяснится и не скажет, где его засранец-брат! А ты, - тут Арашу достался прежний ледяной взгляд с той самой вершины, - можешь помочь мне в этом. Или можешь катиться в Бездну вместе со всем этим городом и проклятым миром. Разница, в конце концов, невелика.

Волшебница бесновалась, круша несчастную повозку, бессильно стуча кулачками по громадине Гару, даже Араша лягнуть умудрилась и гонец забеспокоился, уж не накажет ли Карнавал её, лишив девушку разума, а его союзника? Нет, не было тут ни нападения, ни желания причинить вреда, это была агония, которых в своё время насмотрелся по пути в Бельнар и те пики с извивающимися телами на них ещё долго мерещились курьеру во время ночных прогулок. Не её это был выбор, это её естество оказалось уязвлено одновременно и унижением и разочарованием. Сколь сильна в ней эта тяга к приручившему? Достаточно ли будет одной воли чтобы освободится? Для Араша, пусть и не мага, стало самоочевидно - девушка привязана неестественным путём к Владыке и это понятно. Зачем пытаться контролировать все действия опасного человека, если можно его просто влюбить в себя? Логично, практично и насквозь омерзительно. Трясина собственного равнодушия лениво всколыхнулась от соприкосновения с близкой бурей эмоций. Интересно, а был бы он таким хладнокровным, если бы не вмешательство Владыки? Никто уже не скажет наверняка. Араш тряхнул головой, прогоняя лишние мысли и не отрывая настороженного взгляда от затихающей девушки. Или силы кончились или взяла себя в руки. И первая же фраза подтвердила - думать четко она еще не может, зато вломиться на службу, учинить погром и благополучно быть взятой под стражу с самым благовидным предлогом может быть легко. На том её выяснение отношений кончится, равно как и полезность Арашу. Не хорошо.

- Конечно, помогу, госпожа, для того и начал это всё. - взгляд стал несколько оценивающий, будто гонец пытался понять, насколько чисто сознание дамы, прежде, чем продолжать. - Если вы напрямую зададите вопрос, то вас напрямую вышлют из столицы. Вы не придворная дама, а вдова преступника. Удивительно, что мне ещё не пришлось доставить вам ваше последние письмо.

Гонец вздохнул. Вот взять магов. Умные вроде должны быть люди, чуют многое за версту, предсказать погоду могут или вообще её создать. Могущества много, а вот есть маленькие умения, которые ими напрочь игнорируются. Например, они легко заметят магический след на предмете, но редко могут отследить смесь того, что ещё может быть на нём. Следы жира, волоски... Кровь. Она же охотница на людей и неужели до неё до сих пор не дошло, что есть простое и действенное решение, которое оставит магов без дела, а ей даст возможность спокойно найти Белега? Нет, не похоже. Гонец вздохнул второй раз и, порывшись в сумке, достал маленький складной нож с деревянной рукояткой, столь же неприметный, как и он сам. Аккуратно уколол собственный палец, мазнул легко кровью донышко бутылки, подул, чтобы засохло и положил обратно в сумку оба предмета. Теперь любая ищейка сможет найти бутыль по следу, если у неё есть образец крови жертвы. У Араша найдется проба, а вот предоставлять этой полоумной... Разумно? Гонец прикинул варианты и возможные издержки. Пораниться может любой, курьер тут не застрахован. В случае чего можно будет легко соскользнуть, а никто, кроме Белега не сможет получить доступа к его памяти, чтобы сказать наверняка. Следовательно, надо пробовать.

- Госпожа достаточно опытна, чтобы найти кровавый след одного неосторожного посыльного, даже если его следы потеряются, а посылки уйдут по назначению? Я не могу говорить прямо, госпожа, и вынужден обращаться к пространным намёкам.

Несвязные речи гонца достигали ее разума с большим трудом, и Сайдалара поморщилась, чувствуя первые признаки головной боли.
- Хватит говорить загадками, бывший посыльный, - велела она раздраженно. – Ты не сможешь обмануть ими свою клятву верности, как не можешь обмануть самого себя. Нельзя быть предателем отчасти, наполовину или совсем чуть-чуть. И все же, если я верно разгадала твои шарады, в твоем предложении есть смысл. Это будет быстрее, чем пытать идиота Рейнарда.
Сайдалара Рил всегда полагала, что спрашивать у окружающих разрешение на что-либо суть бесполезная трата времени – в конце концов, если кто-то недоволен, пусть он сам тратит время на возражения. Поэтому она бесцеремонно схватила посыльного за руку, надавила посильнее, чтобы в подставленную ладонь из пореза накапало побольше крови. Затем жертва была отпущена, а госпожа Рил вызывающе и демонстративно облизала свой палец, испачканный в этой крови. И еще раз. И еще.
- А ты ничего такой на вкус, - сообщила она Арашу, глядя на него, как на красивую гроздь винограда. Такую, от которой можно губами отрывать по ягодке. Улыбка Сайдалары была обольстительной и хищной, голос низким и чувственным. В другое время и в другом месте эта дама была бы неотразимой роковой женщиной, здесь и сейчас – женщиной, сраженной роком. – Мужество и верность с привкусом разочарования под соусом из отборного чувства долга.
Продолжая улыбаться, она растерла кровь между пальцами и начертила что-то на лице Араша. Эти знаки были незнакомы ни ему самому, ни этому, как его, Тормейну-от-Гэлита. Если они обладали магической силой, этого не ощутил никто из присутствующих.
- Теперь ты не потеряешься, бывший посыльный. Ни по своей воле, ни по чужой.

Постоялый двор «Кабанья Голова», где остановился владыка Рейнард, находился достаточно далеко от площадей, статуй, фонтанов, уличных музыкантов, жаровен с мясом и булками, бочек пива и вина, и вообще всего того, что вдохновляет людей на городские гуляния, так что неудивительно, что навстречу им попались несколько кибахских придворных чародеев, направляющихся в город. Но еще на подходе стало заметно, что рядом с заведением невинно прогуливается не менее десятка совершенно незнакомых магов. Точно так же, как и в центре города. Кто-то прятался в тенях, кто-то притворялся пьяным простолюдином или вовсе пустой бочкой, кто-то просто прикладывался к кружке за одним из выставленных на дворе столов, но всех их объединяло одно: каждый делал вид, что он здесь случайно и каждый чего-то ждал. К этому ожиданию примешивалась неловкость, которую испытывает взрослый человек, будучи пойманным за каким-нибудь детским занятием.

Верхние этажи гостевого дома были выкуплены богатым кибахским купцом по имени Рей ин’Нард, но зал на первом этаже занимали все те же незнакомцы. Среди них настоящие простолюдины, пришедшие сюда просто отдохнуть, поесть и выпить пивка, выделялись, как березы в еловом бору и явно чувствовали себя неуютно, хотя и не могли знать, в чем дело.
Сам «купец» обнаружился здесь же. Он со своими приближенными, так же начисто лишенными Дара, как и сам владыка, расположился за столом в углу и выглядел точь-в-точь как скучающий зритель, который слишком рано пришел на представление. При них несли караул двое магов из числа людей Гэлита. Эти, напротив, выглядели опоздавшими на самую важную встречу своей жизни. Завладевшее ими чувство, требующее бросить все и бежать в надежде, что шанс еще не упущен, было так сильно, что те двое даже не пытались его скрыть. Отсюда нельзя было сказать наверняка, что в гостинице не осталось больше никого из Кибаха, но выглядело это именно так.

Беспокойство охраны оказалось заразным. Каждого из вновьпришедших, у кого был хотя бы и слабый Дар, захлестнуло ощущение, что он опаздывает, вместе с пониманием, что ощущение это – не вполне его. Но от этого оно не становилось слабее. Именно так виделось изнутри заклинание Зова: всепоглощающее стремление идти к чужой цели, острое беспокойное чувство того, что он опаздывает, пропуская самое важное, что только могло произойти; ожидание чуда, волнующее и мучительное одновременно, которое испытывает ребенок, пока верит, что однажды случайно открытая дверь приведет его в другой мир, и все, что было прежде, покажется не более чем сном, и открывает все встречные двери, ища ту единственную, за которой его ждет настоящая жизнь.
Чувство это Тормейн уже испытал сегодня, во сне. Арашу оно было знакомо уже многие годы, неизменно сопровождая самые важные поручения Владыки. Госпожа Сайдалара же, одержимая своим собственным Зовом, не услышала для себя ничего нового.
Тем временем Рейнард приветливо кивнул вошедшим, приглашая их подойти, и, может быть даже, разделить с ним кувшин-другой местного пойла. Чудовищное нарушение этикета, оправданное маскировкой, которая не могла бы обмануть даже ребенка, но развлекала Владыку, а потому – представление продолжалось.


Гар, ученик Тана

Гостиница «Кабанья Голова» выглядела достаточно убого, чтобы никому не пришло в голову искать здесь каких-нибудь важных особ – на такую и состоятельный торгаш не посмотрит, что там говорить о всяческих вельможах, царедворцах или вовсе колдунах. Однако же наметанный на неравенство глаз Гара легко определил, что большая часть людей, встреченных ими близ этого места и внутри него, принадлежат именно к вельможам, царедворцам, и, возможно, колдунам. Никакая простая одежда не могла скрыть многолетней привычки смотреть на мир свысока от того, чье ремесло – не только размахивать кулаками, но и заботиться о том, чтобы наниматель не упал лицом в грязь или, не приведи Боги, не уронил своей драгоценной чести. Вот именно чести здесь было столько, что стены клоповника пропитались ими пуще, чем духом жареного лука с кухни. А пуще всего не походил на простого торгаша мужик лет тридцати-сорока, бывший не только душой компании, что засела за угловым столом, но и кем-то, чью привычку к беспрекословному подчинению окружающих его воле выдавали мелкие детали. Осанка, голос, взгляд, и особенно эта потаенная веселость, с которой дядька смотрел на все, что происходит вокруг, изображая умирающего от скуки. Казалось, его забавляла никчемная обстановка гостиницы, дешевая одежда, пробравшаяся в зал собака, брань не по годам суровой девки с мужичком, который всего-то хотел проверить, сколько юбок на ней надето. Эта жизнь в тех проявлениях, что недоступны высоким господам, требовала притворства, чтобы настоящие люди не превратились в подобострастных болванчиков.
Кроме главного, в компании было еще трое молодых мужчин, которых Гар безошибочно определил в охрану, две женщины, которые так же могли быть опасны… И два донельзя мрачных типа, которые выглядели аккурат как коты, над которыми смеха ради подвесили кусок мяса чуть выше, чем они могли допрыгнуть. Эти держались чуть поодаль и даже не пытались казаться своими. Ни один из пары не был вооружен и не выглядел сколько-нибудь опасным противником; более того, вместо того, чтобы смотреть по сторонам, они выглядели погруженными в себя и свои мысли о самоволке.

Вот совсем не было уверенности, что Араш не пожалеет об этом действии в будущем. Это было с одной стороны. С другой, почему-то Арашу захотелось вскочить, разодрав на груди одежду и с криком "Посыльные бывшими не бывают!" затеять что-нибудь по-настоящему героически идиотское, вроде драки с Гаром или партии в до-ро с Тормейном. Гонец почувствовал, что заливается краской, а мысли опять пытаются выйти из-под контроля, несясь галопом не туда, куда бы им следовало. Точно, пора уходить, пока не сильно искушенный в делах сердечных гонец не наделал чего-нибудь сильно глупого. Например, вернуться в трактир, не выполнив задания - что может быть хуже? Да ещё в компании, в которой его видеть не должны.
- До встречи вечером, господин Камидас, госпожа Эрин. - гонец вежливо кивнул Тормейну и Сайдаларе, да наконец покинул повозку, просто соскочив с подножки в густую дорожную пыль, его вечную спутницу, бесчисленное количество раз скрывавшей от погони или излишне любопытных соглядатаев. Пора двигаться к вечерней службе, чуть раньше, чем требуется, чтобы осмотреться, присмотреться. Спешка вредна для здоровья. Решив так, гонец нырнул в праздничную толпу, быстро потерявшись среди ярких, блистательных и просто веселящихся. Просто ещё одна тень из неверных отсветов фонерей и пьяного марева на вечерней улице.

Обойдя Тормейна, Сайдалара прошла напрямую к Рейнарду так величественно, словно никого более вокруг не существовало, а вместо дешевой гостиницы они встретились в тронном зале.
- Бел… Нард! Или… Релег? – она протянула руку владыке, как для поцелуя или приглашения на белый танец. В другую руку Рейнарду Сайдалара бесцеремонно впихнула кувшин вина. – Кем бы ты ни был, хватит рассиживаться. Нас ждут в храме.

Едва только госпожа Рил открыла рот, маг из свиты ненадолго отвлекся от своих тяжких мыслей, чтобы обеспечить всей компании защиту от чужих ушей так же, как это недавно сделал Араш. Зал за пределами Сферы Покоя подернулся маревом дрожащего воздуха; не видя ее, девица с подносом исходящих пеной кружек, отчего-то сделала крюк, обходя подальше магическую завесу, но сама даже и не задумалась, отчего это ей пришло в голову избегать углового стола.

Рейнард поднялся, увлекаемый Сайдаларой в неведомые дали, но вместо того, чтобы идти за ней, как барашек на привязи, ловко и изящно развернул даму, так что она, потеряв равновесие, сама была вынуждена сесть на лавку между двумя приближенными и те тут же аккуратно, но крепко взяли ее под локти.
- Приятно видеть заблудших подданных, - заявил Рейнард с милой улыбкой. Он собрался было предложить даме вина, но руки у нее все равно были заняты, поэтому он предложил вина себе, чем вызвал одобрительные смешки свиты. - Но госпожа Рил, это добровольное изгнание дурно на вас влияет. Соблюдайте приличия, здесь не принято бросаться на мужчин, да еще и королевской крови при всем честном народе. Это могут расценить как покушение. Поймите же, в трудные времена я готов заменить брата стране, но, если я заменю его Вам, моя жена этого не одобрит.
Когда взрыв веселья отгремел, Рейнард обратил внимание на Тормейна. Формально тот, хотя и через Гэлита, безусловно подчинялся правителю страны, но на деле маги Кибаха исполняли волю Рейнарда только в том случае, если эта воля была незначительна и не затрагивала ничьих интересов. В противном случае исполнение неугодного советнику приказа расценивалось как предательство, и проявившему излишнее рвение следовало поискать себе лучшей доли в какой-нибудь другой стране, если он хотел и дальше оставаться в живых.
- Господин Орн’Камидас, - Рейнард, однако, продолжал развлекаться, делая вид, что и не подозревает о том, кто кому служит при его дворе. В голосе его звучала дружеская обеспокоенность. – Не ожидал увидеть вас здесь. Разве вы не получили приглашения на праздник, куда отбыла вся моя свита? Господин Гэлит отпросился за всех, он утверждал, что это в высшей степени любопытное для чародея событие.
Приставленные к правителю стражи покосились на него с удивлением. Вероятно, они не могли себе представить, как старый клещ Гэлит делает что-то за всех, да и вряд ли он стал бы отпрашиваться. Скорее, поставил бы Рейнарда в известность, не особо интересуясь его мнением на сей счет.

Храм Единения Многих украшали величественные колонны, но, в отличие от всех других зданий с колоннами, здесь они обрамляли здание и возвышались над его крышей, построенные не для того, чтобы поддерживать какие-то там балки и стропила. Колонны этого храма подпирали собой небеса, и этим вечером, когда снизу они были окутаны светом из окон, а вершины утопали в наступающей с востока тьме, это было особенно ясно всякому, даже ни дня своей жизни не верившему в Богов. Храм был полон сиянием светильников, свисающих с потолка на таких тонких цепочках, что казалось, в темноту высокого свода летят искры костра или светлячки танцуют в воздухе волшебным хороводом. Свет играл в гранях хрусталя, украшающего мраморные статуи, что стояли друг против друга у стен и простирали руки к центру, свет отражался от золотого шитья жрецов и жриц, занятых в праздничной службе, свет превращал сотни и тысячи людей, пришедших сюда, чтобы прикоснуться к нему, в живое море беспокойных огней и бликов. Протяжное, завораживающее многоголосье флейт вторило свету, завораживая и увлекая за собой к той светлой радости, что вызывает у человека, верящего в себя, а не в богов, двойственное чувство одновременно превосходства над теми, чьи умы несвободны, и сожаления о том, что ему никогда не испытать этого счастья и трепета в праздник веры. Не быть одной из мириад душ, купающихся в теплых лучах божественной радости и света, не чувствовать себя частичкой чего-то огромного и непостижимого. Не разделить этого счастья – с гордостью и торжеством принимать свое место самого крошечного камешка в основании очередного божественного замысла.


Араш всего лишь пару раз бывал на богослужениях Единых, и, конечно, не в столичном храме, но этого было достаточно, чтобы заметить странности сегодняшней службы.
Здание имело форму многоугольника с возвышением в середине, и эта форма мешала сосчитать пришедших на праздник так же, как и царящая внизу, над толпой, полутьма, но по самым скромным подсчетам здесь собралось не менее пяти тысяч человек. И все они, на кого только падал взгляд, были одеты не для религиозного торжества, а для того самого Карнавала, который каждый вечер выплескивался на улицы Эренсии. Яркие, пышные, затейливые костюмы, так не похожие на повседневный наряд горожанина или даже аристократа, порой восхитительные, пугающие или бесстыдные, были здесь неуместны сами по себе, но вдобавок все присутствующие явились в карнавальных же масках. Найти в этом блистательном море нужного Арашу человека представлялось бы совершенно безнадежным, если бы среди равных в маскарадном одеянии не выделялись так явно чьи-то цепные псы. Это они незаметно, без грубости и насилия отгородили собой этакое кольцо вокруг центральной, алтарной части храма - места для особенных прихожан, но даже этих избранных явилось сюда не менее сотни. Проникнуть внутрь этого кольца было возможно – вероятно, получив приказ не портить вечер, стража пропускала одиночек, если те не выглядели подозрительно, поглядеть поближе на музыкантов и священнослужителей. Поглядеть, но не задерживаться.
Пробираясь сквозь толпу к центру, Араш вдруг ощутил уже дважды знакомое ощущение чудовищной пустоты на том месте, где непременно должен гореть в груди пусть не великий,но такой ценный Дар. Уже знакомое украшение с божьей коровкой, должно быть, уже ппригрелось на чье-то точеной шейке. Правда, на этот раз оно в большей степени оглушано, чем высасывало энергию. Так или иначе, Араш не видел и не чуял здесь ни одного мага, способного хотя бы вскипятить кружку воды без дыма и огня.

Тормейн быстро подавил в себе приступ отвращения, когда увидел правителя. Слабый, безвольный и попросту дурной - таким в представлении чародея был Рейнард. Если к обычным людям Камидас не испытывал таких негативных чувств в силу того, что, как правило, они четко представляли на каких высотах летать, то в случае с нынешним правителем всё обстояло совсем иначе. Пускай, быть может, и не по воле самого Рейнарда, но это мало что значило. Своё место тот занимал лишь в силу сложившихся обстоятельств, и хоть Тормейн это и признавал, но его всё равно бесило подобное. Щелчком пальцев хотелось стереть эту улыбочку с лица близнеца, этой пустой куклы, но Тормейн был вынужден лишь сдержанно улыбнуться в ответ, выказав минимальное почтение.
- К сожалению у меня иные заботы,- ответил Камидас и бросил красноречивый взгляд на Сайдалару, показывая что это за заботы и как он к ним относиться.
- Отчего же вы не на празднике?- всё же не удержался Тормейн.

Храм... как много люди вкладывают сокровенного в это слово. Храм Слова, Храм Закона, Храм-Чего-Угодно, возвышая то, чему угодно поклоняться до уровня, отрицающего саму возможность критического рассмотрения. Храм он и есть храм, там поклоняться надо, а не думать. А вот именно с "думать" у Араша всегда было очень неплохо, что немало раз спасало его шкуру. Например, он прекрасно помнил особняк семейства Талинат, улыбки крестьян и восторженные крики торгашей на деревенской ярмарке, прямо под боком у поместья. Святые Магистры, даже коровы жизнерадостно приплясывали от довольства жизнью, доярками, да свежим клевером. И травка зеленее была, чем на другом берегу и солнышко теплей и всё замечательней. С одной оговоркой, всё это был продукт многолетних и кропотливых стараний главы семейства, старого брюзги Мирли. Кстати, никакого принуждения и насилия над волей не было. Просто старый маг потихоньку доставлял радость всем, влияя на умы и не более. Есть он рядом - и все рады. Исчез - и они... даже не грустны, а просто не испытывают того душевного подъёма и эйфории, которую необъяснимо приносит их замечательный хозяин. Даже Хозяин, с большой буквы, именно с таким придыханием Арашу рассказывали о мудром и горячо любимом господине Мирли Талинат. И продолжалось это даже во времена Карнавала, никто никого ни к чему не принуждает, добрый дядя волшебник делится удовольствием от жизни со всеми своими подчинёнными. Вот как закончилось это - история отдельная, грустная и кровавая. Стоило угаснуть искре Дара, стоило ослабнуть влиянию старого прохвоста и волна апатии захлестнула процветающие владения. А более способных магов в роду не оказалось. Радовались они вместо продолжения рода, глупцы. Без эмоциональных костылей им жизнь опостылела, потому как каждый раз радости требовалось всё больше, а сил у старика не прибавлялось. Исправно работающая система сожрала сама себя. Ту историю Араш застал на пути к адресату и назад, видя и рассвет и закат маленького селения на Богами забытой окраине мира, однако, она многому научила гонца. Он стал разбираться в своих симпатиях, пытаясь понять почему тот или иной человек вызывает его расположение. И приятных открытий тут не было.
Гонец задрал голову до ломоты в шее, глядя наверх, под купол храма не его, а чужих богов. Они обещали свободу, они обещали, что ты станешь частью общего дела и давали в замен лишь немного эйфории. Достаточно, чтобы планомерно, посещение за посещением, располагать к себе своих поклонников, приучая их приходить сюда, в место, построенное звездой и с алтарем в центре. Боги разные, а аппетиты у всех одинаковые. Когда придет время и верующие будут готовы на что угодно ради своего божества, оно им и даст это "что угодно". Только это будет кровавое и очень энергетически выгодное действо, для божества, конечно. Массовое самопожертвование. Если что-то в жертвоприношениях Араш понимал, так это то, что соблюдено пока только одно условие - подготовлено место. Осталось довести паству такими службами до подходящего состояния и всё, списывай потом смерти на Очень Злых Магов, которые, конечно, поклоняются Богу-Чародею, который и виновен во всех бедах. А по сути... Бог-Чародей всего лишь жестокий подросток рядом с группой из пяти матерых головорезов. Шума от его жертв в разы больше, а вот по количеству пролитой крови никто с Едиными не сравнится. И снова трясина равнодушия не дала курьеру вспыхнуть ненавистью к объединившимся богам, хотя они того заслуживали. Вместо этого, бросились в глаза не менее важные моменты.
Первое, сейчас, ощущая пустоту вместо сияющей звезды Дара, гонца наполняло и понимание, что его подозрения к Единым оправдались и именно они виновны в смерти госпожи Эланы, именно они сейчас собирают силы со всех, кто сюда пришел. Это даёт ещё один факт - сами Единые для борьбы с магами используют магов и артефакторику. А что, занятно, наверное, иметь магов только под своим подчинением, объявив остальных вне закона и жизни. Единое право на магию для себя и запрет для остального стада, пребывающего в твёрдой уверенности в собственной свободе. Ну и чем они лучше Бога-Чародея? И лучше ли вообще?
Второе, это то, что как найти и что найти Араш уже знает. Женское украшение. Осталось понять, как его остановить да так, чтобы Карнавал не превратил гонца в овощ... Посланник слегка послонялся из стороны в сторону, стараясь нащупать, как близко он подходит к артефакту. Всё как в доме той несчастной. Надо найти этот проклятый предмет и хорошенько подумать, как его удалить из здания до того, как он разожрется и начнёт убивать его. "Оставайся рядом с императором", да, Владыка? Трудно будет оставаться, сдохнув на ступенях алтаря. А значит, доставка требует подготовительной работы. Стараясь замечать всё вокруг, Араш принялся искать уже второй за сегодня артефакт. Сначала надо его просто заметить...

- Я не твоя забота, - огрызнулась Сайдалара, пытаясь стряхнуть со своих локтей руки малознакомых мужчин. – Я – своя собственная. В защитниках не нуждаюсь. Великолепный у тебя царедворец, Рейнард. Хамит в глаза и даже не краснеет. И эти, - приближенных хлестнул обжигающий ненавистью взгляд, - не лучше. Вели им убрать руки. Император Кененд назначил мне встречу в храме Единения, и не стоит заставлять его ждать.

Блуждая среди причастившихся светлой радости верующих и людей, просто пришедших поглазеть на торжество, Араш, как ни старался, не нашел такого же артефакта, как тот, что погубил госпожу Эмену, но для его Дара огромное помещение храма было усеяно словно бы темными пятнами, дырами, в которые понемногу утекала энергия, как вода из прохудившегося во многих местах бурдюка. Маленькие проколы, тонкие струйки, но вот глядишь – а пить-то уже нечего…
Люди стояли слишком плотно друг к другу, чтобы можно было понять, кто именно служит таким «проколом», но можно было заметить, что в этих местах всегда стоят довольно-таки крепкие телом мужчины, а общая расстановка мест утечки совпадает с тем, как можно было бы выставить скрытую охрану императора, придворных и гостей двора, ожидая угрозы со стороны простого люда.
За Арашем следили, как и за всяким, кто слишком долго слонялся по храму, неважно, с выражением религиозного восторга или без оного на лице. В конце концов ему даже сделали замечание насчет того, что неча шататься, отвлекать людей от высоких мыслей. Оно исходило от пожилой, если не сказать древней жрицы низкого ранга и застало посыльного у подножия статуи, изображающей молодую девушку или даже девочку. У мраморной девочки было милое доброе личико, две смешные, совсем не по-божественному тонкие косички, венок из колосьев овса и острый серп в правой руке. Левую она протягивала вперед, предлагая смотрящему взяться за руки, словно ее перенесли на этот постамент прямо из самого разгара жатвы. Эта статуя стояла чуть в стороне от всех немного слишком величественных, грозных, прекрасных, похожих друг на друга каменных божеств. Подписи у статуи не было, а сам Араш мог только догадываться, какая это из доброй сотни мелких богов и богинь, примкнувших к Союзу, почему она стоит наособицу и под предлогом этого похвального интереса к божественному сколько угодно изучать окружающих.
Старая жрица же, ворча что-то о безбожниках, отступила назад и натолкнулась спиной на мужчину в маске, заодно отдавив ему левую ногу. От резкого движения маска прихожанина слетела, махнув на прощание концом скверно прикрепленной ленточки-завязки, и с жалобным высоким звоном разлетелась на сотню маленьких черепков. Возникла суматоха, люди подались в сторону от источника беспокойства, и Араш оказался лицом к лицу (не считая стоящей между ними старухи) с человеком, который совершенно явственно впитывал магическую энергию, как высушенный мох впитывает воду. И лицо это, притом, было посыльному знакомо.
Пару лет назад, в новой столице Кибаха он зашел поужинать в одну из сотни забегаловок, и сразу понял, что ошибся в выборе. Заведение уже было занято веселящимися господами, изрядно пьяными и теперь являющими миру то, что обычно рождается из соединения магии и с крепкими напитками – пьяные нелепые чудеса. Иллюзорные чудища, говорящая, пляшущая и стремящаяся продолжит свой род посуда, живые язычки разноцветного пламени, нелепые мохнатые создания, забирающиеся под юбки девкам с подносами и сами подносы, летающие по воздуху с такой прытью, что пивная пена волоклась за ними широкими белыми потоками… Тот, кто сейчас владел поглощающим магию предметом, тогда сам лихо отплясывал на столе, и его лицо Араш запомнил так же, как и печать учителя этого дебошира – старого Госма ирс’Тапри. Теперь, хотя Дар Араша был слаб, посыльный все же мог быть уверен: никакой печати на этом человеке больше не было, как и не было при нем той льющейся через край силы, что когда-то испортила настроение усталому и зверски голодному гонцу, потому что все в незнакомце отрицало магию так же, как весна отрицает осень, а вода - пламя.

Добавлено через 8 мин. 45 с.
- Увы, господин Орн’Камидас, я не в списке приглашенных, - картинно огорчился Рейнард, по-прежнему валяя дурака. – Но я люблю своих подданных и верных сподвижников, и не хотел бы портить им праздник. Пусть гуляют, обсуждают свои заумные чудеса и потчуют друг друга иллюзиями. У меня же есть нечто куда более прекрасное, - тут он наконец обратил внимание на Сайдалару, которую стражи и не подумали отпускать. – Дара, милая госпожа Дара, тебя никогда не отличали вежливость и понимание всех тонкостей этикета. Конечно же, император мог пригласить тебя куда-либо только из вежливости или для того, чтобы устроить ловушку. Ловушка сейчас не нужна, значит, тебе не стоит портить настроение Кененду и нашей сестричке, являясь на праздник, да еще в таком виде. Лучше выпей вина и расскажи, что привело тебя в Эренсию?

Упавшая на плиты Храма маска, являла собой поразительно точную аллегорию на будущую карьеру человека, еще мгновение назад ее носившего. Однако, этот печальный факт нисколько, казалось бы, не заботил мужчину. Его спокойный, можно сказать, даже отсутствующий взгляд пустых глаз, словно бы у больного, не совсем отличающего где реальность, а где мир его фантазий и грез, не выражал никакого беспокойства.
Он был довольно молод, вряд ли старше тридцати, высок, не менее 6 футов, статен - простого покроя костюм, сшитый из крепкой, зеленоватого оттенка ткани, плотно облегал его поджарую, словно бы у гончей собаки, фигуру. Расслабленное худое лицо не выражало никаких эмоций, лишь уголки губ были слегка опущены вниз, как у человека, вечно чем-то недовольного. Если когда то он и мог позволить себе весело плясать прямо на столе, среди тарелок с яствами, то теперь вряд ли даже помнил значение слова "веселье".
Легко дотронувшись до своего лица, будто бы проверяя, действительно ли ему принадлежала упавшая маска, мужчина сделал шаг вперед, аккуратно отодвигая старую жрицу в сторону:
- Глядите, куда ступаете, ради всех богов.
Араш мог легко понять, что отрицающий магию незнакомец уже долгое время и весьма пристально наблюдает за ним, и даже произошедший конфуз не заставил его отвести взгляд от подозрительно шатающегося по Храму горца. Протянув ему руку, открытой ладонью вверх, он произнёс весьма настойчивым тоном:
- Уважаемый, думаю, вы, как человек.. благородный, поможете мне преодолеть эту неприятность, невольным свидетелем и участником которой стали. Я не могу находиться здесь, в храме, без маски, но не знаю, где ее можно взять. Будьте так добры, принесите ее мне, и моя благодарность не будет иметь границ.
Сказав это, мужчина, носивший, к слову, имя Кристоф, улыбнулся одними губами, и быстро оглянулся в поисках своего командира, или, по крайней мере, ближайшего товарища по ордену.

Командир нашелся быстро - он стоял во внутреннем кольце охранения, и до него необходимо было пройти шагов тридцать к центру храма. Ближайший соратник был плотно зажат толпой в восьми шагах от Кристофа и не мог бы освободиться быстро, не привлекая внимания, как было приказано им всем на утреннем построении. Кристоф мог объявить тревогу, используя то, что они сами называли шепотом - прикосновение связанных между собой разумов всей дюжины, бессловесная речь, умение слышать друг друга на расстоянии.

Ещё одно предположение подтвердилось, когда бывший маг появился на сцене этого кошмара. Но... как может быть море там, где совсем недавно была гора? Какое насилие над Даром надо совершить, чтобы тот, кто был источником Силы, вдруг стал иссохшим колодцем? Даже не важно зачем, тут логика проглядывается совершенно упыриная, божественная. Затем, что богам кушать хочется, эти недоумки уродуют себя и свою жизнь, лишаются самой возможности защититься от чужой воли, добровольно отказываясь от Дара. Становится понятно, почему именно маги стали целью гонений со стороны Единых - те были единственными паразитами, ну или, если угодно, высшими хищниками, но теперь и на них начали паразитировать эти божественные вампиры. Маятник, разгоняемый магами в своей безнаказанности, наконец, начал ход обратно. Теперь вот эти перерождённые стали охотиться на магов. Хах, это было бы забавно, не будь Араш сам...
Наблюдатели, которые, естественно, не могли тут не быть, волновали гонца мало. Он здесь по поручению, делу совершенно официальному и потому бояться их интереса не стоило.
"- Ну и какого быть дойной коровой, бывший маг?" - чуть было не спросил посланник страдающего. Стоять. С чего он взял, что они становятся такими... кастрированными по своей воле? Среди евнухов не встречается добровольцев. Да и физиономия не сильно радостная, но такая она может быть потому что панталоны боженька завещал одевать с ежом вовнутрь. С них станется.
Араш учтиво кивнул обозначившему своё присутствие стражнику.
- Благородный? Увы, всего лишь посыльный. У меня сообщение для одного человека, который должен быть здесь и я никак его не найду. Если маска... её возврат, вам поможет, то мне тоже пригодилась бы помощь в поиске. - курьер замешкался, думая, как он может влипнуть в историю, давая такое согласие, но не нашёл никаких видимых способов получить повод, чтобы его упечь в холодную. - Маску можно найти даже с улыбкой, которую вы давно потеряли, господин бывший маг. Какую изволите? Воителя, пленника или грустного арлекина?

Подсознательно Тормейн чувствовал, что ему нужно оправиться на этот самый "праздник". Зов, или точнее зуд в голове, отбрасывающий все прочие мысли. Но чародей был несколько из иного теста и к тому же, что даже более важно, успел за день "наесться" от всяких поспешных действий, на которые его подталкивали. Нет, сейчас первое, что ему было необходимо на самом деле - расслабиться, набраться сил, может даже сходить выспаться. В конце концов патрон прекрасно сможет справится с любыми возникшими трудностями. Уж не хуже Камидаса вне всяких сомнений. Поэтому можно было бы и промочить горло бокалом, а то и двумя. Но не в обществе Рейнарда. Этот гороховый шут был Тормейну противен.
Сдержанно, но в тоже время не показывая и намёка на почтение, Камидас взял ближайший к себе бокал с вином и залпом осушил его на добрую треть.

Едва отзвучали слова о том, что так подозрительно шастающий в толпе маг - простой посыльный, как тело охранника неуловимо изменилось: его напряженные мускулы расслабились, напружиненные ноги выпрямились, а протянутая в таком очевидно мирном жесте рука - опустилась. Теперь было очевидно, что все передвижения горца были направлены лишь на поиск его адресата. Конечно, Кристоф был готов к любым неожиданностям, но угроза непосредственной опасности миновала, дав дорогу опостылевшей рутине по наблюдению за такой безинтересной и обычной толпой.
Однако, несколькими ударами сердца спустя, его лицо снова изменилось, с трудом пропуская через себя скрытые, сдерживаемые эмоции, бушевавшие, вероятно, в глубине души этого необычного человека, отрицавшего самую суть магии.
- Маг?.. - едва слышно переспросил Кристоф. - Я..
Удивление, смешанное с недоверием и приправленное весомой щепотью отвращения - палитра чувств, проступившая на отстраненном лице охранника.
- Вы меня с кем-то спутали, очевидно, - тон Кристофа почти не изменился, но стал несколько... холоднее? Словно порыв осеннего ветра пришёлся между собеседниками, заставляя их обоих поежиться. - Но, как я и сказал, я буду вам предельно благодарен и помогу. Маску воителя, прошу вас.

Араш понимающе кивнул. Не помнит он или стыдится припоминать? Тёмные глаза посыльного внимательно следили за тем, как безымянный стражник почему-то замешкался при незначительном упоминании. Это при том, что курьер не давил на память... Вмешиваться вообще не стоило бы, да и место с большим количеством ушей, но вот очень интересно, как у Единых что устроенно. А надавить на детали Араш мог вполне, как только немного пороется в пыльных закоулках своей памяти.
- Конечно... Как мне вас найти, когда вернусь? Меня зовут вестовой Араш. - курьер снова кивнул и, почти собравшись развернуться, чтобы уйти за маской, добавил: - Госм ирс’Тапри. Вы были ему верны.
Не ожидая реакции немедленно, горец отправился к выходу. Найти маску будет просто, надо будет постараться вернуться как можно быстрей. И, наверняка, застать того же стражника там же. Когда память начинает просыпаться, всё, что ты можешь сделать - это глотать ртом воздух и стараться удержать плотину рассудка перед наплывом новых старых знаний...

- Я буду недалеко от выхода из Храма - сказал Кристоф, начисто игнорируя непонятную фразу о каком то ирс'Тапри. Он, Кристоф кос'Кротон верен только императору и своим командирам, и горе тем, кто усомнится в его преданности хоть на мгновение, и непонятное имя не задело ни одной струнки в его душе. Если раньше он и знал этого человека, то причины, побудившие забыть были слишком значительны, а скрепы, не дающие израненому сознанию вспомнить хоть что либо из прошлого - слишком сильны.
Провожая взглядом фигуру горца, страж на мгновение обернулся к своему товарищу, и несколькими знаками сказал, что у него появилось дело. Добившись кивка, означавшего, что его "слова" были услышаны и поняты, он двинулся сквозь толпу, мягко, но уверенно раздвигая людей, преграждавших ему путь. Нельзя сказать, что все шпионы и убийцы мира завидовали его мастерству сливаться с толпой, учитывая, что лишь у него одного отсутствовала маска на этом празднике жизни, но с относительной толикой уверенности можно сказать, что большинство встречных принимали его за одного из приглашенных, направляющего к выходу, чтобы приобрести новую маску.
Дойдя до масивных ворот, Кристоф остановился, наблюдая за Арашем, ловко проскользнувшим на улицу. Оставалось лишь дождаться вестового, и исполнить свою часть уговора, если тот, конечно, сможет доказать свой статус. При этих мыслях уголки губ ловчего слегка приподнялись, но вряд ли хоть кто то смог это заметить.

Несмотря на пропасть между Кристофом и Арашем, это чувство разделили они оба и каждому достался свой кусок.

Кристофу – радостное возбуждение стаи, почуявшей добычу, досада на то, что не удастся развлечься лично и зависть к счастливчику, который сумел отличиться. Каждый раз, когда после долгого пути, выслеживания, устройства засады охота выходила в свой завершающий этап, ради которого все и затевалось – короткую азартную схватку с жертвой, это повторялось вновь и вновь. Огонь в крови, пьянящее ощущение силы, едва ли не всемогущества, щекочущий нервы риск – все это, как впервые захлестнуло его и в мире не осталось ничего и никого, кроме них двоих – охотника и добычи.

Кусок, доставшийся Арашу, был куда как менее сладким. Даже на своей небезопасной службе ему нечасто доводилось быть предметом внимания стольких людей, желающих его крови. И не потому, что он причинил им какой-то вред, не потому, что он служил врагу их хозяина. Эта жадная ненависть не нуждалась в причинах и основаниях. Она разлилась в воздухе, казалось, еще чуть-чуть – и Араш почует ее запах сквозь дымок благовоний, разлилась так внезапно, словно где-то выбили дно у бочонка, где она томилась и крепла, как дорогое вино. Вино, от которого глаза застит красная пелена. Вино, которое вымывает из разума того, кто неосторожно отпил глоток, все человеческое.

Не подозревая о ней, люди в храме предавались благочестивым мыслям или просто пялили глаза в небо, запертое за высокими сводами. На площади вокруг него, напротив, царило праздничное оживление – те же музыканты, только распевающие на все лады песенки о божественных чудесах (в основном не то чтобы богохульственные, но как-то все не о высоком и светлом, а о земном и смешном), те же лоточники с едой, только среди сладостей попадаются крендельки в виде пяти переплетенных линий, точь-в точь как торчащий над крышей храма золоченый символ Единения. И, конечно же, море людей, ожидающих, когда под конец службы жрецы выйдут к ним, чтобы благословить всех и каждого из пришедших. Других охотников, кроме Кристофа, если они и были здесь, не ощущалось.

Даже в опустившихся на город сумерках Арашу не составило труда отыскать торговца масками по узнаваемому перестуку доброй пары дюжин деревяшек, зацепленных прорезями для глаз за крючки на здоровенном плетеном барабане, который мужчина таскал над головой на длинной палке, а его маленькая, лет восьми, помощница снимала нужную маску и рассчитывалась с покупателем. Для этого мужчина просто поднимал ее свободной рукой к себе на плечо, а затем ловкая, как котенок, девочка карабкалась вниз, держа добычу в зубах за веревочку – и получала монетку-другую в награду.
Маски были простенькие, грубо вырезанные из березы, раскрашенные дешевыми красками, но зато изображали презабавные гримасы. Ивовый барабан мог бы обеспечить личинами целое представление с грустными и веселыми героями, со злобной рожей разбойника и постной миной святоши, бравым солдатом и красоносым забулдыгой, с надувшей губки красавицей и сварливой старухой... Отдельным рядом, как раз между зверями и злобными духами, красовались маски, изображающие, как легко догадались и Араш, и Кристоф, ужасных колдунов, но только один из двоих, обладатель превосходной памяти, мог узнать в лицо гротескные портреты владык всех горных стран по порядочку, начиная с мрачной физиономии правителя Озарка с неправильно (на всякий случай) намалеванной звездой Чародея во лбу, и заканчивая своим же господином, который здесь предстал как единственный весельчак и шутник, но вот беда, напрочь безумный в своем веселье. \
На глазах у посыльного, смеющаяся девица купила маску «злой тетки» с белым лицом, грозно сведенными бровями и струйкой красной краски, стекающей с губ, и затерялась в толпе, даже не подозревая, что сделала бы с ней Госпожа Игналины, окажись та рядом здесь и сейчас. Впрочем, не в том ли прелесть маскарада, что Госпожа вполне могла стоять рядом, скрываясь за деревянным ликом и костюмом милой пастушки?

Возьми себя в руки.
Возьми себя в руки, Дара Эрин!
Легко сказать, труднее сделать, даже если вся твоя жизнь состоит из упражнений в силе воли. Ведь любая сила нуждается в опоре, а как раз ее-то и выбили из-под ног женщины, беспомощно зажатой между парочкой невоспитанных мужланов. Но осталась еще надежда, безумная, глупая, детская надежда на то, что все еще может стать как было. Не будь Сайдалара все еще влюблена, она отдавала бы себе отчет в том, что нет, это – точно самообман, и ничего, никогда не бывает как прежде, что разбитое можно склеить, но оно никогда уже не станет целым. Но месяцы горя и отчаяния, раскрывшийся жестокий обман, последующая истерика напрочь лишили ее сил, и Сайдалара цеплялась за эту надежду, как утопающий – за соломинку.
Глупо надеяться на победу, если не пытаешься сражаться.
Нужно просто представить себе, что на месте Рейнарда - его брат. Ведь, если она все поняла правильно, а она все поняла правильно, такое бывало много, много раз. А на место Тормейна можно было поставить и Рейнарда. Бодаются эти двое точно так же.
Она выпрямила спину, гордо вскинула голову, тряхнув растрепанными волосами и мило улыбнулась обоим спорщикам.
- Мужчины, не будьте такими буками, - пропела она медовым голосом. – Пожалуйста, не ссорьтесь, ведь сегодня все же какой-то праздник. И я хочу на него посмотреть. И на императора. Неужели вы откажете мне в такой ма-аленькой просьбе? Помиритесь хоть на часок и пойдемте гулять.
Дара Рил умильно улыбалась и переводила просящий, трогательный, беспомощный взгляд с одного на другого.

- Ты что же, полагаешь императора заморским зверем, на которого можно просто прийти посмотреть? – полюбопытствовал Рейнард, однако в голосе его не было достаточно жесткой издевки. Скорее попытка человека, уже знающего о своем поражении, сохранить за собой хоть что-нибудь. Сайдалара выбрала верное оружие и не промахнулась, нанося удар. Он шутливо развел руками в недоумении. Трудно было сказать, для кого Рейнард продолжает шутить. Это маленькое представление, как и все его дурашливые выходки, не предназначалось ни Тормейну, ни женщине, ни свите. Может быть, такова была его натура, а может быть, рядом с ним всегда незримо присутствовал брат, и владыка попросту не мыслил себя в полном одиночестве. Далеко или близко, живой или мертвый, Белег в любом случае был единственным человеком, чье мнение интересовало его старшего брата, и ради того, чтобы поддержать веселье, тот без сожалений мог стать идиотом в глазах всей страны. Представление для одного зрителя, в котором все окружающие были не более чем актерами.
- На что только не пойдешь ради любимой женщины брата! – посетовал он громко, изображая человека, доведенного до отчаяния дамскими капризами и причудами. – Или своей любимой женщины, - он хитро улыбнулся, заставляя Сайдалару вновь залиться краской до самых корней волос. Непонятливых в этом зале не было. – Даже на нарушение этикета, за которое в приличном обществе могут и войну объявить! Но, милая Дара, ты же не собираешься идти на праздник в таком виде?
Ничего не произошло.
Для девок с подносами, для работяг, тянущих пиво за столами, которые обслуга не успевала даже отмыть, для хозяина заведения, даже для Гара, втянутого в чужие игры, но не для Сайдалары и Тормейна. По правде говоря, ослепительное сияние чистой силы, должно быть, не осталось незамеченным чувствам магов не только в «Кабаньей Голове», но и на другом конце улицы. Так расходятся по воде круги от упавшего в воду не камешка, но целого отколовшегося утеса.
Как по команде взгляды всех собравшихся замаскированных чародеев обратились к столику в углу.
Рейнард раздраженно отмахнулся от них, и изумление в глазах под масками сменилось растерянностью: «Было? Померещилось?». И Тормейн, и Сайдалара видели, что этой силой он распоряжается не так уж и искусно, но на замысел умения хватило. Рейнард взял со стола две ложки, бросил их на пол, а упали они уже в виде двух проворных девиц, одетых как самые заурядные служанки. Тут же вскочили на ноги и с невероятной скоростью засуетились вокруг Сайдалары. Мужской глаз едва ли мог понять, чем заняты эти волшебные помощницы, но не более чем через минуту они синхронно отступили на шаг, поклонились своему создателю, а тот, не глядя, щелкнул пальцами, и на пол с легким стуком упали две деревянные ложки. Рейнард придирчиво оглядел результат своих трудов.
Таинственным образом платье Сайдалары Рил сменило цвет на лазурный. Следы сегодняшних потрясений на ее лице скрыли умело нанесенные тени, белила, румяна. В затейливо уложенных волосах заиграла бликами сеточка с сапфирами, и сапфиром стал камень в серьге. Теперь госпожа Рил выглядела куда более готовой к выходу в высший свет, чем сам Рейнард, и все же он был чем-то недоволен. Странное движение руками - Сайдалара ощутила вдруг невыносимый зуд, всего на несколько мгновений - и вдруг вырез ее платья стал выглядеть куда интереснее, потому что грудь госпожи совершила путешествие во времени лет на десять назад. Другие части тела, отправленные в прошлое, заставили госпожу подскочить, и ее уже никто не держал.
Рейнард взял получившуюся даму под руку. В тот же миг свет его Дара исчез. Перед Тормейном стоял прежний никчемный шут, играющий в короля, но не способный подчинить своей воле даже огонек свечи, и глядя на него никто не мог бы поверить в то, что произошло. Кроме того, силы, потраченной на украшение любовницы, хватило бы на магический поединок, причем сразу на обоих противников.
Рейнард усмехнулся и подмигнул господину Камидасу. Вдруг повеяло сивухой и смородиной, и Тормейн вдруг обнаружил, что вино в его бокале превратилось в дешевый ягодный бренди.

//
О да, почувствовать голодную ненависть со всех сторон - именно то, что хотел бы Араш, зайдя в храм какого бы там ни было божества. Гонец старался сдерживать затравленные оглядывания, зная, как сильно они раззадоривают охотников, но не всё может он держать в своих руках и невольно оглянулся, видя, как стражник вышел вслед за ним из этого... нет, всё же не храма. Берлоги, в которой собирается стая. Стая кого? Бывших магов, в этом нет сомнения, но магов измененных кем-то или чем-то настолько, что стали чуждыми своему же Дару. Мда, дела...
Посланник снова потерялся в толпе, лавируя между людьми, словно маленький челнок между деревьями притопленного паводком леса и думал, крепко и непрестанно. То, что ему так бегать осталось недолго, курьер помнил. В лучшем случае, до рассвета, а потому и терять, в общем-то нечего. В столице он засветился и останавливает стаю лишь его возможный статус участника чьей-то свиты. Как только станет понятно, что он в самом деле курьер, его разорвут. В прямом смысле. Наверняка, когда они окружают жертву и та лишается магии, то оказавшийся без сил маг может разве что истошно верещать, а Маги-Меченосцы живут очень далеко отсюда и их изменившиеся мышцы и кости, ставшие продолжение их же клинков, ничем не помогут собратьям по магическому цеху. Да и затворников тех сотни две, не более. Их сомнут тысячи и десятки тысяч бойцов менее опытных, но наполненных энтузиазмом веры. Всё верно рассчитали божественные упыри, некому встать на помощь магам, а те, кто всё же может, живет в четырёх тысячах вёрст отсюда и даже Араш о них знает понаслышке. И те не захотят вмешиваться, почти наверняка. Партия магами проиграна до того, как цветные камешки фигур заняли свои положения на доске.
Эти мысли плутали в голове Араша, когда он уже разглядывал резные личины и забавные моськи, развешанные за глазные прорези на плетённом барабане торговца. Что может сделать посыльный против замысла множества богов прибрать к своим рукам всё вокруг, включая его жизнь? По крайней мере, разобраться в том, как работает этот механизм по превращению магов в их полную противоположность. Знание, в общем-то сейчас бессмысленное, но может когда-нибудь пригодиться. Но самое главное, это поможет понять, куда девался Белег и кто ему в этом помог. Калейдоскоп масок сменял одно лицо другим, вызывая то одно, то другое воспоминание и только одна заинтересовала гонца - старика с размалёванной яркими красками шевелюрой. Если работает с ним, Арашем, может ли сработать с другим странником, идущим не своей дорогой?
- Добрый день, Госм. - прошептал гонец и добавил уже громче, обращаясь к продавцу - Милейший! Вооон ту можно, полоумного старика? Да, вот на которую ваша помощница смотрит. И вон ту, одноглазого бога.
Звонкие монеты перекочевали в руку торговца, а одна полетела наверх, чтобы быть пойманной ловкой ладошкой девочки и Араш только восхищенно поцокал языков, дивясь сноровке маленькой помощницы.
А вот маски... Одноглазого предстояло нацепить на себя, вторую же вручить стражнику, который так и не представился.
- Вот твой воитель, стражник. - Араш протянул маску вниз лицом, чтобы раньше времени тот не видел, какой именно вояка там изображен. А там... самый лучший из тех, кто ему сейчас нужен, чтобы победить собственную забывчивость. Или не собственную, это время покажет. В любом случае, забыть человека, которому служил много десятков лет нельзя и сейчас Араш силился понять по реакции стражника, в самом ли деле тот запамятовал или просто не хочет вспоминать из стыда или любой другой блажи.

Кристоф замер в дверях, всем своим нутром чуя каждый шаг гонца. Даже не нутром.. Это словно бы.. запах загнанного, затравленного зверя, от которого просто за версту разит страхом и отчаяньем, словно бы вкус горячей, дурманящей голову крови, отдающей металлом, словно бы осязаемые ощущения судорог, пронзившие тело жертвы, на чьем загривке уже сомкнулись твои клыки, и пальцы ощущают слабые трепыхания, силящегося выбраться из захвата несчастного, ставшего ужином, словно яркое солнце, которое невозможно потерять из виду. Это некое, шестое чувство, без которого ловчий уже не может себя осознавать. Кристоф почувствовал, как теряет над собой контроль. Спокойно, друг, ты не жертва, пусть даже своих эмоций, ты охотник, ты ловчий, и ничто не встанет между тобой и твоей добычей.
Весь город провонял отвратительными магами, будто столица, и так не отличавшаяся чистотой улочек, окончательно превратилась в свалку. Кристоф внимательно следил за горцем, безошибочно угадывая того в толпе. Его Дар был тускл, невелик сам по себе, а сейчас, такое ощущение, что и вовсе спрятался, будто рак отшельник в свой панцирь.
Вестовой, в храме, искал кого-то..
Когда Араш вернулся, ловчий машинально кивнул, выражая свою благодарность, и взял в руки принесенную маску. Для проформы взглянув, что на ней изображено, он тут же нацепил ее на свое лицо, и в те краткие мгновения, пока оно еще было открыто, гонец не смог распознать абсолютно ничего. Самоконтроля стражника хватило, чтобы не выказать удивления по поводу не совсем той раскраски, которую он ожидал увидеть на своей маске, а в остальном план Араша провалился - ни тени узнавания, ни малейшего намека на смятение, или стыд - ничего.
- Благодарю. Теперь скажи, кого ты искал, и если это будет возможно, то я устрою вашу встречу.

Пришлось улыбаться теперь Арашу, поскольку всё его общение с этим человеком было попыткой узнать что-то новое, но никак не необходимостью. Рангом не вышел, кем бы он ни был, чтобы остановить доставку послания от владыки небольшой горной страны к его императору. Увы, тут работают иные мерки, чем привычные "хочу пропущу, не хочу не пропущу.", будь гонец хоть трижды магом. Кстати, он и есть трижды. Провалившийся план не должен был работать сразу, но кое-что он определил уже сейчас. Этот человек забыл значимую долю своей жизни не по своей воле. Отрицательный результат тоже принес знание, хоть и совсем немного. Интересно, они все такие, обрубленные?
- У меня послание от Владыки Рейнарда к Императору Кенету, стражник. - снова чуть кивнул ловчему, теряя к тому интерес уже как к объекту изучения. - Послание частично устное, частично материальное и передать имею право только получателю. Ты всё ещё можешь выполнить свою часть договора?
Глаза гонца смотрели с откровенной усмешкой уже успокоившегося человека, который нашел выход из непростой ситуации. И хоть бойцы из магов всегда были так себе, а этот на воина точно не похож, но страх уже улёгся в его голове осознанным опасением. Да, бояться тут было нечего, а учитывать чужие возможности стоит. Карнавал пока защитит, а как закончится, так его, Араша, уже тут не будет. Всё просто и, вероятно, очень обидно складывается для убийц магов. Араш осознавал, что перед ним пёс, который не смеет пока что даже рычать и его это вполне устраивает. Биться за душу ловчего курьер явно не собирался. Это не его бой и никто его в союзники не упрашивает.

- Как ни странно, могу. Я не жалкий кнехт, стерегущий ворота. Его императорское величество, владыка Кенет снабдил нас необходимыми инструкциями. Не мне говорить тебе, что карнавал имеет важное политическое значение. И условия праздника позволяют устраивать встречи, не боясь нападения. И мой долг не только служить и защищать императора, но и помогать ему.
Отойдя чуть в сторону, в небольшую нишу у дверей храма, где было не так светло и не так многолюдно, Кристоф сделал Арашу приглашающий жест. Чертов карнавал портил все веселье, словно заноза в тех местах, где ее быть не должно. И не то веселье, чем тешил себя простой люд, хватающийся за любую соломинку, дающую шанс отвлечься от постылой однообразной жизни. Нет, Кристоф думал о настоящем веселье, азарте схватки. Пусть этот маг, стоящий перед ним, не был особо силен, но так хотелось наброситься на него, выпить душу, сломать кости, уничтожить его.. Однако, этот убогий праздник заставлял держать себя в руках и делать все возможное, для исполнения возложенных на него обязанностей.
- У великого владыки не так много времени, чтобы терять его на таких.. сборищах. В данный момент он занят важными вопросами, и не мне решать можешь ли ты побеспокоить его, или нет, но я могу отвести тебя в приемный покой, где люди более высокие, чем я, решат. Это лучшее, на что ты можешь сейчас рассчитывать. Согласен?

- Я могу, как минимум, рассчитывать на самостоятельный поиск адресата. Слоняться по храму, задавать вопросы. Внимательно смотреть по сторонам. - пожал плечами гонец, совсем-совсем не собирающийся никуда идти за тем, кто его глазами на куски рвёт и определенно не желающий давать тому какие-либо разрешения, пока законы Маскарада его защищают.
- И никто не сможет мне помешать, потому как я не нарушаю ни-че-го. Вот лучшее, на что ты можешь рассчитывать, так это то, что я не буду шуметь в храме, провоцировать на действия охрану и выставлять вашу свору в идиотском свете перед делегациями других государств. Хороший вариант, между прочим. Но я пойду всё же с тобой. Веди.
Вообще на ум Арашу приходило только желание ответить железом на железо этим упырям, сколь угодно высоко задирающим нос. Убивать обессиленных магов и считать это достойным занятием всё равно что приписывать себе лавры великого воителя, вырезая лазарет. Примерно такое же презрение они и заработали сейчас от Араша. Много чего ещё подмывало сказать, но лучше потом просто показать что стоят эти храмовники, когда к ним готовы. Останавливал сейчас и Маскарад и то, что за курьером тянулась невидимая кровавая линия, связывающая его и госпожу Садалайру. И найти Белега сейчас было куда важней собственных амбиций и желания сорвать эту кровожадную самодовольность с лица храмовника, желательно, вместе с самим лицом. Гонец трижды глубоко вздохнул и выдохнул. Спокойно. Время резать глотки придет после Маскарада.

Кристоф едва заметно усмехнулся и повел плечами, словно силясь выказать какую то эмоцию, значение которой он сам еще не до конца понимает.
- Его величества здесь нет, у него дела, как я и сказал. У алтаря двойник. Все, довольно слов!
Нырнув в нишу у стены, в который были видны запертые сейчас двери, ведущие в закрытые для непосвященных части Храма, Кристоф протянул руку в сторону горца, делая приглашающий жест. Дождавшись его реакции, он подпустил того поближе, и мягко положил свою ладонь на плечо Араша, словно прикосновение матери, предостерегающей своего ребенка от опасностей, но в то же время, по напряженной позе ловчего было видно, что он или готовиться к каким то решительным действиям, или едва сдерживается, чтобы тут же к ним не приступить.
- Держись поближе, и смотри не потеряй меня... и не тревож гостей понапрасну - сказав это, Кристоф подступил еще ближе, произнося последнюю фразу почти шепотом, отчего ему пришлось близко наклонить свою маску к маске Араша.