Знание своей судьбы олуху на кой ляд

Дела текли, как и положено течь летним делам, не нарушаемые самоволием Тиуры. После дня передышки снова несколько дней сенокоса, потом и разогнутся можно, а тут уже и первые ягоды, пока немного. Летом зевать некогда. Лишь в день солнцестояния деревня позволяла себе какой-никакой отдых, да тоже не день, а так. С поля вернулись не то чтоб днем, когда солнце уже клонилось, но еще довольно высоко. Девки кто наспех прихорашиваться, кто и поспать часок, кого раньше времени сморит тот будет потом долго жалеть, что самое веселье пропустил. Кто, опять же, венки из цветов плести, да ласкутики на деревья — как же без этого, так всегда делают, значит и сейчас надо. Радостное ожидание подходило не торопясь, как дрожжевое тесто, одновременно с наливающимся красным горизонтом.

Солнце уже почти садилось, уже готовились зажигать сложенный мужиками шалашиком сушняк, когда Тиура услышала стук копыт. Вскоре все удивленные взгляды были направлены в одну сторону, а через несколько секунд глазам явился всадник на коне. Конь черный, крупный и холеный, деревские рядом с таким казались бы просто клячами. Прошел несколько шагов галопом, уверенно сдерживаемый седоком перешел на крупную рысь. По виду коня не скажешь, что в галопе он был долго, дышал легко, будто бы и вовсе не бежал.

Седок казался маловат для своего коня. Высокий, но тонкокостный, про таких говорят "соплей перешибешь". Одежда незнакомца была странной, не сказать, из чего сделана. Ткань тонка и отливает бликами в свете заходящего солнца, как вода пускает зайчиков в глаза. Короткая туника с широким вырезом шеи, видны выпирающие острые ключицы незнакомца, штаны того же странного материала. Поскольку на коне, в глаза бросилась обувь: незнакомец был почти бос, то что на ногах состояло из подошвы, парой коженных лент прицепленной к ступне. Чудно, такого Тиура раньше не видела.

Мужик, или точнее юноша, замедлив коня до рыси, удивительно ловко поехал мимо пооткрывавших рты деревенских, скользнул по лицам цепким взглядом и безошибочно выцепил старосту, к нему и направился. В нескольких шагах твердо остановил коня, с рыси на место, хоть и не натягивая грубо повод. Конь не выказал недовольства, встав как вкопанный. Вместо того, чтобы как все оперется рукой о луку и перекинуть ногу через круп, незнакомец в седле почти сложился пополам, дотянув колено до плеча, перекинул ступню над лукой и казалось стек с коня на землю. Пожалуй, только тут и стало возможно заметить, что незнакомец на полголовы выше деревенских мужиков, в седле своего крупного коня приехавший казался скорее ребенком. При страннике был посох, с петлей чтоб закинуть за спину, пока на коне, но моментально оказавшийся в руке едва ноги коснулись земли. Деревянный, вроде покрыт затейливой тонкой резьбой. Туника стянута матерчатым поясом, на поясе махонький нож, лезвие едва в ширину ладони. Сума через плечо, не набитая, вроде легкая. Оружия при нем точно нет, ну если палку не считать.

Назнакомец сделал пару шагов в сторону старосты:
— Ты хунни? — Голос мелодичный, но выговор странный и незнакомый, как будто поет по-птичьи а не говорит. Ударение на втором слове почему-то.

Хлопот все прибавлялось и прибавлялось, казалось - куда еще? Ан нет, навесили охапку мелкотни - чтоб под ногами не мешалась да ягод собирала. А за этой оравой - только глаз да глаз, так и норовят убрести в сторону, рассыпать чужое лукошко, подраться, подсунуть лягушку за шиворот. К концу таких прогулок обычно спокойная и веселая девушка порой была готова самолично связать сорванцам штаны из крапивы.
Дня солнцестояния она ждала с замиранием сердца - уже был такой возраст, когда каждый такой праздник становился особенным, хотя бы в надеждах. Она была слишком стеснительной на самом-то деле, чтобы подумать о чем эти смутные надежды. Но если что-то должно было произойти, то оно должно произойти тогда, когда она это ждет - так же будет правильно?

Они с подружками весело пели и занимались украшательством. Она делала венок, вплетая в каркас из ивовых ветвей мелкие полевые фиалки, звездные цветы, васильки и прочую мелочь. Хотелось для себя чего-нибудь зеленого и пестрого, мяты, тимьяна воткнула. Получилось и вправду замысловато, хотя и не очень эффектно. Но на ее рыжих кудрях и просто зелень вполне красива. Самой девушке результат очень понравился.

Топот копыт раздался будто из ниоткуда. Вроде бы и шумно было, они перешучивались, болтали, но разом все стихло... Потому как не ждали никого. А нежданный гость не приносит добрых вестей... Она вместе с другими любопытными и не робкими девчонками вышла к дороге. Конь показался ей просто огромным, ей и не верилось раньше, что такие звери существуют на свете. Угольная шерсть блестела в закате или это тяжелые тени окрасили его в вороний цвет? Всадник был еще более диковинным, нежели конь. Будто бы снился - слишком тонкий, как наваждение, как тень от человека. И эта странная обувь.... Она, как зачарованная не могла оторвать взгляда от его ступней, хотя может просто было страшно поднять глаза на него. Когда он заговорил, она вздрогнула - стало волнительно, но не страшно, будто бы и вправду видишь как близко-близко подходят к тебе спящей журавли. Страшно спугнуть их резким движением, громким звуком, смотришь, затаив дыхание... Вот так и она сейчас смотрела - уже на старосту, испытующе, безмолвно, как и десятки таких же других, пораженных сельчан.

[ 08.03.14 23:45:01 ] - bookwarrior бросил 3d6 с результатом - 12 (3+5+4). Комментарий: Тиура — распознать мимику.
— Я... Да я вообще-то... Это, ну вроде того. — Всегда уверенный, староста как-то странно попятился от незнакомца, и пробурчал что-то невразумительное.

По лицу высокого в отсвечивающих одеждах скользнула тень улыбки, будто он услышал то, что намеревался услышать. И так же с улыбкой он продолжил:
— Тогда радуйся, ибо я провозглашаю тебя хунни.
— Благода... ээ, как это? Только властитель этой земли может. Ну а если нет его, так ведь... — Староста хотя бы прекратил пятится назад.
— А себя я провозглашаю властителем долины Рейна, на день конного пути отсюда в любую сторону. Я обязуюсь благославить ваши амбары, и стойла скота, и крысы, мыши и блохи покинут их. За это вы будуте отдавать мне двадцатую часть всего урожая. — Непривычный выговор незнакомца слегка мешал его понимать. Его голос был негромок, но четко слышался в повисшей тишине, и звучал он как голос человека, не ждущего возражений. — Я благославлю ваш скот, и он перестанет болеть, за это хочу с деревни в год двух бычков и двух кабанчиков. Я оставляю вам все леса, кроме дубравы, что от вас вдоль реки вверх — она будет моей и только моей. Кто хочет — благославлю его фруктовый сад, договоримся, не пожалеете. В озере на Рейне разведется рыба, сколько у вас никогда не было. Ловите ее, но четверть улова — моя. И от деревни — девушку по моему выбору, раз в три года, после сбора урожая.

Незнакомец стоял в расслабленной позе, в центре образовавшегося широкого круга из деревенских, и голос его звучал уверенно и спокойно. Вот конь явно настороженно фыркал и прядал ушами, с намеком поворачиваясь крупом к слишком уж близко подходящим мужикам. А страннику все было, казалось, нипочем.

Когда он заговорил, она стояла недвижима, а сердце будто бы замерло на мгновение. Король явился? Разве он был таким? Раньше его видели ли? Или только его посланников? Может, он такой и есть - не похожий на человека, способный благословлять урожай. "Интересно, а зачем ему столько еды?" - подумалось ей. Незнакомец больше походил на журавля, чем на прожорливого волка. Только последнее слово прозвучало как-то... зловеще. Раз в три года жену не берут.

Она напряженно молчала, боясь даже вздохнуть или повернуть голову. Бросила быстрый взгляд на коня - он был насторожен, боялся чужих людей, норовистый видать. Но это все такая шелуха, когда она снова посмотрела на странника. Смотрела и смотрела, пытаясь понять, почему же он такой непохожий...

Староста как вытащенный из воды карп открывал рот чтобы что-то сказать, и закрывал его не произнеся ни звука. Незнакомец появился перед самым закатом, когда Ульрих уже шел с факелом к костру, да так сейчас и застыл с огнем в руках, слегка позади остальных деревенских, все слышал наверняка, но стоял далековато. Второй сын, Хано, был сейчас ближе к старосте, но и у него сказать что-то связное не получалось.

В повисшей паузе деревенские постепенно отходили от неожиданности, начинали недовольно роптать, мол что это он, и кто такой и почему вообще чего-то требует. Что дает, вроде как сходу не услышали или не осознали.
— За что это тебе?
— Не лопнешь столько жрать?
Постепенно, по полступни, невидимый но очень четко выдержанный круг начал сжиматся вокруг незнакомца.
— С чего это тебе урожай отдавать? — Выкрикнул один из внуков старосты, и тут же получил звонкий подзатыльник от Хано, чтоб не лез вперед старших.
— С чего это ты на нашу рыбу? Да тут и озера не было никакого.

А вот на последнюю реплику староста отреагировал мгновенно, повторив если не громче то связнее.
— Да, я что-то не понял, что это за озеро на Рейне, и с чего это ты требуешь четверть улова. Как-то зерно за крыс, ну можно подумать, ну со скотом еще... — Староста наконец вернул себе хоть часть свое всегдашней убедительности.
А незнакомец отреагировал странно. Все так же, четким голосом, установившем тишину как только послышался:
— Нет озера на Рейне? Ай-яй-яй, как же это я мог забыть? — Покачал головой, даже руками развел, и слегка повернул голову, уставившись на солнце, как раз уже опускающееся за косогор, ударяясь об который Рейн сразу за деревней поворачивал к северу.

Еще мгновение в повисщей тищине деревенские хранили молчание, но буквально чувствовалось, что скоро осмелеют, раз незнакомец дал такую слабину.
//заявка не более чем на 2 секунды.

Ей почему-то показалось, что незнакомец уверен, что озеро вот-вот появится. Ну голос у него был такой, как у родителя, делящий пирог на праздник и как бы "забывающего" дать кусок малышу, который за него только-только сел. Она, как тот самый ребенок, рванулась на косогор, чтобы увидеть, что нет, нет, никакого озера, втайне надеясь, что увидит его там. И в голове даже не успело уложиться, что озеро - это не ножом взмахнуть, это... Не успела понять, осознать, как и многие едва ли понимали о чем же идет разговор.

Тиура бросилась бежать на косогор по другую сторону деревни, что сейчас было непросто: любопытная девушка, когда деревенские начали обступать незнакомца, пролезла вперед, и сейчас была внутри кольца, которое не торопясь, молча смыкалось вокруг странного гостя. Чтобы выйти наружу уже нужно было проталкиватся.

Черный жеребец негромко подал голос, переступая с ноги на ногу, явно готовясь лягуть кого подвернется. А незнакомец все смотрел на садящееся солнце, и в глазах красным отражался закат. Неподвижная фигура около подергивающегося черного жеребца, и постепенно подходящие деревенские.

Потом вдруг от леса донеслись тревожные птичьи крики, на которые едва ли кто сейчас обратил внимание. Еще через секунду, когда осталась ровно половина солнца, у всех под ногами заходила земля, потом дошел жуткий грохот камня, ползущего по камню. Те, кто сообразил посмотреть туда, куда смотрит незнакомец, увидели, как половина горы, наискось перечеркнулась трещеной, и начала съезжать в Рейн.

Несколько секунд, и за деверней больше не было привычной громады, на крутом каменном склоне которой даже деревья в полный рост не вырастали. Обломком зуба стоял огрызок горы, повернув к деревне голый каменный скол, остальное рухнуло в реку, и высокие волны шли вверх по Рейну. А волна людей отшатнулась от незнакомца и коня, снова оставив вокруг странника шагов пять пустоты.

Она торопилась, будто знала, что совсем скоро надо быть там и увидеть тот самый забытый кусок пирога. Или по крайней мере не быть здесь, когда невидимый круг сожмется до предела, потому что тогда лучше бы не быть там. Тревожные крики птиц - она повернула голову, пытаясь понять, что же...

Она даже не успел сообразить, просто упала лицом в пыльную траву, не ожидая такого предательства от земли. "Неужели это предвестник многих несчастий?" - подумалось ей, глядя на небо, где багряное солнце медленно покидало небосклон, расплываясь по кромке облаков. Грохот испугал ее, она прижалась к земле, но продолжения не последовало. Она поднялась, даже не отряхнув волосы и платье, не поправив смятый венок, пошла к косогору, чтобы видеть это самой. Это было ужасно, страшно, нужно было бежать домой, подальше, прочь от страшного пришельца по слову которого рушатся горы - твердил здравый смысл. Но ей не было страшно. Ей было интересно. Ей хотелось увидеть, как разламываются горы, как меняется русло реки за единый миг.

Путь был не то чтобы далекий, но и не то чтоб на одном дыхании пробежать. От костра до деревни, через деревню и за деревню, через огороды, через ручей, здесь выпиливший себе узкую но глубокую канаву, перед тем как с высокого берега сбегать в Рейн. Оставляя поля и яблони далеко слева, туда, где земля поднимается вверх, в кряжестый косогор — каменную громаду, которую даже Рейн не смог пропилить, и решив не связыватся отвернул на север. За спиной, вроде, шума драки не послышалось, значит по крайней мере сразу после обвала свалка не началась, а потому Тиура уже была слишком далеко, чтобы что-нибудь расслышать, даже если бы и было.

Дальше начинался склон, камени, едва присыпанные тонким слоем земли, заросшей тонкими елями, не дорастающими до ствола толще двух пядей в обхвате, потому что то и дело, как ветер разгуляется посильнее — на косогоре то там то здесь видны вывернутые с корнем деревья, и под комлем проплешина до каменной основы склона. Откос был обращен почти что к деревне, и прекрасно просматривался, только смотреть там было не на что и ходить незачем, да и неудобно.

Но сейчас уже от деревни, да и из-за деревни было прекрасно видно, что стряслось с горой. Шагов на сотню по ширине склон, обращенный к реке как был так и остался, а дальше наискось, сверху вперед шла граница. Там, где был поросший недолесом откос, обращенный к Рейну, теперь внутрь бывшей горы уходил более пологий каменный склон, почти что ровный, отполированный только что съехавшей по нему каменной массой, еще совсем недавно бывшей с ним одним целым. То, что когда-то было над этим камнем сейчас отчетливо высовывалось из взбаламученного Рейна. Обращенная к Тиуре сторона, местами даже еще с необорванными водой елками, или это уже течение прибило? Поднятые падением волны уже успокоились, но следы их работы были прекрасно видны: там, где склон остался склоном, роста на два или на три со склона было сорвано все, что разъяренная вода способна оторвать, на такую высоту конечно даже весенне половодье не доходило.

Рейн шел мутью, водоворотами и пеной, не привыкший к новой преграде в своем ложе, ворочая около камней оторванные елки, и еще бог знает что, в быстро сгущающихся сумерках было не рассмотреть. Грохота уже, конечно, давно слышно не было, но казалось, что он еще где-то ходит, не то и впрямь вокруг, не то в ушах, не то в недовольном ворчании новых водоворотов Рейна, а может, и в испуганных криках птиц — склон, которым брезговали люди, для пернатых был раздольем.

Она совсем запыхалась, упала по дороге еще пару раз, окончательно извозив платье в пыли и растрепав венок. Добежав наконец, она не поверила свои глазам. Она знала, что там должно быть, и что там было, и все равно не верила. Что может быть незыблемее гор? Но вот гора расколота закатным лучом, скошена одним лишь взглядом неведомого путника, и теперь ее останки сокрыты в пенящихся водах.

Значит, теперь у них будете озеро.... Стоит привыкать. Она еще постояла и посмотрела на вздыбленную реку. Сколько времени пройдет, прежде чем люди перестанут помнить, что все это - образовалось в один миг? Она никогда не сможет забыть. Волны уже давно успокоились, а в ушах звучало их эхо и никак не желало исчезать. Не будет теперь им покоя.... Она грустно вздохнула и повернула обратно, страшась узнать, что случилось в эту вечность, пока она смотрела на реку.

На месте планировавшегося веселья Тиуру встретил уже вполне разгоревшийся костер, и праздник, которому бы иные похороны позавидовали. Кто-то действительно, как наверняка все и планировали, водил хоровод с песнями, может искренне наслаждаясь сердцем лета, а может и как-то фальшиво, напоказ. Бросалось в глаза несколько групп сельчан, громко обсуждающих что-то и косо смотрящих друг на друга. Между ними Эрмина пыталась спокоить в три ручья ревущую Моту, рядом как-то неуклюже стояли один из внуков старосты, вроде бы и не прочь был бы поутешать сам, да только яснее дня было, что он может развеять печаль Моты после очередного дурацкого розыгрыша, а столкнувшись с настоящими слезами сейчас стоит истуканом, не зная, что делать. Его двоюродный так же бестолково толокся неподалеку. Аско удалось отыскать глазами, он был среди разговаривающих, кстати с опухшим подбородком. Впрочем, у одного из старостиных внуков тоже пара ссадин на лице, но едва ли тут была серьезная драка стенка на стенку, маловато.

Ни старосты, ни двоих его сыновей нигде не видно. Само собой, если было время рассмотреть своих, то чужого с черным конем здесь тем более нет.

На сердце у Тиуры было тяжело. Ясно, что пришел в их земли король и что страшен он в гневе. И вроде бы многие ждали, верили, что он придет, но... Как бывает ждешь теплого лета, а приходит жаркая засуха. И вроде бы вот оно - солнце, а на сердце камень. Песни звучали как поминальные - разве можешь с веселым сердцем петь там, где слезы льются. Она поглядела на тетку, но решила сначала подобраться к дяде и послушать о чем говорят мужики. И если дядя изволит обратить на нее внимание, то спросить,а что же произошло...

Разговор у мужиков был бестолковый, как всегда после драки. Аско, к удивлению, к Тиуриным вопросам отнесся серьезно, не как к детским. Из его рассказа выходило примерно следующее. Как только незнакомец обвалил гору, у деревенских вся смелость куда-то делась, а с ней, похоже, и гордость. На тех, кто пытался сказать, что негоже девок отдавать, зашикали. А староста давай распрашивать, мол как это тощий собирается крыс-мышей выпроводить, явно с мыслью, а не брешит ли. А тощий как ждал, полез в сумку и достает маленький ножичек. Держит на виду, и говорит, мол, чтоб это нож изнутри абрара в стропило воткнули, тогда за три дня из амбара все серые сбегут. Но мол, по ножу на амбар он и не дас, так, один-два на деревню. Так можно по очереди втыкать, потом передавать другому. Так у старосты глаза так и загорелись, как дите малое, тянет ручонки к ножу. А этот красноглазый как будто и отдать собирается, но в последний момент отдергивает, и спрашивает как будто ни о чем: "Принимаешь мои условия?". Староста еще чуток соображения имел, говорит мол, что если не сбудется с ножом, то ничего этому проходимцу не должен. А тот опять вроде отдает, и отдергивает, и спрашивает: "Если уйдут крысы — принимаешь условия?". А староста и говорит "принимаю! двадцатая часть урожая твоей будет". А этот хмырь опять нож отдергивает, и спрашивает: "и остальные принимаешь?". "И остальные принимаю!", говорит дурень, и хвать нож. Тут мы уж совсем орать стали, что мол не ему одному за всех решать, да на нас зашикали. Ну, ту стукнулись малость, да больше было тех, кто за старосту, так что до драки то не дошло, так ерунда.

А тощий, гад, не тронулся с места, пока тут буча шла, так и стоит, ни пальцем не пошевелил, будто его не касается. А как успокоилось, сказал только одно слово, "уговор". Повернулся, подмигнул Моте. Девки-то брешут, что и не ей, но точно Моте. Вспрыгнул на коня и скакать. А Ульрих-то так и простоял все время с факелом в руках, как чурбан, не знамо что делать. Так этот коня в скачь пустил мило, да на полном скаку пригнулся и прямо у Ульрих из рук факел выхватил. Ловкий гад, видать, хотя и хилый. Ох не сдюжил бы он в драке. Так вот, выхватил, значит, и на скаку в костер его и запустил. И лететь во весь опор отсюда. А староста, как нож-то захапал, так сам и поскакал, чуть не прытче коня, только в противоположную, к деревне. И Ульрих с Хано с ним пошли, небось не терпится нож воткнуть.

Тиура только грустно вздыхала, слушая это. Страх ослепляет людей. Власть ослепляет людей... Интересно, куда побегут крысы из амбара? Наверняка к соседям... Впрочем, какое это теперь имеет значение. Она еще раз вздохнула, поняв, что работы теперь будет больше. Что там? Двадцатая часть урожая, кабанчики, бычки - это наверное, по очереди будет. Рыба. И девушка. Раз в три года. Не юноша, годный под копье, а девушка. Страшное это было условие, зерно, скот, рыба и девушка. Неужели он и их съедать будет? От этой мысли стало совсем жутко и тошно. Она посмотрела на ревующую Моту - да тут любая бы заревела, и самой бы впору реветь, зная, что осенью могут тебя отдать на съедение. А Аско говорит, что тот на нее указал, тут уж хоть самой к реке иди, все легче, чем такая судьба. Нет, утешать тетку сейчас она не хотела, не получилось бы. Пошла искать бабушку, та ведь единственная в деревне, кто видела посланников короля. Вот и будет пытать, похож этот тощий или не похож.

Удивительный талант был у Вины всегда найтись, когда она была нужна. По крайней мере Тиуре, но и не только ей. Вроде бы и не часто попадается бабушка на глаза, а как кому нужна — не было случая, чтобы не нашлась, хотя и по стариковски сидеть дома еще за ней не водилось.

На гуляние Вина уже не ходила, мол не к чему старикам молодых смущать. Но сейчас вот, попалась, семенила неспешно но озабоченно в сторону костра. Тиуру заметила, подошла распрашивать, что там приключилось такое. Поначалу больше Тиуру распрашивала, за Аско перепугалась не на шутку, это видно было, говорить дальше пришлось на ходу, Вина шла к костру. Тиуре же определенного сказал немного.
— Нет, не король уж точно. Король во главе героев должен быть, прийти в славе, если просят защиты — не отказать, но потребовать себе воинов. Другие живут странно, и выглядят странно, и говорят странно, за то их и зовут другими. Он появился как другой — в один из восьми особых дней года, одетый в радугу, один как перст. Беречься надо других, ибо у каждого из них два лица, одно прекрасное другое страшное...

Как не похожа сейчас эта речь была на сказку: торопливая, сквозь одышку запыхавшейся на ходу бабушки.

- Да уж куда страшнее - повернуть течение реки, - пробурчала девушка. Вот значит какой, другой. Интересно, а кот его был? И получается, что те следы, которые дядя видел - тоже его.
- Аско говорил, что видел следы многих повозок. Значит, их... Других тоже много пришло? Но он говорил только о себе, хотя куда ему одному столько еды.


Два лица, значит. Интересно, какое тогда у него прекрасное? Ножичек, изгоняющий крыс что ли? И он еще говорил про сад. Несмотря на предостережение, ужасно захотелось посмотреть, как же выглядит этот прекрасный сад.

- А как его беречься? - продолжала сыпать вопросами она. - В дубраву-то ясное дело не ходить.

— Да кто ж их разберет? — Лаконично ответила Вина.

- Ага, - обреченно кивнула девушка. Ясно, что ничего ясно. В растерянности оно подошла к Эрмине, тихонечко поинтересовавшись у нее, что же случилось. Утешать Моту не очень-то хотелось (чем тут утешишь!), но спросить для порядку нужно было.

Эрминина версия событий в деталях отличалась от рассказанной Аско.
— Значит, незнакомец говорил со старостой, и вытянул из него осгласие. А мужики опять помаленьку смелеть начали, а как староста соглашатся начал — вообще взбесились, и чуть не пошли на незнакомца с кулаками. Аско первый, естественно. А чужеземец так и стоял, не двинувшись, даже руки не поднял, только взглянул на Аско, с улыбочкой такой, мол давай, покажи чего можешь. А тут Аско и сник как-то, встал как вкопанный и стоит. А те кто за ним шли как это увидели, сразу зада давать стали, а Аско глядь — где он вперед толпы шел, там теперь он один против длинного стоит. Как-то не осмелился, и давай тоже назад отходить. Да потом те же на старосту заорали, что мол это дело всех касается, и не мог он ото всех соглашатся, даже на старосту пошли. Но тут уж нашлись защитники, тут тех кто за старосту поболее выходило. Аско кому подвернулся кулака развесил, ему тоже оба старостиных внука в морду съездили, тут Хано ему и объяснил, чтоб он руки-то попридежрал, как ни удал а меньше их. Вот конца всей бучи чужестранец дождался, уговорился со старостой, подмигнул в ту сторону, где мы с девками стояли и вспрыгнул на коня. А Мота тут и завизжала, дура "это мне, это мне!", радостная такая. Как уже все поуспокоились, оба старостиных внука перед Мотой хвастаются, что мол не кому-нибудь а Аско в морду дали, а она им, что мол на нее такой хахаль глаз положил. Так и галдят наперебой, самой аж противно стало. Внуки старостины только и думаю, кому из них Моту завалить удастся, а она тож на седьмом небе, и галдеж ото всей троицы на весь луг. Так вот, Аско подойди к этой собачьей свадьбе да скажи, что раз в три года не жен берут а жертвы приносят. Вот тут-то крик и поднялся.

Эрмина, рослая и худая, с высоким лбом, точеным носом и властным взглядом, преспокойно придерживала ревущую в три ручья Моту, гладила ее по волосам и наклонившись к уху Тиуры шепотом рассказывала гадости про Моту. Впрочем, почти что как всегда.

Интересная версия. Значит, возможно и не ей Странник подмигнул. Да уж дурочка, Тиура вздохнула. Эрмина, конечно, была явно неравнодушна к дяде и во много девушка ее понимала. Лишь бы староста зуб на него не стал точить, а то ему и так несладко живется, а если вздумает кто со света сжить, так и вовсе жизнь не мила станет.

Утешать тетку и раньше не очень хотелось, а теперь (если хоть что-то из гадостей подруги было верным) даже и не получилось. На душе стало как-то и гадко, и грустно, и тоскливо. Страшен лик Другого, лик раздора. Может быть, потому что она убежала, она ничего и не видела? Может, и хорошо это? Она еще раз посмотрела на костер, где собралось большинство девиц. Нет, совсем не хотелось. Слушать еще раз ту же самую историю да на другой лад. Не задался праздник. Покачав головой и тоже пару раз погладив Моту по голове, она нашла мать, уцепилась за подол, как маленькая, и тихонько спросила:
- Мама... а что же теперь будет?

В ночь сердца лета молодежь держалась отдельно, взрослые отдельно, иное было бы странно. Хотя найти кого из взрослых, если только не совсем стариков, уже не приходящих на такие гуляния, было несложно. Маму Тиура отыскала без малейшего труда. Впрочем, появление дочери у Линды поначалу вызвало нескрываемое неодобрение.
— Ну чего ты перепугалась? Что за праздник без драки, так само собой заведено. — Мама обняла Тиуру, дежурно погладив по спине, явно навно намереваясь успокоить дочь и отправить обратно как можно. Смысл вопроса дошел до нее не сразу, но и быстро изменил отношение. Мама перестала сюсюкать с Тиурой как с маленькой.
— Что будет, что будет? Да ничего не будет. Одного у этого гада не отнять: что предлагать и что требовать он соображает. Если только он не врет, то дал он больше чем взял, вот такие дела. Эх, жаль у старосты внучки на выданьи нет, вот я бы посмеялась, если бы этот гость старостово же отродье себе и затребовал.

- Мама, а если меня заберут? - ей сейчас совершенно не хотелось быть умной и сообразительной, хотя, конечно, придется. Ну мало ли кому он там подмигнул, понятно, что через три года ей уже ничего не грозит, а вот этой осенью.

[ 15.03.14 15:20:43 ] - bookwarrior бросил 3d6 с результатом - 4 (1+1+2). Комментарий: Тиура — эмпатия.
На этот вопрос поведение мамы снова заметно переменилось. Линда прижала Тиуру к себе, снова потрепала по спине, потом отстранив взяла ладонью за подбородок, не грубо, приподняв лицо вверх и заглянув в глаза.
— Просто надейся и верь, что выберет не тебя. Ты у меня прелесть, но и других девок на выданьи навалом. Потом, кто знает, зачем ему девка нужна? Может, той, которую выберет, еще все остальные позавидуют. А ты себе простого жениха найдешь, из деревенских. Не того, кто может на закате горы рушить, с кем проживешь долго и счастливо. Ну, иди.
Впрочем, как-то неуверенно было это сказано. Линда сама не верила в то, что говорила.

Тиура вздохнула. Ну, вот, побыть маленькой девочкой не удалось. Конечно, если бы о чем-то попросил Лейфи*, то она бы ни за что его не отпустила просто так "ну иди". А ее может. Ладно, пойдет, только ее все равно никто и не вздумает пригласить, только за руку подхватят, да втолкнут в общий круг. Наверное, потому что она старшая в семье, а таких никто не любит. Всем нравятся веселые и смешливые девушки, певучие, как птички. Она даже почти решила ни идти никуда, как снова подумала о танцах, о том, как давным-давно их не было, как она ждала их, когда можно будет плясать по росистой траве, у огня, так плясать, чтоб искры столбом к звездам летели! И просто побежала быстрее, пока не передумала.

Казалось, так много событий, а минут-то прошло всего ничего. Еще только неторопливо темнело летнее небо, когда Тиура уже вернулась к костру, который горел уже во всю, а веселье еще только едва и будто нехотя разогревалось. В сторонке, но под взглядами многих Эрмина все так же стояла в обнимку с Мотой, уже вроде и не ревущей, а так, чуть всхлипывающей. Уже вроде бы можно и отпустить отходчивую девушку, но Эрмина старательно прижимала красотку к себе, слегка картинно гладя зареванную Моту, кажется даже наслаждаясь взглядами на себе. И как показалось Тиуре, кого-то украдкой высматривая в толпе. Рядом все так же истуканами стоят старостята-задиры, сейчас явно не зная, что делать.

В хороводе у костра мелкие, пожалуй веселятся от души. Когда нет вечных заводил, тех кто всегда в центре внимания, всегда первый парень на деревне (или совсем не парень) — вдруг вольготнее чувствуют себя кто поскромней, кого обычно не слышно. Взорослые еще у костра, еще в общей пляске с теми кто на выданьи, но скоро удалятся. У взрослых сегодня тоже праздник не меньший, но даже ночь без правил имеет свои неписанные правила. Взрослые веселятся отдельно, нежененные отдельно.

К Эрмине и Моте подходить не хотелось (непонятно, к кому больше), поэтому Тиура сунулась к другим подружкам, делая вид, что ничего-ничего не случилось. Тряхнула рыжими кудрями, схватила Манну за руку и потянула в хоровод. Если она остановится хоть на мгновение, подумает - искра погаснет, темная ночь заполнит душу, украдет сердце. Поэтому танцуй у костра, чтобы ноги горели, чтобы сердце билось, быстрее, быстрее, быстрее, пока хоть еще немного есть сил!

Тихоня и серая мышь Манно сейчас вполне наслаждалась ночью, ее не то все устраивала, не то скрывала беспокойство не хуже Тиуры, кто разберет. Весело бежала в хороводе за Тиурой, поглядывала по сторонам на мальчиков, щеки постепенно краснели от жара костра в два человеческих роста. Вскоре их пару попытался разбить Рато, хотя и как-то неуверенно. Вопреки ожиданиям выяснилось, что он пытался не встать между, а вытащить из цепи Тиуру. Предложил сцепится обоими руками, что могло означать только одно: если встать лицами друг к другу, крепко взятся за руки и составить ноги мысками к мыскам — то в таком положении можно начать крутится, быстро-быстро. Тогда, в какой-то момент поймешь, что стоять- то собственно, уже и не можешь — висишь на собственных руках, и если разорвешь — то полетишь кубарем через спину, может и весьма больно. В этот момент становилось и весело и страшно, и как правило начинался девичий визг, за что развлечение мальчиками и ценилось. А может не только за это, кто знает.

Рато — примерно ровесник Тиуры, сын рыбака. Впрочем, что значит рыбака? Рыбачили в деревне все, кто больше кто меньше. Эта семья считалась особенно рыбацкой, дом стоял слегка на отшибе. Рато был нелюдим, хотя, пожалуй, в меру, не как Тиура. Невысокий и коренастый парень, наверное способный постоять за себя в драке, слывший молчуном.

Венок, потрепавшийся от бега на реку, сейчас постоянно сползал на глаза, приходилось трясти головой, чтобы хоть как-то закинуть его обратно на лоб. Она улыбнулась, даже скорее оскалилась на Рато - наверняка, долго набирался смелости, чтобы вот так подойти да взять за руку. Рассмеялась и согласилась на предложенное развлечение, только уж чур она рук не отпустить и кричать не будет, не дождется. Если на лице парня было сосредоточенное выражение лица, то она сейчас была весела и беззаботна, потому что если она задумается хоть на миг... нет, не сейчас, еще немного веселья, ночь длинная, хватит время на грусть!

У Рато были слегка испуганные глаза, и влажные ладони. В веселом развлечении вокруг парочки закружился костер, общий хоровод и выбившиеся из него группки, больше парочки, уходящий во мглу луг и даже различимые отсветы огромного костра на стене леса. Впрочем, и Рато и Тиура знали, что смотреть можно только друг на друга, иначе голова закружится и пойдет мутить. Влажные кисти скоро начали едва заметно выскальзывать, и Рато сжал пальцы изо всех сил. Это было больно, пальцы у рыбачонка были будто железные.

Накрутившись вволю, они остановились друг перед другом, обоих ощитимо вело, едва на ногах устоять. Рато явно набирался смелость некоторое время, потом протянул руку поправить венок на голове Тиуры.
— А мне такой сплетешь?

Она тяжело дышала, земля качалась под ногами и норовила махнуться с небом местами, поэтому приходилось продолжать приплясывать, чтобы она не убежала к звездам, вместе с искрами, взмывающими вверх к звездам. Пальцы болели, но это ерунда, главное, что она выстояла, справилась, значит, почти уже взрослая.

- Неа, - нахально улыбнулась она. - Темно уже, ничего не видно.

Она, конечно, понимала, что Рато ее стесняется. Но это ее ничуть не волновало - она же нет!

Рато заметно погрустнел, потом, видимо, набравшись смелости, быстрым движением вырвал из тиуриного венка верхушку мяты, изображая торжествующий вид, будто бог весть что отхватил, засунул мяту в рот и принялся жевать.

- Эй, - возмутилась девушка, - тоже мне козел нашелся!
Совсем видимо тупой, сердито подумала она, с независимым видом жуя оставшийся листик мяты и возвращаясь к костру. Земля под ногами утопталась, и можно было продолжать!

Рато поначалу потянулся за Тиурой, но после ее ответа встал как вкопанный, не нашелся что сказать, и вскоре свалил.

Тиура вернулась в хоровод. По левую руку снова оказалась Манно, теперь к ней начал клеится Ганс — мальчишка не из видных, еще, в-общем, маловат чтоб всерьез женихатся. Но в хороводе, стоя рядом, норовил ухватить Манну за что-нибудь, кроме руки, и постоянно тянулся сказать пару слов на ушко. Манна делал вид, что отбивается, охотно слушала, и звонко хохотала.

Тиур с завистью посмотрела на соседку - вот ей бы кто что-то такое смешное на ухо бы говорил, а только и могут, что венок норовить сжевать. Впрочем, она довольно быстро об этом забыла - никого особенного она сегодня не ждала, а хоровод сам по себе дарил радость и веселье.

Небо быстро приобретало вполне себе ночной цвет, луна чуть старше первой четверти пока карабкалась вверх. Даже гомон праздника не мог перекрыть дружный стрекот цикад вокруг, разгоревшийся во всю дурь костер с десяти шагов заметно щипал открытые участки кожи, да и одежда, если неловко повернутся, оказывалась без шуток горячей.

Тиура чувствовала, что щеки уже совсем горят, выскочила из хоровода и нырнула с головой в теплую, росистую ночь. Вот в чем прелесть плясок у костра - упасть в прохладную траву, дышать полной грудью, пить этот пряный летний воздух и смотреть как где-то там высоко, далеко в небе расцветают звезды...

Отлежавшись, отдышавшись и совсем немного остыв (щеки еще жгло), она посмотрела на хоровод. Счастливая улыбка сияла на лице, настолько счастливая, что ей не нужно было возвращаться обратно, чтобы она продолжала сиять. Ночь была теплая, звездная, хотелось посмотреть еще раз на реку, израненную сегодняшними событиями.

Пойти от костра купатся в эту ночь, пожалуй, было популярной идеей, хотя разве что в Тиурину голову могло прийти идти в одиночестве. Возвращатся в деревню было совершенно не обязательно, можно напрямиг к реке, спустится по крутому откосу, хватаясь за кусты в темноте, они же, кстати, скроют от лишних глаз. Костер отсюда уже не виден, закрыт крутым берегом, разве что вихрь огненных искр в ночном небе над местом гуляния. Над водой слышны, кажется, чьи-то голоса, негромкий плеск и смех, но не определить, кажется что близко а может оказатся, что и далеко, около воды всегда так. Река, кстати, заметно поднялась, обычная полоска пустого берега между ивняком и водой сейчас полностью исчезла. Но ивы они такие, им не привыкать и совсем под водой оказыватся в разлив.

Встретить сейчас никого не хотелось. Тиура даже специально перебрала в голове всех знакомых и утвердилась в этой мысли. Ночь была длинная и домой можно было возвращаться совсем поздно, поэтому она решила отойти на восток по течению реки, и если там будет спокойней, то можно и искупаться, и венок отпустить (чтоб никто не видел, куда он плывет), да и по дороге обратно нарвать гадальный букет. Темноты она никогда не боялась, к тому же ночь была совсем светлой и оставалось от нее едва ли чуть-чуть.

Пойти вдоль берега было хорошей идеей. Ночь, звезды, стрекот цикад, к которому, впрочем, у реки примешивался зуд комаров. С другой стороны, пробиратся по берегу было непросто. Склон тут был довольно крутым, а относительно пологая часть у бывшего уреза воды сейчас оказалась уже затопленной. Идти можно было разве что по склону, хватаясь руками за ветки ивы.

Чьи-то голоса удалялись, чьи-то наоборот, приближались. Тиура прошла мимо компании, плещущейся у берега. Кто не разобрать, но похоже это взрослые, не из молодежи. Ночь сердца лета — праздник для всех.

Нет, она твердо решила провести этот праздник в одиночестве, поэтому пошла еще дальше, решив, что прогулка по крутому склону в темноте развлечение ничуть не хуже других. К тому же ей всегда ужасно хотелось погулять ночью, но возможности никогда не было - сначала она была слишком маленькой, а потом сразу слишком взрослой, заваленной работой. Ивовые ветки то и дело хлестали по лицу, норовили стащить венок, который пришлось взять в зубы, но упрямство было сильнее. Даже если ей и придется пойти до дальнего выпаса, чтобы найти спокойное место.

И снова плеск и смех за спиной тянулись вслед за уходящей Тиурой, будто и не уставая лететь вдаль над водной гладью. Идти, пока они наконец не затихнут пришлось долго. А потом, когда вокруг правили уже только естественные звуки летней ночи: тихий плеск воды, стрекот цикад и комариный писк, вдруг наверху, над кручей берега, Тиуру встретили два желтых глаза. Неподвижная пара, когда Тиура заметила их, они уже явно давно наблюдали за ней. Потом левый моргнул.

Внезапно стало очень-очень жутко, она остановилась как вкопанная. И тихонечко-тихонечко поползла задом и вниз, к реке. очень уж не хотелось сталкиваться нос к носу с обладателем этих светящихся желтых глаз... От испуга она чуть язык себе не прикусила, но это лучше, чем раскричаться на всю реку.

Внизу, как и ожидалось, была река. На очередном шаге Тиура оступилась на мокром откосе, и поехала вниз, впрочем не дальше, чем пускали ветки виняка, за которые хваталась. Так что дальше чем по колено одной ногой в воду не заехала. Но вот когда мгновение спусте перевела взгляд обратно на верх откоса — желтых глаз на прежнем месте уже не нашла.

Она уселась на берегу и отдышалась. Сердце колотилось как бешеное, рубашка была наверняка вся грязная, зубы почти сгрызли ее многострадальный венок. Тоже нашла себе ночное приключение! Теплая вода, впрочем, успокаивала, да и глаз больше не было видно. Через некоторое время она с удивлением поняла, что едва сдерживает смех.

Какая же она глупая! Полезла куда-то в неизвестные заросли ивняка, наткнулась на кошку и испугалась пуще смерти! Она наконец-то рассмеялась и почувствовала облегчение. Да уж, на взрослую она пока еще никак не тянет. Впрочем, может, это и к лучшему? Она стала тихонечко напевать любимую песню, заходя в воду все дальше и дальше... когда та стала уже по шею, она нырнула, оставив венок плавать на поверхности.

Идея пойти купатся в одежде была достойным завершением вечера. Впрочем, после всех валяний по земле, кто знает, чище или грязнее станет одежда после купания. Ну, после купания, положим, точно чище, а вот после вылезания в ней на берег — как знать.

Вода в Рейне была уже довольно теплой, а течение, как и положено под высоким берегом — довольно быстрым. Против течения не выгрести, даже и без одежды, ровная струя просто подхватывает и несет. Впрочем, одно хорошо, течение здесь особых сюрпризов не скрывает, водоворотам взятся особо неоткуда. На месте удержатся можно, разве что, уцепившись за что-нибудь, а так — что же это за ночь сердца лета без купания?

Поскольку съехала она к берегу в совсем неизвестном месте, Тиура беззаботно поплескалась пока ей не надоело, не задумываясь над тем, как далеко ее отнесло вниз по течению, а потом начала потихоньку выгребать к берегу. В конце концов, она всегда может дойти до хоженых мест по мелководью.

Приключений на сегодняшнюю ночь было с избытком, так что теперь вполне можно было добираться домой. Еще бы перекусить что-нибудь перед сном...

Даже несмотря на летнюю пору, колотун пробрал до костей на возвращении домой в мокрой-то одежде. Даже бег выбивал дыхание, но все еще не позволял как следует согрется, под утро, поди, не особо-то и тепло, даже в июне. В темном доме Тиура догадалась отжать и развесить все, что было на ней, склевала нашаренный впотьмах последний кусок пирога и завалилась, наконец, поспать.

Утро застало Тиуру непривычно поздно. Мама не растолкала, впрочем всегда просыпающаяся с восходом деревня иногда позволяет себе определенные поблажки. Солнце уже поднялось выше соседних домов, когда Тиура вылезла из постели и под улулюканье мелкого братца добралась до еще заметно влажного наряда.

За околицей мужики еще только уходили в поле, явно многие вчера загуляли допоздна. Тиура не сразу обратила внимание, что проходящие как-то странно косятся в сторону старостиного амбара, даже не на него, вроде, а мимо. Действительно, не сразу обращало на себя внимание: все деревенски кошки, не в марте редко собирающиеся больше чем по две-три, сейчас были там. Сидели в траве, вкруг амбара, ближе шагов пяти не подходили. Просто сидели, смешно подергивали ушами, беспрерывно мели дергающимися хвостами траву... И вроде все.

Скептически изучив, как выглядела теперь праздничная рубаха, Тиура подумала, что могло быть и хуже. А это она уж как-нибудь отстирает. На брата шикнула и попыталась даже ухватить за ухо, но засранец был проворней.

Происходящее ее в амбаре озадачило. Неужели крысы и вправду начали бежать, поэтому коты собрались на угощение? Хотя не каждый кот с крысой справится, но все же.... Поскольку пока ее никто не шпынял, и не ругал, она тоже присела на корточки рядом с котами и начала смотреть в траву.

Коты, судя по всему, со всей деревни здесь собрались. Вот серая кошка, сидит в траве, смотрит на амбар, шагах в пяти-семи, человеческих, не кошачьеих. Ее двухмесячные котята всей гурьбой что-то дружно гоняют в траве, за спиной у мамы. Дальше вбок серый кот, чинно так сидит, морда довольная. Еще дальше, уже на дороге, не в траве, серый с рваным ухом, тощий и с отчаянной рожей, сидит но весь подался вперед, почти припал на передние лапы, хвост отчаянно метет пыть по дороге.

Пока ничего не происходило, она сунулась смотреть, с чем там котята играют - если с крысой, то значит, здесь царская охота для кошачьих. А если нет, то она еще посидит и посмотрит, пока чего-нибудь не увидит. Или пока ее не прогонят.

Как выяснилось, для игр у котят было две мыши на троих.

Вот значит как. Можно было посидеть еще некоторое время, будто маленький котенок, но скоро ее начнут шпынять, так что пора было отправляться в поле.

Как раз когда Тиура уходила, одновременно Рваное Ухо и Довольный бросились вперед. Тощий был быстрее, на полпути к амбару прыгнул, приземлившись вытянутыми вперед лапами, и тут же пригнулся к ним мордой. Разогнавшийся Довольный опоздал, и его удар лапами пришелся по Тощему, на что тот немедленно повырнулся, и оба кота быстро обменялись парой ударов лапами по морде, потом развернувшись, убежали обратно на свои облюбованные места. В зубах у Рваного Уха была мышь.

Будь Тиура котом.... ну или хотя бы котенком, то ее отсюда и поганым веником не выгнать было бы. Но мышей она, к сожалению, не ела, а чтобы найти, что она ела, нужно было идти в лес. Да еще и собрать всяких бездельников по деревне, чтобы без толку не бегали. Смотаться в лес нужно было поскорее, пока эту идею никто из старших девчонок не перехватил, а то еще сошлют ее на грядки, а в такую жару спину гнуть было совсем неохота. Поэтому она направилась сначала к теткам, все же своих сестриц и братьев сподручней выводить.

Как выяснилось, если не плыть по теченью, а проявить самой немного инициативы — все может повернутся ровно так, как хотелось. А может, это просто сегодня день такой удачный. Тиура вернулась в дом и без труда объяснила среднему братцу, что он сейчас пойдет с ней в лес по ягоды. Или получит по одному месту, а потом все равно пойдет с ней в лес по ягоды. Младший, увы, был еще для этих целей маловат.

Потом прошлась по домам теток, ну и родственноков теток, благо обе были замужем не за сиротами. К разрастающемуся выводку запряженной на полезное дело малышни присоединился еще один условно взрослый — Перго, высоченный для своих двенадцати, впрочем отличавшийся довольно покладистым характером, сын мужа Берги от первой жены. Так набралось семь мелких, да двое взрослых. Кстати, мельком Тиура заметила и Моту, явно едва продравшую глаза. Можно было отправлятся в лес.

Тиура хмуро посмотрела на Моту. Поговорить с ней, конечно, не мешало, но вряд ли рядом с толпой галдящих малышей и подслушивающего все на свете вредного брата. Да и вид у нее был слишком сонный, пока себя в порядок приведет, все уже раскапризничаться успеют. Интересно, а она где ночью шлялась? Сама-то девушка была уверена, что она с ее ночными прогулками, катаниями на попе по крутым речным берегам и плесканиями пришла домой позже всех, поскольку гомона и песен слышно уже не было. С другой стороны, ей всегда хватало чуть-чуть урвать сна, так что строить предположения не стоит.

- Так, лукошко у каждого есть? Хайми, ты по ягоды собрался или за хворостом? ну куда ты такую дуру тащишь? Вот, возьми такую же как у сестры. Ну все, все в сборе? Кто будет задираться и драться, получит крапивы от меня лично., - она грозно обвела мелочь взглядом, но похоже, что ей верили на слово.

Собрав всех гурьбой, она повела их к опушке леса - и видно лучше, и не потеряются, и ягоды самые крупные на солнцепеке.

И снова к лесу, почти там где вытекает ручей и течет через огороды. Только не как за молодыми побегами вглубь, а на этот раз направо, вдоль опушки. Опушка тут северная, не так чтоб особо богатая, но если идти, обирая что есть на запад, то скоро по правую руку закончится и поле, и сады. А дальше справа будет повышение, к гряде холмов, самый ближний к Рейну из которых был искромсан незнакомцем. Лес растет на пологом склоне этих холмов, обращенном на юг. И вот это уже лес не густой, и на ягоды богатый. Тут уже торопится некуда, тут маленькая гурьба начинает продвигатся совсем медленно, наполняя корзины. За ягодами сюда ходят часто, а те мужики, что знают толк в охоте, как Аско, так и еще чаще.

Здесь, если пойти на юго-запад, можно найти даже тропу, не широкую но хоженную. Но ней меньше чем за полдня дойти до единственной деревни, в которой Тиура бывала, кроме своей. Туда иногда ходят, хотя не часто. У тех, на юго-западе рыбы нет почти, зато свиней они побольше пасут, а так все тож самое. Но летом не в гости шлятся, летний день год кормит. Да ягоднику незачем и вполовину так далеко забиратся, как до той деревни.

Землянику полными корзинами не таскают, не черника. Однако же назад пошли пораньше, не как с поля впритык к закату, всех ягод все одно не соберешь. Уже воротясь в деревню, Тиура встретила Манну, которой повезло сегодня день на готовке да в саду провозится. Так вот, Манна выпалила, едва завидев знакомые уши, что незнакомца сегодня снова видели, да не одного. Проскакал на вороном коне, за ним следом на пегом красавце, хоть и пониже черного будет, еще мужик какой-то. Доскакали до места, ну где обвал бы. Тот с пегого коней держал, а давишний незнакомец все по голому камню ходил взад-вперед. Долго ходил, смотрел на что-то, говорили что-то второму, видимо. Руками они долго размахивали. Деревенские-то их видели, да подходить вроде мало кто решился. Ну, ходил-ходил значит вчерашний гость по своему творению, смотрел видимо, может хвастался второму, а может еще что. Потом они, вроде, на коней сели да скрылись.

День был солнечный, знойный, душистый. Что может быть лучше опушки леса в летний полдень? И ветерок дует, и солнце греет, и запах ягод, и цветов, и вокруг мелкие в траве разлеглись, больше в рот набирают, ну ничего, главное, что не хныкают. Сама она быстро управилась со своей корзинкой, потом больше обходила шалопаев, то одному горсть высыпет - дно прикроет, то у второго из корзины листья выбирает, вроде и солнце-то еще не низко, а умаялась так, что сил нет. После ягод пошли к ручью на водопой, жажда и вправду сушит. Мелочь в воде подрызгалась, хорошо, что ни одну корзину не ухнули.

Увидев Манну, она повеселела - от трескотни ребячьей голова немножко гудела, а вот новости слушала хмуро. Вот как, зачастили значит. С другой стороны, раз он король, так и слова-то поперек не скажешь. Не то чтобы у нее спрашивали, но даже если бы вдруг и дали волю говорить, то сказать было ровным счетом нечего. Хотя и было ей это как-то... неприятно. Чужаки, одним словом. Хотя, если подумать, то король не один, у него есть люди, может он и не совсем Чужой, а куда больше похож на тогоЗ короля из сказок и песен? А Аско говорил, что видел много следов... Может, их и вправду много? И будут они соседями? Да пока никто ни по рыбу, ни по ягоду не являлся. От всех этих раздумий голова шла кругом, кругом, так что девушка даже не заметила, как самых мелких по домам развела (а то не донесут еще лукошек)

Действительно, ни по рыбу, ни по еще не собранный урожай никто не приходил, уж о таком бы говорила вся деревня. Но нет, деревня жила своей обычной жизнью, к вечеру из леса или с поля тянулись усталые работники, коровам было еще рано, а вот рыбаки вернулись уже, и никто на их улов не покушался. У избы мама Тиуры болтала с теткой Бергой, проходя девушка слышала обрывок "А кто там разберет, сколько уродилось...".

А кошки все еще сидели вокруг амбара. Точнее, уже не сидели, идеально ровный по утру круг сломался. Кто из хвостатых лежал на боку в тенечке, кто прямо где сидел утром сейчас катался на спине. Явно животин колбасило, но и уйти с облюбованных мест им что-то мешало. Жадность, не иначе.

Вся деревня изнывала от любопытства - коль уж староста связал себя договор, хотелось видеть все прибыли. А то кабанят отдавать по пятачкам - это каждому понятно, а так чтоб приплоды были большие, это еще ждать надо. И с рыбой интересно как? Небось по сушеную соглашались, на зиму запасы, так там тоже ясно, по хвостам счет есть. Тиура задумчиво почесала искусанный комарами локоть, с какой-то завистью глядя на кошек - у них то все сразу ясно стало, вон как мыши поперли.

Была она умотавшаяся, но все же не с поля скотину гнать, решила посидеть рядом с женщинами, уши посушить.

Вечерний разговор был неспешен, устал и ходил туда-сюда как собака по лесу.

Посмеивались над старостой, который, говорят, только что, как с поля вернулся, так в амбар свой и побег, не иначе высмотреть, от чего это мыши деру дали. Берга с явной ехидцей именовала его хунни, но посмеивалась скорее не злобно. То, что мыши бегут уже ни у кого не вызывало сомнения, как ни недоверчивы деревенские к переменам, а глаза у всех при себе. О незнакомцах судачили много, да все с чужих слов. То же, что и Манна говорила, что вчерашний на вороном и еще с ним какой-то мужик на пегом. Вроде, мужик как мужик, без чудес всяких. Вроде, кто-то еще к ним подходил из деревенских, да рассказывал, что мол между собой они трещат так, что и не понять их, все слова какие-то чудные, все что-то на о да ис. Это уж точно не Манна, та в деревне вроде была.

Говаривали, что бабочки вроде никуда не делись, хотя уже не так напасть, что Моте, чертовке, как пошла на ручей белье полоскать, сказали за карапузами присмотреть, а они у нее чуть не все врямя в воде проторчали, и что вообще драть ее почаще надо, может толку больше будет. Если Лейфи заболеет, то уж точно Моте мама обещала всыпать лично. Говорили, что Аско с Рупом на двоих косулю заловили наконец-то.

То, что в разговоре не прозвучало, что Тиуру надо драть почаще, не могло не радовать. И то, что позволили на закатном солнышке погреться - тоже хорошо. Вроде бы уже не дите, чтоб от бабского трепа гонять. Правда, искушать судьбу не следовало, поэтому она ретировалась на кухню, заглянула в горшки (кормить ее никто сейчас не будет, но ложку каши утащить - не заметят). Отобрала у брата ягоды, свои тоже, пересыпала на полотно, мусор повыбирала (у самой-то чистая, а вот у малышей больше сору), пока отец за ужин не сел - по дому вертелеась: тут прибрать, там принести, очень уж хотелось после погулять выбежать.

Аско поделился добрым куском косули, но сегодня в котелок в основном потрошка пошли, мясо-то чаще на ночь в протопленной печи оставляют, на следующий день объеденье. Но и с потрошками навар вполне чувствовался, да и пожевать было что. Вечер обещал быть что надо: настоящий летний, теплый после жаркого дня, когда стоит сухая погода. Для гуляния самое то что нужно. После испорченного дня сердца лета многим хотелось радости. Но песни собрались сегодня необычно поздно, уже в спускающейся темноте. В этот день многие поздно встали, но работу в поле не отложишь. В темнеющем небе уже можно было различить вылетевшую на охоту совы, ветерок был еще теплым, звезды отчетливо различимы в темнеющем безоблачном небе.

Сытый желудок грел сердце. Погода была чудная - самый раз для сенокоса, еще бы так несколько дней подержалась и можно уже дождиком брызнуть. События вчерашней ночи как-то уже стерлись (еще бы, если всю ночь в темноте по скользкому речному шариться, мокрая трава больше всего и запомнится). Сегодня она немного умаялась, но больше суетой, поэтому хотелось еще походить, погулять, можно как раз дядю поблагодарить за вкусный стол, вот с этого она и решила начать.

В Аско, хоть и довольном удачной охотой, под этим довольством чувствовалось раздражение. Он всегда любил такие вечера, любил песни, любил когда всем вокруг хорошо, как всегда, много говорил когда не пели.

И тем не менее, в Аско чувствовалось раздражение. Пожалуй, тем что Мота явно предпочла со старостиными внуками путатся, это обидно но дело житейское, уж кто-кто а Аско-то один не останется. О старостиных пащенках отозвался как-то с неожиданной злостью, мол интересно, если таки Моту пришелец выберет, пойдет кто из двоих свою невесту отбивать, или хвосты перед дедом поподжимают. Хотя, пожалуй, даж не эти задиры охотника тревожили, дело тоже привычное из-за девки повздорить, как повздорят так и отойдут, на деревне долго обид не держат. Злило Аско, что хунни вроде как ото всех согласился, да и деревенские будто так и надо восприняли. Даже сесры родные сегодня обсуждали, что мол, если что обещал даст — так и не прогадали, а если бы еще удастся от урожая да от рыбы зажать, так и вообще славно. И вроде все считают, что так и надо.

//как заказывалось, мнение Аско. Если не хочется ничего делать в ответ — не вымучивай пост, просто скажи чтоб дальше двигал.

Тиура покрепче обняла дядю, ей тоже было как-то не по себе. Умом она понимала, что вряд ли иначе можно было как-то не согласится, но сомнения дядины понимала. Это как если бы посватал ее один из старостиных внуков, а родители согласие дали, ни слова не сказав. Ей бы обидно было.
- А я думала, что тебе Эрмина нравится. А ты ходил еще к тому одинокому дубу?
Оно помолчала немного, потом добавила.
- А еще я вчера, ну ночью, - она покраснела немного, - видела кота того, большого, черного... Кажется мне, что живут они там, иные... А если они теперь наши соседи, то худой мир лучше доброй ссоры. Не разбойники все же...

— Скорее это я ей нравлюсь. — Добродушно усмехнулся дядя. Пожалуй, хорошо вязалось с тем, что вроде Эрмина в последнее время с Мотой разругалась, хотя вроде всегда в подружках ходили. Хотя кто его разберет, у Моты все в подружках. Но можно было предположить, что не только Эрмине интересен Аско, но и наоборот.
— К дубу ходил, да таким дураком себя еще ни разу не чувствовал. Ну иду и знаю же, что ничего там нет. Дуб там, дуб и все, и спрятатся там негде. Дуб на лугу, все видать что есть. Но вот жопой чую, что там они. Гад буду, там. Хотя и ничего там нет, ходил, смотрел, дуб среди нашего луга, и все, ничего больше. А кота твоего встречал, на опушке дубравы, у того же луга. Да, знатный котяра, холеный. Я его тревожить-подходить не стал. Только мне показалось, что он меня тож заметил. А еще Рато говорил, что его видел. Вечером, когда они с батяней лодку причаливали, он в кустах у реки сидел.

- Вот видишь, кот вовсю ходит, ничего не боится, может, и нам не стоит? - шутка получилась вымученной. - А возьми меня как-нибудь к дубу, а? Ну... если вдруг получится. А еще... еще до солнцестояния ельник, ну тот что по правую сторону ручья, странный немного. Вроде идешь по солнцу, и все нормально, а как по своим следам, так будто плутаешь, но опять же - кажется, что плутаешь, а ноги прямо ведут.
Ободренная откровенным рассказом дяди, она тоже решилась поделиться своими "странными" наблюдениями. Тем более, кот оказался совсем не таким странным, как ей мнилось поначалу.

— Да че там брать-то? Хошь сейчас... — Уже на середине фразы уверенность слегка подоставила Аско. Для охотников, конечно, как для бешенной собаки, пять верст не крюк, но все же. Если сейчас все бросить, да быстрым шагом пойти. Ну за часок можно обернутся, если там ничего заслуживающего внимания не найдется. Аско, привычного к куда более длинным обходам расставленных силков, это явно не пугало. Вот предложил это племяннице он явно сгоряча, и уже начинал раскаиватся.
— А лес ведь, это.. ну не знаю. Ты бы маму спросила, ну бабушку свою, то есть. Тут же такое дело, если кто что и знает, то она. Я-то все окрестности обошел, а в ельнике мне делать нечего. Ничего там нет. Ну хоть ты тресни, вообще ничего. Сам удивляюсь, ну не бывает ведь так, чтобы с леса взять было нечего. А вон пойди ж ты, там крупнее мыши вроде никого нет.

- Хочу! - Тиура мигом ухватилась за такую шикарную возможность, понимая, что дядя слишком разболтался. Да и отпустили ее - скоро, небось, такого счастья не дождешься.
- А с бабушкой я обязательно поговорю, да, а сейчас пойдем! - она уже нетерпеливо дергала его за рукав рубахи, притоптываясь от нетерпения как ребенок. - А ты, правда, не замечал, что он глаза отводит?

— Ну пошли, только тогда быстро. — Аско взял племянницу за руку, и решительно повел в сторону дальних лугов. Впрочем, руку почти сразу отпустил, со стороны такой уход парочки должен был смотрется весьма двусмысленно. В ложащихся сумерках было заметно, что Аско покраснел.

Вышли они уже слегка после захода, но когда еще не темно, в то редкое время, которое деревенские считают предназначенным для веселья и общения, с темнотой деревня засыпает. Темнело, впрочем, после заката быстро, ночь обещала быть теплой и росистой, кузнечики надрывались во всю, тропинка различалась еще без труда, да врочем, тут никто из деревенских не заблудился бы и в кромешной тьме — тут каждому не раз доводилось стадо вести.

— Глаза отводит? Да нет вроде. — Аско явно было слегка неловко. Может, запоздало соображал, что деревенские подумаю, а может еще почему.
До луга с дубом дошли уже под яркими звездами, и отчетливо собирающимся туманом. Ночь была красива, пожалуй даже величественна, но ничего страшного вроде не предвещала. Впрочем, часто ли деренские полуношничают? Под ногами — трава, еще не подернувшаяся росой, знакомая фигура мощного дуба среди луга, клочки тумана вдалеке, кажется, то складывают причудливые фигуры, то просто, туман как туман.

Дядя явно не знал, что делать дальше. А может, знал да самому казалось глупостью.
— Ну, это... Вот и здесь мы.

Сама девица подумала, что наверное, Аско не ее ждал в сумерках. Ну, раз не спровадил сразу, значит не особо хотел ждать, или не верил, что дождется, да мало ли... Для Тиуры он всегда был взрослым и сильным дядей, хотя был старше всего за три года.

- А мне отводит, - продолжила Тиура. - Говорю же, начала идти - солнце над правым ухом, иду и иду, никуда не сворачиваю, а солнце крутит, крутит - уже в щеку светит, потом в лицо, потом уже в левое плечо. Я шла напрямки, а оно меня посолонь два раза обошло. Вышла там, где и должна, будто бы и не было ничего. Да там идти - от озерца да до опушки, с закрытыми глазами дойдешь.
- И уже, - она задумалась, - третий раз так. Раньше такого не видала, но раньше я через него и не ходила, боязно было, все больше крюком по тропе.

Ночные прогулки были для нее в диковинку, поэтому она жадно вдыхала ночной воздух, быстрым шагом, почти вприпрыжку поспевая за ним.
- Красиво здесь ночью... Покажи, где следы видел.

Насчет петляющей тропы Аско ничего внятного сказать не мог. Где видел следы, хотя с тех пор больше полмесяца прошло, помнил прекрасно. Тянулись от дубравы, что начинается на восток от луга, к дубу на лугу. Шли с юго-востока, вдоль границы дубов, к ельнику не приближались. Шли почти по прямой, не петляли. Это Аско прекрасно помнил, хотя сами следы ни на траве, ни в дубраве за такое время, естественно, не сохранились, не один дождь прошел.

- Заповедный лес, да? - Тиура застыла, рассматривая границу леса. - Теперь туда дорога заказана, да?

— Да я вроде там был сегодня, и ничего. — Аско как-то неловко добавил. — Да, вроде как староста это лес тощему отдал. Так что их он теперь, не наш.