Голем и МагЧетвёртое местоТвердыня Классики фэнтезиАвтор:
ХоакинГолем смотрел в окно.
Ветер выл и гудел, скреб в стекло, кидался пригоршнями снега, будто что-то хотел сказать голему. Но Имен ветер не знал, а потому голем его не слушал.
Имена всех вещей знал Хозяин. Он писал их на маленьких бумажках, вкладывал голему в рот, и голем вдруг постигал новое в этом мире. На самой первой бумажке когда-то было написано: “Слушайся хозяина”. С тех пор голем шел за ним повсюду и делал, что велели. Оспаривать Имена он не мог. Существовал ли до этого, он не помнил.
Островерхие крыши северного городка, куда они с Хозяином прибыли накануне, тонули в белой пелене. Метель скрыла дома, палисадники и деревья. Даже неба и земли больше не было; словно ветер и снег пришили их друг к другу длинными косыми стежками.
- Весь день будешь пялиться?
Голос Хозяина заставил обернуться. Голем неловко попятился, чтобы дать проход к окну, задел горшок с высохшими цветами, и тот с грохотом покатился по полу.
- Болван..
Невысокий сухощавый маг подошел ближе и недовольно уставился на метель.
- Прошло три дня, а ветер и не думает утихать. Похоже, я переусердствовал с заклинанием.
Он начертил на стекле какие-то знаки, вгляделся и быстро стер рукавом узорчатого халата.
- Торчать нам здесь не меньше месяца.
Голем наклонился за упавшим горшком и водрузил на место. Попытался расправить сухие листья, но они крошились в пыль под его пальцами.
- Оно неживое, разве ты не видишь?
Голем коснулся торчащего из горшка остатка стебля.
- Ге-рань, - сказал он. - Знаю Имя.
Маг раздраженно выругался.
- Я все надеюсь, что когда-нибудь ты проглотишь достаточно мобилей, чтобы перестать быть таким болваном, и станешь полезным помощником. Но, видимо, не дождусь.
Он отобрал горшок и швырнул в угол..
- Это мусор. Неживой мусор. Как, впрочем, и все в этом городе.
Голем отличал живое от неживого. Такие Имена были написаны на двадцать втором мобиле, когда
Цветок, хоть и засохший, врагом не был, а потому голем медленно направился в угол, куда полетел горшок. В углу была свалена куча коробок. От сильного удара бок одной из них разорвался, и на пол просыпались блестящие непонятные штуковины. Голем поднял одну.
- Хозяин! Похоже на Се-реб-ро.
Маг с интересом подошел, но тут же разочарованно сморщился.
- Мишура и елочные игрушки. Это всего лишь украшения к местному празднику. Тоже мусор.
Голем посмотрел на ломающуюся в его пальцах серебряную хрупкую мишуру.
- Пра-здни-ку?
Носком домашней туфли маг поворошил лежащие на полу украшения.
- А знаешь, - он щелкнул пальцами, - у меня появилась идея. Во-первых, сейчас ты пройдешь по ближайшим домам и принесешь все, что похоже на съестное. Сидеть тут еще долго, а знания про еду я тебе уже давал, так что съестное ты, худо-бедно, отличать сможешь.
Голем переступил с ноги на ногу, он уставал от длинных речей и длинных указаний.
- Во-вторых, раз уж.я застрял в этом проклятом городишке, отметим праздник, как полагается у северных варваров. Сейчас принесу новый мобиль.
Маг ушел, а голем достал из груды коробок горшок и снова торжественно водрузил на подоконник.
- Ге-рань.
Он взглянул на мятую мишуру, зажатую до сих пор в руке, и запихнул ее в горшок к герани.
- Пра-здник.
И голем снова посмотрел в окно. За едой ему идти не хотелось. В прошлый раз на заснеженных пустых улицах он всюду натыкался на небольшие продолговатые сугробы. Жители северного городка не слишком любезно встретили мага и, разозлившись, он выпустил на них моровое поветрие. Умерли все - кто в домах, кто на улице. Но Хозяин был так зол, что не рассчитал с заклятием. Избыток магии поднял метель, и она не утихала уже вторую неделю. Только голему и удавалось продвигаться через бушующий ветер и тяжелые хлопья снега. На продолговатые сугробы он старался не наступать.
- Ну-ка, открой рот, - сказал вернувшийся маг. - Я расписал тебе все обычаи северных оборванцев. Раз здесь есть украшения, сходишь тогда и за елкой. Неподалеку я видел парочку, когда мы приехали.
И он вложил голему новую бумажку.
Голем покатал ее шершавым языком. Это была семьдесят восьмая, и она отдавала горечью, словно полынь и пустырник одновременно.
Названия растений голем выучил летом, когда Хозяин решил пополнить запас эликсиров и отправил его в степь собирать травы. А чтобы он собрал то, что нужно, Хозяин долго и тщательно заполнял пергаментную бумажку. И степь, бывшая до того разноцветным месивом неясных пятен, вдруг распахнулась, распалась и ожила. Теперь голем знал и тамариск, и беладонну, люцерну и пастушью сумку. Весь день он бродил тогда и говорил с ними. Но собрать трав надо было много. И хотя он старался делать это бережно, после его шагов в степи возникал новый цвет, вернее, его отсутствие - черная, пустая проплешина, где не было больше ни растений, ни шепчущих голосов. А травы, что он собрал для Хозяина, умерли в его руках.
Хозяин часто любил делать из живого неживое.
Горечь новой бумажки голему не понравилась.
Раньше он, наверное, этого бы не заметил.
Но каждый раз, как ему в рот вкладывали очередной мобиль, исписанный мелким почерком, Голем чувствовал себя немного изменившимся.
Когда-то мир для него был нагромождением пятен, бесцветным, беззвучным, непонятным. Сейчас, семьдесят восьмую бумажку спустя, он знал имена снега и ветра, теплого лета и холодной осени; помнил наперечет числа и все пять чувств, умел отличить раздражение от злости и радость от горечи.
Словно в нем возрастала какая-то глубина с каждым новым Именем и изнутри он становился больше, чем снаружи. Хотя точно знал, что никаких пустот внутри не было. “Пустота внутри тебя , - приговаривал часто Хозяин, - верный способ развалиться на части.”
Голем стоял, свесив тяжелые руки вдоль туловища. Казалось, он медленно размышлял и мысли перекатывались в его голове как камушки в речке.
- Хозяин, - сказал он наконец. - Если дерево сломать и внести в дом, оно станет неживым.
- Ну разумеется, - ответил маг. - Но елке это, полагаю, безразлично, а мне так и тем более.
- Значит, Пра-здник в том, что из живого делают неживое?
Маг пожал плечами.
- Так местные празднуют зиму. Они украшают елку, обнимаются, дарят друг другу подарки и едят пироги. Разжуй бумажку получше, если не понял.
- Глупый Пра-здник.
Маг удивленно посмотрел на голема.
- Ты, что ли, споришь со мной, болван? Такова традиция. Иди, я сказал.
Голем покачал головой, но не сдвинулся с места, его круглые глаза ничего не выражали.
- Не понял, что такое Тра-ди-ция.
- А не треснет ли твоя глупая глиняная голова от избытка новых имен?
- Тра-ди-ция? - упрямо повторил голем.
Маг нахмурился.
- Я написал в мобиле прямое указание, и ты не смеешь его нарушить. Мне совсем не нравится твое странное упрямство.
Он помолчал.
- Традиция, это то, что следует соблюдать, нравится тебе или нет. То, что нельзя нарушать. Понял, что такое традиция? Теперь иди и принеси дерево.
Голем тяжело пошел к двери, но на мгновение остановился.
- Хозяин, а внутри вас есть пустота?
- Что? - недовольно обернулся маг.
- Есть ли внутри вас пустота, Хозяин?
- Иди уже.
***
Большую есль голем внес в комнату и прислонил к стене возле окна.
- Прости меня, - сказал он дереву. - Я не могу ослушаться Имен.
Он вытащил из горшка с геранью сломанную мишуру и повесил на ветку. Затем пошел в угол, собрал с пола разноцветные украшения и развесил на елке тоже.
В комнату зашел маг.
Голем спросил:.
- Хозяин, я делаю правильно? Пра-здник?
- Да, сказал маг. - Немного кривовато, но это поправимо. Может, из тебя и выйдет толк.
Голем посмотрел на украшенную елку, а затем подошел и обнял мага.
- Что ты делаешь, болван? , - полузадушенно просипел тот. -Пусти сейчас же.
Голем напряженно покачал головой:
- Тра-ди-ция, Хозяин.
- Пусти немедленно! Не смей причинять мне вред!
- Тра-ди-цию нельзя нарушать.
Маг судорожно пытался высвободить кисти рук, чтобы сотворить одно из разрушающих в пыль заклятий, но голем держал крепко и сжимал объятия все сильнее.
Он смотрел, как глаза Хозяина тускнеют, блекнут, выцветают, а на их месте образуется черная проплешина, словно в той степи после сбора трав. Видимо, пустота в Хозяине все же была. Затем голем разжал объятия, глядя, как тело, ставшее неживым, бесформенной грудой оседает на пол.
И снова покатал на языке слово, полное горечи пустырника и полыни:
- Тра-ди-ция.
И голова его нисколько не треснула.