Пол - это море, Дуэль №18

Перо висело в воздухе, медленно поворачиваясь из стороны в сторону. С неаккуратно заострённого жала скапывало что-то бурое, липко плюхаясь на линолеум.

Вадим Андреевич с тоскою посмотрел на смятый бок пробитой насквозь кастрюли, ещё пытавшейся перекатиться по полу в луже смятых и раздавленных ломтиков картошки и капустных лоскутьев. Кастрюля издыхала и чувствовала это. В остатках борща мерещилась куриная кость и мрачно поблёскивало что-то, напоминающее взгляд Ивги Сигизмундовны, мать бы её так. В общем, только крайне низко ценящий жизнь олигофрен решился бы угоститься тем варевом. Тем более, что разварившаяся свекла уже начала сползаться в гексаграмму прямо на полу.

Ломило колено, одышка стягивала спазмами бок. «Не дойду, – поразмыслив, решил Вадим Андреич. – Сегодня-то уж точно не дойду».

Тем более, что полагаться на лояльность пера не стоило. С равным успехом оно способно было прошить и другой прохудившийся котелок, костяной, трясшийся на шее Вадим Андреича. Погоды нынче стояли стылые и переменчивые, поди знай.

Откуда-то из детской глухо и жутко накатывал шум бури, клёкот морского прибоя, рёв ветра в кронах бора, утробное рычание оползня, вязкий плеск селей. Вадим Андреич осмотрелся. Присел на вроде бы безобидный табурет. Достал из нагрудного кармашка прозрачную капсулу, сунул под язык. Сморщился от привычно ненавистного привкуса.

Полегчало.

– Я ж не виноват, – сказал вслух, машинально перекатывая между пальцами бритвенно-острую кредитку. – Уж в этом-то я точно не виноват!

Молния ударила из бра у входной двери, зазмеилась вдоль обожжённых ещё прежде стен, расплавила зеленоватое стекло в кухонной двери. Вовремя спрыгнув с ощерившегося шурупами табурета, Вадим Андреич рухнул на плитку и откатился в сторону. Раскалённые щепки осыпали голову и плечи, больно занозив плешь.

Полежав немного, пока совсем отпустило сердце, Вадим Андреич встал на ноги, покряхтывая и хватаясь за поясницу. А ведь последний месяц его почти и не ранило, честно говоря… Что он станет делать, когда и впрямь стукнет сороковник, не стоило и гадать. Сдохнет, вот что, и притом намного раньше.

Выглянув в тесный проходик, в который выходили двери ванной, санузла и кухни, он не увидел пера. Достав паяльник, вставил в локтевую ямку штепсельную вилку, и довольно бодро двинулся вперёд. Не насвистывая – дому хватало приключений и без свиста. Когда-то, когда небо было голубым, а не персикового цвета в золотистых лилиях, когда деревья стремились в лес и выглядели великанами, а не разлапистыми когтями, протягивающимися прямо из-за гардин…

От воспоминания о том, какой была Ивга, перехватило дыхание.

«Пломбир, – тускло подумал Вадим. – Пломбир».

Из-под двери ванной тянуло адской стынью, в щель выметало позёмку. И это не стало новостью для Вадима Андреича, но всё едино требовалось оперативно найти укрытие понадёжнее; желательно – с кострищем, ну или радиатором отопления.

Так уж вышло, что познакомились они летом, в настоящем, не каждый год выпадающем июле, с жарким духом плавящегося асфальта, со знойной вонью позеленевшей реки, с крепко, до боли впивающимися в губы пересохшими губами. Что удивительного в том, что пломбир пришёлся им по вкусу, - а потом стал частью игры, холодными губами на коже, прохладным языком во рту, негой, лаской, страстью.

…А ещё мороженым они рисовали на высоких ростовых зеркалах дурашливые рожицы и человечков.

Безыскусные буквы счастья. Пока всё не переменилось.

Боль, впившаяся под ребро, оглушила Вадим Андреича, дёрнула вбок, потом обратно, затем вниз. Он упал на колени, опёрся свободной от паяльника рукою о пол, сквозь набежавшие слёзы поглядел на бок. Выругался и выдернул перо, тут же заметавшееся, завибрировавшее в пальцах.

– Нет уж, - тихо сказал он. – Не сейчас.

И сунул перо под дверь туалета, стараясь не слушать утробное рычание, донёсшееся изнутри. Проблем хватало, для одного дня даже с избытком.

Кое-как поднявшись, он осознал, что в спальню уже не попасть.

С тоской поглядел на дверь детской, стальную плиту в кованых узорах – прогнувшуюся, пошедшую буграми и кое-где приржавевшую. С отчаянием – на дверь туалета и пластину двери в ванную. Сделал шаг, потом другой.

Откуда-то – не то из спальни, не то из залы – потянуло серой.

Немеющими пальцами Вадим Андреич потёр веки, понимая, что достаточно уснуть – и всё. Всё.

Из-под вешалки показался гофрированный шланг старомодного пылесоса. Неуверенно ощупав близлежащие ошметки ковра, механизм вздохнул и замер. Вадим Андреич осторожно шагнул вперёд, придерживая раненый бок, и тут на пол капнула первая просочившаяся капля крови. Пылесос взрыкнул и принялся выкарабкиваться из-под вороха свалившейся одежды.

Вадим Андреич заковылял, более не скрывая звука шагов, опасаясь лишь не поспеть до двери в детскую. Вопреки видимости, дверь не была заперта, не была и запрещённой: ни один из них просто не пошёл бы туда; Ивга не стала бы этого делать, даже будучи при смерти, и Вадим краем сознания понимал, что добавил ещё немного на баланс презрения к себе.

Плевать. Завтра будет новый бой.

Завтра…

Пылесос захлестнул ноги, стиснул навроде удава, заревел громко и торжествующе. Вадим хладнокровно работал паяльником, чувствуя, как подаётся под жаром пластик и резина. В последний миг пылесос въехал в ситуацию и отшвырнул Вадим Андреича прямо к порогу детской.

Пломбирные человечки. Он. Она. Стасик. Сердца, связывавшие когда-то всех троих, - а потом перечёркнутые кровью. Детской кровью. Отпечатком крохотной пятерни.

Вадим распахнул дверь и зажмурился что было сил.

Солёное, горькое море ударило в лицо, накрыло с головой, оказалось бездонным, словно на Европе или Обероне: бездна вод под ледяным панцирем, возврата нет, исправленному верить, нас нет, уходи и не возвращайся… Он держал в лёгких горелый и тошнотворный воздух места, которое некогда было домом, боясь выдохнуть – и вдохнуть. Не желая – где-то на глубине – возвращаться в спальню, к холоду, к презрительно отброшенной нежности, к ненужной, нежеланной и не востребованной любви, которую незачем и предлагать.

Потом вдохнул воду и начал тонуть.

Гигантские осклизлые щупальца тянулись к нему из невообразимой бездны, а он… он, пожалуй, испытывал облегчение. Войне конец. Это ли не счастье, а? Войне – конец…

Он очнулся на прохладном линолеуме, в луже солёной воды. Ивга стояла над ним со странным выражением лица, и далеко не сразу он увидел, что она – нагая. И что его собственная одежда тоже куда-то подевалась.

В спальне. Они были в спальне.

---

Мне понравились хтонические образы, понравилось море (я трактую его как признание горя, воссоединение с истоком и освобождение). И написано круто.
Некоторые моменты напомнили "Рыбака" Лэнгана, если автор еще не читал, то очень рекомендую.

Н-да.
По стилю тут никаких возражений. Хорошо написано, даже прямо скажу - смачно. Можно докопаться до тумбочки, но так как тумбочки у каждого автора опытного свои и индивидуальные - то излишне.

Вопрос по смыслу. И что, автор, с того, что я дочитал до финала. Кто этот герой? Почему перья и ожившие пылесосы. И так далее.

Не-еее.Все хорошо, но тоже в таком виде. Не пойдет. Тут у вас не история, а отрывок. Хорошо написанный смачный отрывок и зарисовка. Читатель читает-читает-читает - потом, бац - и оказывается с кукишем автора.

Нет, можно, конечно и так закруглися. "Алькон, иди нахрен, я художник и - вижу все по-своему. Не лезь со своими занудствованиями. Эт нуове-арт, понял? - нове, современное, арт - а ты нихрена не понимаешь".

Ну, может. Я не спорю как автор. А читательские впечатления вот такие - "интересно-интересно - облом".

Вот такой отзыв.
Се ля ви. Но пасоран! На том и стоим.

Свернутый текст

Адью!

Пломбир - основа хорор-рассказа. Я ж теперь ларьки с мороженым третьим кварталом обходить буду... короткими перебежками... истерически оглядываясь, не гонится ли за мной пломбир на палочке.... )))

Ну, а теперь серьезно

Поразительно образный язык!
Суть истории в одном предложении:
Детской кровью. Отпечатком крохотной пятерни.
Пять слов, объяснившие весь кошмар, всю фантасмагорию и сюрреализм происходящего.
После этой фразы, образы сразу обретают четкость и ясность. Соленое море - как принятие и прощение,
заключительная сцена как примирение и воссоединение.
Хорор с хэппи-эндом, практически )

Сильно, автор!
Спасибо!

Что понравилось: классно написано, тягуче и атмосферно. Проблематика рассказа не надуманная, хоррор вполне осязаем, хотя сгущён несколько нарочито. Я подозреваю, что без этого жанра в условиях и без необходимости постоянно нажимать на него могло получиться и пострашней. И почему-то, как и у соперника, тоже местами прорывается стёб)) Возможно, виноват пломбир.
Но всё равно, эпизод яркий и мощный, мне показался цельным и вполне герметичным, хотя скорей как хаотичный эскиз, а не завершённая картина. Но для такого объёма, да и в целом для предложенных условий это, возможно, лучшее решение.

Что не очень понравилось: всё очень знакомо, даже хтонический борщ уже как-то мелькал в этом разделе(или там был не борщ?..ну не важно))) Может быть, я не прав, но мне кажется, суть реализованного здесь подхода в том числе в поиске новой, интересной формы. А тут форма конечно очень интересная и крутая, но отчасти именно в формате данной дуэли.

Слишком много вопросов, слишком мало ответов.
Образ на образе, и по отдельности они интересны, но у меня в голове они не складываются в единую картину. Всё, что я смогла точно понять: у героя болит сердце, они с женой любили пломбир и его ребёнка (или всю семью разом) убили. Он убил или (если понимать слова о войне буквально) кто другой, был ли это несчастный случай или намеренное убийство - непонятно. Лично мне не хватило контекста, конкретики, определенности - словом, чего-то, что помогло бы лучше понять историю.

Черт возьми, автор, какой же это сложный текст!

Ломала-ломала голову, так до конца не расшифровала. Если принять, что море - воспоминания о потерянном ребёнке, то шум прибоя в детской становится понятен. Но остальное - всё ещё как в тумане.

Вопросы:
1) Что за перо?
2) Как так вышло, что кастрюля борща пробита?
3) Жена жива или она мерещится герою?

машинально перекатывая между пальцами бритвенно-острую кредитку.

4) К чему это?

Когда-то, когда небо было голубым, а не персикового цвета в золотистых лилиях

5) Это описание плитки на потолке, и герой не выходит из дома?

Из-под двери ванной тянуло адской стынью, в щель выметало позёмку.

6) Пурга в ванной? Это не может быть буквально, раз это символ, но что он значит?
7) Зачем герой засунул перо в щель под дверью?
8) Почему такой акцент на пылесосе?

Ну, хотя бы поняла, для чего паяльник - вскрыть воспоминания о сынишке. Но до сих пор не поняла, что случилось.

Превью, так сказать. Как чувствую, разумеется.

"Пол", хотя на первый взгляд и не вяжется с жанром, все-таки может быть прочитан как хоррор, но прочитан он тогда будет как хоррор положения. Ситуация страшная. С точки зрения пережитых героем эмоций вдвойне страшная. Даже вещи настроены враждебно по отношению к Вадиму Андреичу (но это не тот милый прием Сэлинджера, когда Холден спотыкается об рюкзак, забывает снаряжение в метро и т.д.), здесь идет война, непрерывная, жестокая и холодная.

К слову о пылесосах, перьях и о прочих предметах. Дом обычно складывается из обыденных вещей: кастрюля, зеркало, занавески, ванная. А еще, наверное, из определенных отношений, которые зарождаются в доме. Вещи и люди связаны. В рассказе нарушение теплой совместной жизни привело к тому, что предметы, из которых собирался в единое целое дом, стали орудием войны. Здесь больше не идет речь о чистоте, о нежности и об уюте. Только одиночество и желание прекратить. От приятного холода губ Ивги до адской стыни. И в этом ужас.

Ивги тут нет по большому счету. Восприятие идет изнутри героя. Ивга - болезненное воспоминание. Она же, Ивга, немного прослеживается в отдельных вещах. То же перо, например, которое в любую минуту может "прошить". Герой устало выстраивает оборону от неприятных воспоминаний. Обездвиживает перо.

Это почти буквальное прочтение. Дальше можно, наверное, символику пера посмотреть, но я слишком ленива, чтобы выбирать из множества значений.

Тот самый случай, когда рассказ не понравился. Читать из-за перегруженных аллюзиями и лавкрафтовскими оборотами предложений было трудно. Автор словно говорит "вот вам красивая картинка, что вы на ней видите?" Это, блин, рассказ, а не тест Роршаха. Не люблю этот приём, но из моды он, боюсь, никогда не выйдет. Линч на нём вон карьеру сделал.

Сначала думал написать десяток разных интерпретаций к происходящему, но в итоге передумал, ведь это означает, что я соглашусь играть в эту игру. Не соглашусь.