Кровь на руках, зт Кайрэ

Прозвучал какой-то странный свист...
И снова наступила тишина.
И никакого движения - ни откуда-то либо из леса, ни со стороны подошедшей троицы.
Минута. Две. Три...
Мужчины оставались неподвижны, встав так, чтобы каждому была видна какая-то из частей леса - при этом старший так и остался рядом с жрицей, прямо рядом со сделанной им, отвратительно вонявшей лужей.
Еще минута.
Еще одна.
Не происходило ровным счетом ничего.
Ноги начали затекать.
И тут как назло старший сделал шаг назад.
И наступил ей прямо на пальцы правой ноги.

Эта была больная нога и она инстинктивно дернулась, что стало словно посылом к действию. Быстрыми выверенными движениями дотянуться до трех точек. Обездвижить. Затем тот, который с топорами. Стражник с глефой - последний. Возможно, в него придется метнуть топор. Пока голова была занята рассчетами и следила за обстановкой, тело действовало. Отчаянно из последних сил. Второго шанса у нее увы не будет.

Старший, обездвиженный, бревном упал лицом в траву, не успев даже среагировать, когда второй с топорами словно только и ждал внезапной атаки - и тутже приложил обухом топора по голове незадачливую жрицу. За пару мгновений до удара она увидела, как от дерева рядом начал отделяться кусок бревна, превращаясь в чью-то когтистую руку...
А потом все провалилось в темноту.

Светло. Яркий золотой свет ослепил ее. Ослепил уже не в первый раз, но она вновь не могла вспомнить, что это за место. Так же, как не могла нормально видеть ни своих рук, ни ног... Лишь тонкие золотистые нити с многочисленными узелками, похожие на соединенные линиями созвездия - вот все, что она видела перед собой вместо привычной плоти и кожи. Она - ходячее созвездие, спустившееся с небес...
Куда-то сюда.
Огромный зал с бесконечным сводом, сияющим настолько, что глаза устали бы сразу же. Стены были изукрашены самыми разными изображениями отдаленно знакомых, и в то же время неизвестных ей сцен. Вот двое - сильный огненноволосый мужчина поднимает с земли что-то огромное и круглое, в то время как с небес к нему спешит дева, кожа которой бледна, а покрывало, струящееся с плеч, сливается с цветом ночи, в которую превращается замерший у поверхности земли день...
Вот странная фигура в длинном темном балахоне склонилась над колыбелью, ласково касаясь тыльной стороной ладони лба уснувшего младенца - а мать уже уснула рядом на полу, устав от бесконечных рыданий.
Вот дикая охота неслась сквозь леса, и двуголовые псы вот-вот схватят золотую лисицу...
- Давно не заходили к нам наши любимые дети, - послышался тихий, нежный голос, и обернувшись, жрица-созвездие увидела позади себя высокую, хрупкую бледнокожую женщину, из одежды на которой было лишь небрежно перекинутое через плечо тонкое струящееся покрывало цвета ночи. Лицо женщины было печально, но при этом губы ее были изогнуты в легкой улыбке, способной выражать все, что угодно. Женщина, несмотря на свой слабый и хрупкий облик, была полна какой-то неведомой жрице силой - но силой сдержанной и усмиренной, той, которой не воспользуются, пока не придет по-настоящему важный момент.
Бледнокожая подошла ближе - она была высока, стройна, и как-то по-особенному прекрасна чужой, совершенно непрактичной красотой. Красивые пальцы длинных рук взяли ее руки-звезды в свои, и в какую-то толику мгновения жрица почувствовала безграниченое беспокойство - а вместе с ним тонкие, едва заметные нотки страха, прятавшиеся за покоем и рассудительностью.
- Какие беды могли привести тебя сюда, дитя мое? - с нежностью и заботой матери спросила бледнокожая, заглядывая туда, где должны были быть глаза жрицы. Взгляд черных глаз еще больше напоминал о ночи - казалось, вся эта женщина и была воплощением этого времени суток. Прекрасного, тихого, таинственного...и опасного.

Это странное, отдаленно знакомое место... Она снова не помнила. Ей снова оставались лишь отголоски ощущений, таких знакомых и в то же время чуждых. Жрица устало смотрела своими звездами-глазами на это прекрасное создание. Кто она, перед ее виличием? Всего лишь пыль в ногах, но тем не менее эта бледнокожая женшина снизошла до разговора с ней, с пылью.
- Обряд перерождения,- тихо ответила жрица. - Я не помню точно, но что-то пошло не так и с тех пор...- что с тех пор она обьснить толком не могла.
По крайней мере это не вложилось бы в пару-тройку предложений. И она не знала, что из этого более важное, на что стоит обратить внимание в первую очередь.
- С тех пор моя Сила больше не слушается меня? С тех пор во мне сомнения: действительно ли то, как мы жили угодно богам? Не использовал ли верховный Шаман наши жизни в своих целях? Потому как сейчас его воля слвоно более не властна надо мной и я опять могу мыслить самостоятельно, сомневаться и даже осуждать то, что бы мне никогда не пришло в голову осудить ранее. И я... я так многого вдруг не помню... я словно пустой чан, - она осеклась, отвела взгляд куда-то в пол словно там была подсказка и болезненно нахмурилась.
Внезапно к ней пришло понимание того, от чего разум пытался ее уберечь.
- Нет... не пустой... - еще тише продолжила девушка.
Она медленно подняла взгляд на женщину и произнесла вслух, то, чем было наполнено все ее нутро:
- Наполненый виною за все те смерти, что мы принесли возлагая бесчисленные жертвы на алтарь, - она говорила спокойно, тихо, но местами неуверенно, будто только что смогла наконецто выразить это все в словах, но стоило ли?
На мгновение ей показалось, что слова тут и вовсе излишни и лучше просто открыться этой несомненно богине - она сама все увидит и поймет. Так она, не помнящая своего имени, и поступила. Открылась ей, чтобы та увидела все ее глазами, почувствовала то, что чувствовала она сама.

Бледноликое существо, облаченное в человеческий образ, слушало ее - внимательно, безмолвно и печально. Одно выражение ее спокойного лица уже подтверждало сомнения жрицы о напрасных жертвах, о сомнительной власти Шамана и его правах на жизнь других людей - но в то же время во взгляде этом не было осуждения.
Она почувствовала, словно распадается на миллионы звездных осколков, когда темные глаза девы заглянули в ее душу, проникая в самые сокровенные ее уголки, и познавая все... Все то, что сама жрица, наверняка, забыла уже годы назад.
Впрочем... Какие это были годы? Перед ликом этой девы, существовавшей, наверное, целую вечность, ее жалкие двадцать с лишним весен были просто песчинкой в океане пустыни.
Седьмая. Да, именно так они звали ее последние годы. Она давно отреклась от своего имени, посвятив себя Служению - и теперь имя было не для нее. Как и ее собственная жизнь. Которая теперь могла вернуться к ней, ведь...
- Любящие родители не захотят кровавых жертв от своих детей, - вновь прозвучал мелодичный голос девы, - Но сколько бы ошибок ни совершали дети, дорога исправления доступна для каждого. А когда ребенок в беде... Разве будет он оставлен любящим родителем?
Она почувствовала, как мягкая ладонь коснулась ее невидимого затылка, поглаживая легонько-легонько, словно успокаивая. Давно забытая, совсем как материнская ласка заставила больно кольнуть где-то в области светящегося сердца. Она совсем не помнила свою мать. Как и многие другие жрицы.
- Вы заблудились, дитя мое. Пришло время вернуться на путь жизни.

- Путь жизни?- неуверенно переспросила седьмая.
Вся ее жизнь была лишь служением. Для нее не существовало ничего иного кроме этого уже долгие годы. Она не испытывала чувств, что испытывают обычные люди, у нее не было их стремлений, их мечтаний, их надежд, даже имени - не было ничего кроме жрицы в ней: коварного, болезненного, убийственного орудия под руководством Шамана. Она не знала, что такое жизнь, не имела права знать. И даже была лишина желания когда либо познать жизнь. Была... именно была, до тех пор, пока власть Шамана над ней не дрогнула, пока в ее сердце не зародилось сомнения, пока его не пронзила вина, тянущая за собой боль.

- Знание - вот главная сила, - прозвучал ответ, и жрица почувствовала, как золотой зал вокруг начал темнеть, покрываясь дымкой, а звуки становились все дальше, дальше...
- Магия... это проклятие... - прозвучало совсем издалека, едва различимо, пока теплая нега убаюкивала ее все сильнее, погружая в мирный сон, - А родители...никогда не оставят...вас...
В нос ударил резкий запах земляной сырости.
Открытые глаза не прояснили ситуацию ничуть - темно было, как в могиле.
Ныла раненая нога.
А другая... А к лодыжке другой, кажется, было что-то привязано. И привязано довольно сильно - кожу уже сильно сдавило.

Голова работала медленно. Конечно... ее поймали те трое. Наверняка она сейчас где-нибудь привязанная, чтобы не сбежала. Она не пыталась встать. Она помнила, что последние силы потратила на ту свою попытку. Лишь подтянула к себе ноги. Ощупать рану, не стала ли та кровоточить и ощупать, что повязано на второй. Все казалось бессмысленным. У нее не было ни знания ни магии. Да и жить ей осталось считанные дни, если не меньше. Что ж. Она вполне себе это заслужила, учитывая то, что ее руки по плечи в крови невинных.

После попытки подтянуть к себе ноги, в лодыжку здоровой впилось что-то острое. Словно обвязана нога была колючками. Подтянуть еще чуть-чуть...
Это было даже не веревкой. Обоженные пальцы превозмогая боль ощупали это "что-то", и стало совершенно понятно, что эта "веревка" - переплетение трав и молодых стебельков, среди которых попалось что-то колючее. Немножко усилий - и расплести эту конструкцию не составило бы особых проблем.
А вот до раны на ноге она даже не добралась - та была чем-то обмотана, и обмотана довльно плотно. Чем-то теплым, мягким, и очень хорошо зафиксированным.
Глаза же все никак не могли привыкнуть к темноте.
И снова - тишина. Мертвая тишина.

От колючки хотелось избавиться и она принялась освобождать ногу от этой странной веревки. Те трое наверняка не стали бы плести веревок из трав. А повязка? Зачем смертнице повязка на больной ноге? Покончив с веревкой, она стала ощупывать голову, то место куда ей прилетело обухом топора. Странно, что эту боль она не почувствовала первой.

Ни следов от удара - словно того и не было.
Совершенно.
Словно все ей приснилось, и несложившийся ритуал, и странные существа, и вся ее жизнь...
Правда, повязка на ноге говорила об обратном. И странное ощущение себя - тоже. Да, она была лишена сил, но... Какая-то странная свобода впервые в жизни зачатками пробивалась на самом краю сознания.
Как только нога оказалась избавлена от колючек, откуда-то со стороны послышалось шевеление.
И что-то зашуршало в темноте в ее направлении.
Вжиматься, прятаться, уходить... Было совершенно некуда. За спиной - стена земли. Земля наверху, внизу, по бокам...
Откуда-то со стороны приблизилось легкое-легкое зеленоватое свечение. Оно подбиралось все ближе, и вскоре, в зеленом свете, излучаемом большим, неизвестным ей прежде жуком, она увидела уже знакомое лицо с укутанной в лепестки наростов голову и большими кошачьими глазами.

Седьмая с недоумением уставилась на создание.
- Снова ты?- зачем-то спросила она, заодно осматриваясь по сторонам, пока здесь был источник света.
Она в норе? Это странное создание притащило ее в свою нору? Не похоже было, чтобы для того, чтобы сожрать. Тогда бы бинтовать ей ногу было полной бессмыслицей. Но зачем?

- Слоова ды? - произнесло существо голосом, довольно похожим на ее собственный, и придвинулось еще ближе. Огромные глаза несколько раз моргнули, посмотрев еще с какое-то время на лицо бывшей жрицы, а затем нырнуло куда-то вниз, и Седьмая почувствовала, как ногу с наложенной повязкой обхватили цепкие пальцы. Обхватили аккуратно и плавно, видимо понимая, что так "пострадавшей" будет не так больно. Рана заныла чуть больше - и накатило еще чуть больше тепла.
- Сыдохли? Убю? Тывали? Дефыка? - выдало почти на одном дыхании существо, причем выдало совершенно разными голосами, и снова поднесло лицо к лицу жрицы, снова захватив свободной рукой светящегося жука.

Жрица отрицательно покачала головой. Существо училось. Это было странно, но тем не менее, оно определенно училось.
Седьмая немного колебалась, потом указала на свою голову:
- Голова,- затем на голову твари.- голова.
То же она проделала с глазом, носом, ртом, ухом. Потом она осторожно взяла руку твари, ту в которой был жук и мягким движением поднесла свет к своей руке. Назвала части руки, показав на себе и на твари. Затем то же с ногой, насколько это было возможно.
- Рана,- закончила она очерчивая место раны и поморщилась. - Болит...

Существо действительно училось. Оно жадно хватало каждое слово жрицы, старательно повторяло, указывало снова уже на названное, то и дело хмуря костяные брови, забавно двигало острыми ушами, и периодически кусало тонкие полоски чуть выделявшейся по цвету кожи - на том месте, где полагалось быть губам. Оно с жадностью глотало каждое слово - стараясь понять как можно больше, запомнить как можно больше, словно сейчас именно это было самым важным.
- Баалит, - повторило существо голосом, похожим на ее собственный, после чего склонилось к раненой ноге, и прижалось к повязке ухом, словно слушая происходящее в ране. Ногу под задравшимся платьем обдало горячим дыханием - жрица уже поняла, что с присутствием этой твари температура в этой земляной норе постепенно повышалась. Горячими были руки существа, температура вокруг него была явно выше, чем вокруг, дыхание действительно могло обжечь.
Оно отложило светящегося жука в сторону - и ноги жрицы коснулся коготь, подцепивший повязку, и плавно разрезавший её попалам без каких-либо усилий. Чуть отстранившись, существо аккуратно сняло повязку из странной ткани, которая отошла от раны без каких-либо проблем - разве что пощипало чуть-чуть - и прежде чем Седьмая поняла, что он собирается делать, она почувствовала, как на рану закапало что-то горячее и тягучее - а в воздухе добавился незнакомый запах, напоминавший одновременно и запах трав - и запах свежей крови.
Уже потом она увидела, что эта странная жидкость капала из открытого рта существа, спускаясь по длинному заостренному языку.

Жрица инстинктивно отодвинула ногу.
- Что ты делаешь?- это было странно.
Жутко и странно одновременно. Она понимала, что тварь не ответит, а если ответит, то она скорее всего не поймет. Но это вырвалось как-то само собой.

Существо бесцеремонно рвануло ногу обратно к себе, явно недовольное прерваным...ритуалом наверное. Чем бы то ни было. Тягучая жидкость закапала вновь, постепенно заливая рану, и после жара, пришедшую в первую очередь, Седьмая ощутила начавший распространяться по поверхности раны легкий холодок.
Нога стала болеть меньше - а в слабом зеленоватом свечении жука жрица увидела устремленный на себя взгляд.
Кажется, вопросительный.

Седьмая погладила себя по икре, не доходя до раненой лодыжки. Что бы это странное создание ни делало, но ей стало легче.
- Болит меньше. Спасибо, - это последнее слово было странным на вкус.
Словно давно забытым, но вдруг вспомненным сново. Седьмая к нему прислушалась. Совсем недолго, но прислушалась.
- Спасибо...- тенью повторила она.

Существо еще какое-то время потаращилось на нее своими огромными глазами, а затем отпустило ногу, и на четвереньках навернуло пару "кругов" по небольшой норе. Сейчас она разглядела - ноги существа тоже не были похоже на человеческие, а скорее напоминали звериные - и формой изгиба, и тем, что вместо обычной прямой ступни завершалось лапой, больше похожей на кошачью. Правда, шерсти на этой "лапе" не было - был только ряд защитных пластин. А вот когти были о-го-го.
- Карр-рха-то, - прозвучал уже совершенно другой голос. Низкий, вибрирующий, немного даже жутковатый. Какое-то неприятное послевкусие оставил после себя этот голос, ощущение чего-то чужеродного, не принадлежащего этому месту. Ну не должны были разумные существа издавать звуки, настолько неприятные и бросающие в дрожь.
Само же оно снова подобралось на своих четырех к жрице, и положило длиннопалую ладонь себе на облаченную в незнакомую одежду грудь.
- Карр-рха-то, - повторил он с нажимом, сделавшим ощущение от этого сообщения еще более неприятным. Не будь она тем, кем она была - у нее поджилки бы затряслись от одного только этого голоса.

Бывшая жрица указала пальцем на существо:
- Карр-ха-то?- старательно повторила она.
Наверное так оно себя называло. Может, это даже было имя? Имя... у нее самой имени не было. Хотя, наверное было когда-то, но кто ж знает теперь, какое?

Существо широко распахнуло пасть, полную ровных, красивых, чуть островатых, но почти что человеческих зубов, с чуть более развитыми клыками, и прошипело, с шумом выпуская из себя воздух, словно шипела на врага дикая кошка. Затем руку с груди он переложил себе на голову, сделал похожий на хватательный жест, и заговорил снова своим неприятным голосом.
- Мат-тун. Панга.
Рука отдернулась от головы, вытянулась в сторону жрицы, и указала раскрытой ладонью в направлении ее груди.
- Ма-ать, - своим же жутким голосом протянуло оно вполне себе их слово, и это слово вновь пробудило в ней лучик воспоминаний.
Мать, мать... Нет, Матери были не только в городах. Это слово имело какое-то отношение и к ней. Нет, еще не имело. Кажется, кажется, должно было иметь в будущем.
В не свершившемся будущем?

Седьмая нахмурилась, пытаясь понять, что хотело сказать этим создание. Мать... бывшая жрица так же ощупала свою голову. Голову, которая должна была быть разбита, но почему-то была целой. Возможно ли, что создание говорило о той божественной деве.
- Мать...
Она перевела неуверенный взгляд на странное создание.
- Я не понимаю.- призналась девушка.

Существо поизображало что-то еще, но осознав, видимо, что его стали пониать все меньше, бросило свои попытки, и схватив своего зеленого жука, направилось в ту сторону, откуда пришло.
Ей же, по ощущениям весьма неплохо отдохнувшей, несмотря ни на что, ничего не оставалось, кроме как направляться за ним, прочь из норы, к свежему воздуху и свету.
Правда, про свет - было бы громко сказано.
Когда после непродолжительного выползания на четвереньках по достаточно крупному, хвала Богу, проходу (да и стоило поблагодарить этого странного за ту мягкую корку, что застыла теперь на ране, защищая от новых повреждений) она все-таки дорбалась до поверхности, снаружи ее встретило раннее-раннее утро. Над кронами деревьев до сих пор было темное небо, но где-то в стороне оно уже переходило в оттенки более светлые, готовя уснувший мир к рассвету.
Здесь, вне прогретой теплом существа норы, было ощутимо холоднее.
Где-то далеко-далеко ухнула ночная птица, оповещая о том, что мир еще жив, и все продолжает идти своим чередом. Ну, почти все.
У подножия холма, в котором и был вход в нору, вытянувшись во весь рост спиной к Седьмой стоял ее новый знакомый, задрав голову вверх, и глядя на ночное звездное небо, немного видневшееся через кроны деревьев.
Он был выше нее головы на три, не меньше. Многочисленные косички покачивались витыми веревками. Странная одежда облегала его выпрямившееся тело с развитой грудной клеткой и узкой поясницей, полосы “юбки” доходили тому почти до вывернутых колен, и сейчас жрица заметила на поясе множество небольших кармашков, явно чем-то заполненных, а сбоку и вовсе висело что-то очень похожее на небольшие ножны с торчащей из них темной рукояткой. Что-то разумное, но все же слишком чужое для этих мест. И животное, и человеческое одновременно.
Шумный, даже свистящий вздох вырвался из широкой груди. Карр-рха-то, по крайней мере как он назвал себя, обернулся в сторону жрицы. Качнулись в воздухе косички, прошуршав друг о друга. Во взгляде, доставшемся жрице, было ожидание, немой вопрос - по всему виду существа было понятно, что он-то точно не знает, что здесь вообще происходит, и куда стоит двигаться дальше.

Седьмая вдохнула утреннего воздуха и потянулась. Все же она была не очень привычна к норам.
Что ж, теперь незнающих было двое. Совершенно точно Седьмая не хотела возвращаться к Шаману и в город ей был путь воспрещен. Ей все еще надо было добыть одежды, еды, оружия. Продвигаться стоило прочь от земель ее народа, наверное.
И все же она понятия не имела, что ей делать дальше и как это "вернуться на путь жизни". Она прикинула в какой стороне город.
- В город мне нельзя, да и тебе не стоит,- сказала она вслух.
Правда, куда вообще можно заявиться с этим созданием, было еще той загадкой.

Длинноволосый (вот везло же ей на длинноволосых последнее время) с какое-то время посмотрел на нее, а затем, приняв, видимо, тот факт, что поводырем ему здесь никто не будет, осмотрелся вокруг, припал к земле, принюхался - и начал забираться вверх по холму.
До нее же дошло, что, во-первых, в такой темноте она не совсем понимает, что и где, а во-вторых... Ну слишком лесной был лес вокруг, чтобы понять хоть что-то. Или же просто это были последствия удара топором... Хотя, а был ли он, этот удар - голова-то ведь целехонька.
В любом случае, оставалось только лезть следом. Где-то потерялись сандалии, но без них лезть было даже проще, рана больше не мешалась...
И она почему-то больше совершенно не чувствовала голода. И в желудке явно уже что-то было - видимо, время, проведенное в отключке, прошло куда более плодотворно, чем можно было подумать.
Они шли - длинноволосый впереди, она - чуть отставая, так что ее “поводырю” то и дело пришлось замедлять шаг. В одно из таких замедлений он проворчал что-то недовольное на своем жутком языке, но все же помог жрице перебраться через очередной, слишком крутой холм, что для него-то не представлял никаких проблем, а вот ей давался уже сложнее.
Он создавал впечатление человека... ладно, создания, привыкшего к постоянному перемещению, причем по разным плоскостям. Иногда он забегал вперед, ловко забирался на дерево, смотрел куда-то в темную даль, и спускался, когда жрица только-только нагоняла его - движения его были легки и непринужденны. Кажется, он не уставал совершенно. Вскоре перед ними забрезжил рассвет - они шли четко на восток.
А жрица стала обращать внимание на начавшие попадаться тотемы, нанизанные на гладкие шесты - в местах, на первый взгляд неприметных, но для знающих - очень даже очевидных.
Это значило одно - где-то недалеко было одно из вольных поселений их народа.
Длинноволосый продолжал упорно как слон переть вперед, ничего не замечая.

Жрица присмотрелась. Поселения... Наверное, ей не стоило показываться в поселениях, не говоря уж о ее новом знакомом. У очередного такого тотема она остановилась. По тотему можно было судить о величине поселения, что в их ситуации значило - об опасности.
- Карр-рха-то,- тихо позвала жрица и указала на тотем.- Здесь близко поселение.
С одной стороны ей нужна была одежда и все еще нужно было оружие, а с другой не стоило оставлять следов для возможных розысков, да и в подранном платье верховной жрицы соваться в поселение было той еще затеей.
- Лучше сделать крюк и обойти,- показала она жестом.- И стоит быть внимательней, тут могут быть люди.
Сама она стала более осторожной, прислушивалась и всматривалась.

Он посмотрел на жрицу, потом на тотем, потом снова на жрицу - а затем показал той пятерню расправленых когтей, а другую руку положил на темную рукоять невидного в ножнах оружия.
- Рртаг, - довольно воинственно рыкнул он, показывая, видимо, что эти раскрашенные деревяшки для него совсем ничего не значат.
Цветов и рисунков было мало - это было небольшое поселение. Поселение преимущественно лекарей - те часто уходили из городов в леса, обрастали там семьями, и никому (ну почти никому) обычно не приходило в городу нападать на них, потому что... Потому что в вопросах боли и ядов они разбирались еще лучше, чем старшая жрица.
А в вопросах кровной мести - еще лучше.
Ходили даже слухи, что они поклонялись каким-то своим богам... Но никто не рисковал утверждать наверняка - уж тем более перед жрицами Шамана.

Жрица снова поглядела на тотем, затем перевела взгляд на Карр-рха-то.
- Это поселение лекарей,- она показала на раненую ногу, - Не воинов. - показала на оружие и покачала головой. - Без острой надобности нападать не стоит. Но и попадаться на глаза тоже не надо лишний раз,- снова последовала пантомима, после которой жрица продолжила путь.

Показалось ли ей, но ее спутник воодушевился. Он пошел за ней следом - то и дело обгоняя, дожидаясь в нетерпении, как жрица нагонит, обгоняя снова - непонятно было, как именно он воспринял ее пантомиму. Видимо, как-то по своему.
Но через буквально минут десять обходной ходьбы он, как всегда, забежал вперед, и там остановился, присев на четвереньки, и что-то обнюхивая там, впереди.
Когда жрица нагнала его, она обнаружила находку патлатого - на земле был распростерт человек. Точнее, то, что от него осталось. Верхняя часть туловища, лишенная всего, что было внизу, лежала лицом вниз в луже уже запекшейся крови.
Впрочем, нижняя часть лежала неподалеку. И по характеру ран было понятно, что "разделили" бедолагу уже после смерти. Да и не только разделили - но успели еще и пожевать.
И пожевали основательно.
Седьмая увидела, как в буквальном смысле зашевелились волосы на голове существа. Косички-веревки сперва встали жесткими палками, а затем заизвивались из стороны в сторону, подобно змеям.
Он принюхался - и то и дело припадая к земле, направился куда-то в сторону.

Жрица нахмурилась. Впервые в ее жизни это было... печальное зрелище. Она прислушалась к своим новым ощущениям. Осмотрела труп, определяя, как давно это произошло, а затем последовала за длинноволосым, более осторожно. У нее по-прежнему не было оружия, пожелай кто-нибудь пожевать ее, поэтому осторожной надо было быть вдвойне.