Потехе - час, Время развлечений!

Меланф

Молодой человек остановился на главной площади, рассматривая дом верного помощника Кратиппа, отмечая мелкие детали фасада и оформление экстерьера. Всё началось здесь, с письма этой особы, и хотя скорее всего это было прикрытие, лучше повода узнать об этом у Меланфа не было. Молодой человек вспомнил, как внимательна была Ксанфия к ним там, по ту сторону пролива, как вполне искренее приглашала к себе. Меланф тогда и запомнил, что ухмыльнулся, помня о том, кто является мужем этой дамы. Он тогда ещё подумал, что едва ли когда-либо сможет принять это приглашение, но жизнь оказалась весьма непредсказуемой. Теперь единственное, на что мог надеяться Меланф, что он сможет прояснить ситуацию, выяснив новости у благородной дамы Экрета прежде её мужа. Иллюзиями Меланф себя не тешил, и о том, что встретиться с её мужем, а тем более с Кратиппом всё равно придется. По тому ощущению, что помощник Краттипа оставил в императорском дворце, он очень походил на отца Меланфа, да и роли выполнял судя по всему похожие - был более воином, нежели шпионом, как Халль, хотя бы и за последнее спасибо.

Молодой человек решительно направился в сторону особняка, где располагался дом Экретов. Там он будет просить о встрече с хозяйкой дома Ксанфией, либо хозяином дома Таламоном. Спокойно и заранее готовясь к сложному разговору, Меланф будет ждать приглашения хозяев. Представится молодой человек помощником князя Инайа.

Трин

Подумав, что, возможно, это и неплохой способ спрятаться и найти свое временное место, прекрасная дева, тем не менее, решила не бросаться в новые глубины риска слишком быстро.
-А скажи, чем занимаются жрицы, - Трин старалась сделать наиболее заинтересованный вид - Как к ним относятся на Гаэте правители и простые люди? Я слышала, что они могут лечить больных, а ещё мне говорили, что жрицы обладают непостижимыми простому человеку силами - последний вопрос у южанки возник в голове совершенно внезапно и больше не от интереса, а от желания уже помучить эту маленькую фанатку.

Меланф
Едва миновав пестрый водоворот припортового рынка, Меланф заметил, что за ним следят, не давая себе труд особенно скрываться. Или даже не следят, а скорее присматривают, чтобы ничего не случилось, словно он был трепетной прекрасной девой навроде госпожи Уны. Конечно, гаэтец с примесью южной крови и одетый по кригъярской моде привлекал внимание, но по правде сказать, не настолько, чтобы ему требовалась охрана: Мирринна была городом деловых людей, которым недосуг пялиться на всякого, кто осмелился надеть красную рубаху, когда все носят зеленые, и городом путешественников, чужеземных торговцев, моряков из далеких стран, рядом с которыми Меланф вообще не представлял никакого интереса для взгляда.
Не приближаясь, но и не теряясь из виду, его проводили до самого дома Экрета, обнесенного невысокой каменной оградой. Не забор, а так, просьба держаться подальше для воспитанных людей. Невоспитанных же внутри встречали прекрасно видимые с улицы часовые. У ворот скучал, но не подавал виду привратник, прямой, как столб обладатель совершенно ничего не выражающего лица. По этому лицу нельзя было прочесть, знает ли он, кто такой Инайа и что думает о визите его помощника к хозяевам дома.
- Сожалею, - ответил он таким же невыразительным голосом, - Владыка Кратипп не смог принять приглашение архонта Демира присутствовать на празднике Имянаречения в Дамириане, и вместо этого направил туда своего ближайшего сподвижника – господина Таламона, прозванного Экретом, с его супругой госпожой Ксанфией. Передай своему господину, что возвращение хозяев дома ожидается через несколько дней.
Окончив речь, страж снова принял невозмутимый вид и дал понять, что ничего другого от него не добьется даже человек, вооруженный раскаленными щипцами.

Однако, долго пребывать в растерянности, Меланфу не пришлось. За его спиной послышались уверенные шаги, затем его дружески хлопнули по плечу так, что зазвенело в ушах.
- Терсит! Как же ты вырос! – раздался громкий и радостный голос так, что на них, казалось, обернулась вся улица. - А давно ли мы с твоим папашей… О, проклятье.
Перед ним стоял воин средних лет, одетый как состоятельный горожанин, и растерянно улыбался, так и замерев с поднятой рукой. Затем отмер обратно, и увлек Меланфа за собой, отшучиваясь и оправдываясь на ходу.
- Прости, парень. Не думал, что в городе может быть двое таких же черноволосых юнцов. Ну раз уж мы познакомились, почему бы тебе не зайти в гости? Сегодня великий праздник!
Отойдя на несколько шагов от дома Экрета, незнакомец, чередуя смех и широкую улыбку человека, у которого легко и безмятежно на душе из-за пары кружек принятой с утра браги, успел негромко и совершенно холодным голосом сказать Меланфу:
- Придется принять это приглашение. Владыка Кратипп желает видеть тебя, Меланф.
Воин незаметно вложил в его ладонь медальон с отчеканенным изображением грифона – знаком личной охраны архонта, и, слегка пошатываясь, порываясь орать песни, но забывая слова, потащил парня за собой. Не в усадьбу владыки, нет. К проему в каменном ограждении канала, каменной же лестнице и причалу за ней. Внизу их ждала большая лодка с навесом, закрывающим от солнца и предметов, которые могут упасть сверху.

Не интересуясь согласием Меланфа на лодочную прогулку, воин вместе с другим таким же, изображающим из себя праздного гуляку, втолкнули его под навес и расположились на лавочке по правую и левую руку.
Оглядевшись, Меланф увидел прямо перед собой Кратиппа, прозванного Жестоким, архонта Гаэты и владыку Мирринны. Тот разглядывал гостя с доброжелательным любопытстовом.

Он был уже немолод, разменял, верно, шестой десяток и слегка отяжелел под грузом лет, но едва ли у кого-то повернулся бы язык назвать этого мужа стариком. Правда, и на сурового воина, каким был Дьярни, хозяин Мирринны не походил. Скорее на жизнелюбивого и молодого душой торговца, сохранившего к преклонным годам умение и желание смотреть на мир широко раскрытыми глазами. Однако, когда Кратипп заговорил, его голос звучал негромко, спокойно, но так же жестко, как хватка «Грифонов», придерживающих Меланфа за локти.
- Видно, тебе и твоему господину до того не хочется возвращаться на родину, что вы двое решили стереть ее с карты? – полюбопытстовал он под мерное покачивание лодки. За спиной владыки Меланф видел проплывающие мимо мосты с искусно украшенными парапетам и горделивыми изгибами спин, дома, да не такие маленькие и корявенькие, какие строили в Кригъяре, зная о безжалостной силе землетрясений, а высокие творения лучших зодчих, построенные со всем истинно гаэтским упрямством, хотя острова трясло даже чаще, чем побережье.

Араш и Трин

Девочка, окрыленная праздником и вниманием, похоже, просто не заметила подкола в словах Трин. Пожалуй, она не заметила бы, даже начни звезды падать с неба.
- Как я уже говорила, весь наш народ следует давнему порядку. Все дочери проходят обучение в Круге, и почти все успешно проходят испытания. Так всякая взрослая женщина в Гаэте, каждая мать и хозяйка дома – жрица, пусть даже и невысокого круга посвящения. Ее долг состоит в том, чтобы правильно воспитывать детей, просвещать всю свою семью, наставлять их в следовании путем Звездных Странников. Всем мы – хранители мудрости и знаний. Оттого каждая женщина в Гаэте пользуется почетом не только среди близких. И, конечно, каждая должна знать, как лечить детские и болезни и раны взрослых, как принимать младенцев, ухаживать за хворыми и стариками, ходить за скотиной. Лечим мы, большей частью, травами.
Оглядевшись, девочка нахмурила светлые брови и подошла к Арашу. Посмотрела внимательно в его воспаленные глаза, коснулась лба мягкой теплой ладошкой, и стала очень серьезной. Очень ответственной, какими могут быть только дети, пока еще верящие в свою силу обогреть весь мир теплом своего сердца.
- Например, сегодня многие уже с утра едва стоят на ногах, но среди всех здесь – только твой южный спутник валится с них не от выпитого, а от лихорадки, что пылает у него в груди. Ему бы, для начала, не помешало дать отвар ивовой коры. Если хочешь увидеть умение наших целительниц, отведи его в храм. Вам помогут, ни о чем не спросят и ничего не потребуют взамен.
Что до чудес, наша вера учит – чудеса в наших руках и в нашей воле. Боги не любят тех, кто ждет даров от неведомых сил, и конечно, не стали бы помогать таким. Они любят упорных и храбрых. Мы видим их благословение в том, что таким людям они помогают добиться успеха. И стать чуть ближе.
Этим она закончила свой рассказ и умолкла, чтобы не мешать речам старшей жрицы.

- Я бы ему сделала отвар из чабреца, но только если его здесь можно найти, - Трин решила повнимательнее смотреть за растениями, которые можно встретить в городе, вроде деревьев, кустов, цветов или даже их рисунков, которые бы могли намекнуть, что народ знаком с ними, девушка учтиво поклонилась - меня зовут Уна, и я благодарю тебя.
Она спросила направление до храма и отправилась в его сторону.
-По крайней мере, Араш, твоё состояние уже по праздничному хмельное, - Трин игриво сверкнула улыбкой - Думаю, тебя и правда стоит показать жрицам, пока не стало слишком поздно. Пойдём.

Меланф

То, что ему предстояло представть перед владыкой Мирриинны, Меланф не сомневался. Ему хотелось бы выяснить содержимое письма до этого разговора, но по неудачному стечению обстоятельств Экреты покинули Миириину. Приходилось ориентироваться на ходу.

Разговор девушек Араш слушал не внимательно, в половину должного, его крайне увлекла сцена. Украшеная явно редкими и дорогими тут цветами и тканями, на ней были и некоторые узоры, весьма заинтересовавшими курьера. Только прикосновение ледяной ручки будущей жрицы, вытащила его из болезненного транса созерцания. Он взглянул на девушку, старательно внимая словам, затем перевел внимание на арнамент и снова на девушку.
- Милая и безымянная, я видел гаэсткие завитушки, но это... это же другой совсем язык. Откуда они взялись? Что значат?


Добавлено через 2 мин. 13 с.
- Конечно, Уна. - слуга был крайне доволен, что госпожа не стала задавать вопросов вроде "а что это ты за мной увязался?" и вместо этого даже предлагает помощь. - Редко господа заботятся о здоровье других. Это привычка или прихоть?

В хитро прищуренных глазах архонта Меланф увидел удивление и безусловное одобрение: ни для кого не секрет, что Кратиппу нравились умные, безжалостные и беспринципные люди, пусть даже и на службе у соседа. Пусть сейчас пареньку с южной кровью было далеко до Экрета, но и тот не родился с прозвищем «Зверь», которое сейчас почти заменило ему имя. К тому же никто не отменял права выбора знамени перед боем. Так в Гаэте называлась возможность сменить господина, которому служишь, не быть убитым за это на месте. Конечно же, при условии, что возьмешь всех своих близких и будешь убегать очень быстро.

Уже было решившая, что разговор окончен, маленькая жрица растерялась, покосилась на свою взрослую наставницу, госпожу Аэллу, но та больше не слушала и ничего не хотела подсказать.
- Эти знаки – древний язык, которым были записаны наставления, знания и сам Покон, оставленные нам последними Странниками. Никто уже не знает, как звучали прежде его слова. На нем не говорят. Если кто-то и знает больше об этих письменах, и тем паче умеет их читать, то лишь высшие жрицы.
На этом тему древних знаков она сочла закрытой, поскольку либо не имела чего сказать, либо об этом не следовало говорить с незнакомцами.
- Храм вы найдете без труда. Здесь не так много других треугольных зданий.
Она обвела рукой город за своей спиной, и действительно, среди зодческого разнообразия можно было заметить острые шпили и странные формы нескольких высоких и богатых построек. Они были исполнены в форме трехгранной пирамиды, и один, самый большой, видневшийся откуда-то из середины города – составлен из трех таких пирамид, сходящимися своими пиками в один шпиль.

Трин

Трин посмотрела внимательнее на знаки, о которых спросил Араш. Они не показались ей совсем не знакомыми, ведь в её библиотеке были редкие книги о гаэтском знахарском мастерстве, но эти символы использовались то ли в оформлении, то ли в дополнении к описаниям некоторых отваров, но, в любом случае, как нечто малополезное.

Вопрос Араша напомнил девушке её маленьких подопытных, которые никогда не знали откуда придёт их наказание, потому нисколько не удивилась.
-Скорее черта мирного места, откуда я родом. К тому же, я думаю, что всем и всегда нужно заботиться о здоровье тех, кто им не враг. Я не против, что кто-нибудь рядом, совсем не привыкла одна ходить по незнакомому городу.

Дойдя до храма, двое обнаружили шумное скопление людей. И похоже, помощь им ждать бы пришлось ещё долго, если бы Трин не взяла Араша за горячую руку и не потащила бы через столпотворение и дверь храма - Человеку требуется лечение, пропустите. - повторяла она, продолжая путь. Не часто, а скорее, никогда не приходилась аристократке протискиваться через людские тела в таком количестве, но это всё отдавало новыми ощущениями, не лишёнными своего шарма.

Меланф

Молодой человек поклонился Кратиппу, оценивая его предложение. Он не сказал ничего на эту тему, однако он был удовлетворен его реакцией. Он с почтением аккуратно забрал предложенные бирки, но оставался ещё один вопрос, который следовало прояснить. В вопросе была своя доля риска, но Меланф считал, что может справится с ней.

Да, никогда прежде Трин не доводилось оказаться в самой гуще такой толчеи, да еще и без охраны. Единственный сопровождающий ее мужчина сам нуждался в опеке и защите. К счастью, толпа была веселой и праздничной, а потому причиняемые ею неприятности сводились к нехитрым комплиментам красоте Трин, столь же незамысловатым предложениям составить компанию получше этого сморчка и попытками вовлечь в танцы. Для прочего было слишком людно и рано, да и стража все же присматривала, не позволяя гуляющим переходить от веселья к откровенному непотребству.

В самом храме было тихо и прохладно, несмотря на множество людей. Они не галдели, а слушали жрицу, вещавшую что-то на гаэтском языке. Ни Трин, ни Араш не понимали не слова, но это звучало похожим скорее не на грозную и торжественную проповедь, а на сказку из тех, что матери рассказывают по вечерам собравшемуся у огня семейству. Само здание, слепленное из трех пирамид, выглядело довольно новым и очень, очень дорогим – умение зодчего, продуманная резьба, талантливое управление тенью и светом было таково, что храм казался не сложенным из тяжелого камня, а легким и хрупким изваянным из стекла, как эти прославленные поделки гаэтских стеклодувов. В переплетении резьбы и росписи то и дело угадывались лица, фигуры, строчки гаэтского текста и те самые знаки.

Услышав о человеке, которому требуется лечение, на зов Трин через толпу пробралась одна из жриц. Ровесница Трин, она решила, по-видимому, продолжить обучение, а не просто вернуться в мир, и уже сейчас плотная толпа расступалась перед ней, позволяя пройти, не прокладывая себе путь локтями. Велев обоим следовать за ней, девушка отвела из их зала с высокими сводами в другой, невысокий, но просторный, заставленный койками. Некоторые из них были заняты больными. Но они занимали дальнюю часть зала, а посетителей провели к передней, где принимали новых страждущих помощи и представили женщине средних лет.
- Они искали помощи лекаря.
В отличие от всех служительниц Странников, кого они видели здесь только в богатых и торжественных праздничных одеждах, знахарка носила простое платье с нарукавниками, убирала волосы под небеленый платок и пренебрегла украшениями. Праздник или нет, больным все равно требовался уход, и сейчас она внимательно рассматривала нового хворого, которому посчастливится валяться на лавке и пить горькие снадобья, пока остальные гуляют и веселятся. Были здесь и другие, занятые делом в праздник: несколько воинов в форме темно-красного цвета, при оружии, несли караул, чтобы никому не вздумалось обидеть добрых женщин.

Вид Араша, похоже, сразу снял большую часть вопросов, поэтому едва глянув на южанина, жрица указала ему на лавку за своей спиной и велела раздеваться. Вопрос о том, может ли остаться его спутница, явно предлагалось решать им самим.
- Дианта, милая, принеси отвар ивовой коры. Он нам понадобится вне зависимости от того, что стало с этим несчастным.
И, поскольку сам Араш не был похож на человека, которому рассказ о своем невезении может даться легко, засыпала вопросами Трин.
- Вижу, он замерз. Отчего? Как давно, что делали, чтобы отогреть? Все время был в ясном уме?
В этот момент она обернулась, чтобы поглядеть, как там успехи Араша в борьбе с непривычной гаэтской рубашкой, и застыла столбом, уставившись на его грудь, слово там была начертана дата ее смерти.
Увидев, как знахарка отшатнулась и взмахнула рукой, двое стражей оказались рядом быстрее, чем можно было предполагать, глядя на их сонные от безделья лица, а может быть, Араш просто воспринимал все медленно, как в полусне. Двое скрутили его, не причиняя лишней боли, просто взяли за руки так, чтоб не вырваться, а третий дал понять Трин, что ей не стоит делать резких движений.
Тем временем знахарка взяла себя в руки и снова приблизилась к болезному, рассматривая круг на его груди.
- Мы не откажем тебе в помощи, - сказала она сухо и холодно. – Но после, кто бы ни дал тебе разрешение попасть в Гаэту, тебе следует сесть на ближайший корабль. Под страхом смерти. Слугам Дамиана здесь не рады. И никакой праздник не изменит этого вовек.

Меланф

Слова о письме, которое не дошло до получателя, Кратипп выслушал с большим интересом, отмечая что-то для себя, но ответил совершенно равнодушно:
- Если жена Экрета настолько смелая или глупая женщина, чтобы вести переписку с Инайа, то это заботы ее мужа, а не мои. Спроси у нее сам, вы наверняка встретитесь в Дамириане. Тебе пора, Меланф, похоже, за тобой пришли.
Проследив за взглядом архонта, он увидел, как по лестнице к пристани спускаются двое воинов в темно-красной форме храмовой стражи. Они перекинулись несколькими словами с людьми Кратиппа, получили указание на лодку и стали спокойно ждать, обмениваясь сплетнями и новостями, как все скучающие люди при исполнении.
Храмовая стража всегда была наособицу от всех армий, отрядов и даже ополчения. Будь их ряды плотней и шире, эти воины на службе у жриц могли бы стать основой для отличной и кровавой распри, но этих людей всегда было слишком мало. К тому же они следили только за исполнением божественных законов, и здесь действовал еще один гаэтский обычай, запрещающий мужчинам и женщинам вмешиваться в дела друг друга. Этот обычай был силен в крестьянских домах, где муж никогда не должен был поучать жену, как ей вести хозяйство, а жена – как правильно ловить рыбу, это оставалось в силе и на самом верху: жрицы не учили владык править страной, владыки не мешали жрицам учить и направлять свой народ.
И если у храмовой стражи появились какие-то вопросы к человеку, да хотя бы вот к Меланфу, это означало, что ни Кратипп, ни Демир и пальцем не шевельнет, чтобы избавить его от неприятной встречи. Впрочем, для того, чтобы жрицы или их защитники прибегли к жестокости, требовались по-настоящему веские доказательства исключительно тяжелой вины. Такой, которая лишает преступившего законы мирские и божественные права называться гаэтцем, а то и вовсе человеком. Чаще всего же общение с ними начиналось и заканчивалось словами.

Трин
-Я могу рассказать лишь то, что видела. Он прыгнул в воду от лютой смелости или не ведая, на сколько вода холодная. Потому ясность его ума не может не вызывать сомнений. И своё здоровье его заботит, похоже меньше, чем заботит его здоровье Вас. Отогревал его, на сколько я могла наблюдать, - только праздничный хмель.

Трин, встав на носочки, чтобы было удобнее смотреть через линию очередных вояк на её пути, внимательно издалека посмотрела на то самый знак, что обнаружили на груди Араша. Делая наименее сложное выражение лица, она обратилась к одному из стражи
-А кто этот Дамиан? Один из правителей на Юге?

Меланф

Меланф спокойно принял ответ Кратиппа, ни сказав ни слова. Молодой человек глубоко задумался так, что невольно пропустил указание владыки относительно храмовой стражи. Вовремя поправившись, Меланф распрощался с владыкой Мирриины, и легко соскочил с борта на мостовую. Там он проверил основание лука за спиной, колчан со стрелами, незаметно прошелся по телу, ощупывая письмо Дамиру, после чего направился к храмовой стражи, присматриваясь к людям, пришедшим за ним. Он без всякого сомнения слышал много рассказов о жрицах и храмовой страже, но чтобы им от Меланфа что-то было нужно, такое с поверенным князя случалось впервые. Интересно, что у них за разговор, подумалось про себя Меланфу.

Он остановился рядом со стражей, посматривая по сторонам. Ничего особого за собой, что могло бы заинтересовать жриц, он не помнил. Но возможно, что-то случилось за время его отсутствия. Что-то, что он забыл либо же не принял к сведению.

- Чем могу помочь вам, служители древних богов? - учтиво спросил Меланф стражников.

Араш поморщился от выворачиваемых рук, но куда сильней донимал холод, обнявший сразу и отовсюду раскрытое тело. Лихорадка, бросающая в жар, для её носителя всегда выливалась в ощущение дикого холода, который местные почему-то называют "летом". ДА в такое лето добрый хозяин собаку на улицу не выгнал бы в Кибахе, не говоря уж о человеке. А этим ничего. Сумасшедшие люди. Чуя, что скоро его начнёт колотить неконтролируемо и сильно, курьер постарался собраться с мыслями. Плохо ведь будет общаться, когда зуб на зуб не попадает.
- Мне говорили, что гаэтцы судят по поступкам, а не по шрамам, цвету кожи и старым клеймам. Врали, видать. - курьер дерзил, но дерзил вежливо, если это вообще возможно. - Кто такой ваш этот Даминиан не знаю и знать не хочу, хоть с радостью увидел бы в петле любого, кто по своему желанию носит эту гадость. А мне что делать, знахарка? Сдирать вместе с кожей, чтобы доказать, что я не осёл?
Колотить всё же стало и южанин поджал одну ногу, поставив её на другую. Челюсти начинали плясать уже совершенно отчетливо.
- Раз-з-решение м-мне дал г-господин Ин-найа. Я раб-ботаю на него. Пос-сыльным. И у м-меня посла-.. послание дл-ля его с-сестры.

- Отыщите Аэллу, пусть знает, что здесь посланник от ее брата, и он притом служит Дамиану, - велела жрица стражам. Знака отпускать Араша она не давала, но сама осторожно прикоснулась к нему рукой. Ладонь была теплой, и от ее живого тепла ледяные когти озноба чуть разжались, но никакого чудесного действия не последовало. Поразмыслив, она жестом велела отпустить руки посыльного, дала ему простынь завернуться и кружку теплой воды с медом и какими-то травами, но не позволила одеться тепло, а напротив, стала мучить несчастного еще больше: прилепила ему на лоб холодное мокрое полотенце, а другим принялась обтирать шею, запястья.
– Здесь никому нет дела до твоей кожи, хоть если кто-то влепил тебе на грудь знак размером с тарелку, то уж наверное за дело. Но не пытайся делать вид, что не понимаешь, о чем я. На твоей душе печать величайшего предателя из всех, кого только знал наш народ.
Пожалуй, пока мы ждем госпожу Аэллу, у меня будет время ответить на ваш вопрос сказкой.

- Самое первое, что у нас рассказывают детям – это про то, как десятки, а то и сотни поколений назад далеко за южными горами побережья, в поселение, расположенное в глухой долине, пришел ничем не примечательный человек. Именно непримечательный: роста среднего, худой, с осунувшимся лицом, заросшим щетиной. Южанин, как и ты, хотя и наш народ тогда жил в местах, не ведающих снега. Пришел около полудня, постучался в крайний дом, огорошив хозяев, потому как ни одна собака его не учуяла.
Мы - гостеприимные люди, не в наших обычаях выгонять незнакомцев, к тому же если они нуждаются в помощи. А он нуждался. Его одежда была изгваздана в крови, грязи и еще чем-то подозрительно напоминающем слюну или слизь. Хозяева дома позвали жриц. Те, взглянув на незнакомца, только покачали головой и выгнали всех поселян из дому на улицу. Говорят, приходу чужака предшествовали громовые раскаты посередь абсолютно ясного неба, мож для словца красного, конечно, но кто знает. Никому не известно, о чем вели разговор с пришлым жрицы, но настроены они были весьма немиролюбиво, что пугало всю общину, отнюдь, не общину земледельцев, говорю я вам.
Прошло несколько дней, и люди, взбудораженные недавними событиями, успокоились и занялись обычными делами, мужчины - набегами на соседей, женщины - подготовкой к празднику Наречения Невест. Чужаку никто доброго слова не сказал, но и плохого, впрочем, тоже. Ни о чем не расспрашивали – захочет сам все расскажет, не захочет – что же не беда. Еще говорят, чужак любопытный был, много о чем спрашивал, интересовался, пробыл с месяц, подлечился и… исчез. Просто исчез. Был и нету.
И забыли бы его посещение как бы не нашли через полгода его дети на перевале уже неспособным ходить и говорить. Глаза у него были безумные, невидящие, лицо обожженное, кожа на лице клочьями слезала, словно из горящего дома выбирался. А еще дети наперебой рассказывали, что видели неподалеку страховидлу, какой жрицы непослушных девах пугают, что на парней раньше положенного заглядываются.
И в этот раз жрицы сделали невероятное, поставили чужака на ноги повторно. А тот, едва ходить стал, избегая людей, уходил в горы и пропадал там долгими днями или сидел возле околицы на росстани да смотрел невидящими глазами в небо, что-то бормоча себе под нос, да чертил знаки в пыли.
Однажды в воздухе появился ноющий звук. Звук похожий на посвист поломанной дудки. Различимый на грани восприятия, его можно было только почуять скорее, чем услышать. На него не сразу обратили внимание, потому что в долине в те времена было неспокойно, соседи шуровали по селениям, пытаясь отомстить за недавнее поражение на играх любви, только матери, у которых были грудные дети, недоумевали с чего их чада плачут, не переставая, да облезлые коты орали на перекрестках, как будто не конец лета был, а начало весны. Так вот, появился ноющий звук да смрадный сладковатый дымок в воздухе, какой бывает от запаха тлеющих тел. И было такое ощущение, что по пологим зеленым холмам, нет-нет, да пройдет едва заметная недобрая дрожь.
А потом стали пропадать люди. В долине, находили тела людей, разодранных когтями и зубами странных животных, которых отродясь не видали в этих местах. Охотники говорили, что животные те должны быть величиной не меньше лошади, чтобы оставлять такие раны. По долине наперебой понеслись слухи про жутких призрачных волков величиной с лося, которые появлялись прямо из сумеречного полумрака, убивали и исчезали. Не прошло и нескольких недель, люди потянулись из долины в поисках более спокойного убежища для своих детей. Только одно поселение не тронули беды, то, где приняли странного чужеземца. Только одна неприятность постигла этот род: заболели странной хворью женщины-хранительницы рода, жрицы, заболели да истаяли. А когда последняя из них вернулась в круг предков под скорбные причитания подруг и мужей посреди деревни появился еще чужак и, как и первый, незаметный для сторожевых собак, он явился прямо на тризну и велел, именно велел: не попросил, не спросил, - выдать им одного из жителей поселения. Слепого, со следами ожогов на лице. И тогда в поселении останутся живые, быть может…
Еще балакают, что от пришлого отскакивало оружие, как от заговоренного, потому как не утерпели мужчины такой наглости от чужака…Наверно, не говорили бы мы с вами тут, если бы непрошенного гостя от кровавой расправы на тризне не отвлекло что-то, ибо из нескольких выживших на том кровавом пиру один был родоначальником моего рода, по крайней мере так говорили мне родители, у меня не было причин им не верить. А потом на глазах у уцелевших разгорелась битва чудовищ, которой заправляли два человека. Слепой и зрячий.
У нас этот день зовется днем исхода. Что остается делать людям, когда земля, родная и добрая, одаривавшая своими плодами, вдруг стала злой и мстительной? Раскалывается прямо под ногами, поглощая хлипкие халупы жилья? Что делать, когда чистый воздух родных мест становится зловонным и мешает дышать? Что делать, когда родную, облюбованную предками, долину облюбовали для битвы полчища чудищ? Сделали то, что велел разум. Люди ушли из этих мест, ушли на север мимо народов, которым и своих детей кормить было нечем. Еще полсотни лет жестоких битв за выживание с себе подобными, годы лишений, поиска мест для себя и своего народа, пока наши вожди не заключили договор с одним из северных княжеств. Они нам отдавали 5 скалистых мрачных островов посреди неприветливого северного моря, а мы обязались им верной службой и данью. Только вот с некоторых пор в нашем языке слово чужой сравнялось со словом враг…

Жрица сама отпила той же воды, которой поила Араша, чтобы промочить горло, и улыбнулась Трин, и, как ни странно, самому подозреваемому в проступке перед мирскими и божественными законами. К этому времени посыльному, наполненному отварами, как добрый кувшин, позволили прилечь на лавку, а его спутнице – присесть рядом. Стражи, впрочем, все так же сохраняли бдительность.
- Так что, я ответила на ваш вопрос о том, почему у нас считается дурной приметой доверять умирающим южанам, приходящим ниоткуда как раз под праздник Наречения Невест?

Меланф

От слов Меланфа храмовые воины заметно скривились, но их, видимо, предупредили с кем предстоит иметь дело. С чужаком, который немного похож на гаэтца, но вырос в Эркарате.
- Ты привез в Миррину прислужника Дамиана, - сообщил один из стражей так, как будто Меланф привез, самое меньшее, три ящика контрабанды и забыл дать взятку таможне. – Помнишь еще, кто это такой?

- Оставь его, - пристыдил задиру второй страж, постарше. - Парень не по своей воле живет среди врагов. Поскольку дело темное и бросает тень на доброе имя архонта Демира и его семьи, тебе и твоим спутникам придется, как минимум, объясниться, - сказал он уже Меланфу. – Идем.

Они встретились в храме, в уединенной комнате, где, конечно же, нашлось место для троих стражей в красном. Еще несколько воинов с нашивками «Саламандр» на рукавах – личная охрана Демира – остались за дверью, готовые прийти на помощь госпоже при любом только подозрительном писке.

Меланф смутно помнил взбалмошную и вредную рыжую девчонку, которой происхождение из семьи архонта и обучение в круге жриц совершенно не мешало, по приезду домой, ставить с ног на голову всю привычную жизнь в Дамириане.
- Доброго дня, гость нежданный, но оттого не менее радостный, - произнесла глубоким бархатным голосом Аэлла. Она стала теперь молодой женщиной, миниатюрной, невысокого роста, сильной и гибкой. Зеленовато-серые глаза смотрели с прямо и уверенно, с нескрываемым достоинством человека, привыкшего к тому, что к его мнению прислушиваются. Золотые волосы ощутимо отливали рыжиной и были заплетены в косу. Чтобы волосы не растрепались, они были перехвачены тонким золотым обручем. Черное верхнее платье было покрыто по подолу и вороту золотым шитьем, и у пояса перехвачено тонким поясом, на котором были нанизаны пряжки с очень сложным руническим рисунком. Жрица пристально посмотрела на Меланфа - казалось, заглянула в душу, и знаком отпустила всю охрану. Они остались вдвоем. В глазах ее была тревога.
- Всегда приятно получить весточку от брата, только скажи мне, добрые ли это вести? Здоров ли Инайа, не прогневил ли владыку Дьярни?

Трин

..вздохнула и посмотрела на призакрытые глаза своего спутника.
-А, ты Араш, не очень-то торопишься со своим важным заданием, да ещё чуть не потерял его по пути вместе со своей жизнью. Мог бы и сказать, что у тебя есть и другие дела, кроме того, чтобы ходить за мной по пятам, мы бы что-нибудь придумали.

Она не слишком была рада сказке, вместо хорошего ответа, которая, впрочем, больше показывала гаэтцев, как приверженцев странных суеверий, чем толком объясняла что-то.
-Похоже, что это старая история, жрица. Вы верите, что Дамиан всё ещё жив и всё ещё намерен преследовать Гаэту? Интересно послушать историю об Иная, но не хотелось бы Вас ещё больше отвлекать в этот день.

Хотя Трин не до конца понимала, куда направить свои силы, она чувствовала, что здесь она не слишком полезна, потому она заняла себя тем, что пыталась разговорить жриц или стражу, на тему Иная и политических отношениях между Гаэтой и Эркаратом.

Первый стражник заговорил дерзко, что изумил Меланфа. Изумил тем, что во-первых, позволил это к своей персоне, представителю князя, пусть и остававшегося пленником в империи. Во-вторых тем, что позволил грубость в ответ на любезное обращение самого Меланфа. Молодой человек успел нахмурить брови, но его опередил напарник, более старый и опытный, и в его словах была толика мудрости. Речь последнего буквально сняла язвительные слова с языка Меланфа, он кивнул стражникам, вернул себе благостное настроение, и принялся размышлять и вспоминать детские сказки. С собой он привез двоих, однако едва ли в эркаратке могли узнать последователя Дамиана. А вот в Араше, непонятном смуглом с явно южной внешностью... Меланф едва сдержался, чтобы не фыркнуть за спинами у стражи. Араш действительно подходил под описание страшного незнакомца, явившегося под священный праздник давным давно на Гаэту. Но это по прежнему было весьма забавно...

Эти ребята не принимали решений, они лишь могли отвести его к тому, кто принимает решения. Он ожидал увидеть старую пожилую прорицательницу, обычно именно их он видел в местах скоплений, и именно такой типаж почетной бабли представлялся Меланфу наиболее влиятельным и значимым. Однако появление Аэллы, в которой он узнал родную сестру Инайа было для него очень большим сюрпризом.

- И тебе долгих лет и добрых людей на твоем пути, сестра, - искренне обрадовался Меланф молодой женщине. - К сожалению, обрадовать тебя сегодня я не могу, впрочем и огорчать тоже не буду. Господин здоров, но глубоко несчастен будучи в империи. И сейчас он, к сожалению, остался там совсем один. Я каждую ночь желаю ему сил и терпения, но вокруг него много врагов. Я тут от его имени с поручением от него самого для владыки Дамирианы, а поручение мое весьма простое - доставить человека, которого вы приняли за последователя Дамиана, к Демиру пред собственные очи. У него послание от господина, и только этот человек знает его. Он с юга, и искал свое происхождение здесь, в Гаэте. Я был против его присутствия здесь, но это была воля господина. Мне необходимо доставить послание Дамиру во что бы то ни стало.

Меланф смотрел Аэлле прямо в глаза.

- Уна, слугам не пристало командовать господами. Да и доставка не будет важна, если помру. - пожал плечами гонец, сразу после того, как холодная вода скользнула в горло. То ли уже начало что-то действовать, то ли прикосновение в самом деле могло исцелять, но Араш приободрился и даже смог избавиться от заикания. Пусть на время, пусть это будет стоить потом пары сотен ударов сердца лищнего бреда. Но все это показалось курьеру весьма важным.
- Страшные у тебя сказки, знахарка. И слабо понятные. Кто из этих двоих был пресловутый Даминиан? Если слепец, то... скажи не будь его в вашем городе и приди второй его разыскивать, ваши мужья отвечали бы иначе? Скорее всего, нет. Тогда бы все и полегли, потому как слепец не вступился бы. Но он вмешался и уберег хоть кого-то. Где тут предательство? Если же Даминиан второй пришелец, то предательства опять же в чем? Он пришел убивать и он убивал.
Гонец с тоской покосился на пустующую глиняную чашку и добавил:
- Не воспринимай всерьез все, что вынесет ивовый отвар из моей пустой головы. - тусклые глаза вестового стали еще темней перед тем, как спрятаться за веками. - Хоть и не все сказки таковыми целиком являются, знахарка.

Меланф
- Что должно такого случиться, чтобы Инайа потерял всякую осторожность? – вспылила жрица, но не позволила себе ничего, кроме этой вспышки гнева. Меланф определенно не был тем человеком, кому позволено видеть госпожу взволнованной, и точно – не тем, кому она показала бы испуг. - Мой брат вернется в Дамириану через несколько дней. Вам позволят добраться туда и встретиться с владыкой Демиром. Затем, если он не убьет твоего спутника или не возьмет под свое покровительство, Араша заберет храмовая стража. Мне передали, что у него послание для меня; выходит, это была ложь. Обычное дело для тех, кто идет путем Дамиана. Тем не менее, пока этого не случилось, мы обещали ему помощь. Возьми. Лекарство для южанина, пусть пьет дважды в день по одной порции. Амулеты разделите между собой.

В руки Меланфу легла резная шкатулка. Внутри оказались два ряда маленьких скляночек непрозрачного стекла и три одинаковых серебряных подвески в виде крылатого коня – не только герба Демира, но и негласного знака всей Гаэты. Здесь конь безмятежно спал, свернувшись в траве и укрывшись крылом.


Трин Халонен
Эркаратской красавице без труда удалось завязать разговор – храмовая стража или нет, а гаэтцы, как и любые другие мужчины, не слишком-то долго могли сохранять хладнокровие, когда она сама предлагала беседу. И хотя Трин видела, что ей не доверяют, и, конечно, не расскажут всей правды, не занятый присмотром за Арашем рыжий стражник был готов болтать о чем угодно до тех пор, пока это занятие позволяло ему безнаказанно разглядывать женщину, в которой кожа, волосы, осанка все же выдавали происхождение отнюдь не из рыбацкой деревни.
- Гаэта – самая преданная империи провинция, - вещал он, не краснея. – Мы не пожалели даже брата архонта Демира, чтобы доказать свою верность. Если бы старший брат архонта Кратиппа был жив, то владыка Мирринны тоже бы удостоился честь быть при дворе владыки Дьярни. Может быть, стал бы советником. Но увы, брата Кратиппа убили, нарушив священный закон гостеприимства, в разбойничьем гнезде Найя, а сыновей у него не родилось. Что до Инайа, то мы знаем лишь, что он давно оторван от родины и народа.

Араш
- Он был слепым, да, - задумчиво проговорила знахарка. – Правда, если подумать, по-настоящему слепы были мы. Ведь именно этот человек, принесший беду и разрушение в наш родной край, стал любимым учеником одного из богов, а затем предательски убил его во время битвы.
Она еще поразмыслила, и проговорила довольно мягко.
- Ты можешь подумать, чужестранец, что мы жестоки, если готовы прогнать или убить тебя из-за одной только веры. Это, возможно, правда. Но правда и в том, что Дамиан играет памятью, волей и судьбами своих слуг… Или, точнее будет сказать, своих жертв, так же легко, как ребенок чертит палочкой рисунки на песке. Ты опасен, как разносчик чумы. И до твоего появления здесь мы не знали, что он способен порабощать иноверцев.
Араш услышал, как скрипнула дверь, и приоткрыв глаза, увидел на пороге ту самую жрицу с рыже-золотыми волосами, что вещала на площади. Она поглядела на него сурово и холодно, но не пожелала войти – сделала в воздухе хорошо знакомый южанину знак, отвращающий беду, и ушла, так и не переступив порога.
Вскоре вместо нее явилась девочка, которую отправляли за отварами, но принесла она кое-что другое: небольшой пузырек мутного стекла с притертой крышкой. У зелья в пузырьке не было ни особенного вкуса, ни запаха, словно Араша заставили выпить воды, но уже вскоре он почувствовал, что лихорадка отступает. Он все еще был больным, может быть, смертельно больным, ему бы отлежаться в тепле и покое, но чувствовал себя достаточно бодрым, чтобы стоять, идти и даже ехать верхом, не будучи привязанным к лошади и не падая с нее каждые пять шагов. В голове прояснилось, хотя мысли были медленными и неуклюжими, но внутри Араша словно натянулась струна, готовая лопнуть от грубого прикосновения или чрезмерного усилия, и оборвать тем самым его жизнь.

Другого Меланф не ждал. Несмотря на влияние жриц на общественную жизнь, вмешиваться в политику правителей жрицы позволяли себе редко. Их волновали души отдельных представителей, но целая Гаэта принадлежала лишь владыкам. Тем не менее, Меланф и бровью не показал своих мыслей. Вместо этого он был сама учтивость:

- Благодарю тебя, госпожа. Мы сим днем поинем гостеприимные покои жриц, но в течение следующих дней, пока сам владыка не решит судьбу этого гонца, я не буду спускать с него глаз, чтобы возможное зло черной души Дамиана не проснулось во всю силу в этом человеке, - Меланф говорил серьезно, насколько это мог, и даже не переигрывал. Следующие дни по плану должны были пройти прямо так.

- Я передам твою мудрость, сестра, архонту, хотя право я был удивлен, увидев и познав мудрость жрецов, но ещё более удивлен и обрадован, - лишь только тут Меланф позволил себе улыбнуться, - друга моего детства. Но злоупотреблять гостеприимством друзей я не буду, мы отправимся к архонту Севера не медля ни минуты.

Меланф убедился, что отличительных знаков было три - ага, значин и Уна находится здесь, что же это было к лучшему. После чего молодой человек высказал желание увидеть своих спутников.

- Веры? - уточнил курьер, когда знахарка уже почти вышла из помещения и больному оставалось лишь провожать её взглядом. - В какой момент вера становится знанием, лекарь?
Оставив девушку подумать над этим, Араш смог, наконец, вернуться к собственным мыслям. Подумать в самом деле было о чем. Например, об огромном количестве следов родной земли, которые явственно видны тут, будто кто-то умышленно развесил указатели "Смотри сюда, иди сюда, здесь то, что тебе нужно!" при этом того, что в самом деле нужно, здесь едва хватало самим. Мысли вяло потолкались друг об дружку прозрачными боками, лопаясь и распадаясь, словно пузыри в пивной пене. Осталось только несколько самых навязчивых и крепких.
Первая была связана с той самой холодной ладонью знахарки. Нет, определенно, не должны они уметь делать то, что все же делали. Даже оставленный позади дом не мог похвастаться подобными знаниями, а ведь сам Владыка... Араш отогнал от себя эти воспоминания. Не время, да и не понятно, насколько хороши эти жрецы в том, что себе приписывают. Некоторые слова лучше не произносить, а руны не рисо... Недопитое зелье замерло у губ и гонец медленно, будто продавливая рукой невидимую стену из трясины и лебяжьего пуха, отвёл чашку от лица. Услужливая память как хороший постановщик в зале с единственным зрителем, развернула картину, когда один из братьев-близнецов, его Владыка, по-мужицки усевшись прямо на горячий песок и подогнув под себя ногу, прямо на том же самом песке рисовал палочкой свои приказы. Картинка сменилась и уже не крепкие и знающие что такое труд пальцы, а рука куда более тонкие пальцы Инайа рисовали нечто на мокрой и притоптанной земле сада и за всем этим, тихий, мягкий голос знахарки добавил: "...как ребенок чертит палочкой рисунки на песке.". Араш запнулся, не закашлялся, но пару раз крякнул и допил зелье. Он на верном пути и события складываются пока именно так, как нужно. Уверенность, что он найдет то, что ищет, придавала сил и гонец притянул к себе свою новую рубашку. Знать бы, что вода ледяная, ни за что не полез бы подтапливать тело, потому как в таком холоде тело не успеет всплыть до того момента, как будет изъедено морскими жителями. То есть, несколько седмиц.
Вторая мысль была куда прозаичней. Он, Араш, сейчас потерял всякую возможность идти туда, куда хочет, вместо того, чтобы лежать там, где скажут. Именно сейчас можно ускорить поиски, начать распрашивать людей, хотя бы краем глаза зацепить текст того самого Покона и двинуться, наконец, дальше, на север.
- Движение вперёд, Араш, может быть и движением по кругу. - заключил вестовой, натягивая рубаху на себя.

Меланф, Араш и Трин покинули южную столицу за несколько часов до заката, двигаясь трактом против полноводного течения реки спешащих вернуться в город людей. К наступлению темноты они миновали несколько деревень и остановились на ночь в последней перед фортом на реке Мирре: несмотря на то, что имперский порядок в провинции был установлен десять лет назад, и сейчас никто не сомневался в способности архонта Кратиппа этот порядок поддерживать, здесь и заканчивались те немногие плодородные земли, на которые расщедрился неведомый создатель, когда лепил из базальта этот остров, а вместе с ними заканчивалась и безопасность, достаточная для того, чтобы юный воин, обремененный больным и девицей, мог путешествовать по ночам. Они наткнулись на несколько патрулей, для которых у Меланфа было столько бирок на любой вкус, что не понадобилось даже приплатить серебром за то, чтобы не тратить время на вопросы.

Вскоре после того, как они миновали форт, под ноги коней вместо новенького тракта легла широкая гать. Она вилась бесконечно посередь отнюдь не чахлых деревьев. Может гать и гуляла где-то под ногами, но спокойно выдерживала лошадь. Лес то наваливался на путников, то отступал, но вскоре стали появляться вырубки, а к тому времени, когда начали наваливаться сумерки, разъезды воинов с флажками и знаками сменились дозором хмурого мужичья. Найское ополчение. Для этих бирки не стоили ни медяка, разве что переплавить, и расспрашивали здесь придирчиво кто едет, куда, да зачем.
Найя – большое и богатое село, не меньше сотни домов, тесно прилепившихся друг к другу, село, выросшее на месте древнего торжища, превыше всего ценила свою независимость и от Демира, и от Кратиппа, и даже от эркаратских владык, ежели только те не хотят отправить свое воинство переходить болота вброд, натыкаясь на заботливо поддерживаемые в порядке ловушки, а потом штурмовать укрепленное селение.
Однако, хотя за глаза Найя славилась как прибежище разбойников, контрабандистов и прочих отбросов, в лицо местным жителям говорить такого было не принято, а то ведь могут обидеться и заломить цену за свои товары или вовсе не пустить на торг.
Убедившись, что с отряда Меланфа не за что даже взять торговую пошлину, и вмешиваться в здешние игры купечества, сбивая цены, эти трое не могут, поскольку продать могут разве что своих коней или шапки, ополченцы беспрепятственно пропустили чужаков внутрь. Желающих заработать монетку, пустив на постой богатых и притом довольно приличных господ, даже без охраны, в Найя всегда было в достатке, и если кому-то не хватало места на постоялом дворе, то постоялым двором охотно становился любой другой дом.

Меланф запомнил Дамириану как высокий деревянный терем с прилепившемся к нему селением, но, возвращаясь сюда десять лет спустя, сперва услышал ее, и только потом увидел, потому что бесконечные подводы с камнем, в поток которых влились всадники, когда дорога вильнула хвостом, огибая гору, и впервые сделалась прямой, как стрела, поднимали такое облако пыли, что разглядеть через него северную столицу издали нечего было и мечтать. Зато звуки обширной стройки разносились далеко и отчетливо. Подъехав поближе, путники увидели, что кто-то решил, верно, потратить целое состояние на то, чтобы в кратчайшие сроки окружить свое владение каменной стеной.
Однако, зайти за эту стену им не позволили. Командир первого же встречного близ родового гнезда разъезда Демира долго рассматривал троицу, изучал бирки, морщил лоб, принимая какое-то решение, долго подбирал слова, глядя на южанина и эркаратскую женщину, но в конце концов сказал, обращаясь к Меланфу, поскольку остальные гаэтцами не были:
- Владыка Демир сейчас в отъезде. К завтрашнему полудню мы ожидаем его возвращения по вон той дороге против течения Серемыша. Ваш отряд отмечен доверием Инайа, потому вы вольны подождать архонта в Дамириане или поехать ему навстречу.
Тем временем по знаку командира двое из пятерки патрульных оживились, но не с тем, чтобы хватать и вязать, а засобиравшись в дорогу – один так же знаком обменял свою полупустую флягу с водой на полную у товарища, другой спешился и принялся проверять амуницию своего коня.
Мимо них с невыносимым скрипом, хрустом и глухим металлическим бряцаньем проехала в сторону Найа тяжело нагруженная телега в сопровождении пары купцов-эркаратцев и троих охранников. Тот, кто сидел на козлах, уставился было на Трин, но быстро вспомнил, что не ищет неприятностей и отвернулся.

Араш

Араша больше не донимали обвинениями в служении темным врагам людей, но после того, как он повесил на шею оберег, переданный госпожой Аэллой, посыльного преследовало постоянное ощущение взгляда в затылок. Но, хотя зелья из ларца помогали ему не падать с лошади и даже быть весьма уверенным в своих силах, Араш не мог вычислить наблюдателей. Конечно, чем дальше уезжали они от портовой Мирринны, тем больше внимания привлекала его темная кожа и диковинная прическа, но от людей последный сын Кибаха не видел никакой враждебности, только любопытство, и что-то подсказывало ему – не будь в его спутниках человека Инайа, это вряд ли бы что-то изменило к худшему, поскольку грабить у южанина было нечего. Меланф был причиной, по которой любопытство местных ограничивалось взглядами – подходить и расспрашивать Араша о его диковинной родине и, несомненно, долгих странствиях, люди остерегались. Знать о том, какие дела собрали вместе человека Инайа, южанина и эркаратку, было небезопасно.


Трин Халонен
Будучи весьма образованной юной особой, госпожа Трин, конечно же, знала, что империя Эркарат населена людьми весьма редкой и бедно по сравнению с юными странами: холодная и суровая природа не могла многих на малом клочке земли. Но в еще более скудной на прокорм, топливо и прочие блага Гаэте, казалось, собралось немногим меньше народу, чем в доброй половине материковой части империи. Этого было достаточно, чтобы понять истоки вражды между побережьем и островитянами – сейчас Гаэта не бедствовала, но случись любое бедствие, и живущим здесь людям было попросту негде жить и нечего жрать.
Однако, имя князя, которому служил Меланф, отлично предостерегало местных от мыслей о решении своих проблем за счет этой троицы.

Трин сидела верхом по левую руку от Меланфа, пока тот объяснялся с разъездом на подходе к Дамириане, и пока некоторые из воинов разглядывали ее саму, имела возможность смотреть по сторонам. Она издали увидела запряженную парой лошадей телегу, которая уже спустилась с горы и теперь катила по дороге, словно возница опаздывал на пожар или по меньшей мере на свадьбу. Но несмотря на его спешку, повозка шла тяжело и на ходу издавала характерное металлическое бряцанье, намекающее на то, что под соломой и рогожей спрятаны отнюдь не черепки и не веники. Занятые посланниками, воины Демира не обратили на телегу должного внимания, несмотря даже на то, что правил ею эркаратский купец, и еще один шел рядом, образуя охранение с тройкой гаэтцев.
Возница поднял голову, покрытую шапкой с лисьей оторочкой, и на мгновение Трин встретилась с ним взглядом.

Трин тоже не собиралась копить неприятности, потому проводила телегу взглядом, продолжая наблюдать за тем, как местный народ ведёт между собой дела.
Светловолосая девушка была бы не против спрыгнуть со своего места, немного прогуляться и погладить гриву лошадке впереди, но паранойа, не отпускающая её с первых дней вне родного дома, приковывала к месту поблизости к своим вынужденным союзникам.
После того, как разговор с распорядителем был окончен, она обратилась Меланфу
-Они ведь пропустили без досмотра ту самую телегу. Не могу сказать, что разбираюсь в этом хорошо, но интуиция мне говорит, что скрипит она, потому-что перегружена железом. А спустилась она по горной дороге, куда нам предлагают прокатиться, чтобы приблизить решение твоих дел. Эти милые парни точно не могут хотеть заиметь честь поиграть с посланником Инайа в кости лично или прикарманить все твои драгоценные бирки?

Меланф размышлял, да и было о чем подумать. Военные приготовления были видны невооруженным взглядом, против кого решился воевать Демир, не составило труда понимать. Оставался лишь один вопрос - Инайа, едва ли племянника оставляли на верную смерть в Эркарате. Это стоило хорошенько обдумать, а возможно получить дополнительные сведения. Возможно и к лучшему, что владыки сейчас нет на месте.

Меланф уже принял решение:
- Мы остановимся в Дамирианне, дорожная слабость тому виной, и я очень надеюсь, что нам удасться порадовать завтра архонта счастливыми новостями от моего господина Инайа.

Без всяких сомнений, архонту донесут об этом. У них оставалось немного времени, чтобы прояснить ситуацию. Он задумчиво посмотрел на Уну, а потом перевел взгляд на повозку, на которую девушка обратила внимание. Становилось все интереснее и интереснее. Он улыбнулся девушке и мотнул головой.
- Мы остановимся в городе, Араш болен, а тебе... я полагаю благородной деве эркаратской семьи не мешало привести себя в порядок, чтобы предстать перед владыкой севера в полном блеске, не так ли? Ведь если есть возможность, ею стоит пользоваться...

План

Поселиться с шиком где-нибудь поблизости приёмной архонта

После Кригъяра и всех городов, которые Меланф повидал, когда они с князем мотались по империи вместе с Бьярте, Дамириана, которую он помнил, могла бы показаться ему деревней. Но не показалась, потому что прежней Дамирианы больше не было.

Княжеский терем еще стоял, только оброс пристройками и надстройками со всех сторон, а деревня уже почти полностью превратилась в городок, вперемешку каменный и деревянный. Постоялых дворов и лавок в нем теперь стало едва ли не больше, чем жилых домов, а жители удивлялись разве что темной коже Араша, не обращая на остальных никакого особенного внимания. На госпожу Уну пялили глаза, как на всякую красивую женщину, чья охрана не внушала мысли о том, что лучше бы смотреть под ноги. К путешественникам и чужакам здесь привыкли.

Меланф не узнавал никого, сколько бы ни вертел головой подобно сове, сколько бы ни вглядывался в лица. Прошло десять лет. Те, кого он знал детьми, давно выросли, те, кто был взрослыми – постарели, и в каждом прохожем можно было узнать знакомые черты, но нельзя быть уверенным, что именно эта женщина – действительно мать твоего друга, с которым играли вместе, а этот темноволосый мальчишка, предводитель ватаги сорванцов лет шести – не твой ли собственный родич, а то и младший брат?
Дома из своих воспоминаний и снов Меланф не нашел. На том месте, где он стоял когда-то, теперь выросла целая торговая улица. Прохожие, не узнавая его самого, подсказали, что Беллерофонт живет теперь на пригорке, вон в том доме с двойной крышей и башенками. И за высоким забором. Давно ли? Да уж лет пять как переехал.

Они без труда нашли постой – постоялые дворы Дамирианы предлагали теперь как отдельные комнаты для богачей, так и место на лавке для тех, кто попроще, а хозяева эти дворов не задавали слишком много лишних вопросов. Времени до предполагаемого возвращения Демира с лихвой хватало и на то, чтобы отдохнуть, и на визит к родным и близким, и на то, чтобы превратить Уну обратно в госпожу Уну, заслав ее в торговые ряды. Но едва Меланф и компания успели забросить вещи в свои комнаты, как снаружи послышался шум.

По главной улице Дамирианы торжественно и неторопливо двигался отряд из сотни воинов со знаками грифонов на щитах и пряжках плащей. Знамена, в которых достаточно разбирались все трое, подтверждали догадку: это прибыли еще одни гости из Миррины. Конных было всего пятеро – Таламон Экрет собственной персоной, молодая женщина, чьи красиво уложенные волосы сияли на солнце медью, гаэтец со значком начальника охраны и двое эракаратцев.

- Господин добр. - констатировал Араш, когда господин Меланф учел состояние своего слуги. И пусть ничего не изменилось в лучшую сторону и затаённый жар из глубины тела продолжал разгораться, голова посланника была свежа, как редко бывало. Эта самая свежая голова могла только порадоваться, что господин осторожно избежал простой и незатейливой ловушки. А потому, слуга спокойно спешился, взял под узды свою лошадь и госпожи, которая упорно гнула линию простолюдинки без рода и имени и повёл все эти ценности и драгоценности куда Меланф указал.
Работа работой, но ничто не мешало Арашу крутить головой и смотреть, да слушать. Взгляд равнодушно скользил по торговым лоткам с праздничными пирогами, да рулонам некрашеной шерсти, по скудным охотничьим принадлежностям, да костяным бусам с яркими, будто взятыми из самого сердца Солнца, янтарными шариками... И железа, про которое чуть позже сказала госпожа, не видел. Кость, дерево, иногда бронза, даже камень, но только не железо и, тем более, не сталь. Почему? Несколько лавок, продающие ножи, на которые Араш в иное время и не взглянул бы, собирали минимальное внимание. Так не может быть в месте, где есть много мужчин. Ну не могут волосатые и бородатые пройти мимо оружия, которое и инструмент в работе и незаменимый помощник в пути и верный друг в беде. А тут на тебе, внимание помножено на ноль. Курьер озадаченно изучал ряды с корзинами мороженной и сушеной рыбы, солонины и тугих кос копченого сыра и всё больше склонялся к тому, что смотреть здесь не на что. Надо слушать. Говорили же здесь сразу на трёх языках. Имперский, торговый и местный, причем с последнего перескакивали сразу, как только он оказывался на расстоянии возможного участия в разговоре. Неужели такая выдающаяся личность у этих чесночных бородачей? Араш молча улыбнулся себе под нос, спрятав улыбку за потиранием носа. Грядут удивительные открытия!
Ещё больше Араша удивила реакция на Уну. На неё смотрели не больше, но и не меньше того, что заслуживает красотка в большом городе, но вспомнить стоит КАК сложно было попасть сюда, на север! Если Араш ничего не перепутал, попасть на острова можно было только тем путем, которым он сюда и приплыл, а, значит, многие эркаратские дамы, даже реши они сюда приплыть, не смогли бы здесь быть и затереть восприятие местных. Что это значит? Ооо, эти игры Араш знает, эту музыку он слышал. А потому его интересовали больше те, кто не слишком пялился на Уну, хотя по всему должен был. Это скорее всего соглядатаи, лица которых курьер постарался запомнить. Никто не знает, когда и что может пригодиться.
...
Процессия приковывала взгляды. Двигаясь нарочито неторопливо и уверенно, она заставляла себя изучать, что Араш и делал, не скрывая своего внимания и краем сознания сравнивая реакцию местных на приехавших. Оказался он, правда, рядом с господином, коротко глянув на того, мол, приказывай, благородный.

Наблюдая за прибывшими, Меланф не мог не удивиться. Он встал рядом у окна так, чтобы разглядеть то, что происходило за окном, а за окном происходило неведомое. Он подозвал Араша и жестоми показывая тому не появляться в оконном проеме начал размышлять вслух.

- Это Ранд, из личной гвардии самого императора. Он выглядит почтенным и желанным гостем здесь, так что всё, что мы тут видели едва ли может быть неизвестно самому императору. Но для чего... - молодой человек задумался. В любом случае, сейчас им не стоило попадать на глаза кому-либо до тех пор, пока детали всего станут понятными. - Араш, и тебе Уна, мне кажется, тебе особенно, - Меланф усмехнулся, - лучше не попадаться на глаза этому человеку... хотя я думаю, что твоё появление на севере уже давно не секрет для императора, пока мы не выясним, что здесь происходит, это не будет самым умным решением с нашей стороны. Но если этот человек принимал участие в твоём...ммм..освобождении, он сделает все возможное, чтобы выполнить свою недоделанную работу...

А ведь ещё в Миринне Меланф хотел предложить девушке сменить её одежду, испачкать чистые волосы и благородную кожу, чтобы сбить со следа возможных соглядатаев. Возможно тогда это было ошибкой, вряд ли это стоило делать уже сейчас. Тем не менее, Меланф озвучил и это.

Внимание молодого человека по время разговора привлекала молодая женщина, сопровождавшая Таламона Экрета. Это должно быть Ксанфия либо же одна из дочерей Экретов, что моно было бы понять по внешнему сходству и поведению Таламона в отношении дамы. Меланф старался не упустить этих мелких деталей, чтобы сделать правильное суждение.