ножом в живот почти беременной женщине!!!

Черт побери все незнакомые города! Их улицы похожи одна на другую и ведут в никуда, везде надписи на непонятных языках, а когда надо спросить дорогу, кругом ни души. Люди вы где?! Ау! Никого. Мерзкий холодный дождь и темнотища - не горит ни один фонарь. Комендантский час? Экономят? Фонарщик был должен зажечь, да фонарщик тот спит?
Угораздило же нас сломаться именно в этом городе! В ремонтных работах от меня вреда больше, чем толку: найти порванное магическое волокно, сварить муфту или настроить шлюз для преобразования потоков я не сумею, зато буду лезть с вопросами, нажимать не на те кнопки и ругаться с гремлинами-монтажниками из-за криво, на мой взгляд, проложенных кабель-каналов.
- Иди, погуляй, - прогнал меня шеф, - купи себе магнитиков с видом города.
Вот тебе и погуляла. Я зябко поежилась. Хорошо плащ захватила, но в ботинках уже хлюпает вода, и чулки вымокли до лодыжек. А сырая юбка, противная, как невычитанный текст, липнет к ногам. Брр. Зубы отбивают чечетку. Хочется есть, ужасно хочется есть. Еще чуть-чуть и начну стучаться во все дома подряд.
- К аборигенам не лезь, - предупреждал шеф. – Неприятности нам не нужны.
Я бродила по бульварам, наслаждаясь теплым осенним деньком, шуршала сбившейся у поребриков листвой, любовалась непривычной архитектурой, рассматривала статуи неизвестных мне героев, крошила с горбатых мостиков уткам предусмотрительно захваченный пирожок - надеюсь, начинка им понравилась. Я очень старалась вести себя незаметно.
Шла себе, шла, и была уверена, что вот-вот, за следующим поворотом я выверну к знакомым местам, но улицы заканчивались тупиками, небо в колодцах дворов быстро темнело, первая капля дождя оставила мокрую точку на моей одежде, точнее на моей надежде добраться до своих. Вот тебе и привет! Заблудилась.
Мрак и ливень упали на город стремительно, как филин на полевку. Город мгновенно опустел. Горожане попрятались в дома, захлопнулись двери и ставни, ослепли зашторенные окна. Унынье и тоска растекались в воздухе, скрадывая краски и приглушая звуки. Из подворотен дохнуло холодом. Отяжелевшие листья пятнали мостовую, делая ее похожей на змеиную чешую. Водяные потоки, с утробным бульканьем, устремились в стоки, навстречу им из-под канализационных решеток выползал волглый туман. Я сморщилась - в нос шибануло запахом тухлой рыбой и нечистот.
И вдруг - О чудо! – впереди, как свет маяка, сияющая вывеска. Таверна! Люди! Еда!
Оскальзываясь на мокрых камнях, я подбежала к дому и, прежде чем войти, на всякий случай, заглянула в окно. Ах! Какая славная компания собралась в комнате! Люди и не только. Кажется вон там какая-то пушистая зверушка. Светится голубоватая сфера на ладони мужчины. Впервые такое вижу! Девушка играет на рояле. Звука не слышно. Лишь чуть-чуть вибрирует стекло. Но я верю, что мелодия прекрасна! Она не может быть иной! Мне надо сюда! Здесь меня поймут, накормят, согреют. Как назло дождь бьет в стекло, мешая рассмотреть подробности, но ничего сейчас я войду и все увижу сама. Я протянула руку к двери.
Сзади раздался хлопок. Яркая белая вспышка на миг затмила теплый свет окна и высветила потемневшие от дождя камни, пилястры, похожие на стволы деревьев, статую музы в простенке второго этажа. Уже зная, кого увижу, я неохотно повернулась.
- Нев, ну, сколько можно тебя ждать? – пробурчал шеф. – Быстро в портал. Тролли договор прислали. Надо вычитать. Хватит бездельничать. Пора работать.
С тоской я оглянулась назад. Передо мной пустая темная площадь в окружении непроницаемых глыб домов. Лишь тусклый свет из нескольких окон позволяет разглядеть мокнущие под дождем прилавки, кучки мусора, копошащихся крыс. Дом исчез. Да был ли он? Может быть мираж? Ловушка? Волшебство?
Не случилось – мелькнула и погасла мысль.
- Не страшно гулять одной? – спросил шеф, отряхивая с рукава морось. – Хотя, кого вам – кровопийцам - бояться.
Я провела языком по клыкам и сглотнула. А магнитики в этом городе не продавали.

Александр Галич

Я считал слонов и в нечет и в чет,
И все-таки я не уснул,
И тут явился ко мне мой черт,
И уселся верхом на стул.

И сказал мой черт: - Ну, как, старина,
Ну, как же мы порешим?
Подпишем союз, и айда в стремена,
И еще чуток погрешим!

И ты можешь лгать, и можешь блудить,
И друзей предавать гуртом!
А то, что придется потом платить,
Так ведь это ж, пойми, потом!

Аллилуйя, аллилуйя,
Аллилуйя, - потом!

Но зато ты узнаешь, как сладок грех
Этой горькой порой седин.
И что счастье не в том, что один за всех,
А в том, что все - как один!

И ты поймешь, что нет над тобой суда,
Нет проклятия прошлых лет,
Когда вместе со всеми ты скажешь - да!
И вместе со всеми - нет!

И ты будешь волков на земле плодить,
И учить их вилять хвостом!
А то, что придется потом платить,
Так ведь это ж, пойми, - потом!

Аллилуйя, аллилуйя,
Аллилуйя, - потом!

И что душа? - Прошлогодний снег!
А глядишь - пронесет и так!
В наш атомный век, в наш каменный век,
На совесть цена пятак!

И кому оно нужно, это добро,
Если всем дорога - в золу...
Так давай же, бери, старина, перо
И вот здесь распишись, в углу!

Тут черт потрогал мизинцем бровь...
И придвинул ко мне флакон...
И я спросил его: - Это кровь?
- Чернила, - ответил он...

Аллилуя, аллилуя
- Чернила, - ответил он.

1969

«Слово» Николай Гумилев

В оный день, когда над миром новым
Бог склонял лицо свое, тогда
Солнце останавливали словом,
Словом разрушали города.

И орел не взмахивал крылами,
Звезды жались в ужасе к луне,
Если, точно розовое пламя,
Слово проплывало в вышине.

А для низкой жизни были числа,
Как домашний, подъяремный скот,
Потому что все оттенки смысла
Умное число передает.

Патриарх седой, себе под руку
Покоривший и добро и зло,
Не решаясь обратиться к звуку,
Тростью на песке чертил число.

Но забыли мы, что осиянно
Только слово средь земных тревог,
И в Евангелии от Иоанна
Сказано, что Слово это — Бог.

Мы ему поставили пределом
Скудные пределы естества.
И, как пчелы в улье опустелом,
Дурно пахнут мертвые слова.