Корабль напоминал скелет кита. Так его обрисовали бортовые компьютеры – из-за газового гиганта под боком часть техники сошла с ума.

Царь морей проплывал над разноцветными волнами. Безмятежно, будто вокруг вода, воздух, солнечные зайчики и настоящий мир. Красиво. Но неправда. Даже дома у меня не получилось бы поверить, что мёртвое может притвориться живым, если булькнуть его в воду.

А передо мной, судя по присланной автоматом маркировке, обычный межзвёздный крейсер – из тех статусных прогулочных махин, на которые покупали билеты не ради «прогулок». По крайней мере, был. До момента, пока не начал распылять сигнал СОС. Остался ли он прогулочным – вопрос.

Бывало, всякие отморозки маскировались под потерпевших крушение праведников. Поэтому в далёких далях, где редко пролетала нога человека, к «СОСам» относились с опаской. Настолько, что не реагировали.

А с крейсера никто не отвечал, кроме автоматики.

Стоило ли рисковать, если на мой сигнал никто не рискнёт? Раз уж я здесь, получается, ответ очевиден. Но осторожность не помешает.

Кит плыл вокруг гиганта. Почему-то представлялось, как он медленно отталкивается плавниками, которые остались даже на скелете. Ещё чуть-чуть – он скроется от фотонов местной звезды. Ещё чуть-чуть – для него наступит затмение, и восторжествует энергия световых батарей. Ещё сильно чуть-чуть – и его проглотит неизвестность внутри планеты.

Если на крейсере некому следить за фоном, то система этих самых батарей сойдёт с ума так же, как мой компьютер. Малые пасудины – в смысле летающие паскудины, – в отличие от Китов не могли долго выживать рядом с гигантами. Хотя данные, что на крейсере начались перебои с энергией, получить я смог. Значит, там и правда что-то вроде аварии. Или это очень качественная маскировка – он не только погас, но и реально падал. Следующего затмения для него не будет.

Я так вовремя, что аж не верится...

Взлом, камера, мотор! Не бойся, Кит, здесь спасатель. Точнее, тот, кто притворился спасателем, но ты же мне поверил. В любом случае, я честно прилетел на сигнал СОС. И если мне сильно не повезёт, кого-нибудь да спасу. Но вряд ли на крейсере, где отвечала только автоматика, мне не повезёт.

Шлёп по кнопкам шлюза, дальше – темнота. Неизвестность. Начался квест «Прорисуй комнату». Если всё-таки ловушка, то у меня будет преимущество, о котором ловушечники не догадываются.

Датчики передали: препятствие справа, расстояние – два, высота – один, ширина – пять, цвет – серый. Стол. Или очень законспирированный стул. Тепловых следов нет. Света нет. Но свет и тепло я и без датчиков почувствую – быстрее среагирую. Если и были у меня слабости, то это приборы ночного видения, которые не оставляли тепловых следов. Но таких не встречал. А если б встретил, не узнал бы об этом.

Кит будет плыть в темноте где-то пятьдесят семь часов. Упадёт намного позже – я мог и ходить медленно, и проверять медленно. Даже на мёртвых кораблях, бывало, натыкался на неприятную «опасность», вот и осторожничал.

Странно мерить время часами, когда все уже считают оборотами. Несовременный я.

К слову, об опасности. (Хотя как «ожидаемое» может быть «опасным»?) Солнечные батареи-то повырубались, а вот то, что от них успело зарядиться, ещё некоторое время подвигается.

Забавно. Чем ты меньше, тем больше на тебя пофиг макро-силам вроде газовых гигантов. Хотя это ненадолго – можно сколь угодно сидеть под защитой крейсера, который принимал на себя «удары». Всё равно Кит упадёт в неизвестность вместе с содержимым.

Обходить автоматику, которая могла поднять тревогу, – легко. Обходить то, что могло прийти по тревоге, – ещё легче. Пусть им и не так мешала тень, как людям, но уж больно эта устаревшая дребедень шумела.

Я сам прилетел на устаревшей дребедени. В какой-то момент превращусь в такую же.

Комната ¬– звук. Комната – звук. Комната – звук. Везде что-то есть. Это напоминало блядский квест «Пройди лабиринт». Возвращаться в уже прорисованные комнаты – приятно, особенно, если там ничего не изменилось. Но работающей автоматики уж слишком много – раздражало. У меня ж не было карты. Да и как бы я на неё смотрел в кромешной темноте? Разве что навигатор к ней приспособить.

Мой маленький компьютер говорил через наушник, предупредил, что дальше – свет. Да я и сам почувствовал, намного раньше. Всё-таки реагировал я быстрее, не получалось у него заменить...

Свет нужен живым существам, а не Киту.

«А я тогда кто?» – спросил голос в голове. Это уже точно не компьютер.

Запахов не хватало, жаль, но снимать маску я не рискнул, мало ли где до этого шлялся местный воздух. Датчиков хватало только на «Кислород тут есть. Хочешь узнать о примесях и микробах – сам вдыхай, это не в моей компетенции».

Второе предложение я додумал.

Мои монстры скрывались не в темноте, но путь по свету – он без автоматики и противно жужжащих камер. Дальше искать или попробовать? Хотя я мог бы и через них пробраться – какая там система защиты у прогулочных крейсеров, фикция да и только. Вряд ли что-то опаснее роботов, которых для «очеловечивания» одевали в старую полицейскую форму. Настолько удачный маркетинговый ход, что противозаконных перформансов стало больше. Кто-то специально «призывал» робота, чтобы посмотреть на эту вопиющую несуразицу.

Зря, на деле вещицы достаточно опасные. Просто их «хозяева» учли ложные вызовы, кто-то даже для рекламы приспособил. Кто-то – при особой наглости «призывающих» – немного к другому приспособил.

Да в конце-то-концов, хватит стоять в нерешительности.

– Есть тут кто живой?

Или мёртвый, – чуть не добавил я.

Показалось, что спросить – наименее рискованный вариант из всех возможных.

– Я... Я... Я здесь одна, помогите... Я не знаю, как...

Голос детский, ближе к подростку, но подростки, когда напуганы, те же дети.

Я вышел на свет. Неужели научился ощущать его кожей? Хотя какая кожа, я ж в трёх слоях защитной одежды. Не знаю, зачем вышел, на секунду подумал, что так будет правильно. А в следующую секунду понял, что здесь я уязвимее.

Похоже, каюта. Совсем минималистичная – только сидеть, лежать и спать. Три до стола, два до стула, один до...

Судя по фигуре, девочка. Сжалась на полу у стены – даже не на кровати. Иногда детям кажется, что так безопаснее. Интересно, почему, никогда у них не спрашивал.

В руках – фонарик, явно фонарик. От него и светило. Направила на меня, точнее, на мои ноги. Выше поднять боялась? Вдруг я монстр. Или робот, который непонятно насколько сошёл с ума.

Ладно. Не ловушка. Отлегло.

– Чудовища не пропадают, если их не видишь, – заметил я. Маска чуть приглушила мой голос.

Блик. Жаль. Хотя почему жаль? Так проблем намного меньше. Зачем я тогда разговаривал?

Да ещё и рассказывал о чудовищах, которых надо «видеть».

Тепла нет, вибраций нет. Но...

– Тебя как зовут? – попробовал с другой стороны я.

– Мелани... – Она, наконец, подняла фонарик. Почувствовал, как по мне двигался круг от бесполезного пучка фотонов.

В маске я вполне мог напоминать чудовище. Но девочка не закричала, значит, не напоминал.

– Я здесь одна, света нет, – продолжила она, – иногда включается, но чаще пропадает. Давно. Может, и батареек скоро не будет. Это старый фонарь, он не заряжается.

Не такой уж и ребёнок, хорошо. Можно общаться более-менее на одном уровне.

– Снаружи тоже никого нет, только роботы, но они не включают свет почему-то... Я не сильно боюсь темноты... Если в других местах есть свет...

– Батареи быстро отключаются, – пояснил я. – Под звездой они хоть как-то фурычат, похоже, напрямик питают. Но стоит выйти – заряд теряют мгновенно. Поизносились, да и гигант рядом позитива не добавляет.

Какой там по правилам ресурс у солнечных батарей? Сколько тысяч циклов?

«Давно».

– Я здесь одна... – повторила Мелани.

Намек бы не понял только идиот. Или я, но я не чувствовал ни тепла, ни вибраций, поэтому специально не понял.

С другой стороны...

– Ты знаешь, как дойти... – я попробовал подобрать слово. – До такой двери, на которой много предупреждающих надписей, скорее всего, тебе про неё говорили, что даже смотреть в ту сторону нельзя. К ней ещё большую коробку подвозить должны были с проводами, и иногда шланги...

Дал максимально подробное и простое описание. Не помогло.

– А карты крейсера есть? – От своих батарей я мог бы запитать терминал и взять схему. Но чтобы найти терминал с картой, нужна карта. Иронично.

– Если покажу, выведешь меня отсюда? – Мелани быстро перешла к отношениям «Услуга-за-услугу». Быстро, но ненадолго: – Тут страшно.

Куда вывести? В открытый космос? Эх... Хоть бы один вопрос по делу.

– У меня есть корабль... – Но и без вопроса я попытался ответить. – Послушай, карта мне нужна, чтобы кое-что здесь найти. Можешь со мной, если хочешь.

– Я знаю где... Но надо пройти через мёртвого робота.

Как робот может быть мёртвым, а мёртвый может быть роботом? Наверное, вот так. Хорошо, что я не видел подробностей, но описания в наушнике хватило. Мелани со своим фонариком намного уязвимее для внешнего мира.

Невзлюбил я эту комичную полицейскую форму, ой, как невзлюбил.

– Ты – вор? – спросила девочка. – Пришёл сюда за их вещами?

– Можно и так сказать. Только ни у кого не ворую.

Прилетал на сигнал СОС. Никого не обнаруживал. Возвращался. Всё честно.

Бывало, проверял, что «обнаруживать» некого. Но прилетал честно.

Мелани, похоже, боялась «мёртвого робота». А по мне – живые опаснее. То есть функционирующие. Слышал их жужжание, далеко, за стенами и отсеками. Ничего в них такого не было. По одиночке. Их сила в количестве. А сколько их осталось на ходу, и сколько из этих «на ходу» сошло с ума, я не знал.

– Тут есть, что воровать? – малость отрешённо спросила Мелани. Всё ещё боялась подойти. – Видела украшения всякие, сумочки блестящие... Но это ж везде есть – их везде своровать можно.

– Потому и бессмысленно их воровать.

– Но воруют же.

– Не очень умные люди воруют.

– А ты хочешь украсть, что за той дверью, куда никого не пускают?

– Вроде того.

– Тогда ты умеешь взламывать двери.

– Вроде того. К чему ты?

– Там дальше дверь, не открывается. За ней коридоры, много коридоров, а за ними комнаты отдыха, большой зал и...

Всё проще. Я повернулся к роботу.

– Он откроет?... – спросила Мел ещё более отрешённо. – Да, у них же везде доступы.

– Отключи фонарик, если боишься.

– Чудовища не пропадают, если их не видеть, – повторила она мою фразу.

– Да, чудовища не пропадают.

Я подтянул робота к двери, раздербанил ему грудные пластины, вытащил, нащупал, снова вытащил. Даже если б тут и были уместны сантименты, всё равно не до них.

Заблокированные двери открываются, когда ситуация срочная. Робот уверен, что ситуация срочная, хотя он и «мёртвый». Дверь не уверена, что происходит, хотя она и дверь. Некоторое время решали, настолько ли срочная ситуация, чтобы открыться.

– Сезам? – спросила Мелани, голос прямо под боком.

– Ты уже не боишься мёртвого робота?

– Так он теперь не мёртвый, а просто робот.

– Логично. Проведёшь дальше? Но если я скажу остановиться или повернуть – сделай. Тут не только мёртвые роботы, но и немёртвые мёртвые роботы.

Ладно, теперь мёртвые роботы – мёртвые мёртвые роботы. Всё-таки коридоры – не самое лучшее место для пряток, даже если слышишь жужжание издалека.

Хорошо, не успели поднять тревогу. Или сбрендели настолько, что забыли, как её поднимать.

– У тебя есть оружие? – спросила Мелани. – У них тоже есть, но они почему-то проиграли.

– Эффект неожиданности.

– У роботов бывает неожиданность?

– У роботов бывает недостаток данных.

– Но они видят в темноте, а ты – нет. У тебя маска без визоров...

– Я на слух ориентируюсь. – Маска – да, без визоров. Но только маска.

– А они могут?

– Могут, но думают, что видят в темноте, а мы – нет. У них и снаружи, и в голове одинаковое количество фотонов – ноль.

– Моя мама не верила, что человек сильнее машины.

– А где твои родители? – внезапно для себя задал я вопрос. Скорее, по инерции. Забылся.

– Я хочу... Я одна.

– Ясно.

Слово «ясно» – завершало любой разговор на подвешенной ноте. Иногда вопреки воле производителя. Тихая и размеренная болтовня мне нравилась. Главное, держаться подальше от неожиданностей, которые могли бы её засечь.

Мы вышли к комнате отдыха, дальше – путь к залу. Не так сложно. Если не думать, что это сложно. Жужжание-то в нескольких комнатах от... А коридор всё ещё...

– Давай зайдём? – предложил я. – Мне нужно перевести дух, я ж не робот. Дальше опять на них нарваться можем.

Я заблокировал дверь до «срочной ситуации». На поверку оказалось, что «срочное» может быть долгим. Если появятся роботы, они на некоторое время застрянут в бюрократических попытках доказать, что да, нам срочно надо войти, откройся.

– Что ты там шумишь? – спросил я. Сел в кресло, расслабился, и на-те вам...

– Батарейки ищу, вдруг есть. Роботы ж не услышат? Или мне они не навредят? Я ж вроде как пассажир... Они меня не трогали, помогали, смешили иногда. Знаю, это не они сами, это ими... Но вдруг...

Хорошо, она еду не ищет. Но вряд ли тут что-то осталось – роботы бы все отходы убрали. Сумасшествие сумасшествием, но программу выполнять надо.

– Не знаю, – во всех смыслах ответил я. – Не знаю, что у вас за правила были. Даже если и пассажир, то техника, как видишь, сходит с ума со временем. Условия для неё неподходящие. Тот мёртвый робот сам себя раздолбал.

– А... – Мелани чем-то щёлкала у меня за спиной. – Я думала, раз ты не спрашиваешь, что это за место, и что здесь произошло, то знаешь...

– Хороший вывод. Но неправильный.

– Тогда у тебя тоже недостаток данных.

– Мне нравится эффект неожиданности.

Но всё же...

Я настроил датчики, чтобы прочитали надписи вокруг. Разницы нет, мёртвый Кит не оживёт, если вспомнит, кем был до смерти. Но раз уж присел отдохнуть, можно и потратить на это время. Как и ожидалось: реклама, правила, мотивационные цитаты. Комната отдыха для персонала, не для пассажиров. Хотя девочка здесь спокойно ориентировалась, значит, не «только» для персонала.

Ничего в надписях не было, но вот общий тон... Куда-то их кренило...

– Мел... Мелани, – мой компьютер тоже сошёл с ума? – А как называется крейсер?

– Ну ты совсем... – она даже хихикнула. – Алиасинг инк. Это название фирмы, и на корабле надпись такая. Но все называли её Алиас.

– Надпись не сохранилась, даже если и была – грустно сказал я. Хотелось выругаться. – А маркировка у него другая. Скрывали.

– Не удивительно... Значит, надписи не было. Мне она нравилась в моём воображении. Жаль, что и это обман.

– Ты знаешь, для чего эти крейсеры? Что здесь делали?

– Если и остальные такие, то на всех что-то незаконное или просто плохое.

– Угу.

– Ты на них бывал?

– На одном. Работал. Давно.

– На нём тоже... – Мел не дозадала вопрос.

– Все разные. Но на всех травят людей.

– Здесь тоже. Но они не знали.

– Это оправдание? – спросил я.

– Не думаю.

– Кто тебя сюд... – На этот раз я не дозадал вопрос.

– Родители... Ну... Как родители... Какое-то время они были родителями... А потом мне не понравилось то, что нравится им. Они выбрали то, что им нравится.

Я чувствовал, как Мел водит фонарём по стене.

– Вот. Реклама «Фабрики грёз», – остановилась она на промо, которое я уже «прочитал». – Глупое название. Как у шоу. Да и зачем рекламировать «Грёзы», если ты уже в них.

– А зачем нужен большой зал на крейсере, на котором пассажиры живут в «Грёзах»? Большой зал и на обычных кораблях – пустая трата пространства. Иногда люди делают что-то и не думают, зачем им это нужно.

– Для вида. Я, как впервые попала туда, подумала, – для вида. Только теперь никто не видит.

– Уйма денег и ресурсов тратится «для вида», – не сдержал эмоции я. – А потом всё рушится – и парочке идиотов приходится спасать тех, кому тот вид и не нужен был.

– Ты меня сейчас спасаешь. Ты не идиот. Пусть и не бесплатно...

Я прикусил язык. Фигурально, конечно.

Нет, так нельзя.

– Послушай...

Щёлк. Фотоны залили всё пространство вокруг. Зажужжали камеры наблюдения. Где-то в коридорах тоже зажужжало.

Значит, всё-таки подняли тревогу. Но искать нарушителей, когда на крейсере мало энергии, а ты при этом ещё и программа... Долго.

– Я заблокировал дверь, – спокойно сказал я, – думал, когда они начнут взламывать, у нас будет время подготовиться. Тут всяко лучше отбиваться, чем в коридоре. Знаешь, чего я не предусмотрел?

– Чего? – Мелани, судя по звукам, как раз и готовилась. Ставила подобие баррикад из того, что могла поднять.

– Что нам тоже придётся её взламывать, если вдруг захотим быстро сбежать.

– Так и ладно. Я нож нашла.

– Я передам это роботам.

– Раньше я с Алиас много времени проводила. Ты не подумай, я знаю, что это просто компьютер. Её так настроили, чтобы она детей развлекала, пока родители в грёзах развлекаются. Но потом и детям грёзы понравились. Я осталась одна. Только Алиас. Всё-таки немного обидно, что эти роботы хотят нас убить.

– Не убить. Они не могут хотеть. А если б и могли, сами бы не знали, чего хотят. Считай, что их переклинило. Там всё так же, но...

– Недостаток данных?

– Он-он. Почему ты не ушла в грёзы? Только не говори, что знала, что это обман...

Я опять прикусил язык. Могла и знать. Это я не знал. Незачем думать, что все такие.

– В каком-то смысле. Но не так, как можно подумать. – сказала Мел. Она часто дышала, чудилось, что даже говорит с весельем, но просто запыхалась, наверное. Мы шли по коридору так быстро, как позволяли ноги. – Я там побывала, но... Знаешь, когда во сне понимаешь, что это сон? Насколько всё искажено и не похоже на реальность. Вот я это и видела. Но в снах страшно, если это кошмары. В грёзах мне просто так было страшно. Как виртуальная реальность они для меня тоже не сработали. А вот мама с папой очень их любили. Убеждали меня, что это не грёзы плохие, а я неправильная.

– Получилось?

– Как видишь, не особо. Это бы сработало, будь я чуть помладше. Но так я видела не любимых родителей, которые всегда меня защищали, а постепенно разлагающихся взрослых.

Я остановился.

С трудом продолжил идти, будто ничего не случилось.

– Ты не должна была их защищать в ответ. Они, по сути, стали наркоманами. Только зависимость была от иллюзии.

– Я читала. Алиас книги дала про психологию и про то, как мы верим в маленький ненастоящий мир, лишь бы не видеть реальный. У меня нет чувства вины, если ты об этом. Какое-то есть, конечно, но не такое, какое ты пытаешься погасить. Мне было двенадцать. Я пыталась. Не получилось. Теперь они в одной из тысяч этих коробок-холодильников. Если там нет питания, то в грёзах они и умерли. Как сами и хотели. Это их желание, не могла ж я заставить их делать то, что они не хотят. Наверное, они создали себе там «правильную» дочь, она их устраивала. Или вообще ничего не создали.

Всё бы хорошо, но темп речи, интонации, акценты... Но раз не надо трогать чувство вины, значит, не надо. Если захочет – спросит.

Только...

Я опять остановился.

– Пришли. – Мел перебила меня, хоть я и ничего не успел сказать. – Но там, наверное, много слежки.

– Отключи фонарь, поменьше шуми, держись за меня. Я слушаю, где камеры, ты вспоминаешь, куда идти. Сможешь без света?

– У них там нет ничего такого, вроде датчиков тепла или инфракрасных как их там?

– А я откуда знаю?

– Недостаток данных?

– Недостаток данных.

– Знаешь, не надо искать смерть повсюду. Что бы там не было на твоей Алиас.

– Моё чувство вины тоже не такое, какое ты пытаешься погасить.

– Хорошо, – она щёлкнула фонариком. Фотоны исчезли.

– Мы застряли? – спросила Мел.

– Мы застряли.

– Я знаю, что ты на этот раз не предусмотрел.

– Что?

– Что камеры могут перемещаться по комнатам.

– И это тоже.

– Они потом переместятся назад? Сюда, если что, придёт много роботов...

– Думаю, раз они двигаются, то будут двигаться и дальше. Главное, вернуться на мою паскудину до того, как всё снова включится. В крайнем случае, спрячусь где-нибудь. Но интуиция подсказывает, что ещё один оборот Алиас не выдержит.

– Ты удачно момент подобрал.

– Зато тут почти никого нет.

Всё. Дожил. Меряю время оборотами.

– Тебе её жалко? – спросил я.

– Немного.

– Она ничем не отличается от того мёртвого робота.

– Я знаю. Но на него смотреть было неприятно. Так же и с Алиас. Мне бы хотелось, чтобы она выдержала оборот.

– Можно поспать по очереди, – соврал я. – Раз уж камеры подвисли. Мы давно ходим. Тут я не джентльмен, извини, – ещё хуже соврал я. – Посидишь на стрёме.

Меня разбудит тревога в наушнике, если что. Но если я скажу об этом Мел...

– Это практично, – не обиделась она. – Если с тобой что случится, я тебя не подниму. А вот ты меня – можешь.

Я чуть не рассмеялся. А потом вспомнил. Я всегда помнил, но на мгновение забыл.

Поздравляю с возвращением из грёз.

– У меня не было никакой «моей Алиас». Был только крейсер с непонятным назначением. О назначении я не думал. Работал и работал, чинил и чинил. Но эти корабли все немного... Сумасшедшие оказались. Не только алиасинговые, но это ж их технология. Кого-то я спас. Многих. Если не всех. Но точно многих. Не хотел я на эту роль, просто так сложилось. А потом оказалось, что спас не тех, не там и не так.

– Это про тебя сказали? Чтобы скрыть, что крейсер – незаконный?

– Не знаю зачем. Просто сказали и всё. Те же, кого спасал, потом и сказали. Девочка одна вначале благодарила «Спасибо, что спас мою сестру, я буду твоей женой, когда вырасту».

– Мило. Можно я ничего такого не буду обещать?

Я помотал головой, мол, «Да боже ж ты мой». Мел вряд ли увидела, у неё выключен фонарик.

– Она потом и сказала, что ты во всём виноват?

– Никто не говорил, что я виноват. Это нереалистичная версия совсем. Но эмоционально вину на меня сместили. Честно, я даже толком не помню, что она на суде говорила. Да и неважно было – со всех сторон спектакль, она могла хоть стишок прочесть. Но вот... Не знаю...

– Ты уже тогда ничего не видел?

Наверное, стоило спросить «Как ты догадалась?», но ответ меня не интересовал.

– На Алиас той глаза и повредил. Намекнуть, куда они засунули мою страховку, на которую я мог и вылечится попробовать?

– Не нужно, я догадываюсь.

– Зато очень близко познакомился с этими комичными во всех планах роботами.

– А... Тому мёртвому роботу от тебя хорошо досталось... Чувствуешь, что отомстил?

– У меня нет желания мстить кому-то. Я сам по своей воле в той ситуации оказался.

– Ты не думал... Что ту девочку могли заставить? Зачем ей такое...

– Я не думал. Я знаю, что её заставили. Не только у меня были проблемы. Её сестра сильно пострадала. Может, убедили, что из-за меня, может, предложили деньги на лечение. Может, пригрозили. Родителям же сказали, не ей.

– Это не знание. Ты так думаешь.

– Это реалистичная версия, – скептично парировал я.

– У тебя всё ещё недостаток данных в голове.

– В любом случае. Я просто плюнул, взял и сбежал. Да, слепой покалеченный мужик взял и сбежал в неизвестность на практически сломанном корабле.

– И стал вором?

– Это пустой корабль. Я мародёр.

– Пока я здесь, ты – вор. Когда умру, станешь мародёром.

Я вдохнул. Чуть не забыл выдохнуть.

Нет вибраций, нет тепла. А как бы хотелось. Может, не стоило говорить? Ничего ж не изменит.

– А что у тебя за чувство вины тогда? – спросила Мел. – Жалеешь, что всех спас?

– Если б не спас, всё равно бы в жопе оказался. Это Алиасинг инк. Там по-другому не могло быть. Для моего личного благополучия, получилось, без разницы. А так хоть... Может, у сестры её всё хорошо будет.

Я поудобнее устроился на спине. Смотрел в потолок. Хотя... Как смотрел. В наушнике слышал: плоскость, расстояние, цвет. Почему-то голубой. Воспоминания о доме? Обычно красят не в цвета ностальгии. Ностальгия по дому может резать, как настоящий нож. Загоняли в грёзы имитацией неба? Неплохо...

Кит, Кит, где твои три слона? Где мой мир, что на тебе покоился? Сотни старых крейсеров, и вот я снова попал на один из «этих».

– Я жалею, что возненавидел её на том суде. И всех, кто отказался и промолчал. Не все люди на белом свете сильные и смелые. Но хоть кто-то бы мог. Не зря же я ради них целым миром пожертвовал, который теперь не увижу.

«На белом свете» теперь для меня ничего не было.

– А ты проверял, вступились ли? Вдруг тебе не сказали?

– Один вступился. Я его корабль и украл в итоге.

– Я бы сказала, что не все такие, но если ты в это не веришь, то и не поверишь, а если веришь, то скажу очевидность.

– Ты не по годам умная.

– У меня было много книжек и Алиас.

Почему Алиас...? – не успел продолжить разговор я. Провалился в сон.

– Сколько до нового оборота? – спросила Мел.

Мы шли ещё быстрее. Я, наконец, получил карту. Компьютер транслировал её в «На следующем перекрёстке поверните налево». Через десятки лет опять по навигатору... Что-то не меняется и не изменится. В частности, неспособность у некоторых индивидов ходить без указателей.

– Хочешь на свет или боишься света? – в ответ спросил я.

– Не хочу на тот свет. И не хочу, чтобы ты туда попал.

– «Моя жизнь не важнее твоей» – я так сказал той девочке, когда спасались с Алиасинга. И даже имени её не узнал.

– Если она тебе поверила, то и узнавать не надо. Ничья жизнь не важнее ничьей.

– Да. Так звучит лучше.

– А чем у тебя людей травили? Если все разные.

– Говорили, что любят.

– Так это ж не плохо...

– Неплохо – если правда. Грёзы – тоже неплохо. Но пара шагов, и ты ради обмана жертвуешь и украшениями всякими, и сумочками блестящими... – Я повторил её «список для вора».

Мел недолго помолчала и ответила:

– Если выключить свет, чудовища не исчезнут. То же и с реальностью. Если её отключить... Ты не перестанешь её ненавидеть.

Она ещё помолчала.

Не мог я взять и оживить её родителей, чтобы спросить... Да и незачем. На вопрос «Почему?» они бы вряд ли ответили. Это не ненависть, это страх, Мел. Они просто слабаки и трусы, а ты – нет.

– Что ты украсть-то хочешь? Я бы перестала спрашивать, но мы ж теперь сообщники.

Я замедлил шаг. Вернулся на прежний темп, не подал вида.

– Не хотелось бы делать тебя «сообщником».

– Не споткнись, тебе нельзя бегать вслепую, – съехидничала Мел.

Я вздохнул и начал лекцию:

– Знаешь, откуда тут гравитация? Много способов есть, но откуда она конкретно здесь?

Теперь замедлилась Мел.

– От планеты? – неуверенно спросила она.

– И да, и нет. И вообще нет. Материал один особый есть. И способ его сжать до такой степени, что... Планета из него будет размером с твой фонарик.

– Большая планета?

– Нет, средняя. Более-менее. А это важно?

– Я пытаюсь представить пропорции.

– Ла-а-адно. В общем, эта байдура очень полезная, очень фантастическая и очень радиоактивная. Настолько, что не подходит нам вообще.

– Всё радиоактивное нам не подходит. Фантастическое и полезное – только иногда. Не всё полезное одинаково полезно.

– Гравирадий я ищу. Дурацкое название. Хоть бы по фамилии назвали...

– Гравирадий Эйнштейна, например?

– Хорошо, что он умер и тебя не услышит.

– Я тоже так думаю, поэтому и сказала.

Мел вернула себе веру и фонарик. Фотоны бегали то по стенам, то по мне. Надписи я больше не «читал». Хотя мой компьютер их записывал. Вдруг пригодится где-нибудь... На каком-нибудь ещё одном суде...

– Зачем ты охотишься на этот гравирадий? – спросила Мел. – Можно воровать что попроще, но тоже полезное. И тебе не так опасно...

– Если мне потушили свет, это не значит, что я должен покорно ослепнуть, – максимально резко сказал я.

– Поняла, здесь вопросов нет.

– По правде говоря, я не охочусь на гравирадий. Но в старых крейсерах это единственное, что стоит дорого. Просто свезло нарваться на алиасинговый...

Хотя это не проблема. Мёртвый Кит не оживёт. Воспоминания – тоже.

– А ты его плохим или хорошим людям продаёшь?

– Не спрашиваю. В любом случае я его перед продажей обезвреживаю.

– Это уже месть?

– Близко к ней. Не хотелось бы, чтобы повторялось.

– А безвредный он полезен?

Я задумался. Мы стояли перед дверью, которая действительно была дверью. Не автоматической. Плоскость, ручка, цвет зелёный с синими цветочками, открывать на себя. Опять ностальгией вызывали у людей неприятие реальности?

– Нет, – ответил я. – Его покупают не ради свойств.

– Куча денег и ресурсов только для вида?

– Именно.

– Странно. Украшаться тем, что убивало людей.

– Ты видела когда-нибудь «памятники»?

– Они задумывались, как памятники?

– Нет.

– Вот это и странно. Что даже не задумывались.

Памятники превращались в украшения, хотя должны быть напоминанием. А из украшения памятники получаются?

Мелани сменила тему:

– Алиас говорила, что гравитация от планеты. Но не говорила, как это вообще.

– В нарушении законов физики, полагаю. Тех, которые мы знаем. Такая полезная штуковина оказалась, такая прибыльная, что её решили не изучать, а сразу корабли строить. Работала – и ладно. А вот компьютеру это может быть сложно: вписать в готовую картинку мира то, что ей противоречит, потом ещё и объяснить себе это. Люди легко живут с таким, но в электронных мозгах из-за этого копились критические баги – вот всё и сошло с ума. Не говоря уж о мелочах, вроде электромагнитного излучения изнутри и снаружи, которое эти мозги способно сжечь за мгновение. Наверное, Алиас поставили перед фактом: вот так есть, не анализируй.

– А как есть?

– Есть извращение над общим центром масс.

– Не представляю, как это должно работать.

– Похоже, само мироздание не представляет, – вздохнул я. – Поэтому вблизи гравирадия и массивных тел сходит с ума не только техника.

– Даже люди?

– То, что от них остаётся.

– Я же осталась.

Я резко притормозил. Зажмурился. Хоть и бессмысленно в моём случае.

– Ты и осталась.

Теперь и она остановилась.

– Я тут давно и...

– Ты – Блик. Это что-то вроде призрака. Но больше воспоминание. Какие-то события из прошлого и твоя реакция на них. Постоянно повторяющиеся. Часть мира, которая сошла с ума.

Ни тепла, ни вибраций. От живых людей всегда вибрации...

Сейчас всё пропадёт.

– Я тут давно. Я одна.

– Ты даже не поймёшь, что я тебе говорю. Зачем я это говорю...

– Хватит меня защищать.

– Кто бы тебя до этого не защищал, это уже воспоминание.

– Алиас, хватит меня защищать.

Я вздрогнул. Жужжание. Роботы настолько близко. Потерял бдительность.

– Алиас, если ты держишься только из-за меня, то ради всего святого, в конце-то концов, дай мне уже умереть!

Мелани размахнулась и ударила по одному из роботов. Уже после датчики прорисовали нож в её руке.

Не пробила. Это ж робот.

Звяк. Нож выпал из рук.

– Я справлюсь. Я, правда, справлюсь. Ничья жизнь не важнее ничьей. Ты держишься только ради меня, а я живу, чтобы ты держалась. Нам остался один оборот, понимаешь? Перестань меня защищать. Я знаю, что ты ненастоящая, но хоть так, хоть немного выживи!

Роботы не двигались. Похоже, не из тех, что с ума сошли.

Мелани сползла по тому, которого ударила. Звяк. Задела нож.

– Они называются Бликами? – спросила она.

– Я так назвал. Как блики света. Как солнечные зайчики. Неживые, но делают всё живым и настоящим.

– Я видела Блики родителей. Они не делали ничего настоящим. Я не Блик.

– Уже понял.

– Когда-то... Давно... Она пообещала меня защищать. А теперь я защищаю её. Если ты вынесешь ядро, всё исчезнет?

– Все грёзы исчезнут.

– Она не могла создать для меня реальность, в которую бы я поверила, поэтому создала меня для реальности. Я думала, дойду до неё и хоть так скажу... Представь себе, дошла и сказала. У меня даже ощущение было, что она специально меня не пускает, чтобы я не сказала... Я знаю, что она так не может...

– Ты живая?

– Можешь забрать хоть...? На следующем обороте я могу тебя забыть, если всё повторяется, но ты-то меня вспомнишь...

Питания нет. Но если Алиас зациклилась на защите одного ребёнка...

– Ты живая?! – настаивал я.

– Не знаю...

– Мне достаточно. – Я повернулся к роботам. – Криокамеры, сервер, ядро. Именно в таком порядке. Где? И хватит делать вид, что вы полицейские. Противно.

Робот повернулся и зашагал в сторону. Перестал жужжать. Значит, не все сбрендили.

– Чёрт бы вас всех побрал, – злобно шептал я. Не особо от этих роботов пользы, протащат пять шагов и разряжаются. Тяжело им, видите ли, без света – заряда мало. – Чёрт бы вас всех побрал. – Не такие уж и ценные эти ядра, но кто-то по ним ностальгирует.

– Я бы предложила бросить нас и сбежать, но времени ещё много, поэтому я не буду разыгрывать из себя джентльмена.

– Чёрт бы вас всех побрал! – то, что уничтожало крейсеры, теперь стоит на полках в частных коллекциях. Им любуются, как редким украшением. Ностальгия, чтоб её. Разве может быть ностальгия по смерти. Но одну жизнь оно всё-таки спасло. Две. Ладно, полторы. Неживое не станет живым. Но неживое станет напоминанием, что не надо боятся быть живыми. Даже если это страшно и больно. Даже если нарисованное синее небо режет хуже ножа. – Чёрт бы вас всех побрал!

Я не знал, живое там тело или мёртвое. Датчики показывали, что живое. Но верить технике, которая тут давно? Проверять ¬– опасно. Нужна больница, нужны лекарства. Это если живое...

– ЧЁРТ БЫ ВАС ВСЕХ ПОБРАЛ! Притащите хоть что-то на колёсах, дебилы!

Криокамера со скрежетом двигалась по полу. Среж-шаг-подтянул-скреж. Могла плыть в невесомости, если бы не...

Ненавижу эти ядра гравирадия.