Дни потекли, как и положено течь летним дням: не то чтоб быстро, но и не то чтоб медленно. Огород, изредка возможность побездельничать днем, или хотя бы расслабится и поболтать за чем-нибудь нетяжелым вроде плетения лаптей; а потом снова огород. Чем теплее становились ночи, тем чаще случались песни и гуляния по вечерам. А потом снова настала Тиурина очередь пасти коров, и тут уж вроде бы и отдохнуть-разогнутся можно, не то что морковь полоть, хотя с другой стороны тут надо с зарей выйти и к заре только вернутся. Тем временем ничего вроде необычного и не случалось, и судачили о всяких глупостях да сплетнях. Вроде как сын старосты среди ночи встал да пошел куда-то, жену да детей перепугал, а дети давай орать, а он вроде как не слушит, и идет как во сне. Вышел на двор, да вроде как в дверь круятника и уперся, и давай ее открывать, а она на вертушке, так он так дернул, что с размаху себе по носу и заехал. Опрокинулся назад и сидит, вроде как проснулся и не понимает, что произошло. А мелкие его из сеней повысовывались и тоже не понимают, то ли плакать то ли смеятся, на всякий случай и то и другое делают. Он им, конечно, кулаком пригрозил, только дочкам шесть и пять лет, так что на следующий день малышня по все деревне только об этом и галдела, а уж затем и взрослые, постепенно, но те с опаской, Ульрих мужик на кулак скорый.
А потом неспешно потекли дни выпаса, а там уже и сенокос настал, и тут уж и огород отдыхом показался бы, потому как сенокос такое дело, что все от мала до стара, и от зари до зари, кому выпадало вместо этого коров пасти или на готовке остатся, тому, почитай, повезло. Разок, конечно, и Тиуре повезло, когда все на покос, а ей корзинку в руки, да под завистливые взгляды в лес.
|