Большая дорога маленького человека

Полотнище из обособленных, не связанных друг с другом кусков смысла, наконец, начало складываться в целое. Понятно стало и чего Таг негодовал и почему шены подпустили к себе людей в одежде Шаанов и что вообще происходит вокруг надела. Быть на острие хоть атаки, хоть обороны не впервой, но какой в этом смысл, если удар можно отвести от себя, используя эту силищу во благо своего рода и Короны? Бриан задумчиво постучал уголком письма лжеУниара по голенищу мягкого сапога и изредка кивал, поощряя полусотника закончить свою мысль. Сила, которая выдавливала степняков из их пыльного мира была проста и бесконечно могущественна - стихия. Засуха, которая может продлиться как несколько лет, так и вовсе остаться навсегда, сдав позиции степи безжизненной пустыне. Что может человек противопоставить этому? Бриан знал только одно средство. Медленное, но верное и ему уже довелось увидеть, как оно работает.
- "Созидай, как Бог, повелевай, как Князь, работай, как Раб" - непонятно кого процитировал льер, вернувшись из глубин своих мыслей. - Похоже, друг по оружию, мы оба с тобой перегорели. Переплавили ненависть во что-то другое... или просто постарели. Я принял твой совет и твой ответ, Гайш. Всё, что я тебе рассказал, ты, конечно, передашь Тагу, а потому, передай и следующее. У меня есть средство, способное остановить пустыню и напитать наши земли водой до тех пор, пока шапки ледников покрывают плечи гор. Я знаю, как можно замедлить наступление пустыни и через года обернуть его вспять. Мне нужно лишь время и строители. Рабочие руки я, скорее всего, найду. Скажи так же, что если падёт мой надел окончательно, то широкая граница с его наделом не оставит никаких шансов Шаанам на выживание, ваши силы раздёргают по разным направлениям и ударят, когда гарнизоны будут растянуты по всей протяженности рубежа. Если ему интересно выжить и не быть сметённым накапливающимся наводнением кочевников, то пусть найдет способ со мной поговорить. Уверен, мы оба найдем выгоду. Я его врагом не считаю и мои люди будут готовы услышать его посланников. Пусть это сообщение достанется ему напрямую, настолько не измененным, насколько позволяет твоя память. От этого дела зависит много жизней, за которые мы, воины, ответственны. Совершать подвиги можно не только проливая кровь, но и пот, верно?
Льер улыбнулся пожилому вояке и закончил свою мысль:
- Сейчас я отправляюсь на правый берег Касси. Тебя же и твоих людей сопроводят мои всадники до самых владений Шаанов. Вам вернут оружие и коней, а так же окажут помощь, если они перестанут сопротивляться. А теперь, если у тебя нет вопросов, можешь начать распоряжаться своими людьми. Динс! Работаем по плану, пятидесятнику доступ в камеры разрешить, самого не пленить более. Начать сборы по переходам что наших невольных гостей, что сопровождения на правый берег. Послать вестовых по соседним пограничным наделам и узнать, не хотят ли они собраться вместе и закрепиться тут, в моём наделе. Прощай, Гайшем. Надеюсь, мы ещё не раз поговорим и при других обстоятельствах.

Теперь предстояло заполнить ещё некоторые пробелы посещением правого берега и что это событие приготовит льеру, одним только Стражам известно...

- Старый бес отказывается говорить, господин, - хотя Наир Шаан приходился главе рода троюродным племянником, он прекрасно знал, как тот ценит почтительное обращение и умение человека чуть-чуть унизить себя в разговоре, чтобы возвысить собеседника.
Льер Таг Шаан даже и бровью не повёл, ожидая продолжения. Он тоже знал, что не исполнив приказ, парень бы не явился к нему с докладом так скоро, поскольку господина никогда не интересовали доклады неудачников. И это тоже было общеизвестный истиной.
- Твердит, как заколдованный, что будет отвечать только перед своим начальником. Пришлось подкупить одного из солдат, что там день-деньской жарятся на солнце. И он рассказал мне прелюбопытную историю. Две недели назад к ним в новой связке каторжников прислали иноземца. Северянин. Малого роста, зато похож на жертвенного быка. Крепкий и белый, как молоко - кожа, волосы, брови, ресницы. Да вот как у твоей Баймы. - он улыбнулся и поманил к себе женщину, неподвижно стоящую за спиной хозяина с кувшином, чтобы та налила ему вина. - Правда в первый же день на солнце сварился как рак и стал красным. Весь в шрамах, боевых и от наказаний, в татуировках, на груди одно старое клеймо и одно поновее. Рожа разрублена мечом так, что одна скула аж вмялась. Правая рука не гнется. По всему видать, был воином, пока не покалечили. Если б я знал, что у нас тут такой зверь - нашел бы способ выкупить для тебя.
- На что мне калека? - пренебрежительно бросил господин Шаан, скрывая интерес. – Травить его на кур и котят? Впрочем... - хозяин шлепком по бедру обратил на себя внимание женщины, чтобы та подлила вина и ему. По взгляду хозяина та давно уже без труда могла угадать его мысли, и сейчас видела, что ему по нраву идея обзавестись парой-тройкой таких же, только совсем молоденьких и свежих. Придется, правда, подождать, пока они родятся и подрастут, но чужие дети, говорят, растут быстро… - В хозяйстве пригодится.
- Позавчера, - продолжал Наир, - господин Бриан ле Торн с отрядом в две сотни бойцов проходит в свои владения мимо дорожного строительства, и заинтересовался этим иноземцем. Подъехал поближе, а тот возьми и засыпь его лопатой земли. Как ни странно, Торн не велел перебить всех их за оскорбление, а отвел Ранса в сторонку и о чем-то с ним столковался. Или даже сторговался, потому что в итоге наш благородный сосед отдал им два мешка снеди, а чужеземца забрал с собой. Живым. Ранс объявил, что благородный господин желает сделать из шкуры чужеземца карту стран, которые повидал на войне, а потому можно считать Белого убитым при попытке к бегству – он все равно уже мертвец.
- Чушь, - отмахнулся Таг. – У всех Торнов недостает перца в крови, и этот – не исключение. На карту его гнева не хватит. Скорее уж господин Бриан ввалит обидчику плетей, а потом милостиво простит и устроит к себе на конюшню.
- Или приставит к жене. Где пять чужеземцев, там и шесть. А если вдруг родится белый ребеночек, так она скажет, что это в бабушку, а сосед поверит.
Господин Таг Шаан перестал веселиться, и все присутствующие запоздало припомнили, что соседская вдова так и не приняла его ухаживаний.
- Так это все, о чем ты хотел мне доложить? Какой-то каторжник кинул в Бриана лопату земли? Напомни-ка мне, дорогой Наир, как звучал приказ.
- Отыскать сведения, которые помогут доказать Короне неспособность льера Торна содержать свой надел и защитить порученный ему участок государственной границы.
- А как думаешь, Наир, хороший будет повод для обвинения, если на его земле найдут твой труп?
- Я понял намек, господин.
Вино так и осталось недопитым.

- О Боги, скажите мне, как от наших славных предков могли родиться подобные ничтожества? – вопросил господин Таг Шаан вникуда, когда за младшим родичем захлопнулась дверь. Боги сделали вид, что не расслышали, и за неимением более разумных собеседников господин вновь заметил существование Баймы. Эту женщину он купил в заграничной поездке, увидев случайно среди партии рабов, и она до сих пор не надоела: выше него самого ростом, изящного сухого сложения, белая, как луна, с удивительным длинным лицом, не менее длинным носом и светло-серыми глазами. Пара приставленных к ней служанок заботились о том, чтобы далекая от умения навести красоту Байма была правильно одета, причесана и вела себя подобающе, а большего от нее и не требовалось, поскольку единственным необычным умением этой ценной покупки было умение резать по дереву и мастерить мебель. Первое время Таг пытался понять, нравится ему это или нет, но в конце концов решил, что не стоит давать в руки наложницы долото или топор, да и древесные щепки на шелковом платье смотрятся так себе. Впрочем, времени на развлечения у нее оставалось все меньше и меньше – необходимость изучать язык хозяина, порядок прислуживания за столом и тысячи других мелочей, занимали ее с утра до вечера.
Зато теперь, два года спустя, трудно было представить себе господина Шаан без молчаливой серебристой тени, которая всегда знает, что нужно подсунуть ему под руку, подать или убрать с глаз. Он оставлял ее дома, только собираясь в трудный или опасный путь, и не боялся, что любимая игрушка сбежит: бежать ей здесь было решительно некуда. Хотя рабовладение в Нарранфии было запрещено, положение одинокой чужестранки на улице было совершенно безнадежным. Потому единственным знаком неволи Баймы – Белой Кобылицы – был золотой браслет-цепочка с подвеской, на которой отчеканен герб дома Шаан. Будучи ничем и никем в глазах граждан этой страны, несуществующая для подушных списков и властей Нарранфии, женщина с севера вот уже полтора года присутствовала на доброй половине всех переговоров своего хозяина, была свидетелем честных и сомнительных торгов, знала, где он хранит тайные счетные книги для тех сделок, которые должны пройти незамеченными для мытарей Короны. Хозяин кормил ее со своего стола, уже после того, как кто-то менее ценный попробует угощения, и оставлял спать в своей постели. Его план жениться на вдове убитого в походе соседа обещал Байме перевод на кухню или в прачки, а может быть, жена уговорила бы господина Тага продать дорогую игрушку в хорошие руки, но только сегодня стало точно известно, что этому плану не сбыться никогда. И только сегодня Байма, приемная дочь господина Инграна Акклеменского, официальный посол Аленны в Таррегской империи, узнала имена этого соседа и его несостоявшейся вдовы.

День, проведенный в обществе кирки и десятка таких же несчастных на самом дне пыльной воронки, способен избавить от бессонницы кого угодно, но что-то заставило северянина открыть глаза и насторожиться – единственного, среди спящих вповалку прямо на рабочем месте людей. Отчаянно-черное южное небо с чужими звездами только-только разбавила вода рассвета; факелы часовых и костры на сторожевых башнях горели ожерельем огней по кромке прииска. Другие огни двигались по спиральным виткам воронки – кому-то повезло дежурить в ночь, когда тихо, прохладно и пыль оседает на землю. И вдруг один из факелов погас, затем другой, третий…
Прошло не менее десяти ударов сердца, прежде чем труба визгливо пропела сигнал тревоги. Дна достигли отдаленные звуки конного боя, свист стрел, отрывистые команды охраны и вопли, которые северянин уже слышал – с такими шены шли в атаку. Но едва ли они были настолько глупы, чтобы орать в темноте, выдавая свое положение… если только не желали, чтобы кто-то непременно бросился в погоню за наглецами.
Все стихло ненадолго, а затем невнятный шум послышался уже с другой стороны: оттуда, где был устроен лагерь. В нем нельзя было разобрать треск, с которым горят курятники, гордо именуемые здесь казармой, или скворечники, где жило наособицу начальство, но полоса дыма, перечертившая небо, говорила сама за себя и притом весьма красноречиво. Снова крики с разных сторон, один за другим гаснут сторожевые огни. Это значит, что где-то во многих выстрелах пути отсюда уже знают об атаке, но успеет ли подмога прежде, чем оборона рудника окончательно превратится в ничто?
Не нужно быть ветераном многих битв, чтобы понимать – нет.

Где-то наверху еще продолжался бой, когда вниз поползли новые огни – это отряды шенов продвигались вперед, зачищая последних надзирателей, которые пытались спрятаться или просто не успели подняться. Они останавливались ненадолго, чтобы оторвать очередную связку узников от скалы, копьями направляли в обратную сторону, навстречу перехватывающим отрядам, и спускались ниже.
До связки северянина очередь дошла незадолго до того, как прозвучал сигнал стрелой-свистулькой, и все шены, как один, заторопились наверх, погоняя каторжных перед собой. Кто-то вздумал упираться, и его без всяких разговоров проткнули копьем, а чтобы не задерживал своим бездыханным телом продвижение вперед, применили самый быстрый способ снять с человека заклепанный намертво ошейник и кандалы. Та же участь ждала тех, кто попросту не мог идти достаточно быстро. Но перемены в судьбе людей, считающих себя похороненными заживо, верно, способны открыть второе дыхание даже в доходяге, потому что живых в длинной, под развеселое бряцанье цепей ползущей обратно в степь змее, было заметно больше, чем за спиной осталось мертвых.
Отдельным строем, как северянин видел с возвышенности, гнали других людей – не иначе тех, кого выкурили из лагеря, что все еще освещал пустошь заревом отличного костра.

Через несколько дней пути через степь, прерываемого только редкими привалами и развлечением в виде стычек «их» шенов с другими, в которых северянин уже мог узнать людей Тасая, на горизонте замаячили деревья и дома, настоящие дома, в которых живут оседлые люди. Границу стерегли бойцы в незнакомой форме, но когда вооруженные степняки гнали мимо них добрую сотню голов человеческого скота, вся их охрана свелась к внимательному подсчету – похоже, взятки они брали подушно. На следующей границе двух наделов их встретили люди, похожие нарядностью одежки и сбруи на чью-то личную гвардию, и повели весь отряд дальше, до высохшего луга по которому в этом году уже проходил пожар, и изнуренная жарой природа не смогла затянуть ожоги зеленой травой.
Пленных построили рядами.

Пришлось изрядно подождать, прежде чем из лесу неспешно выехала целая торжественная процессия – кто-то благородный на белом коне, охрана, и даже какая-то свита в хвосте. На лугу стало тесно. Вожаки встретились на середине, и со своего места в строю северянин слышал их речи, но не понимал ни слова. Шен знаком подозвал одного из своих, и тот подтащил на веревке никого иного, как Деингара. Благородный господин заглянул тому в лицо, убеждаясь, что его не провели, затем бросил степняку тяжело звякнувший мешочек. Деингара забрали в тыл, обращаясь уже куда как более бережно, а прочих стали по одному предъявлять господину. Когда он одобрительно кивал, пленника перегоняли под охрану нового хозяина, ну, а если качал головой, не считая, что этот человек выживет или будет полезным, степняк тут же отправлял негодный товар в объятия славных предков.
Предкам северянина пришлось еще подождать встречи.

Когда последний из рабов был передан в руки господина, и настала пора рассчитываться за вторую часть сделки, он указал шенам на приготовленные для них телеги, не иначе как провизией, и неспеша вернулся к своим.
К тому времени, когда главарь степных разбойников подъехал поближе и приподнял дерюгу, чтобы посмотреть, чем его одарили, люди господина уже перестроились. Когда он поверил своим глазам и убедился, что телеги эти взаправду полны отрубленных голов с такими же длинными косами, как у него самого, было уже поздно убегать, прятаться или сражаться. Раненых и тех, кому повезло уцелеть в ливне стрел, пущенных одновременно из строя и вышедшими из-за деревьев отрядами перехвата, добили, закрыв оцепление, в считанные минуты.

____________________________________________________________________________

- Пора, - шепнула своей подопечной служанка Рика, когда звуки боя стихли и строй снова пришел в движение. Господин желал видеть Байму рядом с собой, но не подвергать ее жизнь риску, поэтому ей следовало подождать в тылу и явиться к началу торжественной речи. Белая женщина, закутанная от солнца в многослойное полупрозрачное покрывало, украшенная жемчугом и сапфирами, верхом на игреневом коне должна была эффектно оттенять его самого на фоне едва завершенной бойни.
- Так будет с каждым, кто думает, будто жителями Нарранфии можно торговать, как скотом, - обратился он к толпе каторжников звучным голосом человека, только что восстановившего справедливость. Байма со своего коня отлично видела, как за их спинами личнопреданные Тага целеустремленно обыскивают трупы шенов. – Ныне сами Боги не разберут, кто из вас – настоящий преступник, а кто – несчастный, похищенный степняками из своего дома. Поэтому, - он выдержал паузу, позволяя толпе прокричаться о том, что они все здесь сплошь честные люди, - я дарую всем вам шанс начать новую жизнь на моей земле. В ближайшей деревне с вас снимут кандалы. Выберете себе новые имена, найдите занятие по душе, докажите, что стоите этого шанса! Но пусть каждый из вас помнит: у вас нет права на ошибку. Любой из вас, схваченный за преступление – хоть за убийство, хоть за кражу миски с рисом – будет казнен без суда и разбирательства, а все его нажитое добро изъято. Тот же, кому не по нраву мое предложение, волен идти своей дорогой и самостоятельно объяснять страже, откуда у него эти следы на руках и на шее. Это все.

Северянина это щедрое предложение не касалось. Хотя он сейчас мало чем отличался от прочих, некий молодой господин, осматривая ряды сменивших хозяина рабов, все же приметил нечто особенное. Чужеземца проворно отделили от прочих, разогнув пару звеньев цепи, и отвели к свите. Деингар был уже здесь, и пока еще тоже в цепях, хотя с ним и обращались почтительно и даже сунули в руки бурдюк с водой.
Немногим позже явились двое с охраной – хозяин земли, отлично знакомый Гэлиону сосед, новый глава рода Шаан, и с ним какая-то чужестранка. Едва ли новая жена – никто не взял бы жену посмотреть на кровопролитие. Доброжелательная улыбка на лице Тага внушала доверие так же, как болотные огни в качестве путеводного светила, и Гэлион отлично знал – этот тип может быть надежным союзником только до тех пор, пока видит свою выгоду. Он до того отличался от трех старших братьев, управлявших большим и беспокойным домом до него, что невольно закрадывались мысли о супружеской неверности. Таг Шаан был человеком, отлично знающим свое место – место на самой вершине, куда стоит подняться любой ценой и любыми средствами. Он сам понимал кое-что в этом, и мог быть уверен – череда внезапных смертей среди более старших родичей – вовсе не воля Богов и не трагическая случайность.
- Гэлион, мой добрый сосед! Прости, что так долго не мог отыскать тебя! Поддельное имя, фальшивое дело… Кто-то славно постарался, чтобы заживо похоронить тебя в этом руднике. Но теперь забудь об этом. Ты – уважаемый гость моего дома. Эй! Коня господину Гэлиону!
Господина Торна увлекли за собой слуги. Снять заклепанные кандалы в чистом поле, не рискуя покалечить человека, невозможно, да и в кузнице это сделать непросто, но его по крайней мере избавили от цепей, оставив только железные браслеты и ошейник.

____________________________________________________________________________



Когда Гэлион видел соседское гнездо в прошлый раз, здесь полным ходом шло строительство укреплений – роскошный особняк, у которого и ограда-то была больше от животных, чем от людей, обрастал сразу двумя крепостными стенами – внутренней, охраняющей сам хозяйский дом, и наружной, включающей в себя небольшой городок с домами приближенных, жильем для рабочих, казармами, складами, конюшнями, псарней, хозяйственным двором и посаженный еще матерью Тага сад. Для того, чтобы завершить такое строительство за три года, нужно было потратить больше денег, чем было у Торнов даже в лучшие времена, но тем не менее, стены были готовы, и в добавок к ним – земляные валы. Для того, чтобы вложиться в такую стройку, прижимистый сосед должен был не просто догадываться, а знать наверняка – война будет, и очень скоро. Прорицателей в роду Шаан не было, благородные воины, такие, как Торны, не очень-то делились с кастой торгашей своими планами, так что оставалась только одна причина, по которой этот человек мог быть уверен в грядущей войне.
Таг Шаан сдержал свое слово – по возвращении домой, Гэлиона освободили и сделали все, чтобы он как можно скорее превратился из каторжника в человека. Когда через пару часов он, чистый, коротко подстриженный, одетый в шелк и хлопок, сидел за одним столом с хозяином и его старшим сыном, о затянувшемся на три года кошмаре напоминали только пропитанные заживляющей мазью повязки на шее, щиколотках и запястьях. Было, впрочем, и еще одно напоминание. Северянин, сидевший на полу рядом с одной из мраморных колонн в противоположном конце зала. Сковывающая его руки цепь была пропущена через утопленный в полу крюк, который попросту загибали ударами молота, а потом заменяли новым.
- Ты говорил, этот человек – твой, - припомнил хозяин, собственноручно разливая вино. Незаметный жест, позволяющий сказать очень важное: «Пока все хорошо, я хочу быть с тобой на равных». – Пусть так, но завтра нам предстоит поездка, в которой не должно быть никаких лишних ушей и глаз. Заберешь его позже, а пока за ним присмотрит Байма. Милая! – окликнул он женщину, без дела стоящую за левым плечом. – Этот, у колонны, кажется, твой земляк. Позаботься о нем. Научи командам на человеческом языке, объясни, что послушные рабы живут гораздо лучше и дольше тех, кто не может принять свою долю. Иди, познакомься. Можешь даже поделиться своим обедом.

Прежде, чем исполнить приказ и поместить этого зверя в господском доме, местные слуги постарались вернуть ему хоть какой-то человеческий облик. Правда, сделать это с безопасного расстояния было не так-то просто, так что ограничились парой ведер вылитой на голову воды. Одежда, волосы, борода высохли на жаре и спеклись бесформенной серой коркой, но все же госпожа Хамшир Акклеменская не могла бы не узнать лицо человека, который был поручен ее заботам. Прошедшие пять лет не слишком изменили Ратеза из Найя – он как был похож на бродячего пса, так и остался. Чего никто не посмел бы сказать теперь о любимой наложнице господина Тага Шаана.

Когда женщина отошла, Таг проводил ее взглядом и сменил тон беседы на деловой.
- Ты умный человек, Гэлион Торн, и конечно же, понимаешь, что я достал тебя с каторги не из чистого добросердечия. Твой брат вернулся с войны живым. Он и прежде был несносным, а теперь вовсе лишился рассудка. Хочет окопаться в Торне и вести войну со всем белым светом. В мои планы не входит такая проблема у самого порога моего дома. Реши ее - и Торн твой.

Наконец-то ему позволили сесть. За последние несколько дней он отшагал два марш-броска, чтобы вернуться на исходную точку, и бесцельно блуждание, которому не было ни конца ни края, совсем его доконало. Он оперся спиной на мраморную колонну и незаметно попытался об нее потереться, чтобы унять зуд в сгоревших плечах и спине. Если на груди и лице он мог хоть как-то ободрать облезающую лоскутами шкуру, то почесать спину можно было только при помощи какого-нибудь человека с палкой.
К великой досаде северянина, колонна оказалась гладкой. Но она была хотя бы прохладной. Такое забытое чувство – что-то холодное. В этом проклятом мире все было либо горячее, как дневное солнце, либо ледяное, как здешние ночи, а что-то прохладное на ощупь он встретил только сейчас и понял, что богатые господа отнюдь не дураки, раз отделывают свои дома этим камнем. А еще не очень жарким был деревянный пол, на котором он сидел. Приятно-теплым и до того гладким, что по нему отлично скользила задница, только вот цепь не давала далеко уехать. Он внезапно припомнил, что у них на севере полы обычно каменные и застланные коврами, чтобы ноги не мерзли. Почему никто не додумался делать их деревянными?
Белобрысый ради интереса попробовал ковырнуть пол ногтем – посмотреть, что будет, и подумал о том, какая только дурь не приходит в голову человеку, когда ему нечего делать. Как и подозревал северянин, пол был сделан из крепких досок и натерт какой-то дрянью, которая сделала его скользким.
Тогда он вероломно уставился на заклепку, которая скрепляла две половинки браслета на его правой руке. Заклепка была вся в насечках, местами даже где-то изрядно помята. Это он сам пытался несколько раз и безуспешно при помощи камня расклепать на себе кандалы.
Страшная догадка озарила его ум. А что, если поскрести пол вот этой вот зарубочкой, которая осталась на металле?
Северянин стиснул зубы. В борьбе железа с деревом железо всегда победит. Он бездумно нацарапал линию, еще неглубокую, но очень отчетливую. Прикинул, на что она похожа и продолжил рисовать мужской символ плодородия с не меньшим энтузиазмом, чем линию до того. Само это занятие завораживало его и отгоняло злобных духов недавнего прошлого, не существовало ничего, кроме волшебства, с которым на нетронутой поверхности остается глубокая царапина.
К тому же, картинка получилась очень даже похожей на правду. Северянин хмыкнул и, скрючился в три погибели, принялся за второй рисунок, забыв обо всем на свете. Зарисовки на тему женского плодородия оказались куда интереснее. Как ни крути. Да. Как ни крути...

На своем пути Бриан ле Торн не встретил ни чужих солдат, ни шенов, ни даже каких-нибудь завалящих подозрительных типов из тех, что всегда слетаются, как воронье, к брошенному жилью или сломанной телеге. Если бы не пустые дома, полузаброшенные поля и не молчание, которым его встречали простолюдины, еще вчера готовые подбрасывать вернувшегося господина в воздух и осыпать цветами, можно было бы подумать, что все благополучно. Дурные вести разносятся, а весть о том, что господа изволили поссориться, трудно назвать доброй во времена, когда никто не может быть уверен в завтрашнем дне. И все же эти люди оставались на месте, работали в полях, пасли скот и Бриан мог только догадываться, на сколько еще хватит их веры в него и привязанности к этой земле.
На правом берегу Касси господина Торна встретил Хорт с сопровождением и докладом: как и говорили прежде, Шааны не взяли ничего чужого и даже оставили в каждой деревне нетронутыми амбары. Не полные, конечно, но если собирать и вывозить хранящиеся там припасы, понадобится телег восемь, а то и все десять. Много хуже дело обстояло с людьми. По словам тех, кто остался, их никто особенно не запугивал, просто по деревням проехали глашатаи, объявили, что эта земля передана под управление и защиту господина Бриана ле Торна, но людишки до того привыкли к сытой и безопасной жизни, что побросали дома, вещи, возделанные поля, лишь бы успеть сбежать до того, как в их край придет такое же запустение, или, что более вероятно, придут шены и уведут их всех в рабство.
- Я тут поспрошал, господин. Говорят, такое сплошь и рядом было, пока берег не отхапал себе Шаан, а потом прекратилось. Не иначе, мол, как дело в том, что у соседа стражи понатыкано, как грибов после дождя. И молчат так выразительно, дескать, а ты как нас защищать будешь? То, что у соседа люди целы только потому, что наши полегли на границе, им невдомек. И не объяснишь. Смотрят, что стельные коровы, большими грустными глазами, и норовят удрать. Им это все равно - кто за что умирал. Им только подавай обещания, что завтра ничего дурного не случится, и послезавтра тоже. Однако ж вот мы, стоим тут с оружием, а они все одно не рады. Не пойму людей, господин, видать, не моего ума дело.
Те, которые ушли, многие оставили целыми дома, огороды, скотину… Я четверых отрядил, чтобы обошли, задали корму и воды, а прочих поставил глядеть за порядком, потому как народец больно ушлый – один, смотрю, буренку тащит за рога, другой кур несет в корзинке… Пригрозил мародеров драть до полусмерти, - тут Хорт смутился. Таких полномочий ему не давали, но военный порядок так прочно вошел в голову сына мельника, что можно было предположить: он просто забыл, где находится и с кем имеет дело. - Прекратили воровать-то. Старших, или кого тут уважают, господин, мы собрали. Вон там, в доме головы все сидят со вчерашнего дня. Девять голов. Мы их не обижали, просто по домам не пущаем. Так старцы, без баб своих, достали где-то бочонок просяной водки и ужрались до такого непотребства, что орали песни, проиграли в кости полторы деревни, коня и трех внучек, подрались и унялись только заполночь…

- Всё правильно, Хорт. Подавление мародёрства залог порядка. - кивнул льер, кое-что для себя понявший по дороге сюда, а оттого ставшего относиться к увиденному развалу вокруг с удивительным терпением. Жалко было, конечно, созерцать оставленное жильё, но... это был их выбор и попытка собрать черепки обратно в горшок заведомо провалена, на самом первом шаге принятия такого решения. Можно за ними бегать, убеждать как замечательно справятся с охранением, но... любой успех шенов или... их сторонников из числа соседей, любое воровство среди своих будет тут же списано на невозможность исполнения Торнами своих обещаний. Это всё нужно льеру прямо сейчас? Так сильно, что готов биться за людей, не готовых отстаивать свой дом и не шевелящих даже пальцем на этот счёт? Вовсе нет. Он постарается, безусловно, но посыпать голову пеплом и клясться в безопасности тоже не станет. Хотят уходить, пусть уходят. Значит, не их это земля, нет им на ней места.
- Значит так. Гарнис! Разослать людей в селения, где ещё есть люди и объявить, что коли хочется спокойной жизни, твердой руки, то льер предлагает переселиться ближе к крепости, на самые лучшие земли. Дома и хозяйства предоставим, защита под боком, а в переезде солдаты помогут. Даже сверх имеющегося скотины и птицы прибавим. Кроме того, переехавшие на два года будут освобождены от оброков со стороны Короны, со стороны льера сборы вдвое уменьшены на тот же срок. Время на все думы - ровно одни сутки. Патрули уже организованы и земля в досмотре, но разрозненность земель оставляет возможность недоброжелателям портить жизнь моим подданным. Так и объяснить. Далее, Хорт. Бесхозную скотину и птицу собрать и сторожить, это ты правильно решил, к тому же поискать на пастбищах надо оставленные отары и стада. Если они в хлевах бросали, то по лугам точно не ходили. Всё под своим присмотром собрать, отныне это принадлежит мне. Аккуратно, беря в расчет, что в шенов переодеться ума много не надо. Выстрелить из лука и того проще.

Бриан поморщился, прикидывая, что он мог ещё забыть. И всё же припомнил:
- Гарнис! Ты остаёшься со своими людьми здесь и всё налаживаешь - патрули, охрана, разведка. Хорта можешь придержать на несколько дней, может пригодиться, затем верни его в крепость. И да, внимание! Необходимо крайне осторожно проверить весь провиант в амбарах на предмет... ну скажем так, свежести. Помним уроки бывшего гарнизона Галфал. А теперь, растолкайте-ка этих старцев поаккуратней, да на разговор ко мне сразу после завтрака.

Всё пошло не так, как планировал Деингар, совсем не так. По правде сказать чёткого плана от и до у него и не было, но теперь он всего лишь сменил одну клетку на другую. Пускай первая была вонючей и ржавой, а вторая - золотой. В конечном счете положение дел это меняло мало. Но невозможно получить всё и сразу не прикладывая никаких усилий. Да и золото всё же лучше ржавого железа. "Гелион". Это имя при первом упоминании всплыло в мозгу далёким светом маяка. Да, так его звали до того, как он попал на рудник. Гелион Торн, старший сын Гефея Торна, бесславно проигравший борьбу за власть своему младшему брату Бриану. Да, вот кто он на самом деле. Проигравший. Но ещё живой, а значит на реванш ещё остаётся шанс.
Тёплая вода, душистое мыло, прикосновение жесткой вспененной щётки - всё это ознаменовало первые за долгое время минуты блаженства для Гелиона. Многочисленные ссадины, синяки и прочие раны неприятно ныли, но Торн не обращал на это никакого внимания. Он чувствовал себя человеком. На мытьё мужчина потратил всё возможное по законам учтивости время и в конце с сожалением покинул бадью, в которой нежился, окутанный целебным паром. Но блаженство на этом не закончилось. Тонкий шёлк нежными объятьями обхватил всё тело. Да, таким подобает ему(Гелиону) быть.
За столом Гелион с большим трудом сдерживал себя, чтобы подобно дикому зверю не наброситься на еду и вино. Это было бы неуместным. Но рот тем не менее так быстро заполнялся слюной, что мужчина вынужден был периодически судорожно сглатывать. Сейчас, на голодный желудок, он бы согласился на всё. Отдать хоть душу, хоть сердце. Но нужно было держать контроль.
- Да, мой,- коротко ответил Гелион, благодарно кивнув за налитое вино,- я не возражаю, если пока он побудет с...Баймой.
На женщину Гелион предпочёл обращать как можно меньше внимания. Это искушение было ещё более тяжёлым, нежели еда, а потеря контроля могла и вовсе оказаться смертельной. Но время, проведённое на руднике было долгим, и каменная невозмутимость давалась мужчине с огромным трудом. Он даже чуть вспотел.
- Бриан уже давно выжил из ума и я сожалею, что не разобрался с ним сразу. Это было непростительной оплошностью,- продолжил Гелион,- я помогу тебе с ним разобраться.

Бриан ле Торн. Это имя прозвучало знакомо. Очень знакомо. Байма не сразу поняла, почему. День шел своим чередом, она молча подливала, подавала, делала все как обычно, а имя билось, жужжало в голове надоедливой мухой- ни поймать не получается, ни выгнать. Только ночью, когда любимая наложница Таг Шаана закрыла глаза, перед ней как наяву появился образ зрелого мужчины. Бриан ле Торн. Как давно это было. В другой жизни. Помнится, господин Торн не сумел договориться даже с двумя вполне терпеливыми господами. Таг проглотит этого ягненка. Одна картинка потянула за собой другие. Замок Дагреш. Она как госпожа, срочно удочеренная, что бы не рисковать членами собственной семьи, но разве это важно? Настоящая госпожа, и с ней говорят на равных. И это одновременно страшно и наполняет гордостью. И с ней друзья, и Риан и Ратез и Мелис, и она чуствует себя уверенней, зная, что сможет с ними посоветоваться. Потерявший память Береан, бросающийся на своих же, пока так не достал своих, что его пришлось убить. Дым, много дыма, долгий путь сквозь дым вместе с погорельцами из разбойничьей деревни. Побег от очередной свадьбы. Побег от первой свадьбы. Зачем? Сейчас она не могла бы сказать. Долгий путь в мужском платье, я бродячий подмастерье, не надо ли вам что починить? Встреча в таверне, странная девочка, еще более странная компания, попытка ограбить обоз, тюрьма.
Картинки прогнали сон, только под утро Байме- или все таки Хамшир?- удалось зануть и на следущее утро она была такая сонная, что какой нибудь поломойке это с рук бы не сошло. К счастью, у наложницы гораздо больше возможностей тихонько подремать.



Байма подошла к порученому ей пленнику. Лицо ее осветилось радостью.
-Ратез!- тихо, что бы не слышали хозяева, воскликнула женщина.
Но тут же, заметив выражение на лице скованного человека, вздохнула.
-Ты снова все забыл, да? И как же тебя теперь звать? Ратез? Аггей?
Взволнованная от встречи со старым знакомым наложница не сразу обратила внимание, чем занят мужчина. Но когда обратила только покачала головой.
-Знаешь, Ратез, иногда мне кажется, что тебе нравится получать плетей.
Скинув с плечь короткую накидку, подчеркивавшую ее длинные ноги, приемная дочь господ Акклеменских набросила ее на рисунок и уселась поверх.
-Давай знакомится, что ли. Тут меня кличут Баймой, ты когда то знал меня как Хамшир. И как Дюррена,- Хамшир усмехнулась,- Как ты тут оказался? Разве тебя не забрал господин Бриан?

Царапанье по дереву оказалось очень увлекательным занятием, а оттого, услышав рядом с собой человеческую речь, а не это собачье мяуканье, которое издает большинство местных жителей, северянин вздрогнул и вскинулся, словно собирался дать кому-то отпор. Стоило ему только поднять голову, он различил сильный запах. Запах, который он успел подзабыть. Какое-то время северянин бессмысленно пялился на сидящую перед ним женщину, от которой несло всяческими благовониями, а потом в голове, пересекаясь, проскакали несколько мыслей. Первая была «Хочу!», вторая – «Слишком богатая одежда. Нельзя!», третья – «Я же рисовал голую, почему в одежде?». Хотя по правде, как в одежде… То, во что они одевают местных женщин, в частности, эту, одеждой можно было назвать с превеликим трудом. Но даже если эти тряпки нарочно пошиты так, чтобы скорее раздеть, чем прикрыть, ткань и шитье говорит о том, что эта женщина принадлежит кому-то, наделенному властью.
Северянин в сердцах стукнул кулаком по полу. Что ж за жизнь такая? Жрать не дают, пить не дают, да еще и тетками дорогими дразнят.
Требовалось время, чтобы сосредоточиться на том, что щебетала эта пташка. Из всего услышанного, северянина заняли только два слова, которые запали ему в память. Первое – это «Ратез». Таким словом его называл тот странный узкоглазый благородный, которого звали, в свою очередь, тем самым Брианом, о ком и говорили те двое на своем собачьем языке.
Он схватил женщину за руку, но не сильно, а просто чтобы убедиться, что она настоящая.
- Почему уже двое зовут меня Ратезом? Кто такой господин Бриан? Байма, я вижу в твоих глазах радость. Похоже, ты знаешь, откуда я. Расскажи мне.

Сначала Хамшир, наблюдая за сменой выражений Ратеза, подумала было, что надо повторить сказанное медленно и по слогам. Но потом вроде воин пришел немного в себя.
-Откуда ты?-повторила она- Когда мы познакомились, ты назвался Ратезом из Найя. Потом оказалось, что у тебя еще есть имя Аггей. Аггей- твое детское, родовое имя, а Ратез- имя воина, которое дал тебе Демир, когда ты перешел к нему на службу. Та страна, откуда ты родом, была разделена на две части. Одной правил Кратипп, а другой Демир. А потом пришла империя и завоевала вас. Ты тоже сражался там, в той войне. Потом... Потом ты много странствовал, наемничал наверно, но я мало что об этом знаю. Ты помнишь Риан? Она эльфийка, вы как то связаны, она чуствует, когда с тобой что то не так.
Женщина сделала паузу давая Ратезу время осмыслить и может что то вспомнить.

Cеверянин жадно ловил каждое слово, но избегал смотреть на женщину прямо – мало ли что может случиться… Имена Демира и Кратиппа царапнули память, но северянин вспомнил только, что они когда-то значили в его жизни все, и еще то, что оба они давно, очень давно…
- Смотри, эта добрая госпожа рассказывает тебе о мертвецах. Неужели больше не о чем поговорить с женщиной? Ты меня разочаровываешь.
Мысль прозвучала как насмешливый голос, но кому из призраков прошлого он мог принадлежать? Ответа не было.
Слова женщины о наемничестве и странствиях тоже походили на правду, но услышав слово «эльфийка» северянин понял наконец, что с ним играют. Все встало на свои места. Богатая госпожа увидела зверя на цепи и пришла позабавиться, подмешивая в правду небылицы, которые доверчивый дурак примет за чистую правду.
Он мог часы и дни напролет сидеть здесь неподвижно, глядя в никуда, пока госпожа не потеряет интерес и не уйдет, но кое-что она все же знала и это следовало использовать.
- Кто такой господин Бриан? – повторил он самый важный вопрос терпеливо и настойчиво. – Кто эти двое?

Ратез смотрел куда то вбок, оставалось только догадываться, почему.
-Те двое, что за столом? Это господин Таг Шаан, хозяин этого места и господин Гэлион Торн, брат Бриана. Не знаю, встречался ли ты с ними раньше, я их увидела только тут, а господина Гэлиона- только сегодня. Господин Бриан- сосед господина Шаана, мы встречались с ним раньше, у Дагрешей. Ты помнишь Теаса Дагреша, Ратез? Ты был его правой рукой. Ты выиграл войну для него. А потом пропал. Тебя все искали, ты знаешь? Долго искали, очень долго. Весь перевал облазили.

- Вижу, что не ошибся в тебе, - Таг Шаан не скрывал, что доволен. Едва ли он доверял своему «гостю» хотя бы на волос, но пока тот находился в полной зависимости, этот почти ритуальный обмен фразами подтверждал: оба собеседника принимают правила игры. – У Бриана две сотни чужеземных головорезов, которых он привел с войны, среди них и конница, и пехота. Получить свежие известия о расположении этих скромных войск не составит труда. Подумай, что понадобится тебе для возвращения своей земли, а я позабочусь о том, чтобы отыскать для тебя это. Конечно же, мои люди не могут участвовать в вашей семейной ссоре, но чем дальше, тем больше становится в наших краях чужестранцев, которым все равно, за кого сражаться, - хозяин покосился на чужестранца, который по всем признакам выглядел как самый настоящий наемник, только уже староватый и мало пригодный к службе. Именно в этот миг от парочки, сидящей у колонны, раздался гулкий грохот и взволнованный перезвон цепей, с которым пленник ударил кулаком по полу.
- Эй, Байма! Скажи ему, если испортит доски, я заставлю его выгрызать новые зубами полировать его же кровью, пока они не станут такого цвета, как и остальные, - беспечно крикнул он наложнице. Причин беспокоиться за нее не было. Случись что, в худшем случае это животное успеет пнуть ее или укусить, но от этого не умирают. – Победа, несомненно, будет за тобой, Гэлион. Но скажи мне, не доводилось ли тебе думать, что наша страна давно нуждается в реформах? Ведь по сути Нарранфия – это мозаика из наделов, и каждый из льеров сам за себя. Каста, вот к примеру, твоя каста воинов – это, конечно, сила, но сила никем не управляемая, более того, бесполезно растрачиваемая в необходимости всегда следить за своей спиной. Корона слаба и бесполезна. Довольно сказать, что последнюю войну устроили только с тем, чтобы избавиться от вольнодумцев и слишком горячих льеров, а заодно почистить их земли от лишних людишек. Я простой торговец, и моему дому не угрожает такая участь, но больно видеть, как цвет Нарранфии, лучшие из лучших так бездарно гибнут лишь для того, чтобы развеять чьи-то страхи. Скажи мне, Гэлион Торн, не думаешь ли ты, что место на вершине должен занимать тот, кто в силах его добиться и удержать, а не тот, кого поставит верховодить толпа, прикрываясь речами о божественности и святости?

Гелион лукаво улыбнулся, понимая, куда клонит его собеседник. Просто избавиться от Бриана с помощью его брата уже было бы неплохим достижением, но заручиться ещё и поддержкой. Признаться Шаан не зря был тем, кто он есть и в глазах Торна высветилось некоторое уважение. Таг Шаан бы лумён, последователен, амбициозен, он и осторожен. Сам Гэлион также бы не отказался от места, о котором упомянул его собеседник, но и место рядом, пускай и чуть в тени его вполне бы устроило. Пока.
Тем временем желудок Гэлион с удовольствием насыщался предложенными угощениями и сам Торн всё больше оживал. Хотя вино всё же слегка помутняло разум - с непривычки. Но отказаться от него Торн был не в силах. Слишком долго он был вдали от этих маленьких радостей.
- Две сотни воинов кажутся мне совсем малым войском, чтобы ввязываться в войну с соседями. А Бриан не дурак,- многозначительно заметил Гэлион.

Приказы господина Бриана были приняты к исполнению, и очень скоро у господина зарябило в глазах от солдат, спешащих с разными поручениями. Еще большее оживление вызвало предложение переехать поближе к замку: тут и там соседи, родственники, спорили друг с другом, насколько это хорошая идея. Здесь, как можно дальше от границы, жизнь казалась безопаснее, но даже крестьянин способен понять: если отсюда уйдет большинство, оставшимся не будет радости жить среди заколоченных домов и зарастающих бурьяном огородов. Времени оставались еще целые сутки, но на глазах у Бриана какой-то мужичок несмело заговорил с десятником, чертя что-то в воздухе и загибая пальцы.
Гарнис послал, не иначе, самых сообразительных из своей сотни, и результатом того стала встреча старост с господином, устроенная в пропахшем перегаром доме, а в саду одного из покинутых домов. Там расставили скамейки для старцев и самое приличное кресло, какое только сумели найти, для господина. Сад проверили и оцепили, держа любопытных на расстоянии. А узнать, что именно господин будет делать со старостами хотелось, конечно же, всем. Краем уха Бриан слышал из жиденькой толпы разговоры о том, что не иначе как их сочли предателями, признавшими власть соседа даже не попытавшись отстоять землю и имя льера Торна, но те, кто боялся этого всерьез, должно быть, уже обживались на новом месте под крылом Шаанов.
Собранные для встречи с господином старейшины не выглядели счастливыми и не только потому, что вчера у них была не по возрасту веселая ночь. Эти люди волей-неволей понимали чуть больше, чем жители их деревушек, и в первую очередь – то, что господин Шаан не мог отдать землю подобру. А раз так, то отнятого у него куска пирога он не простит. Кому будут мстить? Уж точно не лично господину Бриану. Однако, тот и сам был не подарком. Старики стояли кружком и глядели на господина с явной опаской. Как будто несколько дней назад домой вернулся не наследник рода, а опасный непредсказуемый чужак.

- Может быть, и не дурак, но с войны вернулся не тот брат, которого ты помнишь. Неизменным осталось только его помешательство на благородстве и чести. Я ведь охранял вашу землю целых два года, после того, как оставленную Брианом горстку бойцов дорезали Шены, но получил за это только обвинение в воровстве и вызов на дуэль. Вероятно, мне следовало выбрать своим оружием счетную книгу. – Господин Шаан изрядно лукавил, подчеркивая, что помнит свое происхождение и занятие. Едва ли он мог стать таким же хорошим бойцом, как те, кого готовили к этом с детства, но уж точно не был беспомощным мешком с деньгами, которому любой дурак может воткнуть нож в брюхо. Его речи и дела были так же далеки от того, что пристало человеку этой касты, как они с Брианом Торном – от братской любви. – И коль скоро благородный господин Бриан желает вражды, я сделаю все, чтобы он получил ее сполна. Две сотни чужеземцев – не великая сила, тем более, что они рассеяны по всему наделу. Можно послать шенов, но вопрос в том, как ты потом выкуришь их со своей земли. Предпочтительнее найти профессионала с небольшим отрядом, который просто переловит их по одиночке. Даже если Бриан поймет, к чему идет дело, пополнить ряды ему не откуда. Я позабочусь о том, чтобы через нашу границу не прошмыгнула и кошка, не говоря уж о подкреплении.

- А почему бы не избавиться от самого Бриана? Выманить его из норы и перебить вместе с теми, кого он с собой возьмёт.- высказал предположение Гэлион.
- Тогда нанятые им головорезы либо разбегутся, либо примкнут ко мне в поискам наживы.

- Не нанятые, а присягнувшие, - уточнил Таг. - Среди них вполне может найтись хитрец, который переметнется к тебе, только чтобы воткнуть нож в спину. Но это дела будущего. Убить Бриана - отличная идея, и необходимая мера, ведь с ним нельзя договориться. Но ты в бегах, и не можешь вернуть себе надел на законном основании. Наследником станет его старший сын, а когда ты перебьешь всех детишек, земля отойдет Короне. Тебя же схватят и вернут обратно на каторгу, или, может быть, казнят. Потому я и говорю, мой добрый сосед, о том, что нам необходимы перемены в стране. Пока все остается по-старому, у тебя нет шансов, кроме как вечно прятаться или покинуть страну. Тебе нечего терять, так почему бы не стать тем, кто принесет нам всем новый век?
Впрочем, если это слишком масштабный план, можно снова устроить суд и доказать, что обвинение, по которому тебя признали виновным, было ложным. Для этого тебе понадобится деятельное участие брата и новый обвиняемый. По-моему, устроить переворот все-таки проще.

- Похоже мой выбор невелик,- усмехнулся Гэлион,- при нынешней власти своих земель мне не вернуть.
Торн откинулся назад, в очередной раз пригубив вино. Задачка предстояла непростая, почище побега, который он планировал. Забавно, что в итоге вышло почти так, как он и хотел, с некоторыми небольшими нюансами. От этих воспоминаний Гэлион слегка поморщился.
- А что за старший сын?- поинтересовался мужчина,- Что он из себя представляет? Если избавиться от отца, то хватит ли у занявшего освободившего места продолжить дело родителя? Или струхнёт? Поддаётся ли он влиянию?

Северянин уже привык к тому, что воспоминание о господине Бриане вызывает у него зуд в плечах и спине, но теперь оно вспыхнуло перед глазами ярко, как солнце. Раз за разом этот благородный господин со снисходительным видом поучает его, как надо жить и поступать, а потом ведет к столбу с перекладиной и парой ремешков для рук, чтобы потом снисходительно посочувствовать: «Эх ты, солдафон, опять вляпался в какое-то дерьмо…». Человек с добрым сердцем, который ставил благородство и справедливость превыше всего, даже превыше верности и здравого смысла, не говоря уж о своей совести. Один из самых странных людей, что встречались северянину на жизненном пути – не жестокий, но полагающий жестокость основой порядка, а себя – его хранителем и стражем. Оттого, наверное, этот узкоглазый никогда не был в мире с самим собой и этой раздираемой надвое натурой делал жизнь окружающих невыносимой.
Жизнь… И службу.
Жизнь и службу и да будут свидетелями тому Боги!
…Он стоит на одном колене посреди конюшни, и неотрывно смотрит в по-взрослому серьезные глаза благородного мальчишки, который только что, сам того не зная, за толику человечности купил доверие загнанного в угол, отчаявшегося бродячего пса. Невыносимо горит кожа, когда на ней проявляются знаки новой клятвы, самой страшной из тех, что может дать гаэтец. Нерушимой клятвы.
Снова Бриан, уже начальник охраны. Так буднично, так обычно говорит что-то вроде «Я рассказал обо всем Теасу, не удивляйся, если он будет тебя спрашивать», и протягивает мешок монет. Деньги жгут руку, обида и непонимание обжигают душу, хотя она давно уже должна была зачерстветь до полной нечувствительности. Верно, с душами это происходит так же, как со спиной – чем больше шрамов, тем больнее каждый новый удар плетью. Два шпиона, которые имея службу и присягу в одной стране, получили ее же у врага. Судьбы играют с людьми злые шутки. Он хотел быть полезным Теасу. Что же может быть полезнее такого долгожданного повода для войны, который их император ищет уже несколько лет? По крайней мере, когда с них с Брианом заживо снимут шкуру, парень получит повышение…

- То, что я попал в твое окружение - это не иначе как воля Богов, - с искренним убеждением говорит Ратез. Он отлично знает, что предательство есть предательство, даже если совершено заложником обстоятельств, но хочет напоследок побыть честным с молодым господином. Все закончится здесь и сейчас. Можно было бы помечтать о милосердном ударе кинжалом, но даже самый добрый аристократ не упустит такой возможности послужить своей стране. - Если бы не их воля вряд ли мы бы когда-нибудь встретились. Я - простой человек, который обычно делает за кого-то грязную работу, не больше. Я же говорил уже, что должен Инграну свою жизнь, он обещал отпустить меня, если я помогу Бриану найти вашего отца…
…И не верит своим ушам, когда вместо приказа связать шпиона и бросить в застенок слышит такое спокойное признание в не меньшем предательстве: он-де, Теас Дагреш, не думает, что от войны с Аленной будет польза для его дома и всей империи, а значит, сделает все, чтобы она не состоялась.
И Ратез из Найя не был бы Ратезом, не был бы гаэтцем, если бы тут же не открыл рот, чтобы напомнить: благородный господин не может, не имеет права выбирать между своим родом, своей империей и жизнями двоих неудачников. У него есть служба, долг и клятвы, которые избавляют от такого выбора раз и навсегда…

Война. Затянувшаяся на годы война в Данниаре, который так похож на его родину, что невозможно смотреть по сторонам, не видя призраков. Снова измена, и для того, чтобы отстоять провинцию, они сами преступили все законы, приказы и уже так давно навоевали себе на трибунал, что это больше не имеет значения.
Ночь перед боем выдалась теплая, ясная, безмятежная, словно самими Богами отпущенная для того, чтобы каждый мог наглядеться на звезды, здесь, в горах, гроздьями висящие прямо над головой — только протяни руку и сорви, как посеребренную инеем рябину…
- Итак, у нас две с половиной сотни обученной пехоты и полторы — лучников. Согласно приказу? мы примем на себя основной удар. - Теас говорит спокойно, чуть насмешливо, как всегда. – В своем великодушии Повелитель дозволяет нам пасть с честью, чтобы не держать ответ за свои поступки. Я возглавлю атаку и приведу нантийцев к распадку; мое знамя и, к примеру, ложная попытка прорваться вниз — то, что нужно, чтобы сорвать с места половину гарнизона, если они не хотят отвечать перед своим полководцем за упущенную возможность. Ты встретишь их во главе пехоты. Твое присутствие, стойкость и отвага удержат наши ряды в строю достаточно долго, чтобы там, снизу, успели прорваться. По словам Повелителя, взяв заставу, они ударят в тыл нантийцам. Проклятье, Ратез, он мог бы быть честным, хотя бы отправляя нас на смерть…

Самого боя он почти не помнил, помнил лишь то, что Теас не ошибся – подмога подошла не раньше, чем все те, кто был не нужен Повелителю в новом мирном Данниаре, окрасили в красный воды речушки Серебряной. Приближающийся отряд и был последним, что видел Ратез до того, как пропущенный удар отправил его в темноту…

Если бы два наемника, деловито путающие северянина, удосужились глянуть на него, вряд ли бы они так торопились. Когда до Ратеза запоздало дошло, что с ним собираются делать, он чуть было не впал в отчаяние. Воды он боялся хуже огня, плавать он не умел и уже успел попробовать потонуть дважды, потому перед стихией испытывал чуть ли не суеверный трепет. Крепкие руки вышвырнули северянина за борт и тот не удержался - закричал.
А потом вода обожгла ледяным дыханием зимы. Холод был такой, что на мгновение показалось, что вот она, смерть, подбирается, не ее ли руки вцепились в нутро, сжали сердце? Вода сомкнулась и запаниковавший Ратез глотнул воду в полной мере, разом потеряв, где небо, где земля. Соленая вода ободрала легкие и горло, заставив судорожно вздохнуть еще раз. Веревка натянулась, выдернула на поверхность и утащила под воду снова: корабль на месте не стоял.
Вечность спустя его вытащили и швырнули на палубу. Мир сузился до адской боли в груди. О чем там спорили люди? Ему было все равно. Его тело требовало от него всех усилий, чтобы дышать, награждало адской болью и кашлем за каждую попытку, даже холод отдалился на долгие мгновения, но когда вернулся вновь, Ратез глянул на человека, который явно схлопотал по морде. Северянин где-то видел уже такой взгляд, мог поклясться, что сейчас смотрит похоже. Взгляд человека, отчаянно боящегося попасть обратно в клетку. Он вроде бы даже знал его или видел когда-то, но имя ускользало, ускользало положение и звание, вместе с тем росла какая-то решимость. Закончить все это здесь и сейчас. Третий раз за день решится свести счеты с безумной жизнью и упорством осла делать и делать последний шаг за черту, пока наконец от него не открестятся даже Боги. Мы сделали все, что смогли...
Главное, чтобы все эти угрюмые люди раньше времени не поняли, не остановили. А так шаг за борт, руки связаны, пока поймут что к чему, то и ловить некого. Прости меня, Демир, я нарушаю свой обет перед Богами, данный тебе в день твоей смерти. Я клялся жить, невзирая ни на что, но ты бы знал, о чем просишь. Предки заждались. Я пойду.
Ратез поднялся на неверные ноги, он знал, что никто не ждет от него безумных поступков, по правде он и не верил, что ему это будет под силу. Он стоял, на ветру, чувствуя как подкашиваются ноги, собирался с силами на один рывок. Туда... до борта, а потом в бездну. Один прыжок. Один полет. Немного муки и.. конец. И пусть кого хотят представляют там своим владыкам в Нанте. Хоть труп, порубленный по частям. Мертвым все равно.
Ему казалось, что он только думает об этом, а тело сделало все за него…

Тронный зал Повелителя Таррегской империи он видит впервые, и как по насмешке судьбы, снова в качестве преступника. Посмотреть на судилище явилась, кажется, вся столица, а ведь это только знать… Много же у империи благородных. Повелитель не обращает на собравшихся никакого внимания, ему интересны двое, замершие посередине зала. Один стоит на коленях, скованный и, как всегда, раненый, второй прямо и смотрит в глаза императору.
- Ты утверждаешь, что с этого человека, взятого в плен как командира левого крыла нантийских войск в битве против объединенных сил империи и Халли, должны быть сняты все обвинения в государственной измене? Докажи.
О чем тут говорить, одного вопроса достаточно для не самой быстрой и легкой смерти.
- Я, Теас из дома Дагреш, даю слово: все действия Ратеза из Найя в Нанте были совершены по моему приказу. Готов ответить за слова и дела этого моего человека, и всех остальных.
Я отправил его туда, чтобы подобраться к Венду вплотную. Замысел удался, мой человек получил пост командира и в решительный час управлял своим флангом так, чтобы обеспечить нам победу малой кровью.
Ложь, ложь, ложь, и об этом знают все трое. Уверенный, что господин предал и продал его Нанте, Ратез сражался за нее с равной ненавистью к обеим сторонам, и уж точно не играл в поддавки. Говорить об этом не было смысла: старик в золотом венце видел их обоих насквозь и выбор, сделанный молодым Дагрешем, ему не понравился. Что толку от человека, способного малой кровью выигрывать войны, если он непредсказуем и следует не долгу, а своей совести? Такие годятся только для одного – из них выходят отличные павшие герои.
- Слушайте мое решение! Теас Дагреш привел под знамя империи землю, называемую Нантой, и земли, называемые Халли. За эти заслуги ему и его соратникам будут прощены военные преступления, которые они, все же, совершали из рвения в служении империи, а не из злого умысла. Во избежание повторения таких проступков Теас Дагреш назначается на посольскую службу и отбывает на юг будущей весной.

Золотой венец императора золотился рассветным солнцем, пуская в толпу легкомысленные солнечные зайчики, когда Ратез, затаив дыхание, не слыша музыки и не видя ничего вокруг, нес это украшение на бархатной подушке по бесконечно длинному ковру. Вот оно, то, ради чего было пролито столько крови, выиграно столько битв, разбито столько судеб. Всё было не напрасно. Символ высшей власти, который для Ратеза ничем не отличался от самой высшей власти, вызывал в нем и благоговейный трепет, и невероятное облегчение: все закончилось. Победа. Теперь все будет по-другому.
Пять ступенек на празднично украшенное возвышение, где его уже ждет Повелитель. Только сейчас Ратезу вдруг бросилось в глаза, что со времени их первой встречи прошло три, если не четыре года, и мальчишка с глазами взрослого давно уже вырос в мужчину. Трудно не заметить, когда, преклонив колено, он все равно не становится сильно ниже тебя.
- Ну же, Ратез, признайся: ты просто все эти годы мечтал поставить меня на колени, - негромко и очень-очень серьезно говорит ему Повелитель, и тут же становится понятно: не вырос. – Корону не урони.
Кто-то громко зачитывает славословия, положенные по случаю, молчание толпы готово прорваться одобрительными криками, сейчас в воздух полетят цветы и шапки, а Ратез ничего больше не видит и не слышит, потому что его разбирает счастливый смех и очень трудно удержаться, не заржать в голос, потому что на душе такая легкость, такая свобода…

Тоска такой же силы, как недавний Зов, захлестнула с головой. Невыносимо чувствовать, что ты должен бежать со всех ног, должен быть в другом месте и в другое время, но вынужден заниматься пустяками, когда там, быть может, решается вопрос жизни и смерти. Он посмотрел на свои скованные руки и разозлился на то, что кто-то смеет его сдерживать, но злость не сделала железные кандалы стеклянными.
- Да, я помню. Их всех. В таком случае, не понимаю, что я делаю здесь? Я должен уходить. Меня ждут. Кажется, я опять оставил Теаса в самый неподходящий момент. Госпожа, я не помню тебя. Но если ты все это знаешь, значит, ты была рядом. А если так, как ты оказалась здесь? Как далеко мы от... дома?

- Ему всего пять лет, - отмахнулся господин Шаан. - Как, впрочем, и младшему. Большую угрозу представляет собой жена Торна, она смелая женщина, и способна на отчаянные поступки. Такая вполне может искать поддержки по соседям и даже попытаться собрать свою армию. Но она чужая здесь, и не найдет ничего, кроме смерти. Я заберу ее себе, пусть Байме не будет так скучно одной.
А вообще забавно, Гэлион. Выходит, у вас с братом общий интерес в смене порядка. Он слишком долго странствовал, и сперва привез с собой иноземную жену, которая знать не хочет наших обычаев и даже одевается по северной моде, а теперь с ним две сотни разбойников, которых он всерьез намерен поселить среди людей. Представляешь, он уверен, что они захотят стать такими же, как настоящие люди, рожденные в Нарранфии. Но мы-то с тобой знаем, что вернувшиеся с войны тяжело принимают всяческие правила и им трудно объяснить, почему они должны поступить так, а не иначе. Если у их хозяина еще хватит на это влияния, то что будет, когда они смешаются с местными и начнут доказывать свою правоту так, как привыкли? Люди боятся его и говорят, что льер Торн - чужой, хотя и владеет землей по праву.
Выходит, что если Бриан хочет сохранить все, как есть, он вынужден будет строить в своем наделе этакое маленькое государство со своими законами и порядками. Либо же примкнуть к восстанию и изменить мир так, как это давно следует сделать.

Льер проводил долгим взглядом Хорта, слушающего мужичка и, дождавшись, когда десятнику шепнёт вестовой о том, что господин что-то от него хочет, поднял руку с открытой ладонью, затем развернул к себе и, сжав кулак, опустил. "Внимание" и "Доложить". Пусть десятник отнесется с вниманием к словам местных и позже расскажет о них. Впрочем, он и сам не дурак, хоть и носит должность всего лишь десятника, а на деле в той же крепости и сотней править может. Почета ему и уважения хватает не только со стороны подчиненных, но и со стороны господина, при этом должность вроде не великая и не отделяет десятника от простого люда, что только на пользу дела. Поэтому и есть возможность у человека поговорить с Хортом как может, не тратя время на избытки вежливости и осторожность. Сам же Хорт способен завоевывать уважение хозяйственников своей деловитостью и житейским умом. Жаль такого человека в крепости держать, его бы сделать поверенным делами на земле, если сам того пожелает. Но это позже, когда жизнь начнёт налаживаться, то есть, очень не скоро.

Льер присел на краешек кресла первым, бережно уложив ножны, вынутые из-за пояса, поперёк ног, опёр на них локти и накрыв одну ладонь другой. Стращать стариков или обижаться на них не имело никакого смысла. Пришли Шааны с оружием, заявили свои права на земли и что тут поделаешь? Кто мог драться был на тот момент или мертв или забран Брианом в поход. Да и нападения шенов вдруг сразу прекратились. Прямо волшебство или удивительное совпадение - караванщики и их охрана смогли обезопасить земли лучше настоящих воинов при том, что заставы уже были уничтожены и самое удобное место для сдерживания шенов было потеряно. Ну точно, колдовство, не иначе. Мирный народ если о чем и догадывался, то виду не мог подать - поспорь-ка с воином, который может ткнуть копьём и всё, спор окончен за отсутствием одной из сторон. Льер дождался, пока остальные сядут и заговорил с видом серьёзным, но не грозным:
- Мне доложили, что вам не дали разойтись. Если кто-то всё же желает уйти и сбежать из моих владений, то лучше сделать это прямо сейчас. С моей стороны не будет ни запрета, ни преследования. Вот вернуться вряд ли сможете, есть подозрение, что Шааны сюда никого не пропустят. Если таковые есть, уходите сейчас. К тем, кто считает эту землю своей и готов остаться на ней жить и работать себе во благо, у меня есть разговор.

Бриан сделал паузу, позволяющую уйти тем, кому этого захочется. Он совершенно точно не собирался посвящать в свои планы перебежчиков и тратить время на их переубеждение тоже. Есть множество других дел, на которые можно это самое время употребить. Убедившись, что желающие уйти уже брались, а остальные приняли решение хотя бы его выслушать, льер снова заговорил:
- Известие о том, что я умер, заставило часть людей уйти. Известие о том, что я жив так же заставило людей уйти. Не понимаю. Расскажите-ка старцы, что в этих землях происходит, много ли людей сейчас осталось и готовы ли вы остаться на этом месте, если наши воины тут возведут укрепления... на всякий случай? Оставлять эти края совсем без жителей неправильно, так я уверен.

Получив разрешение, двое стариков немедленно удалились. Остальные переглядывались между собой, хмыкали в бороды, набирались смелости. Наконец слово взял самый древний дед. Не то потому, что пользовался уважением более прочих, не то потому, что уже славно пожил на свете.
- Не гневайся, господин, если ты хочешь знать, мы расскажем тебе, как есть. Недовольство среди людей началось не вчера, оно началось сразу после твоего возвращения. Распри между последними в роду братьями, когда позаду на границы глядит Шаан со своей полусотней родичей, а спереди точат ножи шены – не то, что вселяет в крестьян надежду. Еще пришедшие от Галфала болтают, что господин нарушил обычаи, и тем навлек на нас все нынешние беды, но спросишь их, какие такие обычаи – молчок. Боятся.
Старик выдался и присел на лавку, держась обеими руками за клюку. Речь подхватил другой.
- То, что ты забрал наших сыновей, а привез назад чужаков – это горе. Никто не смеет винить тебя в том, что люди гибнут на войне, и люди благодарны за хоть таких защитников. Но что будет дальше?
Мы уже окончательно запутались, чьи люди приходят за добром по приказу, а чьи – просто мародеры и разбойники. Если своих еще как-то можно было отличить, то чужаки все на одно лицо, и они не отчитываются перед нами, есть ли у них твое дозволение. Когда твои люди искали по домам, никто не спросил у живущих рядом, а пустые ли это дома, или может быть, хозяева еще вернутся? Рано или поздно твои солдаты поселятся где-то рядом с нами, женятся. Станут нашими соседями. Вот только с чего бы им жить по нашим порядкам и традициям? Они прошли войну и уже ничего не боятся. Среди крестьян они станут как волки среди овец, творить, что хотят. Наши молодые мужчины этого не потерпят. Мы тоже не склеены из риса, и не позволим чужакам смущать умы.
Наш мир, господин, держится на том, что молодые перенимают жизненную науку старших и не смеют нарушить порядок, заведенный пращурами. Что будет, когда рядом с ними заживут те, для кого нет иного закона, кроме своих желаний? Для кого нет ничего святого? Возмущение спокойствия, драки, убийства и повсеместное растление умов. Смешаются касты, дети перестанут слушаться дедов и тебе придется каждый день судить своих крестьян за преступления, которых не было бы, кабы не дурной пример. Этого, господин, страшатся те, кто смотрит в будущее.
- Прости, господин, что мы не пришли к тебе со своими страхами и чаяниями, но на этих землях так давно не было никакого суда и закона, что может статься, мы разучились жить по заведенному свыше порядку. Как известно, в тех местах, где порядка нет, честные люди разбредаются во все стороны, ища лучшей доли, а дурные теряют человеческий облик.

Судя по лицу Ратеза, что то он все таки вспомнил. По крайней мере какое то время он выглядел как человек, который видит что то свое, невидимое другим. Хотела бы Хамшир знать, что он там такое видит. Тихое счастье на лице воина сменилось дикой тоской, когда он вернулся в реальный мир. Он вспомнил. А Хамшир не вспомнил, и это кольнуло обидой. Которую женщина, конечно же, не показала.
-Мы очень далеко от дома, Ратез. Не меньше полугода верхом. Хотя ты вовсе не выглядишь, как человек, который столько путешествовал под солнцем. И поскольку водного пути сюда нет, -наложница, и так говорившая негромко, понизила голос еще больше,- похоже, это дело рук Дамиана. Он же и отобрал у тебя память.
Как она сама оказалась здесь приемная дочь господ Акклеменских старалась не вспоминать. Когда то в самом начале, когда дела кончались, а сон еще не приходил, Хамшир пыталась понять, на что рассчитывал император, посылая ее в Нанту с господином Геинмааром Лариатом. Неужто и правда она могла так подействовать на владыку Венда, что бы он отдал весь флот, кучу золота и что там еще в списке было, но просто не нашла к нему подход? Как Хамшир не крутила произошедшее в голове, так и не смогла найти ключ к успешному завершению своей посольской миссии и в конце концов просто перестала об этом думать.

Северянин поднял было руку, чтобы почесать в затылке, с некоторым удивлением посмотрел на звякнувшую цепь, которая не позволяла этого, и тяжко вздохнул.
- Точно помню, что был изрядно выпивший, а если я был выпивший, то значит полез в драку. Так бывает каждый раз – получил по голове и не знаю, как меня зовут. Кто такой Дамиан? Неважно. Вот что, дева. Соображать ты горазда, так сообрази мне то, чем можно разогнуть, сломать цепь или сбить оковы. Покуда ты это ищешь, я буду хорошим узником. Затем уйду, если хочешь, вместе с тобой, - он посмотрел на женщину с большим сомнением. Эта птичка живет в золотой клетке, но что ей может предложить беглый каторжник? – Теперь ступай. Я давно не видел женщины, а до тебя можно дотянуться рукой. И еще, - собранный суровый голос северянина стал вдруг кротким. Он превратился в «хорошего узника», которого и должны были видеть господа и стража, - не принесет ли добрая госпожа воды? Так пить хочется, что брюхо к спине прилипло…

Хамшир скептически посмотрела на воина, но не стала спрашивать, обнаруживает ли он себя после каждой кабацкой драки за полгода конного хода от дома. Потом оценивающе посмотрела на оковы. Да, сложная задачка. Ключа от них нет и простым кухонным ножом или другой случайной железкой их поцарапаешь разве что. Такую цепь разогнуть нужну такие инструменты, которые в кузне может водятся. Ну еще на возведении крепостных стен их можно найти. И как обьяснить кузнецу или строителям, зачем любимой наложнице хозяина понадобилось зубило? Не в складках платья же его тайком выносить.
-Я принесу тебе инструмент, но не обещаю, что это будет скоро,- Хамшир поднялась, подозвала одну из служаном и велела принести еды. Потом поставила еду на положенную на пол накидку. Чем позже обнаружат новое украшение пола, тем лучше. Оставив узника с едой Байма вернулась к господину Шаану и заняла место у него за плечом.

- И изменить мир так, как это давно… - расслышал Гэлион откуда-то издалека. Он чувствовал, что засыпает, но не мог ничего с этим поделать – ни открыть глаз, ни поднять руки, ни сесть прямо, вместо того, чтобы заваливаться на подушки. Разум его, взбудораженный переменами одного короткого дня, продолжал бодрствовать, но тело, скованное дрёмой, отказывалось подчиняться. Должно быть, усталость, накопленная за годы каторги и дни тяжелого пути, наконец взяла свое…
- Пусть тебе приснится Янтарный Дворец, - услышал он насмешливый голос Тага, и приказ страже «Всем выйти!». Никто не попытался возразить, что это де опасно, или узнать, что именно хозяин собирается делать со всеми этими людьми без посторонних глаз. Когда за уходящей охраной и прислугой закрылась дверь, Таг обратился к своей женщине:
– Стоило же переводить целый кувшин вина и две меры порошка, чтобы его разобрало с одного кубка! Байма, пойди вылей это, и смотри, чтоб кто-нибудь не приложился. Потом вернешься.
Сквозь сон Гэлион слышал, как легко прошуршало ее струящееся платье, и как удаляющиеся шаги хозяина замерли у противоположной стены комнаты, и все, что произошло позже.


В отличие от белой госпожи, ее служанки откровенно боялись северного зверя, и морщили носики, обходя его по широкой дуге. Какой бы ни была их жизнь в этом доме, они явно не привыкли иметь дело с мужчинами, от которых грязь отваливается корками, шкура облезает лоскутами, а под ними в итоге открывается такая изрубленная рожа, что лучше вовсе не поднимать глаз. И, хотя на Байму они смотрели с ужасом и восхищением ее смелостью, повторять ее подвиг не хотелось ни одной. Однако, им все же пришлось подойти поближе, чтобы передать два маленьких подноса – один с тонкими узорчатыми мисочками, другой – с кувшином какого-то питья. Изящество дорогой посуды смотрелось дико и нелепо рядом с уродством пленника и грубыми оковами на его руках, да и переводить на него хорошую еду явно не следовало, но порядок был таков: до тех пор, пока желания Баймы совпадали с волей господина Тага, они выполнялись беспрекословно.

Господин Шаан подошел поближе и долго, с любопытством разглядывал пленника, решая для себя, животное перед ним, или все же дикий, но человек. А решив, позвал кого-то на своем языке. На зов явился рабочий, нагруженный бряцающей при каждом движении сумой и небольшой колодой. Не задавая лишних вопросов, он расположился, знаками приказывал северянину подставить запястья или щиколотки, и с умением, выдающим многолетнюю практику, избавил того от кандалов. Соединяющая их цепь так и осталась приделанной к полу – на ее счет приказа не было. Когда Байма вернулась, северянин уже был свободен.

- Иноземец, который засыпал землей Бриана из Торна, - заговорил господин Шаан на торговом языке, дождавшись, пока рабочий уберется восвояси, - и остался живым, чтобы через пару дней стравить друг с другом степь и Корону всего лишь несколькими словами. Для такого способного человека у меня найдется занятие получше, чем подпирать колонну. Поэтому я приказал снять с тебя цепи. Можешь не благодарить.
Ты сейчас находишься в дне пути от замка Галфал – родового гнезда Торнов. Отправляйся туда, принеси мне головы Бриана и его сыновей. Если сработаешь чисто и тебя не заметят, кроме денег получишь место среди моих воинов. Если тебя узнают – заберешь деньги, и тебя выведут из страны. Приведи жену Бриана и его дочь живыми и здоровыми – получишь в награду женщину, на которую пялишься даже тогда, когда я говорю о твоей судьбе. Мне она надоела. На все тебе срок шесть дней, этого будет довольно.

Северянин, который долго ждал, когда нежное создание в полупрозрачном одеянии наконец-то решится к нему подойти на расстояние вытянутой руки, выхватил у нее из рук поднос, зарычал и попытался схватить край одежки. Потом, удовлетворившись произведенным впечатлением, нисколько не стесняясь, залез руками в миску и начал запихивать все, что было там, в рот. Манеры? Оставьте для благородных! В конце концов, они сами хотят видеть в нем зверя. Пускай получат.

Когда появился кузнец, северянин уже отяжелел от внезапной сытости, и вместо того, чтобы наблюдать за тем, как кузнец зубилом сбивает заклепки при помощи молотка, лениво рассматривал убранство, но взгляд его все равно соскальзывал в сторону двери, куда ушла женщина с каким-то кувшином в руке. Он пытался ее вспомнить, и какая-то мысль неотвязно крутилась вокруг неправильности происходящего. Внутренняя уверенность в несправедливости, происходящей на его глазах, но в чем именно эта несправедливость заключалась, он не знал. Краем глаза северянин заметил, что его южный «приятель по каторге» тоже осоловел и заснул за столом, и задумался об этом, но женщина вернулась, и снова безраздельно завладела его вниманием.

До него не сразу дошло, что хозяин дома обращается именно к нему. Понадобилось некоторое усилие воли, чтобы оторваться от собственных мыслей и сосредоточиться на том, что ему сказали, поэтому северянин молчал где-то с двадцать ударов сердца прежде, чем нашелся, что ответить.
- Раз уж ты просишь, благодарить не буду. А если я не буду благодарить, то зачем мне соглашаться на твое предложение? Впрочем, предвижу, что ты будешь угрожать мне смертью, и поэтому я согласен на оба предложения разом. Однако, я и понятия не имею, где находится этот ваш Галфал. Более того, солдаты твоего соседа знают меня в лицо. И если ты хочешь, чтобы я исполнил то, что мне поручено, укажи хотя бы место, где можно проникнуть в эти владения, минуя патрули.

Бриан слушал стариков и поначалу не понимал ни одного предложения - слишком дико они звучали. И говорил их не какой-нибудь чужак, нет, произносили эти речи те, кто жил в этом наделе ещё до того, как сам льер появился на белом свете. Поэтому списать на плохую память не получилось бы, даже если бы они попробовали, тот факт, что "распри" начались задолго до возвращения Бриана. Возвращался-то он откуда? Из отнюдь не добровольного изгнания, обвиненный в убийстве собственного отца. Эта история снова колыхнулась рябой трясиной боли и льер привычно пересчитал острые углы воспоминания. Отравлние отца. Обвинение отцом старшего брата, долгая ссылка после смерти отца, возвращение с женой, поиски следов, случайные свидетели... торговец на суде, ссылка брата, война. Последнее тоже готово было распасться на горсть следов на собственной шкуре, но господин быстро остановил расползание мыслей по древку. Эти старцы говорят о "распрях", будто Бриан вернулся и избавился от Гэла ради... чего? Власти? Изначально он, младший брат, должен был заниматься именно тем, чем занимался на войне - управлять отрядами, в то время, как старший брат тянул лямку всех переговоров, общего управления и мог собой не рисковать, отправляясь в бой. Две руки для одной цели. И старцы вдруг говорят о распрях, будто не было изгнания Бриана? Или это не воспринималось как начало распрей, а было... необходимой мерой. Льер почувствовал, как его пробил жаром. А что, если Гэл его убирал с доски, не рассчитывая, что младший брат ускачет за десяток стран и вся связь с ним будет потеряна? Что, если отравление отца и свидетель этого отравления из касты купцов связаны с отравлением гарнизона Галфал куда как позже? И снова у нас тут на сцене купцы. Бриана второй раз прошибло жаром. Надо разбираться со всеми этими историями, пока у него есть силы и время. Жаль только, что самого Гэла уже не спросить. Трёх лет на руднике не вынесет никто.
- "Распри" для меня начались со смерти моего отца и изгнания младшего сына, то есть, меня, старцы. Или я чего-то не знаю? Вы, конечно, будете говорить осторожно, поэтому можете начать со слов "ходят слухи".
Бриан подумал и добавил уже по другим вопросам, которые были, к сожалению, сейчас не менее важны:
- Вы так говорите про присягнувших мне, будто свои ребятки у вас не буянили, после горилки дров не ломали, коров в колодцы не засовывали, баб не воровали. А ведь мои люди были такими же сыновьями гончаров и землепашцев, только растили они рожь и пшеницу, а не рис. Они точно такие же люди, хоть жили без каст. Так ли это - увидите сами. Они будут составлять основу моей постоянной армии. Да, я не буду больше каждый год брать себе на службу ваших мальчишек, но тем, кто придёт сам, а я его сочту годным, будет служить мне четыре года и получать за то жалование, а надумает сделаться военным, тогда и жалование по чину. Хватит детей необученных в бой кидать. Вы говорили, традиции нарушаю? Вот теперь скажите, как это плохо, когда вашим дитяткам служба хуже полона казалась, а сейчас получается и скрываться не надо. Никто просто так на войну не возьмёт. Но и настоящим мужчиной не станет, не почувствовав тяжести копья у бедра. Так что сами будете решать, пойдет ли кто мне на службу или дома останется крестьянское платье изнашивать.
Что же до оставленных домов... Ушедшие, как я сказал, не вернутся, не пропустит их Шаан обратно. Как питон попробует удушить, понятное дело. Вот только скажите-ка мне, отчего вдруг мне заботиться о людях, которые судили, рядили и решили за меня, даже не услышав и кинувшие эту землю? Нет у них на землю больше права. Она достаётся тем, кто готов её своим трудом и кровью защищать. Зубами за неё биться, если понадобится, а не кидать и надеяться, что за ним приглядят. А коли так, то их дома, скотина и прочее имущество становится моим и я его выдам тем, кто останется на своей земле и сможет с этим хозяйством управиться. Делянки беглецов вернутся ко мне, а от меня к оставшимся, вот моё слово. Надумают вернуться, пусть идут сначала к вам и объяснят, почему вас одних бросили, а уж потом к Хорту, моему десятнику, по делам доверенному. Тогда выдадим им их скот и птицу, а если их хозяйство уже роздано, то выдадим новое. Впрочем, как уже говорил, вряд ли они смогут пройти через посты обратно, да ещё с семейством. Остаётся путь через шенов, но он пока закрыт для безоружных.
Теперь, говорите, не можете понять кто есть кто? Зачем так лукавите, старцы. Неужели красно-черные одежды моих воинов вы не можете отличить от желто-белых одеяний людей Шаанов? Не верится. Что же до беззакония... Как так? Ведь три года меня тут не было, из них два года на этой земле Шааны правили, которые клялись защищать земли, как свой дом. Не могли вы за год, пока ещё наши защитники тут держались, отвыкнуть от разумного суда. Что тут творилось потом, старцы?

Господин Шаан с усмешкой выслушал дерзкие речи иноземца, безошибочно угадав в нем одного из тех людей, об которых можно всю жизнь вытирать ноги в обмен на возможность немного подерзить. Это необходимо им, как воздух, для поддержания иллюзии своей смелости и удали, позволяющей безболезненно смириться с простой данностью: тебя привели сюда на цепи, как собаку, и ты будешь делать все, что прикажет хозяин, потому что очень хочешь жить. И, если будешь хорошим псом, получишь в награду все, о чем только может мечтать животное – конуру, миску с костями и суку своей породы. Таких псов под рукой Тага было не меньше, чем настоящих четвероногих, с хвостом и умными карими глазами. С теми же, кто оказывался на деле плохим псом, разговор у господина Тага всегда был короткий, и он никому не угрожал смертью. Просто в один прекрасный миг негодный пес оказывался виноват в чем-то достаточно скверном, чтобы его прилюдная казнь никому не показалась несправедливой.
Скулеж наемника о том, что он-де никак не сможет сам пройти через границу, да и найти единственный в Торне замок – это непосильная задача, мог быть одним из двух – проверкой того, позволит ли хозяин сесть на шею за свои же деньги, или же свидетельством того, что господин Таг сильно переоценил покрытого шрамами подлеца. Возможно, его шрамы говорили не о богатом опыте, а о том, что перед господином сидит на полу редкостный неудачник. Что же, в первом случае он раз и навсегда забудет о попытках свалить свою работу на хозяина, а во втором будет убит или схвачен людьми Торна. Его могут допрашивать, могут пытать, могут казнить – все равно слова бродяги-чужеземца ничего не стоят, пока некому доказать то, что льер Шаан принял это существо на службу.
- Мы отправимся на прогулку, - поразмыслив, решил господин Шаан. – Почему бы не прогуляться вдоль границы своих владений в такой славный денек?

Денек на деле оказался славнее некуда – до короткой блаженной передышки между дневным пеклом и ночным холодом было уже не так далеко, но пока солнце жарило в полную силу. Господин Шаан, не изменяя своему обыкновению выходить из дома при полном параде и сиянии позолоты от кромки головного убора до рукояти кинжала, ехал на своем любимом белом коне, рядом с ним – Байма на игреневом, и пару верховых охраны при копьях, луках и длинных ножах на всякий случай. Северянину лошади не доверили, ему приходилось поспевать за конной прогулкой пешком. Одежду вместо лохмотьев, оружие – все это ему предстояло добыть самостоятельно, и уже по ту сторону границы, чтобы не оставлять улик. Наконец, когда солнце все же склонилось к горизонту, подарив людям немного прохлады, господин скомандовал привал в совершенно ничем не примечательном леске на плоскогорье, из-под сводов которого доносилось тихое пение воды. После короткой проверки подозрительных кустов и оврагов, один из воинов уже был отправлен за водой на ручей, второй обхаживал коней на противоположной стороне полянки. Байме предполагалось расстелить покрывало и устроить ужин на свежем воздухе из того, что было припасено в седельных сумках, разлив вино и нарезав сыр, хлеб и копченое мясо. Ее наряд для конных прогулок был закрытым, но все эти длинные рукава, летящие ткани, струящиеся покрывала явно не подходили для лесного привала. Правда, они защищали от комарья, коего здесь было в достатке.
- Сможешь отсидеться здесь до темноты, затем перейдешь границу по ручью в паре сотен шагов к северо-востоку, - сказал господин Шаан, бросив северянину бурдюк с теплой водой,- У тебя будет примерно час между патрулями, если за два дня Бриан ничего не поменял в разъездах. Галфал найдешь без труда, это единственная крепость во владении Торнов.