Автор:
AlpakaТоральд сидел за бамбуковым столом на берегу океана и что-то сосредоточенно писал.
Его ноги погрузились в горячий песок, а рядом была воткнута огромная сабля. Лезвие пускало солнечных зайчиков. Живописная картина, и этот согнувшийся над книгой великан на удивление уютно смотрелся в ней. Словно отец семейства, пишущий мемуары у камина.
А вообще, широкие плечи, тугие мускулы, да ещё и костяная корона на голове – всё это делало Торальда похожим на какого-нибудь древнего бога. Так оно почти что и было. Ведь за столом сидел самый настоящий охотник на чудовищ.
По правде говоря, Торальд не сам выбрал себе ремесло. Недоразумение или несчастье – так это лучше назвать.
Когда чудище сдирает тебе скальп, а рана из-за песчаного ветра и соли срастается во что-то вроде колонии морских желудей на днище корабля, ты волей-неволей встаёшь на путь мести. Прикрываешь голову рыбьими костями и идёшь молотить подводных гадов. Людям нравятся такие истории: про огонь в глазах и покаранных злодеев. Другого они от тебя и не ждут.
Однако любимой частью Торальда в этом деле были не бурные сражения посреди океана и не легенды о своих подвигах. Больше всего он любил писать победный дневник.
Это отнюдь не было хвалебной одой самому себе или скучным описанием всяческого рода морских тварей. Здесь совершенно всё имело смысл: цвета, слова и картинки. Торальд заполнял каждую страницу с особым усердием.
У его первой жертвы, Мордодонта, была зелёная кровь. Торальд сделал из неё чернила и описал ими самое неловкое из своих сражений. Потом был Плосконос с синей кровью, и долгая-долгая битва, в мельчайших подробностях обрисованная синими чернилами. До восхищения ужасная Электрофида и оторванный палец на ноге были упомянуты в фиолетовом цвете, а черная кровь Уробуса не смывалась с бедолаги охотника целый месяц и к тому же впиталась в десяток последующих страниц.
У него было правило: сначала чудовища, потом краски. Кому-то это может показаться извращённой и жестокой коллекцией, но для Торальда это было всем. Плавания и убийства он не считал.
Герой встал, вытащил саблю из песка и пошёл вдоль берега. Он старался продумать всё и в то же время не думать вообще. Сегодня очень важный день. Охота на Кракулу.
Огромная красная акула, живущая в самом глубоком месте океана. Размером эта красавица сравнится с десятком китов, а умом и хитростью потягается с человеком.
Однако Торальд надеялся, что эта охота станет последней для него. Ведь, как водится, именно такая вот Кракула давным-давно изуродовала его макушку.
Он подошёл к своему крошечному плоту. Такая дощечка покажется монстру простой закуской из сушёных водорослей, но на ней Торальд мог добраться до логова. Обратно же герой предпочитал возвращаться на туше убитого гада, питаясь ею же и укрываясь от ночного холода в гигантских жабрах.
Плот соскользнул в воду и заплясал на волнах. Торальд вышел на охоту. Охоту за красными чернилами.
* * *
Ветер свистел ушах. Чайки пролетали у самого плота и оглушали своими криками. А порой из воды выпрыгивали летучие рыбы, падая прямо на доски, и тогда начинался истерический птичий пир. На мелководье природа буйствовала и ликовала, ибо здесь ей ничего не угрожает.
Но когда Торальд приблизился к логову чудовища, всё вокруг стихло. Волны успокоились, превратившись в сплошную тёмную скалу. Он затаил дыхание.
Внизу, под тонким слоем прозрачной воды, виднелась синяя глубина. Давящая, засасывающая, неизвестная.
Эта глубина вселяла страх, оставаясь совершенно неподвижной. Она скрывала огромные смертоносные туши вплоть до того момента, когда они вынырнут и заглотят тебя целиком. Она была пустынно-мёртвой и в то же время необъятно-живой. Эта глубина внушала омерзительно навязчивую мысль: а что, если шагнуть туда прямо сейчас? Как глубоко я смогу опуститься? Увижу ли я то, что притаилось там, подо мной?
Ты подходишь к самому краю и пытаешь заглянуть дальше, ноги подгибаются, все мысли исчезают, затерявшись между инстинктами и огромным пластом неизвестности. Но ты всё равно продолжаешь смотреть и не можешь отвести взгляд. Словно вода тянет тебя к себе, словно ты хочешь выпить её всю своим взглядом, словно надеешься и в то же время боишься разглядеть где-то под собой тёмный силуэт.
Торальд боялся глубины, хотя знал в лицо и уже не раз одолевал тварей, что в ней обитают. Но страх этот был с ним с рождения и будет преследовать его до самой смерти. Ибо над этим страхом ты не властен и преодолеть его не в силах. Торальд и не пытался. Он просто научился немного глушить его в себе.
Он закричал. Сначала негромко, ибо ему было неловко нарушать величественную тишину вокруг. Но когда та дала первую трещину, Торальд уже не колебался:
– Ну и где же ты, скользкая дрань? Выходи, я хочу отплатить тебе за свою бедную голову и за никчёмную, сломанную жизнь! Я разорву твою пасть, обрублю все плавники, распорю брюхо от морды до хвоста! Ты что же, испугалась меня, Торальда? Неужто мои подвиги настолько велики, что даже рыбы слагают о них легенды?
Охотник надрывался вовсю и, кажется, что-то из самой-самой глубины услышало его.
Раздался гул, и в такт ему всё вокруг завибрировало. Торальд схватился за виски, будто они сейчас лопнут. Кости начали дрожать внутри тела и тереться друг об друга. Глаза заслезились.
Внезапно зов из глубины стих. Но только за тем, чтобы начаться вновь, и на этот раз – упругими толчками.
Первый толчок – не выдержал плот, заскрипел и развалился в щепки. Торальд провалился под воду, потом всплыл и попытался отдышаться. Но внезапно поднявшиеся волны хлестали ему прямо в горло, не давая сделать ни вздоха. Второй толчок, третий – а он всё глотал и глотал солёную воду. Пока наконец его не потянуло вниз.
Торальд опускался во тьму, барахтаясь и кувыркаясь, не имея возможности даже открыть глаза из-за бешеного водоворота пузырей, закрутившегося вокруг него. В ушах и где-то внутри булькало. Ещё толчок – кажется, корона на голове лопнула и изрезала кожу сотнями мелких косточек.
А потом всё исчезло. Остались только он, бесконечная вода и медленное погружение.
Торальд много о чём успел подумать в тот момент. О том, как глубоко он успеет погрузиться до того, как утонет. О том, что, в сущности, невероятно глупо проигрывать твари, которую ты даже в глаза не видел. О том, что мужики из поселения, чьи рассказы о своих подвигах он так любил подслушивать, теперь и не вспомнят о нём.
А ещё он подумал о том, что два огромных бледных глаза, уставившихся на него из толщи воды, на самом деле очень красивые.
Чем-то напоминают ему глаза матери.
* * *
Торальд очнулся посреди ночи на песке.
Он открыл глаза и просто лежал, смотря на чёрное небо, усыпанное южными звёздами.
Когда же он, наконец, поверил в своё спасение, то принялся долго и судорожно откашливаться. Намного больше, чем было нужно. Будто вместе с солёной водой он хотел извергнуть из себя что-то ещё. Что-то липкое, холодное и горькое, что застряло у него внутри.
Потом он встал и побрёл к дому. Плот и саблю он не искал.
На следующее утро в деревне появился сумасшедший. На нём был парик из сушёного кальмара, а лицо светилось странной улыбкой. Он пришёл на рынок, купил холст и краску.
А потом спустился к самому океану и нарисовал большую красную акулу.