Проклятый доспех, Тайна четы Болд

Она даже не успела ничего почувствовать, кроме тяжести пистолета, жёсткости спускового крючка и отдачи. То, что пуля вошла в череп, она осознала, скорее, явственно услышав хруст собственных костей, хотя, в теории, грохот выстрела должен был заглушить столь незначительный звук.
Затем, она потеряла контроль над своим телом. Руки безвольно опали, шея расслабилась, не удерживая боле голову прямо, а пистолет выпал из ладони и поскользил по плитке прочь, хотя и недалеко – всего на пару футов. Боли больше не было, зато стало очень холодно, однако, зрение слух и, к сожалению, обоняние, остались и, несмотря на логичность отсутствия тактильных ощущений, она чувствовала под собой жёсткий пол, крайне неудобный для лежания на нём.
Тело находилось в таком состоянии покоя не более пяти секунд, после чего, до неё начали доходить обрывки боли… даже не столько боли, сколько неприятного ощущения, которое испытываешь, когда избавляешься от занозы. Источники этого неприятного ощущения подозрительно совпадали с местами ранений. Через некоторое время, она увидела, как из плеча, на которое, по воле случая, она смотрела, с противным склизким звуком, вылезла немного деформированная и окровавленная пуля, после чего, с лёгким звоном, она упала на пол. Через секунду, схожий звон она услышала откуда-то снизу.
Раны заживали буквально на глазах. До ушей доносился едва слышный хруст со стороны ноги. Схожий хруст девушка слышала со стороны своих лба и затылка. К этому времени пришла та боль, о которой говорил «лаборантишка». Это была действительно, агония, нестерпимая боль. Не в силах совладать со своими чувствами, Агата схватилась за голову двумя руками и закричала. Хотелось бежать, но девушка не знала куда. Перекатываясь с бока на бок, с живота на спину и обратно, она словно пыталась убежать от боли, которая, со временем, утихала. В конце концов, агония превратилась в просто сильную боль, и с каждой секундой становилась всё слабее, слабее, слабее.
Придя в себя, девушка осознала, что недавние ранения болят примерно той же ноющей болью, что и зажившие переломы. Она обнаружила себя лежащей на боку, подтянув колени к животу и вжав в них голову. Лишь запоздало она вспомнила, что когда каждую клеточку головного мозга вытаскивали из головы и прижигали раскалённым железом, именно в этом положении она почувствовала, что боль утихает, и тогда ей казалось, что чем сильнее она вжимает голову в колени, тем меньше будет боль. Почему-то очень першило в горле.

- С ума сойти! - пораженно всхлипывая, бормотала Агата, скорчившись на полу. - И это всегда так было?! Теперь я не чувствую себя обделенной: мне ж никто не поверит! - усмехнулась она, поднимаясь на ноги и подходя к зеркалу. Все-таки, убеждение в том, что боль отрезвляет просто так оставить было нельзя - Агата подозревала, что чуть подойдет она к зекалу, наваждение в виде внезапно и ниоткуда появляющихся родственников, залеченных ран и прочего исчезнет, так же, как это происходит во сне. Пальцы, все перемазанные кровью, пылью и непонятной грязью, происхождения туальтного кафеля, ожидали ощутить под собой не холодную поверхность раковины, а хлопок одеяла, а голова, которая в недалеком прошлом да и в данный момент весьма натурально (без буквальности не обошлось) раскалывалась на куски - мятую подушку, аки итог беспокойной ночи.

Равновесие несколько страдало: девушка едва не упала, делая первый шаг, но, взмахнув руками, сумела удержаться. Ноги всё ещё были слабы, а организм был опустошён, потому, Агата опёрлась обеими руками о раковину, ощутив под ладонями характерную прохладу.
-Да… видок у тебя…- покачал головой самоназванный отец, который и не думал никуда деваться из зеркала,- Так или иначе, печать сломлена, и больше она не будет мешать работать твоему доспеху. Ты не можешь умереть, солнышко… от руки чудовища или человека,- выдержав небольшую паузу, уточнил он, чуть подняв бровь,- Однако, есть ритуалы, вызывающие в этот мир божества… и уж против них твой доспех бессилен. А теперь, тебе надо бежать,- крайне серьёзным тоном сказал он, наклонив голову вперёд, из-за чего его взгляд чёрных глаз исподлобья мог показаться угрожающим,- В церковь святого Доминика. Там ты будешь в безопасности. Не времени обсуждать произошедшее.

- Я обязана тебе, - отчужденно сказала Агата, не спеша оставить за собеседником безоговорочное право на отцовство над собой. - Я отплачу тебе... Рано или поздно, но лучше рано.
"Одно лишь то, что этот тип угадал с печатью еще не делает все остальные его обещания и слова верными", - Благодарно, но сдержанно кивнув зеркалу, Агата, все еще пошатываясь от слабости и под аффектом пережитого, двинулась на выход из туалета.
Приоткрыв дверь самую малось, Агата, приготовившись доказать всему миру, что "голодный бежит быстрее сытого", заглянула в образовавшуюся щель...

Нога, защищённая от всего мира лишь некогда белым носочком, вступила в нечто, что противно хлюпнуло. Это самое нечто располагалось как раз там, где совсем недавно лежала голова девушки, когда та её не имела возможности так, сравнительно, бодро передвигаться.
Приоткрыв дверь, она выглянула в коридор. Он выглядел таким же безжизненным, если не считать того, что стены были покрыты стремительно шелушащейся краской, а с потолка, в некоторых местах, капала тёмная вода. К сожалению, она видела только один выход: по той самой лестнице, которой совсем недавно воспользовался гигант. Она никогда раньше не была в этой части госпиталя, потому, совершенно не ориентировалась здесь.

Судя по стремительно меняющимся декорациям, чертовщина, творящаяся здесь, и не думала прекращаться. Самое время сделать ноги и как можно скорее. Агата занала, что без обуви ей далеко не уйти, но обнаружить ее в морге не представлялось возможным. В конце-концов, по холодному кафелю можно было семенить с относительным удобством, чего не скажешь, например, об асфальте или щебне. Вернувшись и захватив пистолет - наверняка он ей понадобится, девушка, еще раз подвергнув все стороны горизонта беглому осмотру, припустила во все лопатки по коридору к лестнице. Надо же - и каталка ей не понадобилась!
Касаться носочками пола теперь было даже приятно - слабость, свинцовыми гирями наливаясь на конечностях, не могла остановить Агату. Кроме того, бежать гораздо интереснее, чем ползти и истекать кровью по темным холодным коридорам...

К тому моменту, как девушка подбежала к лестнице, с той, по какой-то неведомой причине чуть ли не водопадами лилась вода. Вряд ли горячая – пара, по крайней мере, видно не было, однако, зрелище было довольно неожиданное: потоки воды ниспадали по ступеням, струями падали с краёв более высокого лестничного пролёта, стремительно подпитывая разрастающуюся лужу внизу. По сути, эти потоки воды сейчас были главным источником шума, если не считать звуков передвигаемой в отдалении мебели, одиноких вскриков и прочих едва различимых деталей.
В конце первого лестничного пролёта, застрявшего между первым и, судя по тому, что первый этаж госпиталя Агата знала достаточно хорошо, подвальным этажами, располагалась тяжёлая железная дверь, которая, судя по всему, была закрыта. Над дверью расположилась треснувшая зелёная табличка «выход», рядом с которой был нарисован стремительно выбегающий на улицу схематичный человечек. Кусок таблички, на котором была изображена голова человечка, был отломан и вынужденно плавал в стремительно прибывающей воде.

Бросив натужно-молящий взгляд на дверь, Агата, хоть провал сего действия был очевиден, подбежала к двери и что есть силы подергала ручку. Она подозревала, что хоть страж и застал ее в крайне непотребном виде - покалеченную и беспомощную, - неизвестные, пришедшие по ее душу, зная о существовании ее "доспеха", предприняли все, чтобы девушка не имела ни единого шанса выбраться наружу. Потому и не пришлось бы особо удивляться запертой двери. На крайний случай, внизу были еще комнаты - в случае недачи Агата собиралась пойти и проверить их...

Как и следовало ожидать, дверь, из под которой брезжил дневной свет, не открывалась, будучи надёжно запертой на замок. Некогда белые носочки окончательно промокли за время короткого путешествия по лестнице, ступени которой были залиты водой. Судя по всему, замок был весьма крепким, а сил девушки явно не хватало, чтобы выбить железную дверь, так что, выбор был очевиден: либо подниматься вверх, на первый этаж и выше, либо возвращаться назад, в подвал, и искать выход там.
Однако, за дверями явно кто-то был. В царящей внизу тишине слух Агаты обострился достаточно, чтобы услышать, как где-то за дверью кто-то негромко переговаривается.

Время было дорого - а специально для убегающей Агаты провидение завысило тариф. Попробуй она прислушаться, кто и о чем болтает за дверью, и ее наверняка настигнут прежде, чем она успеет понять, в чем смысл слов по ту сторону двери.
Плюнув на неподдающийся замок, который являлся практически единственным препятствием к выходу наружу, Агата решила взобраться до первого этажа - там по крайней мере есть окна - чем не путь, пусть и не самый традиционный, наружу.

Пара прыжков через три ступеньки, и девушка оказалась на первом этаже, прямиком перед проржавевшей и лопнувшей трубой, которая и была источником потопа, виденного Агатой на лестнице. Боль и ломота стремительно отступали… как и детали привычного мисс Болд мира.
Она не сразу узнала первый этаж: несмотря на то, что изменилось относительно немногое, девушке в первое мгновение показалось, что она находится совершенно не в том госпитале, который знала. Некогда белый стены пожелтели, на них появились чёрные и зеленоватые разводы, местами краска осыпалась, совсем как в морге и в подвале. Подвесной потолок частично обвалился, а металлические конструкции проржавели.
Однако, несмотря на это, она понимала, где находилась. Если пойти направо, то, в конце концов, коридор приведёт тебя в главный холл, где и находится парадный вход, а так же, стойки ресепшена. Оттуда доносились обрывки разговора: в голосах без труда угадывался запуганный «лаборантишка», однако, голос его собеседника был явно незнакомым.
Если пойти налево, то, в конце концов, окажешься в детском крыле, где Агата знала, по меньшей мере, один запасной выход, не считая большого и красивого окна. Дверей в этом коридоре было немного: преимущественно это были служебные и административные помещения.

Стремительно меняющееся "декорации" - причем как и внешний антураж, так и сама суть происходящего, включая аномальную живучесть, которой обладала беглянка, "стража" с чудо-когтями и совершенным безразличием к пулям и появляющихся в зеркалах родственников, не заявлявших о своем существовании по крайней мере лет семнадцать - все это если не прогибало устоявшееся мнение о невозможных чудесах, то хотя бы намекало на то, что мировоззрение надо слегка подправить. То смехотворное количество фактов, коими располагала Агата просто вынудили ее выбрать первый путь - через холл. Конечно, допрос "лаборантишки" мог нести в себе некоторые весьма любопытные сведения, необходимые, чтобы составить полную картину о преследователях, их возможностях, секретах, намерениях. К тому же Агата надеялась обнаружить где-нибудь телефон, дабы предупредить мать о возможных поисках и расспросить об отце, как тоько представится возможность.

Все предыдущие разы, когда девушка пыталась подступиться к родительнице с расспросами, оканчивались неудачами. После третьего Агата смирилась с незнанием. Да и интерес ее к возможному существованию отца пропал, сменяясь равнодушием, явно внушенным необходимостью. Однако стоило какому-то проходимцу заявить о своем отцовстве, предварительно огорошив ее фактами и советами - ценными, как ни крути, - некоторая доля любопытства проснулась в душе потенциальной "папенькиной дочки".

Крепко сжав пистолет - даже оружие девичьи руки держали впервые, Агата еще раз прокрутила в голове последовательность, в какой собиралась действовать: подкрасться, послушать, и, не дожидаясь расправы над пленным, быстренько ретироваться. Да, риск оправдан - существованием интересного козыря "неуязвимости". Тщательно прикинув возможные варианты развития, Агата кивнула и медленно двинулась вдоль стенки, при каждой удобной возможности прячась в "пазухе" дверей, в изобилии встречавшихся на ее пути...

Коридор был длинным – возможно футов сто, может, чуть больше – достаточно длинным, чтобы по пути иметь возможность несколько раз пожалеть о принятом решении и ещё несколько раз – возможность нервно дёрнуться, когда за дверью в холл что-то шумело.
По мере приближения, становились ясны слова. Чтобы различить большую их часть, не требовалось даже подбираться вплотную к двери, разве что, было желание не только подслушать, но и подсмотреть. В конце концов, оставалось чуть более двадцати футов.
-Смертью меня ты можешь не пугать,- нервно, но с крепнущей уверенностью, произнёс «лаборантишка». Опять блефовал, как когда обещал, первым делом, прострелить голову Агате,- Ты ведь даже не знаешь, где её искать, а в бумагах значится левая информация. Лучше скажи, почему я должен отказываться от денег, притом, немалых, и славы, как человека, обнаружившего такой феномен,- он нервно хохотнул,- Ради такого, как ты?
Ответ последовал не сразу. Второй человек говорил значительно тише, голос его был спокойным и ровным, даже вкрадчивым… было похоже на подслушивание телефонного разговора, когда ты можешь разобрать речь только одного собеседника.

Агата боялась. Даже пистолет и влажные сосульки волос мелко-мелко подрагивали. Что уж говорить о зубках, выстукивавших нервную чечетку, да и душа - девушка явственно это чувствовала, - ушла в насквозь промокшие и замерзшие пяточки. Клацающий звук мог выдать ее, потому девушка плотно сжала челюсти, но продолжала трястись всем телом по-прежнему.
Да, смелость - это не сила трения, ее так просто не выкинешь из своих планов. В особенности, когда речь идет о твоей смелости. Не зная своего предела, ни за что нельзя поручиться. Поняв свою оплошность, Агата все-таки продолжила путь, сократив путь примерно вдвое - ей не хотелось бросать свой замысел прямо у порога. К тому же храбриться сейчас было более, чем уместно...

-Хотел бы я посмотреть на то, как это у тебя получится,- огрызнулся «лаборантишка». Нервы у него явно сдавали,- Кого вы тут найдёте, если все, кого вы не успели убить, сбежали. Я уж не говорю о том, что даже если и найдётся кто-то, он просто не будет знать подробностей этой сделки.
-Я вижу, ты не хочешь говорить по-хорошему,- несколько грустно произнёс его собеседник,- Ты сам вынудил нас.
-Что?! Что вы делаете?!- испуганно залепетал «лаборантик», а через секунду по ушам девушки, старательно вслушивавшейся в детали разговора, ударил громкий вопль,- Хъа-а-а-а-а!!!

Агата, старательно шифровавшая свой страх под подоплеку окружающего холода, отсутствия обуви и слабости после ран, резко присела от вопля мучимого. Ей вдруг страшно захотелось наплевать на все планы и бежать. Второй путь вел в детское отделение и путь до него теперь предстоял немаленький... Старательно пятясь и благоговейно вперившись в дверь, аки вассал смотрит на трон правителя, смертельно напуганная девушка пролебезила несколько футов задом-наперед, потом быстро развернулась и помчалась по коридору, что есть сил. У беглянки так и захватывало дух от ее дерзости, а ноги, казалось, бегут не так быстро, как ей хотелось...

-Она внизу! Внизу!- догонял девушку громкий вопль «лаборантишки», в голосе которого явственно слышались плаксивые нотки,- Агата Болд! Блондинка! Она ранена!
Что ответил собеседник доктора, понять и услышать было попросту невозможно, так как к тому моменту расстояние до двери составляло уже чуть больше сотни футов, и девушка была как раз рядом с лопнувшей трубой, а потому, шум воды заглушал и без того негромкую речь неизвестного собеседника «лаборантика». До двери в детское отделение было ещё пять десятков футов, а по пути была лишь одна открытая, чуть покосившаяся, дверь: в комнату отдыха, в которой, разумеется, она ни разу не бывала.

С разбегу промахнув мимо трубы, из дыры в которой потоками хлестала вода, девушка помчалась дальше, что было сил. Главное сейчас добежать до двери, чтобы спрятаться на время - если только "лаборантишка" и словом не обмолвился об оставленном пистолете, то у преследователей не возникнет причин подозревать, каким именно образом использовала его девушка, а, значит, все их помыслы будут направлены на поиски Агаты в подвале, в той комнате, где ее и покинула "сладкая парочка".
Отрезка времени в два лестничных пролета ей вполне должно хватить на то, чтобы завершить свой путь до детского отделения...

Девушка влетела в открытую дверь на полном ходу, пользуясь дверной коробкой для того, чтобы перенаправить импульс летящего тела прямиком в комнату отдыха. Отсутствие обуви сыграло ей хорошую службу: ноги мягких носочках, да ещё приземлившиеся на ковёр, не могли породить звук достаточно громкий, чтобы он привлёк чьё-либо внимание.
Однако, первого взгляда на комнату хватило, чтобы понять: дверь покосилась не спроста. Ещё не успев поднять голову, в мысли Агаты вкралось сомнение в разумности её плана, когда она услышала жадное чавканье, но сейчас, глядя сквозь упавшие на лицо влажные волосы, на источник звука, она имела неопровержимое доказательство этого суждения. Не обращая на девушку никакого внимания, крупный чёрный мастиф жадно разрывал плоть одного из пяти мёртвых врачей, находившихся в комнате. Ближайший труп находился в паре футов от девушки и смотрел на неё мёртвыми глазами, повернув голову в её сторону, лёжа на спине, раскинув руки и выставив на обозрение всем желающим разорванный живот, в котором не было видно тех внутренностей, которые там должны быть. Сейчас пёс старательно выедал содержимое живота полноватого лысого врача в синей одежде хирурга, а три трупа были нетронутыми, щеголяя лишь парой рваных ран, а то и просто неестественно повёрнутой головой.

Нервно сглотнув, Агата осела на пол прямо там, где и приземлилась, чересчур спокойно созерцая обеденный перерыв. Даже самый голодный мастиф не позарится на худенькую, слабенькую девушку, когда перед ним столько "аппетитного" лакомства. В остекленевшие глаза блюда, да и на все, что находилось в хоть сколько-нибудь "разобранном" состоянии, девушка старалась не смотреть - живот предательски скрутила судорога, да и лицезреть разодранные в клочьки тела было, мягко говоря, неприятно.
Помимо всего прочего, вспомнились когда-то слышанные наставления: "Не устанавливайте с животными прямой визуальный контакт", - а если проще: не смотреть им в глаза. Дельный совет! Трепеща от страха, Агата краем глаза наблюдала за смачным чавканьем псины. Если она сейчас сорвется с места и побежит, то мастиф, несомненно, почуяв очередную глупую добычу, наверняка припустит за ней. А там уж и двуногие (Агата в сомнении - все ли ее преследователи нормального гуманоидного строения?) подоспеют в помощь...

Где-то в конце коридора девушка услышала звук открываемой двери. Точнее, распахиваемой. Криков «лаборантишки» больше не было слышно, зато не оставалось никаких сомнений, что «двуногие» вышли на охоту. Насколько она могла помнить, гигант не имел привычки передвигаться быстро, предпочитая неспешное уверенное передвижение к цели, а это значило, что пережидать его поход в морг придётся долго, и не факт, что у мастифа хватит пищи на это время.
Пёс продолжал с аппетитом чавкать, так и не обратив на гостью никакого внимания, однако, на глаза Агате, старательно отводившей взгляд от трупов, попалось очень большое окно с распахнутыми жалюзи. Если не считать того, что оно было закрыто, это был великолепный выход из госпиталя.

Мысль испробовать окно была явно очень соблазнительна. До такой степени, что Агата чуть не презрела возможную опасность в виде страшенной собаки, мирно уплетавшей начинку рядовых врачей. Именно "мирно" - мастиф не подавал признаков агрессии, не рычал, не был хвостом, а просто невозмутимо трескал человечинку. Возможно, если девушке удастся обойти пса и не задеть ни его, ни его обед - а ведь жующие животные крайне не любят, когда их отвлекают от трапезы, - окно и будет спасением. Однако в противовес подобному гениальному и простому плану противопоставлялось желание-нежелание собаки заворчать, причем довольно громко, учитывая ее размеры, при любой попытке Агаты двинуться по направлению к окну. Или вообще двинуться.
Но если пробовать, то пробовать сейчас, пока гигант еще далеко и не слышит звуков, исходящих из комнаты отдыха. Если ее попытка будет неудачна, еще будет шанс скрыться...
Презрительно зажав носик ручкой, дабы не слышать тошнотворно-сладкого запаха мяса, девушка медленно засеменила в обход "сторожу", вдоль стенки...
"Если тявкнет, я его пистолетиком успокою", - лихорадочно подумала Агата.

Начало движения было успешным: первые несколько шагов не произвели на псину никакого впечатления, однако, четвёртый шаг ознаменовался реакцией мастифа. Животное подняло морду, с которой капала кровь и, оскалив весьма внушительные острые зубы, издало непрерывный низкий клокочущий рык. Расстояние было не сильно большое, потому, Агата могла видеть, как дрожит горло пса, когда тот рычит. Когда пёс поднял морду, девушка смогла увидеть, что один глаз собаки, тот, который был доселе невидим, представляет собой абсолютно белый шар, а по морде проходит ровная полоса шрама, глядя на которую можно разглядеть, что плоть животного отнюдь не розовая, как это было привычно, не красная, а такая же болезненно-жёлтая, как и у гиганта. Аналогичным свойством обладали и дёсны, а кровь жертв, которая, местами, осталась на этих самых дёснах, лишь подчёркивала этот дефект.
Совершенно некстати, одновременно с рыком ушей девушки коснулся гул мушиных крыльев. Одновременно три особи нагло влетели прямо в открытую дверь, следуя какой-то безумной ломаной траектории движения.

Почему-то тренькающий ехидный звон мушиных крыльев напомнил Агате приближение "стража". Неблизко, но где-то там, сзади, мерно топала дикая страхолюдина, не чуравшаяся пистолетных пуль - только в тот раз ее появлению предшествовала лишь одна жалкая мушка, а теперь - целых три. Агата задумалась. Пес явно не собирался пропускать ее к окну. И пистолет в этой ситуации был более, чем просто бесполезен.
Нахмурившись, девушка отошла от мастифа, кляня в душе проклюнувшуюся было надежду на спасение. Свобода была так близко! А "страж" приближался. Пытаясь успокоить неистово колотящееся сердце, Агата прислушалась - отбойный молоточек в груди напрочь заглушал все посторонние шумы...

Однако, единожды обратив внимание на Агату, пёс и не думал униматься. Он сделал пару шагов вперёд, не прекращая рычания. Его уши прижались к голове, в то время, как тело оставалось в высокой позиции. Затем, ни с того ни с сего, пёс резко залаял, при этом припав к земле передней частью тела, а его челюсти клацали так, словно он их разминал перед тем, как перекусить какую-либо из костей девушки.
Количество мух только увеличивалось. Не прошло и пары секунд, как в комнату влетели ещё две мухи, которые, так же, как и их предшественницы, вместо того, чтобы летать по прямой, предпочитали вытанцовывать в воздухе никудышные неуклюжие «па».

- Проклятье! - вырвался у девушки возмущенный шепот. Почему ее крик сорвался на шепот, Агата так и не поняла, а неизвестно к кому обращенное красноречие стало уже обыкновением. Бешенно вращая глазами, девушка стала пятится к двери, а в последний момент, когда спина уже ощущала прохладу, идущую от стены, метнулась наружу, что есть сил помчавшись в сторону "детского отделения". Ей уже было все равно, достиг ли гигант ноющей дырявой трубы и совершенно начхать, погонится ли пес за ней... Оставалось надеяться только на быстроту собственных ножек, защищенных лишь тонкими носочками. Из глаз непроизвольно брызнули слезы, вызванные чувством собственной незащищенности и беспомощности. Агата, должно быть, забыла, что теперь она практически неуязвима...

Слёзы мешали девушке смотреть, куда она бежит, однако, благодаря тому, что коридор был совершенно прямой, а все предметы интерьера, украшающие помещение и дающие удобство, вроде горшков с цветами, кулеров, диванчиков, находились вдоль стен. Так что, девушке ничто не мешало продолжать бег прямиком к дверям детского отделения, которые были сейчас закрыты. Неизвестно, закрыты ли были двустворчатые дверцы с цветным весёленьким, несмотря на некоторую блёклость, витражом, на замок, или же были просто прикрыты: это можно было проверить, только добежав до них.
Наконец, до вожделенных дверей осталось всего полдюжины шагов…

Агате не хотелось проверять крепость и надежность замка на дверях "детской" и уж тем более потерять время, безрезультатно дергая ручки дверей. Вместо того она сняла на ходу безрукавку, обмотала ею предплечье правой руки и с разбегу саданула локтем по хрупкой блеклой мозайке, спрятав за этим свертком лицо и, самое главное, глаза.

Раздался, сначала, сухой хруст, а затем – хрустальный перезвон разлетающихся по всему полу мелких осколков разбившегося стекла. Дружелюбный Микки Маус остался, благодаря стараниям перепуганной девушки, без улыбчивого лица.
В образовавшийся просвет был виден первый холл детского коридора, стены которого были покрыты весёленькими рисунками, изображающими диснеевских персонажей, а к предметам интерьера добавились маленькие детские столики с игрушками, большими и маленькими. Однако, разложение, которое распространялось по всей больнице, коснулось и этого места.

Вслед за фонтаном цветастых, поблескивающих своими острыми краями осколков в дыру на месте улыбчивой рожи диснеевского мыша вывалилась расстрепанная, заплаканная Агата. Град мелкой крошки осыпал голову, запутался в складках одежды и волосах - но у девушки вовсе не было времени на то, чтобы стряхнуть колкое "конфетти". Живо поднявшись на ноги, она продолжила бег по коридору, ища глазами подходящее окно - безрукавка так и осталась намотана на руку, а Агата была готова тут же пустить ее в ход - как против стекол, так и против челюстей следующей за ней псины... По крайней мере, так думала сама беглянка...