совриголова
Исчадье Ада Сообщений: 2475 профиль
Репутация: 1112
|
11 новелл
Критическая (?) статья (???).
Пишу сейчас вот это первое предложение, и чувствую трепет, смешанный с легким сожалением. Трепет – потому что это великое произведение, без преувеличений и скидок. Сожалением – потому что, скорее всего, об этом никто не узнает. С легким – потому что я не очень люблю людей, в особенности – людей черствых и глупых, такой человек обычно сам себе злобный баклан и вполне заслуживает оставаться в плену дурного вкуса и читательской лени. А подобные тексты выходят далеко за рамки и границы, которые пробуют расставлять нам литературные конкурсы, с бесшабашной удалью отбрасывают все условности, все сети и ловушки – и устремляются к ней, настоящей литературе. Помните, как было в главном арт-хаусном шедевре отечественной игроиндустрии, игре «Мор.Утопия»? Лестницы в небо, которые в твириновом угаре и творческом безумии строит гений Андрей Стаматин? Вот, вооот. Это еще не Многогранник, но уже близко. Хвалить рассказы ужасно сложно, потому что они постоянно варятся в определенном контексте. По понятным причинам, самым распространенным контекстом для меня лично остаются сами литературные конкурсы. Не знаю, как вас, а меня он просто умотал вусмерть за – охох – четырнадцать лет веселья. Космические обезьянки бегают, кричат, бьют в свои барабаны, а мне говорят, что это критики. Солнечные дети рисуют угольком огуречного человечка в каракулях – а мне говорят, что это «Над пропастью во ржи», два плюса. Филиппинский хилер Данко, грудь свою раздвинув, дает читателю самое сокровенное и отчаянное, свое пылающее сердце, а ему говорят, что батя забыл принять таблетки. И я сам прогибаюсь, даю таблетки солнечным детям, ведь они им действительно необходимы, и бью в свои барабаны, отмечая плюсы и достоинства чисто механически – не совсем потрачено, мелочь поди осталась. В этом смысле Новеллы очень хороши хотя бы тем, что здесь не нужно ничего выдумывать, лукавить и лицемерить, настолько вырванными из известных обстоятельств они выглядят. Есть и другие контексты. Например, контекст большой прозы, частью которой почти автоматически представляются в нашем внутреннем воображариуме рассказы. Написать такую прозу, в которой каждое новое слово считается лишним и почти кощунственным, но каждое прочитанное звучит как стопроцентное попадание в нерв – невероятно трудно, почти невозможно. Обычно читаешь – и начинаешь думать, как это выглядело бы в большей форме, в другом обрамлении, у другого автора, иначе. Текст дает слабину, а любая слабина отнимает эффект волшебства, катарсис и послевкусие, разрушает самую коду, словом, добавляет маленький и почти незаметный нюанс, после которого любая чистосердечная похвала превращается в не совсем искреннюю. С этим у Новелл тоже все складывается: проза, частью которой их можно представить, не просто большая – она большая неизмеримо, практически бесконечно, но в то же время и мизерно, микроскопически маленькая, ее можно печатать на марке и ложить под язык, и в этой неопределенности изобретается свой собственный, особый сорт волшебства, который сохраняет наше право на искренность. Или, например, контекст творчества автора, который на самом деле чертовски огромнее, чем банальный эффект узнавания личности на анонимном конкурсе. Умение писать рассказы – это специфический навык даже для классных профессиональных писателей, надо ли удивляться, что авторы в принципе умеют писать рассказы очень по-разному – в плане взглядов, привычек, подходов и приемов, наконец, уровня навыка на момент написания. Да, в процессе чтения об этом не очень-то думаешь, но как только приходится открыть вордовский белый лист, всегда начинает зудеть вот это внутреннее гаденькое: не обижу ли я школьника, нравится ли мне женское фэнтези, автор невероятно крут, но я в другом месте видел вещь, которая идейно перекликается, и как будто бы эта немножко просела, в таком духе. Даже сама мотивация для написания отзыва, которая, конечно, является и мотивацией для подбора и оформления хвалебных слов, основана на фантастическом допущении, что по ту сторону экрана кто-то есть, смотрит и улыбается, хмурит брови, грозит пальцем, шлет воздушные поцелуи, живет в качестве контекста. Но ведь это неправильно, похвалить автора мы всегда успеем, а пока нужно отсечь все лишнее и сказать пару ласковых тексту, который действительно хорош. Для меня нет никакой нужды играть с автором Новелл в постмодернистские игры, в которых я никогда особо не сомневался, и говорить, что он умер, умоляя остаться в стороне и не влезать ни фигурой, ни образом. Я точно знаю, что он школьник, который упарывается женским фэнтези, но при этом невероятно крут. Мне все равно, кто стоит за ним – хоть Нил Гейман, хоть Имильян Дорошенко. И это прекрасное, окрыляющее чувство. Свободу от контекстов в отношении малой прозы сложно переоценить. Я заложник своих эгоизма и чувства собственной охрененности, псевдопрофдеформации (псевдо, потому что литературные конкурсы – это не профессия, и даже не хобби, это просто… социальный хаб, где мы типа читаем и выговариваемся) и напускного цинизма, жизненных обстоятельств и плохого настроения. И я считаю, что этот рассказ стоит хвалить. Даже если вы злобный баклан и ценитель попок недоволен с древнего мема про случайный показ поп в школе на перемене – все равно похвалите, другого такого шанса может и не быть.
Рецензия и я.
Чтобы иметь моральное право говорить что-то достоверное об этом рассказе, стоит для начала провести некоторый ретроспективный экскурс и озвучить главное: жанр жестоких голактег исторически не получал на Пролете Фантазии заслуженного признания. И незаслуженного не получал. Вообще как-то без признания обходился, когда славу и почести получали даже ёжики и мышуны. Будь ты Ацким, влюбленным вампиром Зосиком или даже Димой КОЛДУНом (я не уверен, что его зовут Дима, но – почему нет?) – добиться от пролетовских уличных псов чего-то отличного от критической простыни, гордо именуемой рельсой, не представлялось возможным. Была ли польза от такой критики? Вопрос спорный, но они хотя бы старались. Старания, впрочем, не имеют никакого отношения к тому, что получают в свой адрес представители вымирающего вида сейчас, в эпоху практически средневекового засилья дремучих профессоров кислых щей среди местных чтецов. Их появление предвидел перед самым своим уходом писатель Владимир Мирославович Пекальчук, чье чуткое и ранимое сердце всегда было на стороне молодых авторов, и был абсолютно прав, когда заранее предлагал таким критикам сперва издать две книги. Но не будем о грустном, когда есть повод для улыбки. Рассказ «11 Новелл» - это глоток свежего воздуха и надежды для всех начинающих и продолжающих писателей фэнтези, которых регулярно привлекает своей яркой и эклектичной вывеской Пролет. Это уже свершившееся событие, неопровержимый факт, и его многим придется осмыслить. Само название как бы говорит о том, что сверхзадача здесь состоит не в участии и не в победе на конкурсе, потому что никто в здравом уме не будет побеждать добрым десятком разных историй, кроме Дрёма, конечно. Нет, все здесь сделано с прицелом на антологию, максимально разнообразную и позволяющую дать правдивый срез образа мыслей, переживаний и характера людей, творящих в редком и, к сожалению, невостребованном жанре. Истории здесь очень разные – но все они, если задуматься, об одном и том же. Рассказ состоит из семи (8) частей, связанных между собой только персонажами, но никак не сюжетом, каким его понимают космические обезьянки. Главной, пожалуй, можно назвать часть с Есениным, не только потому что она большая, но и потому что к Есенину проникаешься невольной симпатией, то ли дело в стихах, то ли в актерских флюидах Безрукова. Впрочем, именно она смотрится недокрученной и недотянутой, над чем не раз иронизирует сам автор, разговаривающий с ребятами по телефону в личине Лили. Остальные разнообразны по форме и более функциональны, хотя в каждой есть лирический образ, с которым может себя проассоциировать пытливый читатель, если приложить к этому немного усилий: все же с ассоциациями автор Пациента справился лучше. Большая часть историй построена на диалоге персонажей, а фоновое действие (происходящее в скобках) добавляет происходящему (не в скобках) глубины и фактурности, попутно предоставляя яркую картину изображаемой эпохи и плавно подводя читателя к финальному твисту. Предугадать его, конечно, не очень сложно – ведь это новелла про новеллы, а значит, концовкой будет что-то, минимально похожее на концовку. И с этим сразу же станет трудно спорить, стоит только припомнить засилье на конкурсе рассказов с табличкой «продолжение следует» в явном или неявном виде. Кажется, что концовка Новелл – это такой своеобразный привет людям, создающим глубину за пределами заявленной картины. Здесь все честно, и рассказ заканчивается так, как заслуживают рассказанные истории, и тем, чем завершаются стилистические споры с Крошкой Элли, – никак и ничем. В Новеллах автор наведывается на бал, отсылающий нас к Булгакову и Стефани Майер, посещает бандитский Петербург, где играет музыка Игоря Корнелюка и читает стихи Безруков, знакомит своих персонажей в неповторимом стиле советских фильмов про трудное послевоенное время, откуда переходит к американскому брутальному детективу, чтобы затем вернуться к бессмертным Шекспиру и Гёте. А в финале и вовсе переносит во времени к первым заходам Пролета, где самым популярным родом деятельности главного героя был лютый манчкинизм, всяческое уважение за такой реверанс классике. Но на самом деле сложно отрицать очевидное: каждая из этих историй – драгоценный камень, глазок, сквозь который предлагается взглянуть на разные виды и способы написания голактег. Своеобразная попытка подставить крепкое дружеское плечо собратьям по жанру, и озвучить для них четкий и громкий сигнал: не надо стесняться, это все еще пишут, и оно в цене как никогда. В общем, получается эдакий «Декамерон», который я, к сожалению, не читал, но слышал о нем много хорошего в порнофильме по мотивам. Ироничная, дерзкая, изобретательная вещь, несущая свет раскрепощенности – правда, в этом случае не сексуальной, а голактической. И пусть знаменем революции ей не стать в силу врожденной скромности и робости авторских коллег по цеху, вспоминать ее точно будут.
Интерлюдия.
Когда они навязывали людям свою лычку про прочтение, я молчал: я всегда читаю рассказы, прежде чем говорить. Когда они обзывали подлецами тех, кто ставит безмолвные минусы, я молчал: я слишком болтлив, чтобы не высказаться про свои минусы. Когда они предлагали запретить агрессивно-негативные комментарии и заменить сдержанно-озабоченными, я молчал: ведь я озабоченный. Когда они пришли за теми, кто пишет большие отзывы, спасать меня было уже некому.
Отзыв (маленький).
Я прочитал рассказ. Предлагаю по возможности воздержаться от слишком эмоциональных и негативных высказываний, острых сравнений и обидных панчей. Всегда ценил Пролет за атмосферу доброжелательности и поддержки, готовность подсказать и направить, поспособствовать творческому развитию других авторов-единомышленников. Автору этого рассказа мне подсказать нечего, он натуральный царь зверей в этой знойной саванне, текст мне очень понравился, надеюсь, что когда-нибудь смогу написать что-то похожее. Язык. Острый язык, динамичный и разнообразный, прекрасно чередующий напряженные и драматичные моменты с незатасканными и оригинальными шутками. Авторская пунктуация работает на восприятие, задает паузы таких форм и размеров, какие нужны автору. Авторская грамматика выводит русский язык на новый уровень понимания, исполнено мастерски. Персонажи. Крутые, каждый с ярким и узнаваемым характером, каждый без исключения – интересная личность, обаятельная и харизматичная, от их диалогов невозможно оторваться настолько, что хоть сериал про них снимай на десять сезонов. В моменты споров и несогласий, в моменты первых знакомств и любовных устремлений, в моменты борьбы за женщину автор проявляет свои тонкий психологизм и находчивость в изображении самых натуральных и искренних реакций. Высший пилотаж. Сюжет. Не хочется много говорить, потому что все знают, как здорово я разбираюсь в сюжетах (вообще не разбираюсь, конечно же), но на примитивном читательском уровне я в восторге. Все кусочки мозаики складываются в нужный момент, все плотно подогнаны, нет щелей и дефектов конструкции, все события каждой истории в итоге оказываются мощным трансформером, который валит из всех стволов по мягким и уязвимым местам читательского восприятия, чтобы ослепить своим сияющим величием. Nuff said, автор выдающийся рассказчик и настоящий мастер сюжетов. Идея. Привлекательна на уровне концепции, технической своей стороной, потому что на самом деле все эти триптихи, альбомы и сборники на конкурсах – редкий гость, сложно сделать так, чтобы читалась и история в целом, и каждый отдельный ее фрагмент, а здесь удалось. Смена эпох и декораций здесь тоже работает как швейцарские часы. С другой стороны, доставляют зрелая и лукавая ирония, креативный подход к написанию любой из новелл, ценители умных и осмысленных текстов наверняка останутся довольны. Мораль. Светлая и правильная, именно та, о которой хочется читать и говорить. Любовь всегда побеждает, после черной полосы неизменно идет белая, а волки в душе всегда хотят сытно покушоть. Приятно прочитать что-то эдакое после грязи и мерзостей, в которые часто ударяются другие конкурсанты в погоне за сиюминутным успехом и признанием. В общем, добавить мне нечего, потому что я не очень рублю фишку в написании отзывов по плану, но это великое произведение – и как рассказ, и как явление. Два плюса, конечно, и пусть в вас скорее подует счастье.
|