Йольский бунт, НБК-2020: Мрачное королевство

Йольский бунт

Мрачное королевство

Автор: Clara

— Может отвару лучше налить? — спросил подавальщик, с сомнением глядя на бледного дрожащего мужчину, только что вошедшего в таверну.
Замёрзший чужак коротко мотнул головой и влил в себя стопку ледяного сидра. Потом ещё одну. И ещё.
Наконец, впалые щёки мужчины раскраснелись, и он уже более осмысленно взглянул на подавальщика.
— Ну и холодина в ваших горах! — протянул путник на удивление высоким голосом. — Думал, так и полягу ледышкой под каким-нибудь камнем. Вот обидно было бы в канун Йоля помереть!
— Горы у нас дикие, зато город от всех ветров защищают, — вежливо ответил подавальщик, снова наполняя стопку.
— От незваных гостей, видимо, тоже, — хмыкнул путник. — Ну что ж, с грядущим Йолем!
Чужак выкрикнул последнюю фразу на всю таверну и тут же поднёс стопку к губам, будто и не сомневался, что остальные поддержат его тост.
Однако кружек и бокалов никто в таверне не поднял. Разве что несколько стариков бросили на путника косые взгляды, а те, что помоложе даже головы не повернули.
Путник удивлённо присвистнул, и поставил полную стопку обратно на стол.
— Траур у вас, что ли? — спросил он у подавальщика.
— Да вроде нет… — нахмурился паренёк. — С чего бы?
— Ну, чтоб накануне солнцеворота в таверне за Йоль не выпили — это либо траур, либо война, — пояснил путник.
Подавальщик задумался, почесал веснушчатую щёку и спросил:
— Что за Йоль такой?
Путник хмыкнул, словно паренёк только что отлично пошутил.
Только вот подавальщик продолжал смотреть на чужака с искренним недоумением.
— Ты почто парню голову морочишь?
Путник обернулся на скрипучий голос — к нему бесшумно подошёл сухонький старик. Один из тех, кто обернулся на тост о Йоле.
— Нет у нас никакого Йоля. Пол века уже нет, и неча о нём говорить! — старик стукнул ладонью по столу чужака, от чего стопка сидра с глухим стуком опрокинулась.
Путник же и не думал оскорбляться. Только переводил шокированный взгляд со старика на подавальщика и обратно.
— Как же вы тогда солнцестояние празднуете? — наконец, спросил он. — Как зиму привечаете?
Старик устало кашлянул и сел на стул возле путника.
— Как звать тебя, сынок?
— Зовите Бардом, — ответил путник, приподнимая полу плаща и показывая потёртую, но искусно украшенную лютню.
— Что ж, Бард, пока не нашёл бед себе на голову, запомни: в нашем городке Йоль, солнцестояние и солнцеворот — называй, как хочешь — запрещены самим Кардиналом. Указ был дан пятьдесят лет назад, посему молодняк знать не знает от таких вещах. А мы, старики, если и знали, то давно позабыли.
— Да разве можно так?! — вскричал Бард. — Это ж лучшие дни в колесе года! И никто не празднует, не веселится, не жжёт костры перед тьмой зимы?
Старик что-то проворчал в ответ, сплюнул на пол и вернулся за свой стол.
Окончательно согревшийся (то ли от сидра, то ли от шока) Бард, протянул подавальщику стопку за новой порцией.
Веснушчатый паренёк исполнил приказ и смущённо пробормотал:
— Расскажете про этот ваш Юль?
— Йоль, — хмуро поправил Бард. — Ещё как расскажу! Пусть ваш Кардинал знает, что нельзя людей такой отрады лишать.
Бард встал из-за стола, театральным движением скинул плащ, перехватил поудобнее лютню и пробежался длинными пальцами по струнам.
Голос, при разговоре казавшийся слишком высоким, вдруг зазвучал утробно и маняще.
На незнакомую гипнотическую песню обернулись все. И охотники, отмечавшие знатную добычу, и старики, обсуждавшие древний фолиант, и группа мужчин в одинаковых зелёных дублетах — по-видимому, городская стража.
Даже мальчишки, игравшие на улице, услышали переливы лютни и прижали носы к промерзшему стеклу таверны.
Бард пел о пирах изобилия, о веселых танцах и игрищах.
В древние созвучия музыки Бард вплетал истории о поцелуях под омелой.
И о диком жаре Йольского костра.

Утром Кардинал привычно вышел из храма на главную площадь, чтобы благословить горожан.
Кардинал хоть и разменял уже сотню лет, по-прежнему оставался статным мужчиной. Разве что седина на висках и хмурые морщины у рта выдавали в нём привычное для людей увядание.
Для жителей гор такое долголетие было не в новинку — не зря же их предки мешали свою кровь с альвами.
Кардинал поднял руку, обтянутую алой перчаткой, и осенил собравшихся на площади знаком богов.
Горожане почтительно преклонили колени.
Только трое мальчишек продолжали весело что-то напевать, размахивая остролистыми ветками с красными ягодами.
Ветками омелы.
Кардинал замер, так и не опустив руку.
— Арестовать, — тихо приказал он городской страже, стоявшей по обе стороны от него.
Мужчины в зелёных дублетах быстро поймали детей.
Заломили руки, дёрнули за уши, особо крикливому мальчишке дали звонкую пощёчину. И втоптали омелу в заснеженную землю.
Кардинал спокойно вернулся в храм.
Детей, как щенят, кинули в погреб и заперли там до следующего утра.

В таверне было людно.
В одном углу грузный мужчина чуть ли не насильно поил брагой рыдающую женщину. Она всё причитала, что сыночек в погребе околеет.
— Как можно… Они же дети! — рыжеволосая девушка сочувственно посмотрела на горюющую женщину.
— Зверь ваш Кардинал, — зло выплюнул Бард, примостившись за уже привычным столом около подавальщика. — Тебя как звать?
— Агата, — ответила девушка, кокетливо поправляя рыжую прядь. — Но все зовут просто Ведьмой.
— И что, настоящая ведьма? — с белозубой ухмылкой спросил Бард.
— А разве бывают ненастоящие? — удивилась Агата.
Бард не ответил.
Только снова взялся за свою лютню, и поведал горожанам сказ о том, как в Йольские праздники детишек одаривают сладостями, родители украшают дома плющом, а ведьмы выбирают среди своих сестёр самую красивую и могущественную.

Следующим утром Кардинал не успел никого благословить. Как только в дверях храма показалась его красная сутана, площадь опустела. Горожане разбежались по своим лавкам, мастерским и торговым шатрам.
Холодными голубыми глазами Кардинал осмотрел площадь.
Он задержался взглядом на дверях кузницы, бакалейной лавки и мастерской плотника.
Все три двери были украшены Йольским плющом.
Кузнеца, бакалейщика и плотника арестовали, приговорив к публичной порке на рассвете.
До утра осуждённых заковали в колодки.

В таверне было тихо.
Грузный мужчина молча оплакивал сына, замерзшего насмерть в погребе, и жену, утопившуюся с горя в проруби.
Три бледные простоволосые женщины сидели у окна и смотрели, как на площади в колодках мучаются их мужья.
Рыжая ведьма Агата склонила голову на плечо Барда — устала, выхаживая младшего брата подавальщика, горевшего в лихорадке после приговора Кардинала.
Бард не стал браться за лютню. Он заговорил отрывисто и зычно, играя на струнах человеческих душ.
Бард поведал горожанам легенду о Йольском бунте.
О том, как люди свергли тирана, лишившего их веселья, заставившего забыть традиции предков и потушившего дикий костёр.

Утром над горами взошло необычайно яркое солнце. Оно осветило заиндевевшие лица пленников в колодках, наскоро выстроенный эшафот с позорным столбом и алую сутану Кардинала.
Горожане не стали ждать, пока плеть коснётся спин пленников.
С первобытными криками они накинулись на стражу в зелёных дублетах.
Но даже в пылу бунта Кардинала обходили стороной.
Когда кузнец, бакалейщик и плотник нашли приют в руках своих жён, а стражники были втоптаны в кровавый снег, как ветви омелы — к Кардиналу вышел Бард.
— Видишь, что бывает с теми, кто лишает свой народ Йоля? — спросил чужак, гордо вскидывая острый подбородок.
Кардинал окинул взглядом развращённых кровью горожан.
— А ты рассказал им всё о своём Йоле? — спокойный низкий голос Кардинала казался гласом самих гор.
— Всё! — рассмеялся Бард. — А что не передать словами, то я покажу!
С этими словами Бард дико ударил по струнам лютни.
Мужчины, ведомые музыкой, закидали помост с позорным столбом соломой и украсили его плющом.
Женщины выбрали среди своих сестёр самую красивую и могущественную — Агату.
Бард нежно поцеловал вырывающуюся девушку под омелой, и возвёл рыжеволосую ведьму на эшафот.
Горожане запалили под её ногами Йольский костёр.

В храме было холодно.
Кардинал пал на колени, моля о прощении женщину, которую не смог спасти от костра пятьдесят лет назад.
Под крики ведьм, сгоревших и сжигаемых в дни Йоля, Кардинал проиграл Барду битву за сердца людей.

Странная история. Написано неплохо, но вот смысл? Типа кардинал такой весь - радетель сердец черни одним взмахом руки может троих высечь за винки, а за слова крамольные? Стопудово казнит, потому как человек жёсткий. И вот такой - стержневой властолюбец падает на колени и воет о проигрыше или за душу сожженой? Да ну на... Где логика?
А барда какая выгода?
Мотивы какие?

Хмм...

Когда речь идет о новогодних сказках королевств, мне как-то придираться не хочется, но тут прям вопросы на душе скребут )

Написано вполне приятно, конечно, но в историю оно не складывается.

Пришле бард в место, где запрещен Йоль, совратил народ снова его праздновать, а Кардинал, который Власть, в подземелья да в колодки кидал не Барда, а местных жителей? А Бард ему не интересен? Или никто не стуканул?
Или это такая аллегория про борьбу за сердца людей двух сущностей, которые не могут впрямую подраться?

Тогда почему обе сущности такие... одинаковые, и люди что так, что этак помирают, то на костре, то в подземелье?

В общем, если это метафора, то надо было ее развить еще больше и нести в Авангард )

Хороший образец тёмного фэнтези. Одна сволочь притворяется хорошим парнем, другая не притворяется, но за внешней злобностью прячутся благие намерения. В общем, двойной твист удался. Мне понравилось.
Удачи

Неплохой рассказ. Надо было город назвать Гаммельн)

Странно. Написано хорошо, грамотно. Но не цепляет. Момент сжигание агаты – крутецкая деталь, ток не йольская. Там король падуб vs дубовый король, детушка-сонышко от белой лебеди, зимы, и, канеш, старик ник. И ещё йольский козёл. И ещё… мда, если я ничего не путаю. Но это – йоль автора, йоль барда (к нему то низя докапываться? можна). Не сразу, но понял, что меня обломало – про победу барда над сердцами. Фе – пафосно и не оно, ведь кардинал не сражался. Ну или мне не показали… автору – сяп. Сорьки за «не цепляет»

Очень понравилось!
Мрачное в этот раз просто жжёт крутяцкими рассказами.
Автор, моё вам с кисточкой! Самая та история, да.

Я прочитал рассказ «Йольский бунт».
Моё мнение ошибочно и субъективно.
Написано хорошо. Читается легко.
История понравилась.
Парочка мелких субъективных моментов:

Цитата: «Бард встал из-за стола, театральным движением скинул плащ, перехватил поудобнее лютню и пробежался длинными пальцами по струнам.» – поправьте, если я ошибаюсь, Бард нес по морозу лютню со струнами? Просто, пряча её под плащём? Я это к тому, что без чехла лютня долго не протянет, а Бард – путешественник, лютня его кормит. А тут – на морозе и без чехла – как так-то?

Цитата: «Бард поведал горожанам легенду о Йольском бунте.
О том, как люди свергли тирана, лишившего их веселья, заставившего забыть традиции предков и потушившего дикий костёр.» – не очень хорошо, когда важные для истории моменты остаются за кадром. Это, с одной стороны приманивает читателя более детально окунуться в мир, но с другой стороны – оставляет читателя в неведении, что и почему.

Цитата: «Под крики ведьм, сгоревших и сжигаемых в дни Йоля, Кардинал проиграл Барду битву за сердца людей.» – вот собственно и результат. Всё важное о празднике Йоля осталось за кадром, и в конце этой истории выглянуло как рояль, поэтому нет сопереживания.

Спасибо за рассказ.

Здравствуйте, автор. По-началу я чуть не бросила читать. Показалось, что это очередная вещь про злых тиранов и благородных повстанцев/борцов за свободу (которые любят свергать чужую власть, но сами править не умеют), а я такие однобокие вещи не люблю. Хорошо, что не бросила — перевёртыш очень понравился, как и общая идея/ смысл. Не хватило какой-то... убеждённости, что-ли. Более чёткой картинки, как бард переубеждал. Ну а кардинала, упавшего на колени, как человека я понять могу, а как кардинала не очень. Ему бы где-нибудь втихаря на колени пасть, в тишине и безопасности, а не тогда, когда такие дела на улице творятся и нужно брать кнут и бороться, а не рефлексировать. Но идея очень понравилась, спасибо за рассказ.