Последний ханъё, Сумерки империи (ЗТ)

Тот это был или не тот колокольчик, разобрать Сёдзу не сумел - слишком он вообще был ошарашен самим фактом его появления среди вещей.

Тенгу сухо проклекотал что-то на птичьем языке.
- Дерзок, дерзок и неразумен. Раз ты дошел до отрогов этих гор и наши пути пересеклись, значит на это был знак судьбы. Я чувствую, что-то злое произошло в нашей благословенной стране, и ты - сын этого зла, но не оно само. Что хочешь ты сделать, что боишься, будто тебе могут помешать?

- Хочу найти свою сестру, но каждый встречный пытается заставить меня служить ему. Ну, они конечно же утверждают, что уговаривают меня служить высоким идеалам, благим целям и прочему прочему. Глупые. Да, в этом мире слишком много глупых людей, мечтающих поработить всех остальных. А тех, кто порабощаться не желает - уничтожить. - Сёдзу снова почесал свою печать, замер и медленно поднял голову. - Сможешь снять это? - Взгляд парня упал на нагинату, и Кигурава тут же торопливо добавил: - Не отрубая руки.

- А каким-то чудом выживший ханъё, не зная долга и чести, странствует в поисках женщины. Кому, а уж не тебе обвинять других в глупости, - като чуть съехал, обнажив птичий клюв на месте носа. Тенгу раздосадованно поправил повязку на лице.


- Ты перешел дорогу ловцу демонов, значит. Почерк его далек от изящества - древнее искусство забывается. Она уже почти истаяла. Слишком давно я не видел людей, слишком много спал в своих горных вершинах, что в один день мое одиночество нарушили следы так многих людей. Подожди полуночи...

Он щелкнул костяными наручами, и через мгновение перед Сёдзу стояла лишь кривоватая сухая сосна, отчаянно впивавшаяся побелевшими корнями в каменистый утес.

- Не в поисках женщины, а в поисках младшей сестры, - поправил Сёдзу и очень грустно улыбнулся.
- Когда я видел её последний раз, она умирала от какой-то страшной болезни...
Сползшая с лица... с морды тенгу повязка заставила Кигураву замолчать. Точней, его заставил замолчать появившийся клюв - просто неожиданно как-то получилось.

- Хорошо, я подожду полуночи, - согласился Сёдзу, снова сел на землю, прислонившись спиной к стволу большого дерева, и закрыл глаза. Нужно было подумать и можно было подумать..

Сумерки спускались с гор все ниже и ниже, таща за собой на подоле халата снежный холод вершин. Сёдзу сильно замерз, ощущая, как ледяные пальцы Юки-ко все глубже и глубже проникают в его тело. Внизу, в долине теплее, но пройдет несколько дней и ночевать под открытым небом станет уже совсем неуютно.

Из-за острых черных вершин выглянула краешком луна - еще более бледная и тонкая, чем обычно. Узенький левый серп едва виднелся в ясном небе, в последний раз глядя на землю перед долгим сном.

Внезапно сосна зашевелилась, заскрипела старыми ветвями под налетевшем неизвестно откуда ветром и какой-то небольшой предмет упал прямо перед юношей.

Сёдзу неторопливо открыл глаза и некоторое время пытался разглядеть упавший перед ним предмет. Сгущающаяся с каждой секундой тьма не позволила ему это сделать. Пришлось пошевелиться, как ни хотелось этого не делать.
- Что это? - тихо спросил Кигурава, протягивая руку с онемевшими от холода пальцами к подарку сосны.
- Шишка?

Предмет оказался не шишкой, а небольшим и потрепанным - едва ли в четыре пера - веером. В темноте трудно было разглядеть его истинный цвет, лишь небольшая деревянная ручка удобно легла в руку и согрела теплом.

Сёдзу несколько секунд наслаждался теплом дерева, грея замершие пальцы, а затем раскрыл веер и пару раз им обмахнулся. Нет, ему не было душно - просто, в темноте он всё равно его разглядеть не мог, а потому пришлось изучать подарок при помощи тактильных ощущений.
- Зачем мне это? - вслух поинтересовался Кигурава.

Было ли это ответом на его вопрос или нет, но неведомая сила резко дернула Сёдзу за шкирку, потом за ноги, перекувырнула его головой вниз, крепко тряхнула и начала вертеть в ледяном воздушном водовороте. Полы халата хлестали по лицу, сумка била по голов, но уцепившись за шею, продолжала на нем держаться. Стремительный блеск луны, глубокая синева неба, чернота гор и белесые отблески снежных вершин - все смешалось в одну круговерть в глазах ханъё.

Его тело будто попало в неведомую воздушную мялку и отчаянно готовилось к неминуемой смерти, но все закончилось лишь весьма чувствительным шлепком в что-то мокрое и почти теплое (по сравнению с предыдущими ощущениями, разумеется). Чуть-чуть прийдя в себя, Кигурава понял, что он сидит в луже посреди болотной осоки, крепко сжимая в руке ручку веера, ставшего на четверть меньше.

Почти минуту он сидел неподвижно, опасаясь вызвать новые завихрения. Да и, прийти в себя после такого испытания было не так уж и просто.
Очень остарожно сложив уменьшившийся веер, Кигурава убрал его в чудом оставшуюся при нём сумку и встал на ноги, но тут же упал - голова кружилась, а ноги были вытными. Пришлось посидеть спокойно еще десять минут. Это время он потратил на погружение в собственный внутренний мир - страшный и беспощадный внутренний мир.

Вынырнув на поверхность из глубин собственного сознания, Сёдзу неторопливо огляделся, уверенно встал на ноги и хрустнул коленями, превращая ноги человеческие в лапы кузнечика - так, на всякий случай. А вообще, ему вдруг показалось, что из этого места нужно очень быстро убегать. Вполне может быть, что это в нём говорил еще не доконца ушедший после такого жесткого перемещения страх, но сам Кигурава склонялся к той мысли, что это давало о себе знать шестое чувство. Оставалось только выбрать направление. Опять же, выбирать его приходилось опираясь всё на ту же интуицию. Хотя... Кигурава прокрутился на месте, внимательно осматриваясь.

Превращение произошло болезненно быстро, тут же резко ударив в виски болью, напомнив, что надо бережнее обращаться с данным ему телом. Голодный желудок тут же поддакнул, что силы надо экономить, а то он за себя не ручается. Новые конечности разъезжались в сторону и грозили опрокинуть своего владельца в болотную жижу целиком, не в силах ухватиться за небольшую кочку. После минутной балансировки Сёдзу все-таки умудрился выпрямить торс, опираясь руками о колени, которые почти пластом лежали на земле. Мысль о том, что цель и объект трансформации были выбраны не очень удачно, вполне бы емко характеризовало эту картину. Впрочем, перед ханъё было зрелище поинтереснее - справа от него полз светлый шлейф севшего солнца, но прямо перед ним небо было подсвечено куда ярче - огни большого города полыхали золотом. Казалось, протяни вперед руку и почувствуешь их тепло.

Обратное превращение прошло не менее болезненно, а потому Сёдзу провалялся под корявым деревом почти час. Хорошо, что хотябы хватило сил доползти до этого дерева, а то пришлось бы лежать в холодной луже - нелолго замёрзнуть и сдохнуть.
Вставать не хотелось, хотелось лежать и хотелось есть, и если "лежать" у него было, то есть не было.
Цепляясь за ствол корявого деревца, ханьё поднялся на ноги, прижался спиной к стволу и простоял так почти полчаса, не решаясь, да и не особо желая двигаться.
Получаса хватила, чтобы справиться с ленью и с аппатией.
Сёдзу Кигурава пошел в город.

За время превращений и поисков места все одежда Сёдзу, которая и раньше-то не была нарядной, превратилась в грязные лохмотья. Его в таком виде по идее и за ворота не пустят, с тоскою подумал он, пробираясь по хлюпающим кочкам на свет. Вскоре дорогу перегородила река - не очень-то и широкая, вполне себе спокойная, но наверняка достаточно холодная, таящая в себе немерено коряг и омутов. Возможно, где-то поблизости есть мост, хотя кто его знает...

С тоской смотрел Сёдзу Кигурава на огни незнакомого города. Нет, он не хотел туда, но понимал, что надо. Там жили люди. Кто-то жил в большом и тёплом особняке, кто-то в полуразвалившейся лачуге, но все они жили в своих собственных домах. Совсем недавно и у ханьё был свой дом - небольшая уютна пещера вдали от этих злых и жадных созданий. Эх, как же красиво было и как радовалась сестрёнка, когда он приносил в пещеру целую банку светлячков и выпускал их...

Он стоял и грустил, не решаясь войти в воду или выбрать направление и пойти вдоль реки. Он стоял так не меньше десяти минут, а потом всё-таки пошел влево, понадеявшись на свою чутьё и на чужую удачу.

Неизвестно, что помогло ему на этот раз - чутье или все-таки удача, но совсем скоро он смог различить темную недвижимую фигуру низкого моста. К нему, буквально бросаясь Сёдху под ноги вела узенькая тропинка, петлявшая только ей известным образом по болоту. Доски моста были старыми, слегка подгнившими, неприятно поскрипывающими под ногами, хотя Кигурава в последнее время сильно отощал, да и раньше излишним весом не страдал. Река оказалась шире, чем казалось с берега, под мостом она сердито шипела, перекатываясь через валуны около опор.

Мост уперся в небольшие ворота, отмечавшие городскую заставу. Караулка нависала над крутым берегом чуть левее, правда, там было темно и тихо.

Кигурава неспеша подошел к воротам и замер перед ними. Он понимал, что его скорей всего не пустят, но ему очень хотелось есть и очень хотелось в тепло. Чуть постояв и подумав, ханьё всё-таки постучался в воротину костяшками пальцев.

Стук разнесся над рекой, перекатился в осенней тишине и утих где-то в прибрежных зарослях ивняка. Даже лягушки не ответили своей хриплой бранью, потому что давно улеглись на зимнюю спячку.

Сёдзу вздохнул и постучал еще раз. Подождал немного, а затем принялся изучать строение, пытаясь понять, как его можно обойти или перелезть.

Перелезть заставу не составляло особой трудности - достаточно легко можно было просто перемахнуть через ворота, подтянувшись по столбам, которые никто еще не успел отполировать до умопомрачительной гладкости. Однако в том случае, если стражники находятся на своем посту, нарушитель городских границ будет тотчас же поднят на копья. Можно было попытаться незаметно просочиться под мостом, но это потребует даже от ханъё недюжинных затрат, к тому же потом наверняка придется удирать от патруля куда глаза глядят.

Сёдзу не хотелось, да и вряд ли смоглось бы, удирать от стражников. Тяжело вздохнув, он снова постучал. Стучал он долго и настойчиво.
- Эй, есть кто живой? Открывайте! - заорал он и даже пнул ворота ногой.

Где-то вдалеке залаяла, а потом и премерзко заскулила собака, но от ворот ответа Сёдзу так и не дождался.

- Пнул кто-то, чтобы заткнулась - понял Сёдзу, опёрся о ворота рукой, сполз по ним и уселся, прислонившись к ним спиной.
- Вот и меня так же, если слишком громко лаять начну... - Его накрыла аппатия и полное нежелание что-то делать, двигаться и даже думать.

Здесь, в низине, было далеко не так холодно, как в горах. Пожалуй, даже несмотря на речную сырость, идущую снизу, он мог бы заночевать прямо здесь, на досках моста, не боясь замерзнуть насмерть. Интересно, сколько часов ему осталось до рассвета?

Кигурава попытался прикинуть, сколько еще ждать рассвета, но у него ничего не получилось - похоже, апатия поразила и мозг.
Устроившись поудобней, Сёдзу закрыл глаза и постарался ни о чем не думать. Хотелось спать и есть. Есть хотелось болше, чем спать, но есть было нечего - спать.

Желудок попытался было напомнить, что он за сегодня почти ничего не ел, но было уже поздно. Уткнувшись спиной в опору заставы, Сёдзу почувствовал, что не так уж тут и тепло, как ему показалось после гор, но усталость брала свое. Отбросив все сомнений ханъё в сторону, она уверенной рукой повела его по мягкой тропинке поросшей мхом. Вокруг было темно и пахло спелыми сливами, только медное навершие посоха голубокожего демона светилось на груди крупным светлячком. Он споткнулся о какие-то выступающие корни, чуть было не упал, под ногами было так мягко, что даже хотелось упасть, но будто кто-то удержал его. "Еще не время". Он шел, спускаясь все ниже и ниже, и наконец он увидел свечение впереди, пробивавшееся сквозь густую листву бамбука. Он вышел на поляну, где свет источало небольшое озерце, густо заросшее ирисами. Одинокая лодка без весел покоилась на водной глади, и рукава синего шелка струились над водой. Она сидела спиной к нему и не заметила его приближения. Лишь белоснежная цапля повернула свой клюв в сторону юноши, но лишь беззвучно сверлила его своими янтарными глазами.

Сон. Красивый в своей жестокости и бессмысленности сон, но Сёдзу не желал просыпаться и этот сон прекращать. Как бритвой по нервам и по уставшей душе.
Кигурава остановился у самой кромки воды и замер в нерешительности. Хотя, если по честному, то не от нерешительности, а от непонимания того, что ему хотелось сейчас сделать. И уж если совсем точно, то от того, что ему сейчас ничего не хотелось делать. А так-как единственным вариантом, не требующим чего либо предпринимать и как-то действовать, было мирное... умиротворённое созерцание... - Сёдзу Кигурава созерцал и проникался.

это длилось целую вечность, а, может быть, мгновение - кто разберет течение времени во сне? Цапля махнула крыльями и с шумом поднялась в воздух, взметая сверкающие брызги, как горсти жемчуга. Девушка обернулась, на ее лице - именно таким должно быть лицо благородной красавицы: точеное, с тонкими бровями и почти незаметным ртом - на ее лице отразился испуг, удивление, печаль. Всего лишь секунду она смотрела на него, а потом, отвернувшись, заговорила:
- Откуда у тебя эта вещь на твоей груди?

- Предсмертный подарок от одного синего демона, - ответил Кигурава, продолжая неподвижно стоять и смотреть на девушку.
- Ты знала его?

- Предсмертный, говоришь? - печаль в ее голосе прозвенела фарфоровым колокольчиком. Она поднялась и вышла из лодки, ступая по водной глади, и только легкая рябь расходилась от скользящего подола ее кимоно. Шаг, еще шаг - и озеро тускнело и чернело. Вскоре лишь ее следы таяли далекими звездами во тьме.

- Предсмертный, - тихо и совсем грустно повторил Кигурава, от чего-то чувствуя на себе вину за смерть синего. Но он же его не убивал, помочь пытался... даже есть отказался, хотя и загибался от голода... Очередная совсем не неожиданная несправедливость.
Парень сел у самой кромки озера, опустил руки в воду и закрыл глаза.
- Меч хочу, - неожиданно подумал он.