Лунный путь, Г-н Анри Штурм-Лиувилль, 37 лет

Лягнул Анри противника знатно - в пах. Это стало ясно по сдавленному всхлипу за спиной, перемежающемуся с отборной руганью. Воздух ушел из легких Салли, и тот ткнулся лбом в спину профессору. Не слабо так - там тоже шишка будет. Встал вопрос, что делать дальше - потому как новоиспеченный враг больше уже и не враг вроде как, а впереди темно и сыро и непонятно, куда идти. Впрочем, приглядевшись Анри разглядел два коридора, пересекающие друг друга под прямым углом: идти можно было налево, направо и прямо, и как раз прямо по курсу, где-то метрах в 50 горел неяркий свет.

На всякий случай оружие у противника Анри отобрал. Выглядело оно странно и внушительно, пользловаться он им мог бы только как дубинкой, но и то лучше, чем ничего. А самое главное - хоть как-то обезопасить себя от повторного удара в спину. Крепко сжав винтовку в правой руке, он пошел на свет.

В ответ "жертва неправедного нападения" что-то нечленораздельно промычала, но Анри уже был далеко - и правильно, добропорядочные профессора вроде него не слушают таких непотребностей. То и дело что-то глубоко внутри предупреждало Лиувилля, и он вовремя наклонялся, чтобы пропустить летящий над ним арбалетный болт, ни с того ни с сего, вылетающий из стены, или обойти странно блестящий камень, который вдруг провалился, обнажая под собой бездну. Так, то и дело шарахаясь из стороны в сторону, герр Штурм добрался до огромного зала, освещенного лишь с одного конца газовой горелкой, производившей впечатление убогости и нищеты.

Не буду описывать, какой красоты когда-то был этот зал, равно как и то, насколько шикарно когда-то выглядел оставшийся позади коридор. Теперь этого всего не существовало, причем уже пару веков как. По крайней мере, так казалось. Но вот та, что сидела у горелки, ни в коей мере не могла быть названа кем-то, кроме как королевой. Ибо она была царственна, красива и ухожена. Черное платье с кроваво-красной искрой облегало фигуру пышную и в то же время изящную, глубокий вырез обнажал высокую грудь, а шея была перехвачена черной бархоткой с вышитым белым жемчугом цветком орхидеи. Женщина сидела в глубоком черном кресле - единственном предмете, не затронутом суровым течением времени, - и подняв на Штурма взгляд, негромко, с хрипотцой произнесла:

- Добрался-таки. Поздравляю, - голос у нее оказался глубокий и приятный, чуть грудной, отчего казалось, что имеет в виду она нечто большее, чем говорит. Интонации тем не менее были отчасти ленивые, как будто Анри заставил женщину ждать.

Пройдя по этому разрушенному, загаженному городу в конце своего пути профессора ожидал увидеть многое, кое-чему он бы даже не удивился. Но волнующая женственность, облеченная в царственную невозмутимость - до этого его не шибко искушенный в эзотерических загадках ум не мог бы дойти. Каждая черта была прекрасна и неожиданна, и врезалась с первого взгляда навсегда. Просто потому что она могла быть только такой и не иначе, и она была единственна. И если вид обворожительной незнакомки заставлял замирать в сладостном предвкушении сердце, то голос, казалось, низвергнул его в пучину отчаяния.
- Прошу прощения, - только и смог прошептать он внезапно пересохшими губами.

- Добрался, - повторила женщина, чуть более грудным и волнующим голосом. - Идем, я покажу тебе то, ради чего позвала тебя.

Поднявшись движением, во всей красе демонстрирующим, как может колыхаться у нее грудь, женщина протянула Анри руку. Жест получился мягкий и какой-то немного детский, как будто она не могла просто взять профессора за шкирку и утащить, куда хотела. Несоответствие властных, уверенных манер и этого ласкового жеста было слишком сильным, слишком очевидным. А потом она повела его по залу, и Лиувиллю казалось, что тот все удлиняется и удлиняется, как змея. Наконец, они остановились перед невысокой дверкой и женщина всем телом повернулась к Анри:

- Ты готов?

Изгибы и движения тела заворожили профессора. Не то чтобы ему никогда не доводилось видеть столь прекрасных женщин - как настоящий ученый, он не стал бы ручаться в этом головой. Но чопорная строгость гейдельбергских фрау и бледная учтивость их дочерей просто меркли перед непринужденностью манер и откровенностью наряда. Поэтому разные фокусы пространства прошли мимо внимания - после Лунного Пути он уже ко всему привык, наверное. Однако вопрос застал его врасплох.

- Не могу знать, - сглотнув ответил он. - Не ведая, что принесет это мне.

Фраза получилась старомодной и бессмысленный, но лучше ничего не вышло.

Профессору показалось, что он слышит тихое пение [только стихи, разумеется] где-то далеко за стеной. Женщина - или правильнее назвать королева? - какое-то время стояла, не двигаясь, а потом наклонилась к Анри, как будто хотела поцеловать и... зубы лязгнули всего в миллиметре от его шеи. Отчего-то она разозлилась и, схватив Штурма за руку, другой распахнула дверку и с нечеловеческой силой запихнула его туда.

Лиувилль обнаружил себя на дней котлована, когда-то представлявшим собой, видимо, внутренний двор Тауэра, а может, какие-то помещения, теперь лишенные крыши и нормального, ровного пола. Все здесь было изрыто чьими-то огромными когтями, чьими - становилось понятно, стоило только взглянуть вверх, на стаи бронзово-серо-черных тварей, больше всего похожих на драконов из сказок. Вблизи же они были отвратительны и ужасны, и совсем не напоминали гордых и красивых существ, часто изображаемых на картинках.

А она все стояла в проеме двери и смотрела, и на губах ее играла торжествующая улыбка.

//Дверной проем немного выше дна котлована, так что Анри какое-то время падал - но недолго, метров с полутора. В общем-то можно попытаться влезть обратно - там это не особо сложно.

Свернутый текст

И - да, кажется, меня понесло!

Нет, честное слово, это уже утомляло - то приветствуют, то бьют и кусаются.
- К такому варварству - точно не готов! - крикнул он, отряхивая костюм от грязи. Осмотрелся и полез обратно, особо не обращая внимание на летучих ящеров и злобных женщин. "Femina instrumentum diabolum est", - ворчал он себе под нос, думая о том, что с бОльшим удовольствием бы выпил чашечку кофе с кенгуру, нежели вот так вот пачкаться в грязи без смысла и цели .

Женщина стояла в дверях с явным намерением не пустить герра Штурма обратно и, когда он уже почти влез, шагнула навстречу, словно собиралась столкнуть...

- Минуточку! - сзади кто-то неизящно отодвинул вампиршу в сторону и из темноты разрушенного зала показалась уныло-торжественная морда кенгуру. - Герр Штурм! Позвольте...

Проводник предложил профессору руку, и вот они уже вдвоем шествуют по залу в обратном направлении, а раздраженная царица ночи летит следом, издавая шипение, похожее на змеиное.

- Минуточку на что? - вежливо уточняет профессор, который слегка обескуражен своей пассивной ролью в этой драме. - Миледи, прошу вас обождать без шипения!

Он попытался помахать ей рукой, и может быть даже предложить платок, но платка не оказалось на привычном месте. Наверное, он потерял его еще в Хвостовилле.

Шипение стихает, и Анри, обернувшись, понимает, что это не стены зала раздвинулись, а Лунный путь снова принял его в свои объятья. Опять ни души вокруг, мерцающая пыль под ногами и - чайный столик в отдалении с кренделями и молочником.

- С сахаром или без? - кенгуру услужливо наливает чай. - Вам понравилась эта дама? Мне кажется, у нее ужасные манеры! Как это можно - даже не познакомилась, а уже кушает. Ай-ай-ай! Вот была бы жалость, если б я не успел...

- Без, - автоматически ответил профессор, не моргнув и глазом. Объятия кровожадной красотки отпускали его быстрее в тесной компании пахнущего корицей и кунжутом кренделя

- Я с вами полностью согласен! - горячо поддержал он кенгуру. - Кушать людей вообще нехорошо! А обольщать их при этом вообще верх вероломства!

- А еще говорит: королева! - продолжал возмущаться кенгуру. - А манеры, манеры-то... Нет, мы туда больше не пойдем, пусть хоть горы золотые наобещают. Хорошо, что я Вас все-таки нашел, герр Лиувилль, да и Вы мне изрядно помогли, чего уж говорить!..

Проводник разлил чай и подал Анри чашку, сам уселся напротив и принялся с удовольствием потягивать чай, сдувая в сторону пар и смешно надувая при этом щеки.

- Превосходный чай, герр Мистагог, - Анри поднес к лицу ароматно пахнущий напиток. Сполна насладившись запахом, он добавил сливок и принялся неторопливо потягивать чай. - У вас вообще отличное чувство уюта, должен признать.

- Вы полагаете? - поднял брови кенгуру, явно польщенный похвалой. - Благодарю, но это еще что!.. Какой уют, когда вокруг небо и звезды?.. Вот в 1697-м...

В 1697 году леди Бронвилль женила своего единственного сына сэра Чарльза Бронвилля на молодой аристократке из семейства Уэстерширов. Брак неравный, но выгодный обеим сторонам - ведь невеста, будучи сиротой, была крайне заинтересована получить в мужья молодого красавца, а не какую-нибудь старую развалину, которую ей может назначить престарелый король Георг VI.

Необъятная пустота космоса сменилась уютной гостиной в бледных зелено-желтых тонах, где печальная молодая леди играла на изящном клавишном инструменте, показавшемся Анри более чем старинным. Лиувилль сидел на диване и слушал. Закончив произведение, девушка подняла взгляд и спросила:

- Вам нравится, мистер Суонли?

Играла она недурно.

Анри рассеяно взглянул на девушку, будто первый раз увидел.
- Очень и очень мило, - он потер виски. - Я прямо заслушался. Не сочтете за обиду напомнить, что же это было за произведение?
Он украдкой скосил глаза, надеясь найти Мистагога или кого-нибудь еще. То, что его назвали чужим именем, изрядно обескураживало.

Девушка, похоже, очень удивилась.

- Это же Ваше любимое произведение, мистер Суонли! "Страсти по Матфею" Иоганна Кристофа Роте! Я сама переложила его для клавикорда, чтобы сыграть его Вам сегодня. Вы ведь знаете, какой сегодня день, милый мистер Суонли?

Взгляд, которым его наградила незнакомка, говорил как минимум о трагедии вселенского мастшаба. Если вспоминать историю, рассказанную кенгуру, можно предположить, что сия дама и есть та самая молодая аристократка - кажется, ее звали Натали Уэстершир, леди Дукас, но тогда сам Анри оказывался... ее возлюбленным? Которого она должна отвергнуть, чтобы вступить в брак с сэром Чарльзом Бронвиллем.

- Простите, Натали, - откашлялся профессор украдкой оглядывая себя. Очень нехорошо со стороны кенгуру подкладывать такую свинью - и что он, собственно, должен делать в чужой шкуре да еще и в чужих любовных коллизиях?
- Я просто задумался. Вслушивался в музыку, и так бывает, мысли обрели свободный полет и унесли меня далеко. Очень далеко.

Он поерзал на диване, совершенно не зная что сказать. Ну то есть он мог, конечно, поддержать беседу, но очень боялся ляпнуть что-нибудь некстати. А вдруг тема якобитов здесь болезненна? Пффрр, ох уж этот Мистагог!

- Вы тоже переживаете, конечно! Простите, простите меня! Я сама потерялась в своих мыслях и теперь во всем виню Вас, мистер Суонли, - девушка встала и села рядом с Анри на диван. - Но мы ведь сделаем что-то, верно? Ведь можно же что-то сделать!.. - вопросительный взгляд.

Анри немедленно вспотел. Не то, чтобы он был особенно чувствителен к молодым, хорошеньким, обаятельным девушкам, но сложившаяся ситуация...
- Натали, - начал он, беря ее за руку и понятия не имея, что ей сказать. - Наша жизнь столь прихотлива и непредсказуема, что я не смею ни на чем настаивать. Но, прошу вас, оставив в стороне свои растрепанные чувства и эмоции, посоветуйтесь со своим сердцем и разумом, причем продолжайте этот разговор до тех пор, пока они не придут к согласию. Я поддержу любое ваше решение, но с моей стороны было бы слишком эгоистично что-либо советовать вам.

Ох, каким же стариком он сейчас звучал. Впрочем, нет, поправил он себя мысленно, не стариком, а умудренным опытом мужчиной. К тому же совершенно не сведущим в делах любовных, но много раз видевший последствия неосмотрительных поступков, произошедших по вине оных.

- Да, Вы правы, мистер Суонли, простите меня, - она огорченно опустила взгляд. - Это было недостойно с моей стороны - надеяться, что я могу быть Вам небезразлична и Вы захотите презреть соблазн богатства и жениться на мне. У меня ничего нет. И Ваше положение весьма шатко. Мы должны думать о наших детях, дать им надежду на счастливое будущее, а какое может быть счастье, когда нечего есть...

Натали грустно отвела взгляд.

- Но я так надеялась... - тихо повторила она.

Девушка вздохнула и, расценив молчание Анри по-своему, ласково взяла его за руку и нежно прижалась губами к его губам. Всего на миг... Перед герром Штурмом поплыли картины ее будущего - пятеро детей, нелюбимый муж, безупречная репутация, а потом он очнулся на Лунном пути и кенгуру заботливо подливал ему чай, пахнущий мятой и корицей, а на вкус отдающий имбирем - томительно и терпко. Впереди было еще много миров и приключений, но из всех из них герр Лиувилль вышел живым и невредимым, вернулся домой и написал энциклопедию иных миров, обессмертив свое имя Нобелевской премией за вклад в развитие математики искривления пространства. Так же он стал самым популярным писателем на ближайшие сто лет, его книги и составленные по ним брошюры расходились многотысячными тиражами.Хвостовиль, конечно же, был спасен профессором от вечной варки в собственном соку - убийство нового мэра стало той встряской, что сняла древние чары и жители смогли вздохнуть спокойно и свободно. Многие из них уехали, другие же плотно закрыли глаза и для них все осталось по-прежнему, только пути стали более здоровыми и не было больше трещин, откуда можно и не вернуться. Мара продолжила дело революции и вскоре была избрана следующим мэром Хвостовилля, половинчик уехал к родне в холмы, братья-пни ушли в лес, кузнечик сделал предложение Маре, и по завершении второго срока ее мэрства молодые поженились. Прежний мэр ушел в отставку и доживал свой век вполне счастливо, выращивая сельдерей и капусту. Изба-читальня вернулась к любимому занятию - печь пирожки и покрывать их сладкой белой глазурью со вкусом лимонада и хрустящими на языке пузыриками.Королева ночи долго голодала, а потом вышла на Лунный путь и многие годы преследовала Лиувилля, желая попробовать его крови, что в конце концов и вернуло бродягу домой. А Натали...проплакала всю ночь и подчинилась неизбежному, а что еще делать тем, кто беспокоится о своей репутации? Так или иначе все были довольны и счастливы, и только герр Мистагог немного грустил в одиночестве и снился по ночам профессору математики Гейдельбергского унмверситета герру Анри Штурму Лиувиллю и рассказывал лунные новости, надеясь когда-нибудь вновь поводить его под бесконечными звездами.