Господин Нам приходит на рынок Кванмун каждую неделю. Степенно шествует по Речному ряду, где потрошат священных кои, выбирает лучшую рыбину. «Господин Нам, погадайте у меня сегодня!» – его знают. Ему протягивают плавательные пузыри и влажные темно-коричневые внутренности. «Господин Нам, наших кои коснулся Просветленный!» «У этих карпов два пузыря вместо одного! Два предсказания! Сразу два!» «Подходи ко мне, господин! Удачи тебе не видать, если не почтишь старуху!» «Подайте инвалиду!» Выбрав кои, господин Нам закрывается с гадальщиком в лавке, снимает шляпу, плащ, спускает с плеч подтяжки и расстегивает рубаху. Гадальщик мелко рубит и толчет в ступке рыбьи внутренности, осторожно вскрывает пузырь, наполняет его маслами и обезьяньей кровью, зажигает благовония и раскатывает циновки. Господин Нам садится напротив гадальщика, и ритуал начинается. Каждое гадание непохоже на другое. И вопрошающий, и отвечающий действуют так, как им подсказывают тела, духи, Просветленный. Но результатом всегда является видение – ровно один день. Инсектариум расположен возле стены. Когда-то никакого рынка в районе Кванмун не было. Здесь находились гетто нижнего города и давно утратившая значение крепостная стена. Часть стены сохранилась. Осталась даже сторожевая башня – высокая, изящная, с покатыми крышами. По старой привычке башню зовут Южной Близняшкой, хотя ее сестра не уцелела. Когда генерал-губернатор Асагихара прокладывал линию метрополитан-системы, Северная Близняшка встала на пути прогресса и была снесена. В день взрыва господин Нам плакал. В Инсектариуме жарко, но не душно. Шумит водопад, подножье искусственной скалы утопает в дымке разбивающихся капель. Толстые стены сада почти не пропускают лязг и грохот, доносящиеся из смежных помещений. Сегодня бабочек почти нет. Новая партия стальных гусениц только-только вышла с конвейера, а предыдущая уже отъелась и окуклилась. Толстые коконы висят на деревьях вдоль всего променада. Господину Наму хочется потрогать одну из куколок рукой, но вмешательство может навредить имаго, и он сдерживается. «Здравствуйте, господин Нам!» «Прекрасный день, господин Нам!» — это работники. Агенты по продажам кланяются, мастера-инсектологи отделываются словами приветствия, двое прядильщиков из народа арахнидов молчат, сосредоточенно пожевывают губы и делают вид, что слишком увлечены вскрытием демонстрационной куколки. Поросшие жестким черным волосом пальцы с длинными когтями вытягивают одну за другой драгоценные нити. Клиентов пока нет. Они появятся после полудня: офицеры Буси-министерства и директоры фабрик, члены мафиозных групп и богатые круглоглазые. Вход в цех замаскирован под камень искусственной скалы. Рядом прорублено отверстие, из которого выползают готовые гусеницы. Услышав условный сигнал – три долгих звонка – Ирчхоль гремит замками и распахивает перед господином Намом дверь. Лицо и руки обдает волна жара. Господин Нам заходит в пекло. Литейный, сборочный и сортировочный цеха встречают господина Нама плеском жидкого металла, скрежетом поворачивающихся тиглей, оглушающим грохотом машин, скрипом конвейерных лент. Он проходит каждый цех, приветствуя рабочих, радуясь их слаженным действиям, с удовольствием подмечая, что станки в сборочном блестят свежей смазкой. Ирчхоль занимает отдельный кабинет, туда-то господин Нам и следует. Кармический цех остается в стороне: лишний раз в него заходить не стоит. На столе Ирчхоля лежит полуразобранная гусеница. Аккумулятор, который после обработки в кармическом цеху, станет источником звездной нити, вскрыт; маслянистая черная жидкость вылилась на алюминиевую поверхность. Ирчхоль ругается и вытирает топливо фартуком. Беседуя с господином Намом, он продолжает ковыряться в стальных внутренностях тонким шилом. В нынешней модели еще полным-полно дефектов. Нейроцентры на мантрах работают не на полную силу. Из-за несовершенных лапок некоторые особи срываются с деревьев. Мелочи, вроде, но Ирчхоль не привык почивать на лаврах. «Восемь тысяч до конца месяца», – говорит Ирчхоль. Господин Нам кивает. Приходящие клиенты выкупят от силы половину. Звездную нить, полученную от остальных гусениц, господин Нам предложит генерал-губернатору. «Все совсем плохо?» Господин Нам пожимает плечами, вспоминает прошлые гадания. В Буси-министерстве его не стали даже принимать. Полковник, пойманный на крыльце ведомства, пообещал поговорить с адмиралом Окамурой, но не явился на вторую встречу. Чиновники других министерств, с которыми господин Нам встречался на приемах и в частных клубах, шипели, стоило лишь намекнуть на взятку. После десятой неудачи господин Нам перестал ненавидеть оккупантов и начал уважать. В старом-добром королевстве каждый второй советник был коррумпирован и брал хоть деньгами, хоть рисом. Неудивительно, что на присоединение родины господина Нама к своей хищной империи захватчикам потребовались считанные месяцы! «Какое у тебя число?» «Уже конец года», – отвечает господин Нам. Ирчхоль отрывается от гусеницы, сдвигает очки на лоб и хмурится. Он-то ожидал услышать что-нибудь другое. «Столько попыток!», – сокрушается Ирчхоль. «Слишком много, брат. Я устал волноваться. Ёчжи устала. Ты устал. Сегодня я иду к самому Асагихаре». «Не буду спрашивать, чего тебе это стоило». Господин Нам качает головой. Если гадание покажет, что взятка в четыре тысячи коконов звездной нити окажется недостаточной для генерал-губернатора, надежда умрет. Окончательно. Автомобиль Ёчжи ждет господина Нама у ворот рынка. Жена надела платье в западном стиле с открытыми плечами. Господин Нам улыбается: «Ты потрясающе красива». Ёчжи кивает, ее лицо красное после рыданий. Устроившись рядом с Ёчжи на заднем сидении, господин Нам называет водителю адрес. «Знаешь, если нужно, я бы переспала с ним. Я бы стала рабыней, отдала правую руку, отреклась от Просветленного и признала божественность императора. Я бы сделала все», – говорит по пути Ёчжи. Резиденция генерал-губернатора высока и издали напоминает завод. Она соперничает со старым королевским дворцом, комплексом залов и пагод в традиционном стиле. Стоя друг напротив друга, дворец и резиденция символизируют прошлое и будущее, отсталость и прогресс. Победитель в этом противостоянии очевиден. Метрополитан-система и автомобильные трассы взяли дворец в кольцо. Стражников в ярком шелке сменили угрюмые автоматчики в бурой форме и касках. Последний король бежал из страны. Господин Нам осуждал его за трусость. Вместе с Ёчжи господин Нам поднимается по мраморной лестнице, следует по лабиринту коридоров за телохранителем генерал-губернатора и, наконец, попадает в большой светлый кабинет. Окна Асагихары выходят на противоположную от дворца сторону – туда, где на месте снесенных хижин из бамбука и соломы строятся многоэтажные дома, серые и скучные, как и сами захватчики. Асагихаре шестьдесят, и он выглядит хуже, чем запомнил господин Нам. Рак пожирает легкие генерал-губернатора, тем не менее, он курит. Пепельница на его столе полна окурков. Асагихара кивает в ответ на поклон господина Нама. Ёчжи он целует руку, как мужчины-круглоглазые. После обмена любезностями генерал-губернатор садится за стол и предлагает супругам занять места напротив. Просьбу излагает Ёчжи, господин Нам не перебивает, хотя сам говорил бы не так. У женщин лучше получается воззвать не к рассудку, но к сердцу, а смягченное сердце легче смутить обещаниями. Обещания – это стихия господина Нама. «Господин Асагихара, прошу о милости», – Ёчжи отсекает мужа, остается страдающей матерью. Господин Нам находит этот ход верным. Одинокая, пусть даже на словах, женщина беззащитна. «Как представитель императора, вы можете отменить решение Буси-министерства. Нашего сына, Нам Лидона, призвали для ритуала «Божественных крыльев». Ему приказано совершить самоубийство. Лидон – единственный ребенок в семье. Он единственный наследник Инсектариума. Кто еще станет работать над стальными гусеницами, которые так нужны на грядущей войне? Материнское сердце разбито, господин…» Ёчжи не договаривает. Асагихара останавливает ее взмахом руки. «Не сомневайтесь в нашей компетентности, госпожа, дело будет продолжено. И не горюйте из-за гибели патриота. Каждый пилот «Божественных крыльев» обретает бессмертие, направляя самолет на врага. В этом акте мы видим то, что объединит наши народы, то, чего не понять врагам. Им невдомек, зачем соблюдать ритуал в мирное время. Варвары! Смерть – это мгновение, госпожа Нам. Важно то, что следует за ней. Важно то, как вы отнесетесь к смерти Лидона, не обесцените ли ее пустой тратой слез. Будьте гордой». У господина Нама не хватает сил заговорить о взятке. Нить из четырех тысяч коконов – скверная наживка. Не маленькая, нет. Просто не на ту рыбу. Вопреки словам Асагихары, господин Нам чувствует пропасть, пролегшую между захватчиками и завоеванными. Господин Нам отвозит Ёчжи домой. На прощание они обнимаются. Тело Ёчжи кажется незнакомым. Господин Нам чувствует соски маленьких грудей, затвердевшие от волнения и прохлады, но возбуждения это не приносит. Надежда уже умерла, сын уже умер. Его – и семи других избранных – самоубийство должно ознаменовать приход нового года. Лидон поднимет в воздух свой самолет, полетит к чужим берегам, выберет цель: аэродром или боевой корабль, пулеметное гнездо или пушку – и врежется в нее с именем императора на устах. Жертва поднимет боевой дух солдат на границах, монахи начертают имена на священных дощечках, а журналы и газеты наполнятся статьями о силе духа, повергающей врагов в ужас. Асагихара врет. После смерти Лидона не будет бессмертия, не будет единения, не будет гордости. Кто вспомнит имена юных героев через год? Кто выделит именно этих восьмерых из череды самоубийц-патриотов, тянущейся еще с той поры, когда еще не изобрели самолеты, а захватчики не покидали свои острова. Господин Нам идет в храм пешком. По пути он видит святилище предков, где оккупанты ставят ароматные палочки у мемориальных табличек. Врата открыты, и господин Нам задерживается, чтобы посмотреть, как мужчины в форме и дамы в кимоно пачкают одежды в пыли, преклоняя колени перед высеченными в камне именами. Пронзительно гудят, заглушая шепот общей молитвы, автомобили. Над крышами пагод торчат стволы корабельных пушек: каждому святилищу нужна охрана от злых духов. Храм Просветленного неподалеку. Господин Нам возится с шнуровкой ботинок, ставит их на коврик подальше от простой обуви других прихожан и заходит внутрь. Кланяется мумиям монахов, просит прощения за то, что не взял подношение: «Сын обречен, не до того, простите, простите». Статую Толстого Просветленного господин Нам обходит, не поднимая головы. Статуе Стоящего выражает сдержанное почтение. Получить утешение можно лишь у самой неприметной, самой сокровенной статуи: Спящего. Господин Нам долго молится, но не получает ответа. Это хорошо. Спящий Просветленный – это Мертвый Просветленный, с ним можно разделить судьбу, но не мысли. В этом и заключается утешение. Мертвый не откроет, что будет дальше, получится ли выбраться из великого Цикла. Вернувшись в Инсектариум, господин Нам приказывает арахнидам подготовить полтора метра звездной нити. Во всех шести глазах старшего прядильщика он видит сожаление и страх. Все понимают причину беспокойства хозяина, но только мудрый старик понимает, зачем нужна нить, и волнуется за будущее Инсектариума. «Это всего лишь гадание», – говорит господин Нам. До вечера он занимается конторскими делами: отвечает на телефонные звонки, заключает сделки и пресмыкается перед Буси-министерскими. С закатом господин Нам выгоняет из Инсектариума всех, даже мастеров, проверяющих, здоровы ли стальные гусеницы. Даже Ирчхоля. Литейный цех никогда не остывает. Господин Нам раздевается до пояса, становится возле центрального тигля и смотрит, как из отверстия в крыше льется небесное серебро. Сплавляясь с земными элементами, оно негромко шипит. «Благодарю вас, звезды», – говорит господин Нам. Он идет дальше, проверяя, убраны ли цеха, не жжет ли топливо какая-то из машин, исправно ли движется ни на минуту не замирающий конвейер. Гладит пока еще мертвые тела готовых гусениц в сортировочном. Прислушивается к странным, умиротворяющим звукам в кармическом, где души перерожденных заряжают жизненной силой аккумуляторы Ирчхоля. Возвращается в сад, находит оставленную прядильщиками нить, делает петлю. Послушная и неразрывная нить принимает нужную форму и толщину. Господин Нам прислушивается. Из утренних коконов уже вывелись первые бабочки. Их не видно среди опавших листьев и густой травы, но они пищат и скрипят крыльями, пытаясь подняться в воздух. Рано или поздно у них получится. Притяжение звезд преодолеет земное, и насекомые из чудесного сплава воспарят к окошку над искусственной скалой. Там небо снова возьмет их, и Колесо Дхармы сделает очередной поворот. Гадание требует жизни за жизнь. Убийство каждого священного кои оплачивается опытом смертных мук. Господину Наму они хорошо знакомы. Он находит подходящее дерево, забрасывает удавку из звездной нити на низкую ветку, продевает голову в петлю. Шее становится прохладно. По спине вдоль позвоночника пробегают мурашки, волоски на руках встают. Господин Нам уже готовится согнуть колени, когда одной из бабочек удается взлететь. Она неловко взмахивает крыльями, разминает новорожденные ремни и шестеренки. «Я создал тебя, а ты не помогла мне. Ты не в силах помочь. Не та наживка», – выговаривает господин Нам. Бабочка садится на соседнее дерево. Она еще слишком слаба для того, чтобы вернуться к звездам. «Я буду первым». Господин Нам закрывает глаза и подпрыгивает, поджимая ноги. Его шея ломается моментально. Он умеет убивать себя. Воздух с хрипом вырывается из груди господина Нама. Циновка промокла от пота. Губы, подбородок и грудь покрыты чем-то влажным. Господин Нам подносит руку ко рту, трогает. Кровь. Его, не карпа. Свежая, красная, неугомонная. Снова пошла носом. Сколько же крови он потерял? Выпрямляется, потирая виски, гадальщик. «Сегодня было непросто», – говорит он. Господин Нам кашляет, горло все еще саднит, говорить тяжело. «Интенсивность гадания – моя гордость. Знаете, на качество пойманного кои влияет все: от лески до наживки. Я использую ваши нить и коконы. Дорого, но стоит того! Кстати, с вас сорок две иены». Господин Нам рассчитывается, отказывается от сдачи, утирает лицо и начинает одеваться. Он голоден. Время в гадании бежит быстрее реального, но несколько часов точно прошло. Тело напоминает о естественных потребностях. Хорошо, что на рынке всегда готовят каракатиц и осьминогов! В Инсектариуме господин Нам звонит знакомому банкиру, который обещал устроить встречу с Асагихарой, и просит отменить ее, но попросить об иной услуге. Долго не может набрать домашний номер, а потом молчит в трубку, и Ёчжи понимает все сама. Не слушая рыданий жены, господин Нам дает отбой связи и идет к брату. Ирчхоль не задает вопросы: по мрачному выражению лица господина Нама все видно и без лишнего сотрясания воздуха. Оба молча работают над новой моделью гусеницы. Господин Нам любуется исколотыми пальцами Ирчхоля. Приходит ответ банкира. Просьба удовлетворена. Господин Нам быстро собирается, ловит такси и едет за город, на аэродром. Сердце бешено колотится, когда шлагбаум поднимается перед мордой автомобиля. «Ждите здесь, пожалуйста, плачу вдвойне». Господин Нам бежит к нужному ангару, от волнения забывая, как числа записываются иероглифами захватчиков. Лидон сам окликает его. Сын одет в кожаную куртку, на поясе красуется офицерская сабля. Он улыбается, машет рукой, выглядит счастливым. «Отец». «Лидон». «Я так рад тебя видеть! Не рассчитывал на встречу, нам же запрещено…» Господин Нам плачет: «Не бойся, Лидон, я вызволю тебя отсюда. Мы убежим, если будет надо». «Не надо, отец. Я счастлив. У каждого своя судьба, так нас учили, а смерть не важна, важно лишь то, что…» «…следует за ней», – договаривает господин Нам. «Конечно! Пойдем, я покажу тебе свою бабочку!» Самолет покрыт свежей краской. В качестве божественных крыльев Лидон избрал двойные крылья белянки: именно они нарисованы на фюзеляже. Лопасти воздушного винта торчат подобно усикам. Сдвоенные пулеметы запаяны: патриоты-самоубийцы не имеют права стрелять, бороться за жизнь. «Так я выразил почтение семье. Мне позволили, хотя в пантеоне империи нет предков-белянок». «Ты веришь во все это?» – спрашивает господин Нам. Лидон кивает, снова смеется и крепко обнимает отца, стискивает до хруста, до боли. Выражать эмоции по-другому он не имеет права, как самурай, как пилот «Божественных крыльев». Господин Нам тоже перестает плакать. Сквозь пелену слез он видит, как самолет Лидона меняется, как распрямляются нарисованные крылья, шасси превращаются в передние лапки, а задние ломают корпус и ощупывают асфальт, пытаясь найти опору, как появляются глаза и хоботок, как кабина пилота обращается прозрачной спинкой. Насекомое смотрит прямо на господина Нама, и тот впервые за день чувствует, что происходящее – не дурной сон, не гадание, а явь. То, что он хотел увидеть. «Лети, прошу тебя, лети к звездам». В этот момент сердце господина Нама настолько переполняется, что его пронзает острая боль. «Эй! Эй!» Глаза не хотят открываться. Заплыли или разбиты до кровавых синяков. Господин Нам разлепляет веки пальцами. Свет бьет, как хлыстом. Больно. Осматривается. Вокруг разбросаны разлагающиеся священные кои, пол скользкий от внутренностей. Стоит страшная вонь. «Вы не уходите уже шестой день. Столько гадать нельзя», – говорит старая женщина. Господин Нам не помнит, чтобы выбирал именно ее. «Какое сегодня число?» «Так седьмой день года Свиньи». «Божественные крылья?» «Вылетели, господин Нам. Вылетели». Гадальщица протягивает газету. На первой странице – восемь фотографий. Гордые, красивые молодые люди, и Нам Лидон на самом почетном месте – под портретом императора, венчающим коллаж. Господина Нама тошнит. «У вас есть еще карпы?» «Остановитесь, господин! Вы начнете забывать себя настоящего». «Настоящего?» Пока старуха, сокрушенно качая головой, выходит за рыбой, господин Нам прижимает к груди газету и сотрясается в беззвучных рыданиях. |