Привет, дорогой автор! Я пришел, прочитал, удивился.
Ну, вообще,
Цитата(Persian_Cat)
Рассказ, будем честны, читерский.
Это прям факт. Очевиднее только то, что солнце встает на востоке, а группа Nickelback - унылая ерунда.
Понимаю, что хотелось трогательно, хотелось, чтоб вот прям по живому. И, судя по комментам выше, с кем-то сработало.
Увы, не со мной.
Цитата
Но я помню свой собственный хриплый писк, руки бабки-повитухи, свет от зажжённой в избе лучины. А затем – тишина. Я умер.
Младенцы не бывают настолько осознанными и осведомленными. Например, откуда бы младенцу знать, что горела именно лучина или что бабка-повитуха была именно повитухой, а не родственницей, или что родился он в избе? И уж тем более вязать свое рождение с Рюриком. Кто младенцу об этом за то недолгое время, что он успел прожить, ухитрился сообщить о Рюрике?
И я бы не придирался, ведь о Рюрике могла ведьма рассказать, если бы не:
Цитата
помню это
Понимаете, в чем разница? Знаю-помню. Ну вот никак не может он помнить, хоть ножом меня режьте.
При том, что, например, вот об этой жизни рассказчик ничего интересного не может сообщить:
Цитата
И вот, меня вновь забросило в новое тело. Я был мальчиком в довольно зажиточной семье. Ни в чём не нуждался. Когда подрос, играл с другими детьми. Мне было тринадцать лет, когда я вновь познал смерть. Это был 1666 год. Меня посчитали новым Антихристом после моих рассказов о моих прошлых жизнях и убили.
Ну, вы поняли. Умерший во младенчестве до самого Рюрика докапывается, а вот тринадцатилетка даже со страной себя не ассоциирует. Немногим больше мы узнаем и о ключевой, поворотной жизни протагониста. О Великой отечественной он говорит буквально двумя словами: "кровавая" и "танк". Страха, горечи, дурных предвкушений нет от слова совсем, только вторая констатация: "я бы не смог пожертвовать собой". Понимаю, что люди разные бывают, а персонаж у нас не обычный, но это ж, блин, литература. Дайте мне ее. Покажите, почему персонаж позволил Илье совершить подвиг. Вот и получается, что важен Рюрик, важна лучина, важен даже год Великого лондонского пожара, а война просто "кровавая". Из-за этого создается впечатление, что нить повествования не ведет тебя сквозь лабиринт, а некоторое время маринует, а затем с ходу насаживает на рога панцерминотавра и говорит: "Проникайся!" Только вот проникаться уже не очень-то и хочется.
Нет, я дочитал, конечно, но так и не проникся. Возможно, я сухарь. Но есть же вещи, которые могут тронуть, задеть, заставить задуматься. И о войне, и о детях, и о пусещках пушистых. Здесь не тот случай, поэтому, простите, но даже не полуфинальный плюс. Когда текст не выполняет ключевую задачу, ту самую, ради которой создавался, считаю, что это незачет.