Пролог: Дорога в никуда, Курт

Пустырь, тот же самый пустырь, что и мгновение назад, до того как в ногу вцепились острые зубы тупорылой шавки, до того как сознание заволокло густой алой пеленой, до того как исчезли все мысли, вытесненные бесконтрольным желанием стереть с лица земли этот лающий клочок желчи. Всего лишь мгновение назад.
Удаляющийся истошный женский крик. Разорванное почти пополам тело некогда не в меру агрессивного бульдога в руках... Руках? Обрывки одежды, испачканные свежей собачьей кровью, болтались шелухой на запястьях, покрытых густым серым мехом. Язык не поворачивался назвать руками эти лапы, украшенные длинными когтями.
Сильный привкус стали во рту и что-то очень горячее на лице. Бьющий в нос смрад машинного масла, оглушительный рёв города, звучащая где-то далеко музыка, которой не было только что. Лишь какое-то жалкое мгновение назад.
И громадная полная луна, заливающая серебряным светом проклятый пустырь...

Сначала мальчишка облегчённо вздохнул. Его не порвал этот бульдог. Может, покусал, а Васька в шоке и не почувствовал боли. Но это уже не важно. Жив. Потом будем выяснять, покусал ли, с прививкой ли, нужны ли уколы в живот, или что там после укуса этих тварей делают. Бабы визжат. Ну, конечно, сначала покупают, выкармливают мерзость всякую, а как на прохожих кинется, так визжать. Нет, дорогие мои, в суд. В суровый американский суд.
Наконец, Васька нашел в себе силы глянуть вниз. Вообще-то, с целью посмотреть, не покусан ли он. И, наверное, завизжал бы не хуже той девки, если бы от увиденного не потерял голос. Лапы нижние, лапы верхние с элементами псины в каждой. Сначала на автомате он выбросил куски собаки и вытер лицо (или таки морду) тыльной стороной руки. Точнее, верхней лапы. Или передней. Какой-то момент он испытывал радость от того, что не просто уцелел, а даже победил своего страшного врага. Мозг всё ещё отказывался принимать мысль о том, что победа была достигнута вот теми самыми когтистыми лапищами. Привкусы, запахи, звуки, всё это сбивало с толку. Васька сидел и в каком-то ступоре смотрел на луну.
Минуту это длилось или десять, не понятно, но парень кое-как пришел в себя. Снова осмотрел одну пару лап, вторую. Потрогал себя. Провёл когтями по земле. Немного прошелся. Нет, это всё не кажется. Это всё так и есть. Паники почему-то не было. Как и вопросов о том, как всё это случилось. Сознание Васьки занимала другая мысль: вот шел он домой, напала тварь, тварь он убил, но сам стал тоже какой-то суровой тварюгой, и как теперь идти домой? Превращение в хрен-знает-что как-то не трогало само по себе. Даже каким-то краем сознания воспринималось как благо, ведь теперь можно не бояться никаких собак. Даже целой своры. Зато проблема появления дома озаботила. Что скажут папа с мамой на счёт вот этих когтей? И хвоста? А сестра будет, как всегда, ядовито подкалывать. Да, и одежда в клочья... тоже по голове не погладят. Куда, если не домой? Если опоздать домой, тоже мало не покажется. Но придётся опоздать.
Обрывки одежды только мешали, и Васька их стряхнул со своей могучей туши. Потом решил, что телефон и кошелёк надо взять с собой и подобрал. А подумав ещё немного, подобрал и прочие обрывки. Из соображений того, что по ним его могут и найти. Навряд ли, но могут. Выкинуть подальше отсюда. В воду. А родителям потом сказать, что банда ниггеров напала и всё отняла.
Нерешительно потоптавшись на месте, мальчишка двинулся в те места района, где можно уединиться. А за одно по пути и от обрывков избавиться.

Непривычное нескладное тело, казалось, должно было валиться и падать при каждом новом шаге, но движения, пусть неловкие и неуверенные, доставляли какое-то необъяснимое удовольствие, удовольствие свободы и силы. Весь мир казался каким-то не таким с двух с половиной метров нового роста. Забор, через который пришлось перебираться на пути к воде, жалобно скрипнул и прогнулся под весом тела. По-новому зоркие глаза цепко выхватывали из темноты все преграды, а мех не давал замёрзнуть холодной октябрьской ночью.
Остатки одежды сгинули в тёмной морской воде, беспокойной в это время года. Тёмные палисадники, увитые плющом и виноградом, давали возможность пробраться незамеченным, хотя идти, согнувшись почти вдвое было весьма неудобно, но до дома оставалось совсем немного. Ещё несколько домов. Где-то за забором жалобно взвизгнула собака и со скулёжом рванула в дом.
А вот уже и привычный забор, задний двор, жаровня для барбекю, стол и стулья, запертая задняя дверь.

Опа! Дома!
Да, автопилот - штука такая. А с другой стороны, вот спрятался бы среди кустов и деревьев, что дальше? Ну, день посидеть, а дальше? Такая здоровенная тушка и жратвы требует, наверное много. И после того бульдога будут искать. Большую страшную зверюгу. Пристрелят с хорошей дистанции из хорошего калибра. Кстати, они же видели, кто именно превратился в... Ну, вот в зверя, короче. Курт Вальдбург. Стоп. Курт превратился в большую страшную хрень. Типа, как оборотень в фильме про ван Хелсинга. То есть, оборотень? Он, Васька, оборотень? Это хорошо. Только как бы теперь скукожиться обратно, как говаривали жерты Дэвида Блейма?
Повертев в руках кошелёк и мобильник, Васька спрятал их во дворе, предварительно выключив мобильник. Чтобы не портили версии и ниггерах. Если удастся снова стать человеком, то всё хорошо: предки спрашивают, почему поздно и почему голый. А Васька рассказывает про ниггеров. А собачники? Могли ведь и не узнать. А если и узнали, то кто им поверит? Курт-оборотень. Ага-ага. Это было бы хорошо, оказаться именно оборотнем, ведь тогда можно попасть домой...
Ольга, конечно, задразнит. Ещё и по голой заднице попытается шлёпнуть. И Макс тоже поржет. Будет дико стыдно, хоть вешайся. Но если в качестве альтернативы расстрел из пулемёта, то лучше с голой задницей.
Но как оборотень назад-то превращается? Заклинание? Складывание пальцев или какой-нибудь кувырок хитрый? Или... просто усилие воли? Вот как он в зверя превратился? С перепугу. То есть, можно сказать, волей. Надо очень-очень захотеть, наверное.
И Васька, присев на задних лапах, сосредоточился на этом желании. Стать снова человеком. Вопрос жизни и смерти.

Желание настойчиво билось в голове испуганной птицей. Превратиться в человека. Казалось бы, что может быть проще, чем стать собой, собрать волю в кулак, себя в руки и просто быть собой. Но не тут-то было. Тело отказывалось становиться таким привычным и родным телом четырнадцатилетнего паренька. Примерно так же оно бы реагировало на желание стать невидимкой или кроликом.
В доме слышались голоса родных, открылись ворота, въехала машина отца, щёлкнула входная дверь. Звуки громкие, словно стоишь не на заднем дворе, а рядом с происходящим. Мама уже приготовила ужин, из окна тянуло печёной курочкой. В животе предательски проурчало.
— Василий ещё не вернулся? — спокойный голос отца раздавался из чуть приоткрытой форточки, — Ты ему звонила?
— Пока нет, минут через десять. Может автобус задержался, — мама деловито постукивала ножом, готовя салат.

Васька затих, чтобы никак не привлекать к себе внимания. Не дай бог, родители его увидят, тут же с сердечным приступом слягут.
Возможно, оборотень к утру становится человеком. Тогда проблем нет. А если он не оборотень? Или оборотень но не перекидывается обратно по утрам? Ладно, утро покажет.

Парень стал выжидать, когда же родня там успокоится, чтобы достать кошелёк и телефон, тихо покинуть двор и спрятаться в безлюдном месте. Возможно, телефон ещё пригодится. Как и кошелёк с карточками и ключами. Кстати, говорить-то не получится, но вот набирать смс можно попробовать. И если к утру он не станет человеком, тогда... Тогда придётся что-то думать. И телефон станет единственным способом связи.

Знакомые задние дворы, тёмные переулки, а вот и заброшенный давным-давно дом с громадным заброшенным садом, любимое место для игр местных пацанов. Здесь можно было спокойно переночевать, не боясь, что с утра пораньше сюда кто-то может заглянуть, хотя к обеду стоило бы поискать место поукромней. Но ведь был шанс, что как только луна зайдёт, тело вернётся к прежнему виду, ведь так было в фильмах. В некоторых.
Крысы, давно ведущие войну за территорию с местными мальчишками, бросились врассыпную и стук удаляющихся лапок затих глубоко в подвале. Затхлая сырость ветхого дома ударила в нос, гниющие доски перекрытий, покрытый плесенью бетон фундамента, затхлые матрасы, притащенные сюда детворой. Но это была крыша над головой. И стены, через которые не видно, что за существо притаилось внутри. Конечно, пришлось нагибаться, потолки и дверные проёмы явно не были рассчитаны на жителей больше двух метров ростом и шире метра в плечах.

Внутри этого здания Васе и раньше не слишком нравилось. Именно из-за запаха, по большей части. Да и просто созерцать давно заброшенные грязные помещения радости мало. С другой стороны это приятно щекотало нервишки. Не то, чтобы он верил в призраков или в ещё какую-то мистику, но какие-то древние инстинкты требовали из таких мест убираться, и поспорить с ними доставляло некоторое удовольствие. А ещё в таких местах могли быть и бездомные. Но сейчас они были не страшны по вполне понятным причинам. Кстати, он и сам сейчас почти бездомный. Способность же чутко улавливать звуки и запахи несколько забавляла там, на улице, а в доме это стало откровенно мешать. Неприятный запах чувствовался как вонища, а звуки, долетавшие отовсюду, мешали забыться и уснуть.
Для сна мальчик выбрал место почище. Положил телефон с кошельком на пол и свернулся вокруг вещей калачиком. Как ни странно, но почувствовал он себя сейчас гораздо лучше. Возможно, потому что смог перестать думать о будущем. Устал. И физически, и ещё больше морально. Какое-то время слушал звуки с улицы, закрыв глаза, потом начал проваливаться в сон.
Поспать, правда не удалось. Даже уснуть толком не вышло. Холод. Осенний холод заставил Ваську подскочить с пола. Шерсти, которая грела и защищала от царапин и синяков, больше не было. Как и когтей, и огромных размеров тела. Он снова стал самим собой. И решил бы, что всё-то ему приснилось, если бы не полное отсутствие одежды. И лежащие на полу вещи. Не сразу сообразив, какое счастье на него свалилось, парень, чертыхаясь, принялся растирать себя руками и спешно соображать, куда спрятаться от холода. А когда дошло, что он спасён, чуть не закричал от радости.

Можно бежать домой! Именно бежать, иначе околеет от холода. Припрятав понадёжнее кошелёк с телефоном, которых у ограбленного быть не должно, Васька бегом рванул к дому. Радость отчасти затмевала идиотизм ситуации: голый Курт бежит осенней ночью к дому. Не дай бог, кто увидит. Небось, ещё где-нибудь камера висит, снимает. Но кроме наготы был ещё один неприятный факт: в человеческом теле бегать босиком с непривычки, мягко говоря, некомфортно. Однако выбора нет: чем медленнее ты двигаешься, тем больше вероятность замёрзнуть или попасться кому-то на глаза.
Однажды Васька здесь уже бежал голышом. Но это было в страшном сне. Правда, тогда было лето и под ногами была почему-то сплошь мягкая трава. Но зато это происходило солнечным днём, и все зеваки на него пялились и ржали. А недалеко от дома он проснулся. Наяву всё было куда как неприятнее. И, всё же, он надеялся, что незадолго до дома проснётся в мягкой постели, и не придётся давить на кнопку домофона.

Но, к сожалению, это оказалась самая реальная реальность. Гравий мерзко врезался в пятки, асфальт грозил ссадинами и вообще, прогулку голышом нельзя было назвать приятным развлечением. К счастью, до дома было не очень-то далеко, да и отступивший было мандраж, вновь вернулся и вместе с холодом добавил в кровь изрядную порцию адреналина, грозя утром обернуться головной болью и, возможно, простудой. Главное, чтобы снова не отросло чего-нибудь эдакое.
Динамик домофона, в ответ на звонок, ожил гораздо быстрее, чем обычно, и тревожным голосом мамы поинтересовался, кто решил совершить столь поздний визит. Даже через домофон было слышно, что она облегчённо вздохнула, услышав ответ сына. Замок на калитке щёлкнул, и от входной двери донёсся звук поворачивающегося в замке ключа.
На крылечке стояла взволнованная мама, а за ней, где-то в прихожей, можно было распознать фигуру отца. Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы понять, каким чудесным будет продолжение этого восхитительного вечера, полного событий.
— Васенька... — мама осеклась, увидев сына голым и вымазанным в засохшей крови, — Боже мой! Сыночек! Что с тобой произошло?!
Выпрыгнув навстречу, она настойчиво обняла сына и, буквально, втащила его в дом.
— Ты не ранен? Что случилось? Я так волновалась! Вызвать скорую? — она с тревогой смотрела на сына.
Отец был мрачен, он внимательно оглядывал Курта с головы до ног, словно прикидывая, сколько именно ударов ремня заслуживало то волнение, которое сейчас изливала на него мать.

Вот ремень сейчас беспокоил Васю меньше всего. Очень хотелось под тёплый душ, смыть эту грязь, осмотреть свои многострадальные ноги, бежавшие по гравию и асфальту. И одеться. Хорошо, что сестры и брата нет, а то бы увидели всю это шикарную сцены. Васька, голый и дрожащий, весь перемазанный в чём-то, стоит носом шмыгает, ладонями пах закрывает.
- Ниггеры. - ляпнул заранее подготовленную фразу сын. - Нет, я не ранен, вроде бы, только ноги расцарапал, когда бежал по гравию.
Соображалка работала туго. Оно и понятно. Хотелось сказать маме, чтобы не рассматривала его. Он уже достаточно большой, в конце концов. Но сказать "не смотри, пожалуйста" или "дай мне хотя бы трусы надеть" как-то язык не повернулся.
- И замёрз. Может, я в душ пойду, а?
Там можно будет спокойно продумать более детальное враньё...

— У тебя пятнадцать минут, — отец всё так же пристально смотрел на сына, словно тот был недостаточно раздет, и ещё пару-тройку слоев можно было снять.
Поднимаясь в ванную комнату, можно было спокойно разобрать как мама причитает в след и шлёт на голову тех, кто посмел обидеть её мальчика, весьма изобретательные кары. В какой-то момент даже промелькнула дурацкое и неуместное сожаление, что такие роскошные и витиеватые проклятия оказались растрачены впустую. Но потом шум воды заглушил слова, оставив лишь смутные интонации, в которых можно было различить голоса матери и отца.
Как ни удивительно, но после всех приключений этого вечера, на теле не оказалось ни единой царапины, синяка или ссадины. Даже в том месте, где вцепился бульдог, а этот факт, даже переполненное эмоциями, сознание считало несомненным, не было никаких отметин. Только пятки горели от непривычной прогулки по гравию и асфальту.
Вода, смывала грязь и пот, а вместе с тем несла тепло и расслабление. Только кровь, как оказалось, отмывать не самое приятное развлечение, которое можно найти. Свернувшись, она застыла мелкими капельками на волосках, и их приходилось буквально отдирать. Но что может сопротивляться современному мылу и гелям для душа?
Особо приятным удовольствием оказалось почистить зубы. Мерзковатый привкус свежей крови, к которому за последние пару часов уже постепенно привыкалось, наконец отступил, оставив поле боя за привычным ментоловым запахом.

Наверное, прошло больше отведённых отцом минут. Ну и пусть. Хоть немного придти в себя после бульдогов, превращений и голой пробежки. И отмыться. Полностью. Пусть ругается, это такие уже мелочи на фоне того, что он жив, здоров и снова человек. Пусть, если хочет, даже ремня всыпет. Раньше этого Васька боялся и чуть ли не умолял пощадить всякий раз, но сейчас было почти всё равно. Обидно только, что это очень несправедливо.
А вот с ранами беда. Что следов укуса нет - это хорошо. Наверное, оборотня надо кусать серебряными зубами, бить серебряными кастетами и стрелять серебряными пулями. Вот только что теперь сказать предкам? Что негры были столь добры, что просто раздели Васю, вываляли в кровищи, но не оставили ни единой царапины? Ладно, допустим, Вася сам, без сопротивления разделся. Но тогда откуда кровь? Чем-то облили. Зачем-то. Ну, странные негры. А если потом потащит на то место, где облили? Сказать, что они там ещё и вымыли всё? Нет, просто сказать, что очень испугался, и места не помнит.
Однако всё хорошее быстро заканчивается. Обернув своё полотенце вокруг пояса, мальчишка вышел из душа, прошел в свою комнату и улёгся на кровать. Всё. Теперь допрашивайте, бейте, ругайте. Это пустяки. Полные пустяки.
Васька блаженно закрыл глаза. Ведь пара минут у него есть, пожалуй.

Спокойный стук в дверь прервал блаженную дремоту, пришедшую почти мгновенно вслед за теплом и уютом родного дома. Постояв пару секунд в дверях, отец вошёл и ещё раз внимательно окинул сына взглядом. Подвинув стул ближе к кровати, он сел.
— Рассказывай, — его тон был непривычно спокойным. Не таких интонаций стоило ожидать после произошедшего. Это настораживало.

Надо же, папа даже постучался, прежде, чем войти. И успокоился, вроде бы. Может, подумал, что Ваське и взаправду нет смысла голым скакать по холодной улице да ещё и перемазанным в каком-то дерьмище. А что можно заподозрить, если ваш сын пришел домой в таком виде? Если не ниггеров, которые его поймали, то ну... разве что, он в какой-то сатанистской секте творил адский ритуал, для чего, собственно, разделся и перемазался кровью, но что-то пошло не так, и пришлось быстро сваливать. Но это тоже редкостная чушь. Почти такая же, как и оборотень.
Или это спокойствие напускное. Такое бывает. Тебя слушают с умным видом, делают вид, что анализируют твои аргументы, а потом так же спокойно оглашают обвинительный приговор. И приводят в исполнение. Но как бы там ни было, что-то сказать сейчас нужно. Лгать не хочется, тем более, что невиновен. Однако выбора особого нет. Если начать про луну, про превращение, про порванного бульдога, то это может всё только усугубить. Даже если пойти сейчас с отцом на пустырь, показать ему куски той шавки, не поверит. Наоборот, заподозрит в чём-то ещё более нехорошем. В живодёрстве, например.
И пришлось Ваське рассказывать печальную и поучительную историю о том, как глупо и опасно ходить одному по вечернему острову. Про пару явно пришлых ниггеров с ножами, которые догнали и заставили его и заставили раздеться, как вываляли его в какой-то мерзкой луже, когда он споткнулся и упал туда, пытаясь сбежать. Как что-то спугнуло чёрных, и они смылись, оставив Васю одного. Как он бежал босиком домой.
На отца мальчика посмотрел фирменным взглядом Кота из мультика про Шрека. Типа, милый папочка, не уже ли после всего этого ты способен будешь меня ещё и выдрать? Да, я потерял кучу вещей и напугал маму, но мне и так досталось выше всякой меры, а особой вины на мне и нет, если не считать глупую беспечность.

Ой, как давно не приходилось Курту столько врать, но получалось так хорошо и с чувством, наверное, потому, что самому хотелось думать, что всё произошедшее было лишь странным видением в полудрёме, а на самом деле произошло именно то, о чём он сейчас так сладкоголосо заливался отцу.
Но Отец пристально смотрел на сына, а лицо его было таким отстранённо-холодным, словно он сейчас слушал не душещипательную историю о том, как злобная гопота поиздевалась над его младшим ребёнком, а последние вести о футбольном матче, при условии того, что футбол его не интересует. Как только рассказ был окончен, он внимательно посмотрел в глаза сыну и очень спокойно, но, как показалось Василию, с некоторым страхом, спросил:
— Это правда?

По части рассказать каких-нибудь забавных историй, обильно разбавляя правду выдумкой, Васька всегда был большим любителем. Но это когда в развесёлой компании или в какой-нибудь форумной теме для баек, когда все понимают, что рассказанное если и могло иметь место, то поделить стоит, как минимум, на десять. А вот так в глаза лгать он не любил, но если уж приходилось, то старался делать это максимально достоверно. То есть, максимум правды, а если что-то и менять, то по большей части акценты и какие-то детали, которые одни и те же события заставят трактовать уже в ином свете. И ещё самому верить в сказанное. Конечно, можно наплести с три короба, и тебе поверят. Но если правда вдруг выйдет наружу, а так иногда бывает, и по самым неожиданным причинам, уже не отмажешься. Ложь небольшая, осторожная и продуманная вскрывается куда реже и с куда меньшими последствиями. А имидж беззастенчивого брехуна Ваське был не нужен абсолютно.
Однако сегодня пришлось именно с три короба лгать, потому как мелкими деталями тут уже не обойтись было. И как ни вдохновенно Васька рассказывал, отец, кажется, не поверил. То ли он что-то знал такое, чего Васька не учёл, то ли сам Васька прокололся на каком-то нюансе, войдя с самим собой в противоречие.
Формулировка "это правда?" уже встречалась пацану не раз, и как правило, абсолютно его не прошибала. Обычно он отвечал чем-то вроде "ну, конечно же". Действительно, зачем сочинять кучу всего, если потом скажешь, что всё это выдумка? Но сейчас, когда была вероятность того, что попался на лжи, и при том, в очень важный момент, такой ответ был бы крайне рискован. Даже если сейчас ты сможешь решить все сомнения отца в свою пользу, что не факт, то как потом быть, если вскроются новые факты?
- Нет. Всю правду я не могу рассказать. Ну, ты же сам знаешь, что бывает иногда так, что лучше не рассказывать.
Говорить такое глядя отцу в лицо, было тяжело, и мальчишка перевернулся на живот, уткнувшись лицом в подушку. Потом подумал, что сказанное может навести отца на мысль о том, что негры могли его ещё и изнасиловать, что с учётом отсутствия одежды выглядело бы вполне логично, и пояснил, заранее уводя от нежелательной темы:
- Если бы я сказал, например, что разорвал бульдога на две равные части голыми руками, ты бы не поверил мне. Поэтому ничего такого я не рассказываю. Я не хочу, чтобы ты рассердился ещё и на столь наглую брехню, в которую даже дураки не поверят. Когда правда похожа на наглое враньё, её не говорят. Прости, но я не желаю за правду получить втрое больше, чем за байку. Если считаешь, что я виновен, накажи. Я-то понимаю, что мне не оправдаться, хотя и считаю себя не виноватым.

Повисла пауза, настолько длинная, что её можно было назвать затянувшимся молчанием.
— Я расскажу тебе одну историю, — голос отца нарушил гнетущую тишину, — которую не рассказывал ещё никому. Это произошло на самом деле, хотя в это очень трудно поверить. Я был тогда мальчишкой, наверное, чуть младше тебя, и мы, со старшим братом, на каникулах жили у деда. Это была далёкая полузабытая деревушка. Тогда мы ухали к нему на всё рождество.
Отец замолчал на несколько секунд, толи вспоминая какие-то подробности, толи собираясь с духом.
— Мы пошли с братом в лес, найти самую пушистую ёлку и нарвать веток для венка. Было очень светло и красиво, ночью прошла метель, и все деревья стояли как в сказке. Мы шли по широкому руслу реки, чтобы не заблудиться, и бросались друг в друга снежками.
Я не знаю, что тогда произошло, наверное, там была полынья, которую занесло сверху снегом, но это лишь догадки.
Внезапно Ян вскрикнул и провалился по пояс в снег. Сначала я не понял, что произошло, и словно примёрз ко льду, а в следующее мгновение на месте Яна с диким воем из промоины выкарабкивалось громадное серое нечто, впиваясь длинными когтями в снег с такой силой, что хруст напоминал звук ломающихся костей, — отец глубоко вздохнул, словно вновь переживал события того белоснежно-ледяного зимнего дня.
— Не помню уже как я добрался до дома, не помню что и как рассказал, заикаясь от страха, даже не могу сказать, сколько времени прошло до того как дед на руках внёс в дом голого, мокрого и дрожащего всем телом брата. Зато прекрасно помню, как две недели боялся закрыть глаза или подойти к брату ближе, чем на несколько метров.
Отец умолк и ещё раз внимательно посмотрел на Курта.
— Ты действительно ничего больше не хочешь мне рассказать?

Такое откровение дорогого стоило. Выходило так, что Васька ни разу не уникален. Что не урод, не мутант, не какая-то нечисть, а такой же оборотень, как и дядя Ян. Почему бы и нет? Просто оборотни не любят об этом говорить. Ну, как педики, например или сатанисты. Только оборотней куда меньше, поэтому в них не очень-то верят. Конечно же! В одних фильмах становишься оборотнем, потому что тебя покусали, но ведь была и пара фильмов, где у оборотней-родителей рождаются и дети-оборотни.
Мысленно Васька облегчённо вздохнул. Теперь не нужно было лгать. Теперь можно спросить, как же быть дальше. Теперь можно рассчитывать на какое-никакое понимание.
- У меня точно так же вышло. Только серым чудовищем был я сам. Я шел через пустырь, и на меня напал бульдог... Дальше я плохо помню. Точнее, не помню вообще. Когда я стал соображать после укуса, то услышал женский визг, а в моих лапах были половинки собаки. И я совсем не знал, что мне делать. Я хотел стать человеком, но у меня не получалось. Знал бы ты, как я испугался, что останусь этим зверем! Меня бы пристрелили как Кинг-Конга. Или на опыты бы отдали. Когда я устал, то спрятался и лёг спать. Но скоро проснулся, потому что стал человеком. Но я был совсем голым, и мне было очень холодно. Тогда я побежал домой. А дальше ты сам видел.
Подумав, Курт добавил:
- Я выкинул обрывки одежды, чтобы меня по ней не нашли. А телефон и кошелёк спрятал в заброшенном доме. Но боюсь, что остались свидетели и показания камер, если я под них попал.
Почувствовав облегчение, мальчишка сел на край кровати.
- Значит, ты, мама, Максим, Оля и дядя Ян оборотни? Было бы здорово всей толпой выбраться в какой-нибудь лес на полнолуние, превратиться в зверей и беситься там! Если бы не было так страшно, то мне даже понравилось бы быть зверем. И слышно по-другому, и запахи как зверь же чувствуешь!

Отец улыбнулся, но в глазах без труда читалась горечь.
— Дядя Ян и твой прадед были оборотнями, но мы с матерью никогда не превращались. Не все из тех, в ком течёт кровь волков, превращаются. Но большая сила требует большой ответственности. Тебе придётся учиться пользоваться своими новыми способностями, и я не в состоянии тебя этому научить. Тебя будет захлёстывать ярость, как это уже произошло сегодня, но, к счастью, ты не убил ни одного человека.
Отец похлопал сына по плечу.
— Слишком рано ты вырос, мой мальчик, слишком рано... Но такова твоя судьба. А на счёт тех, кто тебя видел, не беспокойся, те в ком нет крови волков, не смогут вспомнить встречи.
Он поднялся, и в его движениях чувствовалась какая-то старческая усталость.
— Есть те, кто смогут научить тебя. Это не будет просто, но тебе придётся пройти этот путь. Такова твоя судьба. Возможно, тебе придётся уехать на время, я не знаю точно. А сейчас уже поздно.
Отец легко похлопал сына по плечу и направился к двери.

Тут папа прав. Учиться пользоваться надо, а то будет очень нехорошо ещё раз внезапно для себя превратиться в зверюгу. Да и обратное превращение тоже не лишком радует, если внеплановое. Хотелось поспорить на предмет того, что "к счастью,ты не убил ни одного человека". Ведь стоило бы убить тех, кто своих опасных зверей выгуливает без намордников и поводков. Ну, не убить если, то хотя бы так цапнуть за задницу, чтобы сесть ещё долго не смогли. А ещё надо было спросить, почему свидетели не смогут вспомнить встречи. И что будет, если всё засняла камера наблюдения. И куда придётся уехать, и как надолго. Но папа явно был не в настроении, да и не в состоянии болтать. Что-то его угнетало. Точнее, понятно, что именно, но непонятно, почему. Ладно, сын оборотень. Но у папы и дед оборотень, и брат, то что плохого, если и сын? Вроде бы, в оборотнях ничего плохого нет. Или им положено рвать людей время от времени, например? Или... вдруг, они часто болеют и рано умирают? Опять же, что означает: "слишком рано ты вырос"? Вообще, обычно родители радуются, если дети растут быстро, но тут что-то другое. Слишком много вопросов. И найти ответ на них самому сейчас никак. Надо дождаться утра. Выспаться, успокоиться, спокойно поговорить с отцом, который тоже отойдёт от шока. Кстати, а с маминой стороны, интересно, есть оборотни в родне? И в курсе ли мама про оборотней, вообще? Вдруг, это папин секрет?

- Спокойной ночи, папа.
Забравшись под одеяло, Вася закрыл глаза. Разговор с отцом был сюрпризом не таким масштабным, как превращение, но тоже впечатлений доставил. И как ни переполняли мальчишку всякие мысли, более всего хотелось просто уснуть. Но лишь для того, чтобы завтра навести в этом ворохе информации хоть какой-то порядок.

Тело мгновенно отключилось, но не без снов, как часто это бывает после утомительного дня. Всю ночь в сознании возникали странные бессвязные сны, где были бесконечные заснеженные пространства, глухие чащи, в которых прячутся громадные звериные силуэты, городские парки и трущобы, увитые паутиной сильнее, чем рождественские ёлки гирляндами, какую-то копошащуюся болотную жижу, льющуюся из окон чёрного небоскрёба.
Утро медленно вошло в приоткрытое окно густым туманом с Гудзона и серым тяжёлым светом. Заспанная тяжесть в голове подсказывала, что на дворе уже давно рассвело. Паническая мысль «Проспал!», ворвалась в сознание и напомнила, что телефон остался одиноко лежать во дворе.
Внизу раздавался спокойный голос отца, встревоженный голос матери и чей-то незнакомый уверенный баритон. Из комнаты сестры доносилась музыка, кажется она тоже была дома.

Проспал? Боже, какая чушь... После вчерашнего, если это не приснилось всё, можно позволить себе и проспать. А если приснилось? Тогда где телефон и шмотки? Да, на стуле возле кровати только полотенце, даже трусов нет. То есть, таки бегал голяком по району. И собаку порвал. Ох... И ведь не пил. А если бы пил? О...

Потянувшись, Васька тихонько подошел к шкафу со шмотками и оделся в чистое. Вчера мылся? Мылся. Значит, один хрен, надо чистое надевать. А дальше... Если по-хорошему, то умываться - и на кухню. Сидеть, жевать, обмениваться многозначительными взглядами с отцом. Потом выцепить его на приватный разговор обо всём пушистом. Но мы же не будем по-хорошему, ибо это скучно. Тем более, если там взрослые что-то решают, судя по голосам. А если решают, то надо быть в курсе, ибо информация - это самое ценное в нашей грешной жизни.
Осторожно ступая, пацан покинул свою комнату, стараясь быть неуслышанным и неувиденным. Подслушивать, конечно, нехорошо. Но если не спалишься, то ничего плохого тоже.

В зале кроме матери и отца находился незнакомый мужчина. На вид ему было лет двадцать восемь, высокий и широкоплечий, явно хорошо сложенный, хотя сложно было сказать наверняка, фигуру скрывал совсем недешёвый пиджак. Длинные, почти до лопаток, русые волосы были собраны в тугой хвост. Он сидел в кресле, перед ним стояла едва тронутая чашка кофе.
—...заботятся. Хотя это и кажется странным. Есть вероятность, что до весны, но никаких гарантий не могу давать, всё зависит только от него.
Мама хотела задать ещё какой-то вопрос, но предательски скрипнувшая под ногой половица привлекла внимание гостя.
— А вот и виновник торжества, — мужчина, улыбнувшись, встал навстречу Курту и протянул руку для приветствия. Его спокойное лицо было гладко выбрито, а в серых живых глазах светился какой-то особый огонёк, заставлявший три раза подумать, прежде чем что-либо говорить.
— Сыночек, — мама всхлипнула. Было видно, что она сегодня плакала, но сейчас старалась держаться, — ты, наверное, проголодался? Вчера-то не поужинал. Давай я тебе накрою, у меня ещё курочка со вчера осталась.
Мужчина чуть удивлённо приподнял брови, но ничего не сказал, лишь ещё раз улыбнулся и продолжил прерванное приветствие.
— Моё имя Александр Хаксли.

Блин, спалился. Но не фатально.
- Курт Вальдбург. - принял подросток протянутую руку. - А что за торжество?
Гостями в дорогой одежде Ваську не удивить. Отец начальник, так к нему тоже всякие боссы заглядывают в гости. И, вообще, вопросу тряпок парень уделял мало внимания. Тряпки - это вопрос вкуса и практичности. Всё. Дорогие шмотки могут быть в кредит или ношенные, кем-то даренные. Дешевые могут быть просто очень удобны, а потому надеты даже богачом. Вообще, если был выбор из шмоток простых и шмоток престижных, Васька выбирал простые. Чтобы не выделяться. Естественно, в компании, где все в престижных, тоже постарается быть одетым так же.
Так к чему тут этот хвостатый? То ли к тому, что собака порвана, то ли к тому, что куда-то там ехать, чему-то там учиться. Или ещё что? Вот так в лоб и спросим. Напрягает, что маму довели почти до слёз. Что ей такого сказали? Насколько они тут откровенны?
Удобно ли это, сидеть, есть при гостях? Вообще, хочется. Особенно курочки. Сказать, что потом поем? А если он тут надолго? Да ладно, хрен с ним. Потерпит меня с курочкой.
- Да, мама. Я разогрею...
Ещё не хватало, чтобы мама при гостях за ним ухаживала как за малышом.
- Извините, мистер Хаксли, я действительно вчера поел только с утра.
Так что ты говорил? До весны? Если про обучение, то полгода, выходит. Ничего, на каникулы приеду, наверное.

Рукопожатие, как и предполагалось, оказалось достаточно сильным, но, судя по всему, это было его «дежурное».
— Всё в порядке, ешь. У тебя сегодня долгий день, — звучало весьма безапелляционно. Так говорят только люди, которые не привыкли к отказам.
Мужчина вернулся в кресло. Мама, уже собравшаяся схватиться за посуду, в растерянности постояла и снова опустилась на диван.
— Денег с вас, конечно, никто не возьмёт. И нет, миссис Вальдбург, там нет никакого «особенного» содержания или привилегий. В конце концов, это не школа и не пансионат. Я прекрасно понимаю ваше беспокойство, но, поверьте мне, оно совершенно не оправдано.
— А приехать нам можно будет? — матушка перебирала в пальцах салфетку.
— К сожалению, нет. И каникул тоже не предполагается. Мне очень жаль, — голос Алекса звучал спокойно, даже с некоторым участием, но Курт мог спорить, что для гостя идея каникул звучит как идея седла для кроликов. Тем не менее, он старался не расстроить собеседницу ещё больше, но и лгать ей явно не планировал.

То есть, они уже всё решили? Бывает. В конце концов, в школу-то тоже никто не спрашивал, пойдёшь или нет. Плохо, что без каникул и родительских визитов. Ну да пол года можно и потерпеть. Лишь бы это не оказалось чем-то вроде армейского училища с сержантами и прочими недоумками.

Разогрев в микроволновке вчерашнюю еду, Васька сел за стол с краю и принялся есть, как положено приличным людям, по-дебильному: вилку в левой, нож в правой, спина прямая, локти прижаты к корпусу...
- Прошу прощения, я пропустил начало разговора. О чём, вообще, речь идёт?

Алекс медленно и очень внимательно смерил Курта взглядом, словно мог разглядеть что-то такое, чего не может видеть никто другой.
— Разговор наш о том, что ты едешь в септ Трёх Озёр. Сегодня. Минимум до весны, а может и дольше. Так что завтракай и отправляйся собирать вещи. Бери только самое необходимое. Ехать нам без малого три часа, так что можешь подумать над вопросами, которые хочешь задать подобному себе.
Мама тихонечко запричитала, видимо, уже не первый раз за сегодня, промокая глаза платком. Отец хмуро смерил взглядом сначала Алекса, потом Курта, и вновь в его глазах была непривычная горечь.
— Давай я тебе ещё картошечки положу, — матушка не выдержала больше этой гнетущей тишины и ринулась заняться хоть чем-то, чтобы не разрыдаться вновь.
На тарелке мгновенно оказалась немаленькая порция картофеля, ещё кусок курицы и пара «контрабандных», как называл их отец, малосольных огурчиков.
— Я тебе и с собой заверну, дорога-то не близкая, а там ещё не понятно когда покушать получится.
Василий, зная свою маму, понимал, что остановить её сейчас можно, но от этого ей будет только хуже. К тому же желудок радостно урчал от того, что видели глаза.

Как правило, Ваську бесило, когда ему подкладывали еду, но сейчас он даже не возразил. Во-первых, в силу состояния мамы. Во-вторых, он таки был голоден со вчера. В-третьих, еда давала время на размышления.
- А что это такое, септ? Как я узнаю, что мне необходимо, если не понимаю, куда меня хотят отправить? Например, бельё там реально купить? Или оно казённое? Или сразу тащить пакет с носками, трусами и майками? Как там с интернетом? Магазины рядом есть?
Три часа езды. Если, допустим, в среднем даже сто километров в час, то триста километров, максимум. Не так уж и далеко. В случае чего можно будет и слинять. А там хоть автостопом до дома. Кстати, если в дороге три часа, то еда особо и не нужна, выходит. Но пусть будет. Съесть можно и позже.
- И почему вот прямо сейчас надо ехать? Почему не дать день-другой на сборы и всё такое прочее? Я ведь даже не попрощаюсь ни с кем толком, а исчезну на пол года, минимум.

— Потому, что твоё тело уже пережило первое изменение, а контролировать это ты ещё не умеешь. Сейчас ты опасен для любого, кто случайно наступит тебе на ногу или толкнёт плечом. И это не просто красивые слова. Ты можешь причинить вред своей семье. Ты можешь убить. Именно поэтому, чем раньше ты окажешься среди подобных себе, тем будет лучше, — Алекс говорил абсолютно серьёзно, без малейшей тени сомнения или шутки.
— Магазинов там нет, так же как нет интернета, сотовой связи и людей на несколько десятков километров вокруг. Бери из расчёта на месяц, а там уже со своим наставником договоришься, как и что тебе нужно, но, говоря начистоту, эти вопросы вряд ли будут тебя волновать.
Мужчина спокойно допил кофе и поблагодарил хозяйку, которая тут же налила ещё чашечку, даже не спросив, хочет ли этого гость.

То есть, вот оно как. Выходит, это просто повезло, что все живы. Выходит, что погибнуть мог не только бульдог, но и кто-то из семьи даже. Вот почему такие страшные сказки про оборотней. Бррр... А без сотовой связи и интернета как-то печально. Но что делать? Пол года поучиться - и домой. К интернету и всему такому прочему.

Покончив с едой, Василий отправился собирать в рюкзак вещи. Ноут, планшетник, флэшка с копиями всех наработок, трусы, майки, футболки, рубашки по четыре штуки, носков десять пар, складной нож, расчёска, ножницы, зубная щетка, мыло, мочалка, полотенце, туалетная бумага, носовые платки. Деньги, все что имелись в наличии, дебетная карточка, бумажная записная книжка с телефонами и адресами. Вроде бы, всё.

С наполненным рюкзаком мальчик вернулся к родителям и гостю и назвал всё то, что погрузил с собой. Вдруг, что-то важное забыл. Или, наоборот, что-то совсем ненужное взял.