Минуло больше недели с того дня, когда троица отважных искателей приключений, под громким именем Рыцарей Рассвета сразилась в подземельях разрушенной башни Эйглоса с серокожими пришельцами из чужого мира. Сразилась, и одержала победу. Казалось бы, чего еще желать? К вчерашним бродягам тут же пришла известность и слава. Со всеми побочными последствиями первого и второго, в виде назойливых поклонников и поклонниц, шумными воробьиными стайками всюду волочащимися за каждым из троих. День, когда можно будет наконец отправиться в путь, ожидался с нетерпением умирающего от жажды человека, пытающегося нацедить еще несколько капель из исхудавшего бурдюка. И во всей этой суматохе они неминуемо отдалились друг от друга, разнесенные в стороны людскими волнами. Лишь изредка успевая перекинуться парой-тройкой фраз, конечно же исключительно формальных. Слишком уж много чужих, настороженно наставленных ушей, ловило каждое неосторожное слово.

В итоге на очередной прием Эрис просто не пришла, сославшись на необходимость зубрежки новых ритуалов, которые неизбежно понадобятся в дороге, и недомогание. Молчаливый стражник, приставленный к дверям покоев, лишь отрицательно качал головой, преграждая дорогу каждому, пытающемуся побеспокоить принцессу.
И вот, на третью ночь затворничества сон шахтера прервался от леденящего душу, протяжного и скорбного собачьего воя. Что-то случилось.

Сэм проснулся и несколько секунд смотрел в темноту. Где-то снова отчаянно и тоскливо завыл пёс - значит не приснилось. Шахтёру стало страшно. Не так давно он заигрывал с Королевой Воронов, покупая пальто гробовщика и ища быстрой и лёгкой смерти. С тех пор будто целая жизнь прошла. Что ж, с Королевы станется придти именно тогда, когда её уже не ждёшь. И чёрный пёс воет под окном, предвещая чью-то гибель.
Не желая встречать Хозяйку Зимы в постели — страх прогнал всякий сон — колдун встал, оделся и вышел из комнаты. Малодушная надежда на то, что человеческие голоса и тепло очага прогонят Мрачную Госпожу, вела его вниз, в общий зал. К полуночным пьяницам и ночным бабочкам, таким не похожим на ангелов последнего предела.

Чарка горячего грога, а лучше три - и становится уже не так омерзительно холодно. Несколько шаловливых взглядов и случайное касание от усталой, задерганной, но все еще миловидной горничной. Пяток пошлых анекдотов... Только здесь, в окружении простых людей - сменившихся с поста стражников, припозднившихся работяг и забулдыг, вертящихся в поисках добряка, готового поставить чарку хмельного... только здесь он мог скинуть давящий груз геройства и побыть собой. Почувствовать себя как дома. Уют и тепло. Много ли нужно усталому герою, чтоб выбросить из головы лишнюю чушь и сладко задремать? Вовсе нет.
Правда просыпаться от женского вопля и грохота падающего на каменный пол тазика с водой, да еще и на тяжелую, гудящую голову куда как менее приятно, чем засыпать прямо в зале, закинув ноги на стол и опершись о стену спиной. А понимать, что крик исходил откуда-то из спальных покоев, еще менее приятно. Ну чего там такое... паука чтоль какого увидела, или наступила в потемках на кота? Ох уж эти женщины, одна морока.

От неожиданности Сэм дёрнулся, стул, и так шатко державшийся на двух ножках, поехал, и колдун очутился на полу. Громкий шум и падение — две вещи, которые не перестают пугать спящего человека, даже если он видел бездну адскую и то, что следует за ней. Вскочив на ноги с колотящимся сердцем, юноша с трудом вспомнил, где находится и почему провёл ночь не в постели. Когда память вернулась к нему, легче не стало. Вой чёрного пса — почему, собственно, именно чёрного? — слился с непрекращающимся женским визгом и грозился высверлить в больной голове немаленькое отверстие.
С трудом отлепив пальцы от стакана, с которым он, оказывается, провёл всю ночь, Сэм протёр глаза. Что ж она так вопит? Нешто умер кто... От жуткой мысли спёрло горло. Что за бабская манера сразу фантазировать худшее? Но кого-то же отпевал вчера пёс под окном? Подобрав с пола шляпу — чтобы убить несколько секунд и не дать себе рвануться бежать с места — колдун поспешил на крик, как ни мучительно было это делать.

Столпившаяся в дверях покоев прислуга, боязливо поглядывающая из-за спин друг дружки и полотняно-бледный стражник, растерянно теребящий древко протазана, с легкостью дали ответ на самые дурные подозрения, успевшие зародиться в белобрысой голове шахтера. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтоб сложить одно с другим и заполировать собственными предчувствиями.
Так и оказалось. Сколько веревочке не виться... был ли то рыбоглазый хмырь из Оверлука, схлопотавший от Сэма по первое число, или же подсуетился кто-то другой... Какая разница. От этого рукоять кинжала, вбитого по самую гарду под левую грудь лежащей на кровати Эрис не становилась ни капельку менее вещественной. Остекленевший взгляд принцессы, устремленный в потолок, не выражал ничего. Вряд ли она успела даже понять, что произошло. Даже крови почти не было. Несколько крошечных бурых пятнышек. Просто разобранная постель и валяющаяся на ней сломанная кукла.

Люди расступились перед колдуном, безжалостно открывая ему страшную картину. И теперь смотрели в его лицо, будто надеялись, что он сейчас рассмеётся заливисто и объяснит, что всё это шутка и злой розыгрыш. Или совершит чудо, вернёт мёртвую к жизни и вновь станет героем и всеобщим любимцем. Тщетно. Он умеет только отнимать жизнь. Даже, как видно, защитить её не может.
— Все вон, — прохрипел он, но никто не шелохнулся. Боги, почему люди так тупы, почему именно сейчас, когда хочется умолкнуть навеки, приходится орать?!
— Вон! Пошли прочь все! Вооон!!!
Он с грохотом захлопнул дверь и ещё несколько секунд стоял, не решаясь обернуться. Потому что если сейчас он оглянется, то придётся признать, что всё это правда. Сэм почувствовал, что плачет. Обернувшись, он мутными глазами посмотрел в бледное лицо принцессы. Впустую, всё впустую. Он сел на пол рядом с кроватью и застыл, чувствуя, как слёзы отвратительно-медленно ползут по щекам.

За дверью послышались шаги - быстрые, но размеренные. Будто тот, кто шел, совершенно не умел ни спешить, ни опаздывать. Или отточил походку длительным задумчивым шаганием из угла в угол. Как зверь в клетке. На протяжении лет этак четырехсот.
Ручка запертой двери повернулась сама. На пороге стояла высокая, костлявая фигура в черном. В тонких, обтягивающих перчатках. С горящими синим огнем глазами под низко надвинутым капюшоном. Мрачный жнец явился, чтобы забрать душу умершей и оправить ее за низко нависающие серые небеса, за завесу бесконечного дождя. Туда, откуда нет возврата.
— Доброе утро. — безо всякого выражения невпопад поздоровался бывший Главный Библиотекарь, глядя поверх сгорбленных плеч чародея.
Ответа не последовало. Его никто и не ждал. Все тем же размеренным шагом Ниратор подошел к кровати, откидывая капюшон. Полутьма, висящая в комнате, не мешала ему видеть. Темный силуэт склонился над телом убитой принцессы - черные паучьи пальцы на бледной фарфоровой наготе.
— Вот значит, как... ммм... редкая вещица... — пробормотало умертвие, пробежавшись кончиками пальцев по рукояти и отступая к окну.
— Сочувствую.

Покойник в комнате как-то оказался очень к месту. “Мы все здесь покойники”, подумал Сэм, и эта мысль внезапно вернула его к жизни. Ходячий мертвец просидел четыреста лет в каменном узилище, и всё же говорил и думал сейчас рядом. На что, в конце концов, нужна магия?
— Нечего сочувствовать, — колдун поднялся на ноги, — помогите лучше отнести её к священнику. Он вернёт её к жизни, а потом я найду того, кто это сделал.
Он наклонился и взял девочку на руки. Пришлось с неудовольствием отметить, что живой она была куда легче. Впрочем, даже думать о том, что несёшь труп, было отвратительно. Никакой не труп. Магия решит все проблемы. Он отдаст клирикам столько денег, сколько они в жизни не видели, и они вернут Эрис к жизни. Он не подведёт её снова.

— Подождите. — Библиотекарь снял левую перчатку, обнажая мумифицированную кожу и заточенные до бритвенной остроты передние фаланги пальцев. — Я совершенно согласен со вторым утверждением и с удовольствием принял бы участие в операции возмездия... но вот насчет первого этой уверенности нет. Руны на рукояти инструмента убийства... мне приходилось уже видеть такие. Гораздо больше и чаще, чем хотелось бы. Они встречались в дневнике Эйглоса. Того самого мага, который построил Стеклянное Небо. И если я прав... ах, как хотелось бы ошибаться... то оживление даст несколько не тот эффект, что вы ожидаете. Обратите внимание на надписи. Видите этот знак, несколько смахивающий на букву М? Он встречается в тексте четырежды. И означает - “человек”. Вернее, “смертный”. Это оружие рассчитано на то, чтоб убивать строго определенную категорию существ. Смертных. Убивать наверняка.
Монотонный голос, без тени эмоций поясняющий, что все гораздо хуже, чем показалось сперва, бесил хуже назойливого москита, всю ночь жужжащего над ухом. Взять бы и прихлопнуть. Заткнуть. Не слышать.
— В общем, сильно упрощая, можно сказать так. Ритуал вернет к жизни только темную, нечеловеческую составляющую госпожи Сель’Шеррин. Суккуба.

Сэм всё ещё стоял лицом к двери, будто ничего и не слышал и вот-вот выйдет за порог. Но глупо прикидываться глухим, даже когда очень хочется. Особенно когда очень хочется.
— А в этих дневниках, — его голос, казалось, больше подобал покойнику, чем размеренный тон библиотекаря, — говорится, как исправить сделанное? Это же магия. Если есть одна магия, значит должна быть другая, более сильная.
Собравшись с духом, он посмотрел в милое лицо. На щеках принцессы сверкала пара капель. Но это не её слёзы. Она никогда не плачет, она сильная.
— А если нет, то я найду того, кто всё исправит. В Тенях, в Аду, где угодно.

Ниратор едва заметно пожал иссохшими, костлявыми плечами, вновь скрывая лицо под глубоким капюшоном. Прислуга особняка все еще никак не могла привыкнуть к тому, что по дому ночью - солнечный свет оставался непреодолимой преградой для умертвий - бродит мертвый почти полтысячелетия старик.
— Эйглос не особенно интересовался некромантией. Руны в его дневнике упоминались в контексте экспериментов, проводимых при создании Неба. Он перепробовал много... способов. Возможно, что там, где он изучал магию... в Нефелусе. Возможно - только умоляю, не стоит тешить себя напрасной надеждой - тамошние чародеи смогут чем-то помочь.
Призрачный шанс на спасение. Соломинка, брошенная утопающему. А какой, в конце концов, оставался выбор? Ухватиться за предложение. Попробовать поступить по своему и надеяться, что каким-то образом удастся удержать в узде демоно-Эрис. Убийца расставил коварную ловушку - оставьте принцессу мертвой, и его дело сделано. Попробуйте оживить - и окажитесь в компании порождения Ада, без всяких сдерживающих дьявольскую натуру ограничений. Не пришлось бы при таком раскладе убивать ее еще раз, на этот раз уже самим. Воистину, выбор не из легких.

Не стоит тешить себя надеждой. А что иначе? Отчаяться, смириться, сдаться? Кажется, у мира нет для Сэма другого предложения, кроме этого. Простое решение всех проблем. Что ж, в таком случае у Сэма для мира есть только один ответ.
— Тогда я еду в Нефелус и привезу ответ оттуда. А вы пока, — с большим трудом колдун повернулся к мертвецу, подавив отвращение, которое вызывала сейчас сама мысль о смерти, — позаботьтесь о ней.
Меньше всего на свете ему хотелось сейчас отдавать свою принцессу в руки покойника. Тем более когда впереди лежала дальняя и долгая дорога. Корабль будет плыть нестерпимо медленно. Дорога будет трудной. Враги будут стараться мешать его поискам. И даже обретя ответ, он до самого конца не будет уверен в его правильности. Но через всё это ему придётся пройти. Потому что, когда вселенная предлагает Сэму сдаться, Сэм предлагает вселенной заткнуться.

Я вернусь, моя любовь, вернусь и спасу тебя.