Первым, что увидела Нарин, открыв глаза, были размазанные по небу облака и нависающая справа каменная глыба. Спина ныла, руки затекли, а ног она, кажется, не чувствовала совсем. Повезло, что за спиной у неё был мешок и сверток с одеялом. Если бы не это, Нарин бы точно разбилась. Охая, как старуха, она приподнялась, села и…
– Драный ты козел, Озни.
Повезло. Как висельнику. Нарин сидела на скале, а внизу, насколько хватало взгляда, раскинулся каменный лабиринт. Плясуны. Островерхие и плоские, ровные и нелепо кривые, низкие и неправдоподобно высокие, столпы растянулись в огромное поле до самого горизонта. Стояли они то кучно, то редко, а то и просто лепились друг за дружкой вихляющими хребтами. Про Плясуны ходило много слухов. Привидения, клады, разбойничьи шайки – чего только не болтали, но правда ли это, никто не знал. Кажется, Озни что-то болтал о «неконтролируемом магическом поле», но Нарин пропускала его слова мимо ушей.
Нарин снова выругалась. Не надо было соглашаться на это дело. Найти и украсть яйцо бурой орлицы – эта затея с самого начала была безумной. А всё Озни. Десять тысяч золотых, Рин! Если мы его найдем и утащим…мы на эти деньги…да мы что хочешь на них купим! Ага, теперь-то купим. Бычий хрен на воротник.
Осмотревшись, Нарин увидела яйцо. Оно лежало рядом, подставив солнцу синий бок в бронзовых, похожих на подтеки краски, пятнах. Надо же, уцелело. Наверное, из-за магии. Озни говорил, такие яйца бурые орлицы откладывают раз в полвека. Маги считают их страшно ценными, потому что те насквозь пропитаны магической силой. Добыть такое – большая удача. Правда, им, похоже, это яйцо удачи не принесло.
Когда орлица настигла их, они уже почти добрались до леса. Не хватило всего нескольких минут. Орлица схватила Нарин поперек туловища и потащила. Озни уцепился ей за ногу почище клеща и удержался только волей провидения, не иначе. Он что-то кричал, но из-за шума крыльев и бьющего по ушам ветра Нарин ничего не слышала. А потом Озни сумел запустить одну из обманок, которую дал ему маг герцога, и все вокруг заволокло синим дымом. Орлица разжала когти, и Нарин с Озни полетели вниз. И вот она чудом выжила, а Озни? Что случилось с ним? В груди недобро кольнуло.
Голова кружилась, и Нарин побоялась вставать. На четвереньках подползла к краю каменной площадки и посмотрела вниз. Озни был там. Лежал затылком кверху и не шевелился. Придется спускаться. Нарин запихнула яйцо в заплечный мешок, собралась с духом и полезла вниз.
– А чтоб тебе пиво хреном мешали.
Лица у Озни больше не было. Вместо него сгусток подсохшей крови, сероватых кусочков мозга и торчащих костей. Нарин воровала с десяти лет, жила, где придется и видела всякое – и кишки, выпадающие из животов, и отрезанные пальцы, и вскрытые глотки. Но там она была среди своих, и от этого было не так страшно. Здесь же кроме неё никого больше не было.
Нарин какое-то время смотрела на Озни, прикидывая, не завалить ли его камнями, но потом передумала. Мелких обломков рядом не было, а тратить время на поиски подходящих камней она не могла. Может не так уж плохо, что Озни умер здесь. Не самая плохая смерть для вора. Она поднялась и поглядела на Озни в последний раз. Солнце лениво ползло на запад. Значит, ей нужно в противоположную сторону. Каменный лабиринт пугал своей тишиной. Думать о том, хватит ли ей сил пройти его без запасов воды и еды, Нарин не решалась. К чему? Только тревожиться зазря. Надо просто идти вперед, и будь, что будет.
Когда закат расползся по лабиринту тусклой розовой сетью, Нарин поняла, что пора искать место для ночлега и желательно повыше. Отчего-то спать внизу ей совсем не хотелось. Кто его знает, вдруг это «неконтролируемое магическое поле» на самом деле существует? Озни бы может и сказал, чего от него ждать, не зря же якшался с этим магом. Но Озни больше нет, а рисковать ей не очень-то хотелось.
За день горло высохло так, что даже слюны во рту почти не набиралось. Ободранные руки саднило. Тело от усталости стало вялым и непослушным. Желудок изводил глухим урчанием. Собрав остаток сил, Нарин взобралась на небольшую скалу, завернулась в одеяло и прижала к животу мешок с яйцом. Только бы выбраться отсюда до того, как сойду с ума от голода и начну жрать собственные сапоги.
Шурх-шурх. Нарин проснулась и напрягла слух. Шурх-шурх. Задержала дыхание и снова прислушалась. Шурх-шурх. В лабиринте кто-то был. Медленно шел сквозь кривые каменные коридоры. Луна, укрытая облачной вуалью, света почти не давала. Нарин заставила себя сесть, спрятала одеяло в мешок, надела его на плечи и уставилась в темноту. Шаги затихали, а потом снова приближались. Эхо и ветер, гуляющий по лабиринту, казалось, нарочно издевались над ней. Нарин застыла. Даже дышать стала тише. «Шурх-шурх» – прошептал ветер рядом с ухом. Темнота схватила её и потащила со скалы.
Нарин пискнула и начала брыкаться, несильно приложилась головой о камень. Вокруг все было черным-черно. Куда бежать, непонятно. Холодные пальцы выпустили её ноги и тут же обхватили шею. Пахнуло то ли сыростью, то ли гнилью, и темнота хрипло замычала ей в лицо. Чудовище душило и трясло Нарин, а она изо всех сил отталкивала его от себя руками и ногами.
Нарин сумела, наконец, отпихнуть чудовище. Оно упало и снова замычало, поднимаясь. На этот раз угрожающе. Луна вынырнула из просвета пухлого облака, как из тёмного колодца, лабиринт покрылся решетками светотени, и Нарин увидела идущего на неё мёртвого Озни.
– Сучий сын, – прошептала она.
Озни издал гортанный рык и бросился к ней. Нарин развернулась и помчалась прочь, петляя в паутине светотеней. В это время в самом центре лабиринта на кольцо из двенадцати столпов, похожих на старческие пальцы с перекошенными фалангами, упал луч лунного света. Камни вздрогнули, будто сделав долгожданный вдох, и лабиринт пробудился. Движение, рождённое в его сердце, выплеснулось наружу и покатилось к окраинам океанской волной.
Нарин бежала вслепую. Мертвец спешил следом. Поворот. Еще один. Впереди, в пятне холодного желтого света, высилась небольшая приземистая скала. Нарин бросилась к ней, начала карабкаться. Может по верху ей удастся уйти от Озни? Хотя, какой это к чёрту Озни? Настоящий живой Озни бы так не сделал. Это все лабиринт. Это оно. То самое клятое магическое поле.
Забраться на скалу удалось не сразу. Мешок едва не утянул её назад. Сердце шумно колотилось в висках, заглушая все остальные звуки. Нельзя останавливаться. Прыжок. Подтянуться. Еще прыжок. Истертые ноги горели, руки деревенели от слабости. Нарин пронеслась по каменному хребту, замешкалась перед черным провалом, и снова прыгнула. Ногу её резко дернули, и она полетела вниз, рухнув прямо на чудовище. Оно захрипело, не удержалось и повалилось на землю, но ногу её так и не выпустило. Нарин вскрикнула и поползла. Чудовище второй рукой схватило мешок и потянул его к себе вместе с Нарин. Шеи коснулись холодные сухие пальцы. Нарин дёрнулась. Лямка затрещала, и мешок остался в руках мертвеца. Он тут же забыл про Нарин. Принялся рвать плотную ткань, а Нарин стояла и ошалело смотрела на него. Яйцо. Так вот что ему было нужно. Да и хрен с ним, пусть забирает. Нарин начала медленно отступать. Её мутило от голода, усталости и страха. Пить хотелось страшно. Мертвец вынул яйцо из мешка и какое-то время молча пялился на него, будто бы обдумывая, что с ним делать. Нарин отошла ещё немного, оперлась на каменный бок скалы, нащупывая опору, но вместо неё ощутила нарастающую дрожь. Лабиринт больше не молчал. Он говорил с ней тихим глухим скрежетом, от которого Нарин захотелось убраться ещё дальше, чем от мертвеца.
– Что за…
Чудовище повернулось к ней отсутствующим лицом и заворчало. Не успело оно сделать и шага, как скала слева задрожала, резко сдвинулась и толкнула его на каменную стену. Оно попытался бежать, но тут скальный хребет, по которому недавно прошла Нарин, расцепился, толкая его в другую сторону.
Да он же движется. Проклятый лабиринт перемещается. Скалы вокруг Нарин тоже ожили и начали ползать по земле, будто ведомые чьей-то злой волей. Она уцепилась за ближайшую и полезла наверх, понимая, что внизу её просто размажет. Скала была страшно узкой, с маленькой выемкой, куда помещалась лишь одна ступня. Нарин обхватила её, прижалась к ледяному камню и закрыла глаза. До утра ей так не простоять. Её мотало и кружило вместе со скалой, где-то неподалёку что-то противно хрустело. То ли кости, то ли просто камни – не понять.
Луна давала бал, и Плясуны танцевали, подчиняясь воле её света.
Всё прекратилось также внезапно, как и началось. Минуты, казавшиеся бесконечными, темнота, скрежет и толчки, наполнявшие одуревший ум Нарин, исчезли. Застывшие, разом омертвевшие, Плясуны замолчали. Нарин открыла глаза и увидела слева край бледнеющего неба. Луна вновь зарылась в облака, как в пуховое одеяло. Со скалы Нарин сползала обессилевшей букашкой. Очередной уступ под ногой вдруг откололся, и она упала, тут же сверху на живот ей грохнулся камень, и Нарин провалилась в темноту.
Утро принесло с собой свет и боль, какой Нарин ещё никогда не испытывала. Она приподняла голову – на животе у неё лежало синее яйцо в бронзовых капельках. Изо рта вырвался смех пополам со стоном. Казалось, что внутри у неё теперь один большой синяк. Она пережила нападение орлицы, чудом не разбилась, убежала от живого мертвеца, выдержала каменную пляску, а теперь вот её, выходит, добьёт чёртово магическое яйцо? К пересохшему горлу снова подкатил смешок. Нарин спихнула с себя яйцо и попыталась сесть. Боль на несколько мгновений сделала её слепой и глухой. Сил хватило только на то, чтобы перевернуться на бок. Проклятое яйцо лежало прямо перед ней, издевательски красивое, и солнце играло на его бронзовых пятнышках. Нарин лежала, едва дыша от боли, и вместе с этой болью в ней разрасталась злость.
Нет уж. Не может она теперь просто так сдохнуть и бродить тут, как Озни, пока Плясуны её не перемелют. Она хотела жить. Просто жить. Проклятая жадность. Зачем повелась на золото? Чего оно стоит против жизни?
Рядом валялось несколько каменных обломков. Нарин схватила один и из них и занесла над яйцом.
– Ну, же, сволочь! Раз в тебе херова куча магии, так может и меня отсюда вытащишь? – закричала она и принялась колотить яйцо, порождая в коридорах лабиринта жуткое эхо.
Приступ странного безумия скоро схлынул вместе с остатками сил. Нарин заметила на яйце крохотные трещинки. Она нанесла последний вялый удар. Скорлупа раскололась, и яйцо распалось на две части. На землю потек вязкий серебристый белок. Взгляд Нарин будто бы приклеился к нему. Она лежала и молча смотрела на крохотные блестящие пылинки. Это та магия, которую хотел мёртвый Озни. Она вспомнила озадаченного безликого мертвеца с яйцом в руках и сквозь волны боли в ум Нарин проникла шальная мысль. Что если…
Корчась от боли, Нарин склонилась над скорлупкой и начала пить серебристую жижу. Склизкая гадость. Её подташнивало, но она заставила себя выпить все, и скоро боль начала уходить. Нарин несмело села, ощупала живот. Не болит. Изодранные до мяса руки зажили. По пальцам бегали теплые колючие мурашки. Ей захотелось вдруг расправить руки и подпрыгнуть прямо к небу. Нарин вскочила и ощутила, как что-то перекатывается под кожей, точно под ней затанцевали маленькие Плясуны. Она махнула правой рукой, и та стала покрываться темными перьями. Нарин вздернула вверх левую, оттолкнулась от земли когтистыми лапами и, неловко кренясь, полетела на восток.
Когда серые стены лабиринта остались позади, Нарин приземлилась среди увитых диким горошком жасминовых кустов, сняла с одежды бурое перо и рассмеялась. А всё-таки ей чертовски повезло.