Ржавчина1 местоАвтор:
Masha RenderingПакт Солевых Столпов полной адекватности:
Царство Сказок и Притч-
Днем и ночью вокруг нас шумит море – желто-красное, бурое, грязное. Все другие цвета съела ржавчина.
С палубы море выглядит точь-в-точь настоящим, но мы с Капитаном научены, знаем – никакой воды за бортом, конечно же, нет. Это ветер гнет вниз длинные стебли, поднимает пыль с земли, вот и кажется-слышится-чудится, что по морю с тихим шелестом катит волна. Приглядишься и сразу заметишь обман.
Капитан эН клянется, что трава когда-то бывала мягкой, зеленой, песок под колесами корабля – влажным и теплым, а небо над парусом – голубым. Я не слишком верю в капитанские сказки: он даже имя свое почти позабыл. Откуда ж он знает, каким был мир без ржавчины?
Капитан эН щурится, шмыгает носом и, хватаясь за покрытую чешуйками подзорную трубу, повторяет:
– Скоро начнется дождь. Вот-вот, я нутром чую.
Я привык – Капитан болтает о дожде постоянно. Но дождя как не было, так и нет.
На секунду он замолкает и прислушивается. Что там? Кто кричит?
Затем выдыхает – все тихо: только из машинного отделения доносится гул корабельного мотора; двенадцать прикрепленных к железному днищу колес, перемалывая в труху красные стебли и натужно скрипя, катят судно вперед.
– Много лет назад уже случалось что-то подобное. Правда, тот мир...эм-м, не окислился, а размяк, – Капитан чешет клочковатую, как перекати-поле, бороду. Потом смеется, его смех переходит в кашель, кашель превращается в хрип. Отдышавшись, наконец, продолжает:
– Целых сорок дней ливень, только представь...сколько воды натекло! Божья кара, ишь нам бы такую, – закрывает глаза и облизывает губы. Когда Капитан стоит неподвижно, мне мерещится, будто кожа на его лице – это карта обмелевших рек и озер, вся исчерченная линиями, бороздками, покрыта сухими трещинами, – Люди ушли на дно. Один рыбак выжил… тот, – Капитан нежно гладит корабль по обшивке, покрытой шершавой коркой, – кто построил парусник вроде нашего. Потом…
Он не договаривает. Снова подносит трубу к глазу, прищуривает другой, а я и без увеличительного стеклышка вижу – по правому борту, чуть вдали, в зарослях высокой травы, барахтается человек.
Желтоватая кожа на макушке обгорела, лицо ободранное и худое, на костлявых плечах и бедрах болтаются лохмотья. Человек похож на кусок вяленого мяса, но тело, хоть и слабое, упрямо бьется, пытаясь высвободиться.
– Человек за бортом, – радостно кричит Капитан и бежит к спасательной шлюпке. Развязывает узлы, чтоб спустить ее вниз. И улыбается, точно святой придурок, – Человек!
Я хочу предупредить Капитана.
“Отвяжись от него, дай утонуть. Приглядись повнимательней: страшилище, пугало, чучело – кто угодно. только не человек”
Но лодка уже прыгает на волну. Капитан заводит мотор, в реве которого не все равно не услышит мой голос. Я поэтому и молчу, а страх, будто сверло, в это время буравит мне мозги: и без увеличительных стекол видно, как выбрасывая вверх фонтаны грязи и пыли, к кораблю плывет ржавый кит.
***
Киты держатся на расстоянии, потому что боятся боли, а значит и людей, и их острых зубов. Но китов, как и всех вокруг, иногда мучает жажда. А кровь, пусть и ржавая – та же вода.
Капитан уверенно ведет лодку по пустоши, одновременно орудуя мясницким тесаком – рубит налево-направо, отсекая цепкие стебли с бортов. Слишком далеко, думаю я, глядя, как колеса на лодке буксуют в паре сотен шагов от места, где в песках трепыхается человек. Дальше лодке нельзя – сядет на мель, увязнет, и не вытащишь.
Мотор шлюпки тарахтит вхолостую. Капитан бросает тесак и хватается за древко, к одному из концов которого привязана грязная тряпка. Поднимает флаг вверх и, размахивая им, во все горло орет:
– Эээ-эй! Сюда! Эээ-эй!
Его слышит и кит, и тот...чучело. Поворачивает голову, резко выпрямляется. Откуда только силы берутся? Бросается к лодке, да так ловко и стремительно, что кажется – еще секунда, разгонится и взлетит.
Вряд ли пугало видит дырявый флаг, скорее несется вслепую, ориентируясь на капитанский крик.
Человек? Вот еще. Глаза-то давно съела ржавчина – какой же из пугала человек?
А когда пугало подбегает вплотную к лодке, Капитан бросает тому под ноги рыболовную сеть.
Сколько сетей за свою жизнь закинул в эти воды Капитан? Сколько таких же пугал, драчливых, злых и голодных, притащил на борт? Честно говоря, я потерял счет.
Пугало, запутавшись окончательно, падает, плюется, шипит, и скалит красный, как свежая рана, рот, но Капитан не особо церемонится (выловил рыбку, теперь не уйдет!): привязывает свободный конец сети к корме, и, развернув шлюпку, тащит по земле добычу на корабль.
А кит мчится наперерез лодке.
Первый раз он бьет хвостом – неуверенно, и удар уходит в землю, а потом нападает снова – плоской мордой врезается шлюпке в бок. Лодку подбрасывает. Пугало верещит. Капитан рубит, но промахивается, выпускает тесак из рук и падает.
Я слежу с палубы, вижу, как в стороны летят щепки и через шепот моря, скрип колес и буравящий мозг страх, вдруг отчетливо слышу голос (чей? свой что ли, собственный?):
“Копье, придурок – без остановки повторяют мои губы, – Не тупи: целься под плавник и брось уже копье”
***
– Вряд ли ты убил кита. Разве что напугал, чуть покалечил, да и то не сильно, – вытерев пот со лба, Капитан останавливается перед сетью, в которой, сжавшись в клубок, лежит испуганное пугало. На борту оно сразу затихло – так часто бывает. Я не уверен, может, шум мотора их успокаивает, или мерный ход корабля убаюкивает, – Живой, да?
– Ну, начнем, – произносит Капитан, склоняясь над пугалом и доставая из кармана перочинный нож.
***
Вечером мы едим мясо. По вкусу оно не лучше металлической стружки, соленое и почему-то режет язык, как стекло. Вокруг быстро темнеет, руки зябнут от холода.
– Воды осталась одна бочка, да и там на дне уже красная взвесь плавает, – Капитан причмокивает, облизывая пальцы, – Пустяки, я нутром чую, вот-вот пойдет дождь, – он смотрит на пустое небо, где все звезды давно съела ржавчина, и отчего-то качает головой. Затем достает ножик, которым совсем недавно счистил ржавую коросту с кожи, пугала, и закатывает рукав рубашки. На его предплечье новая рана – пугало, пока Капитан тащил сеть на палубу, его укусил. Я вспоминаю, что когда-то и у меня был похожий след от зубов, оставленный, правда, другим человеком и совершенно в другом месте. Не важно уже, с хотя с него обычно ржавчина и начинается, но капитан очень прочный – его, кажется, не прогрызть.
Я встаю, делаю шаг, останавливаюсь.
– Ты чего? – удивленно спрашивает он, глядя на меня. Я хочу что-то сказать Капитану, может, “привет”, “спокойной ночи” или “до завтра, старик”, но открываю рот и говорю совершенно другое:
– Ыы...аа...ыыы...ммм...уууу
Капитан понимающе улыбается.
– Ты иди, приятель, иди спать, я немножко еще посижу и тоже к остальным спущусь, – потом, на несколько секунд задумавшись, словно меня успокаивая, заводит старую песню о дожде, – Ничего-ничего, вот увидишь – скоро как хлынет, и сразу всех вымоет. А знаешь, что еще?
Я пытаюсь кивнуть из вежливости, даже не представляя, к чему он клонит.
– Я вот подозреваю – душа, не у всех, но у некоторых…, – Капитан подмигивает, – ну, она ведь, наверное, как бы вроде пластинки из стали. Хоть чего с ней сделай – вообще-то не ржавеет внутри.