Слышать и быть услышанным, Возвращение Томаса Бэнкрофта

Хитроу.
Столько времени прошло! Кажется, целая вечность... Здесь многое изменилось. Многое достроилось. Многое переделалось. Изменились цвета и запахи, изменились услуги и цены на них. Может быть, сменился голос в громкоговорителе. Но неизменно всегда одно: суета.
Как и в любом порту средневековья, как на любом вокзале века девятнадцатого, как и во всяком современном аэропорту, так будет, наверное, и на космодромах будущего. Беспокойство, спешка и толкучка.

Том шел неспешно. Словно в тумане проплывали мимо лица, чемоданы, информационные табло, обмены валюты и разнообразные терминалы. Вот, какой-то мальчик хныкает, тянет родительницу - неловкую тетушку с малиновым чемоданом на колесиках - в сторону, к витрине с красочными ликерами. Вещий улыбнулся про себя - живая, незамысловатая сценка отогнала растущую внутри тревогу. Как отреагирует семья?..

- Вы, мистер, куда? Туда или сюда? - раздался позади голос носильщика и Том, вздрогнув, уступил дорогу.

Нет, все-таки есть вещи поважнее беспокойства о будущем, неясном и неизвестном. Мысль о том, чтобы остановиться у родных, даже не закрадывалась в буйную голову Вещего, поэтому он с легкой совестью направился к гостинице, в которой решил остановиться еще в Австралии. Номер он, правда, не бронировал - его заверили, что "у них полно свободных мест", и, поскольку тогда он еще не знал точной даты поездки, отложил решение этого вопроса до лучших времен. А потом нежданный отпуск свалился как снег на голову и - покатилось. Билеты он купил на рейс, который вылетал через два часа, - где уж тут думать о гостинице?! Успеть бы собраться!

Далее предстояло решить вопрос методов транспортировки себя родимого до гостиницы с манящим названием "Постель и завтрак дома". Собственно, сложности это не представляло: до Чизика можно было добраться на такси (коих у аэропорта находится, естественно, несчетное количество), или на метро. Или даже на автобусе - по приблизительным подсчетам это не займет больше получаса.
Почему именно "постель и завтрак"? Может, из-за ненавязчивого сервиса и полной свободы действий? Может, из-за возможности обрести покой средь окружающей суеты? Может, потому что Марк Бредли, близкий знакомый Томаса, бывавший недавно в Лондоне, с восторженным лицом долго рассказывал о прелестях сего заведения. А может просто потому, что название "Дома" так прекрасно подходило к цели визита мистера Бэнкрофта?

Всё может быть. Том тряхнул головой, отгоняя навязчивое наваждение, и потянул за собой чемодан. Мысли в голову полезли совсем уж неутешительные. Пятнадцать лет назад он не мог представить себя дяденькой с чемоданом. Десять лет назад ему казалось, что жизнь кончена, а открывшийся Дар - лишь еще одно доказательство его полной невменяемости. Чужеродности. Всеобщего отвержения. Непростительности его поступка. Чем больше славы и денег сыпалось тогда на голову 18-летнего юнца - тем глубже перед ним раскрывались бездны отчаяния. Друзья, девушки, наставники - никому не удавалось пробиться за плотную пелену страха и недоверия к себе, которые он тогда испытывал почти ежечасно. Пять лет назад он бы приехал налегке. Но сейчас...

...Сейчас он шел по зданию аэропорта, и думал лишь о том, какую погоду обещали на вторую половину дня. Он постарел, поседел - голова уже на треть в серебристых "прослойках вечности", - и хочется верить: одумался. Но где-то глубоко внутри жила прежняя искорка страха: а что, если его поступок нельзя простить? Искра, которой он сам уже и не чувствовал - настолько она впилась в его плоть и кровь, стала его частью, неотъемлемой и жуткой в своей бесчеловечности.

Наверное, поэтому и гостиницу он выбрал ту, что никогда не позволит ему забыть, зачем он сюда приехал. Не позволит ему насладиться жизнью во всех ее проявлениях, отравит собой каждую свободную минуту, заставит искать успокоения. Примирения, которого он не заслужил. Это и будет его наказание - за то, что он сделал. Слишком уж "счастливо" он жил последние годы, слишком многое давалось ему свободно и легко, слишком многое он получил, не дав ничего взамен. И неважно, что счастья на самом деле не было. Он не умер с голоду, не стал преступником и не предал своих идеалов - этого вполне достаточно, чтобы считать себя успешным, ведь после всего, что он совершил, он заслуживает совсем не этого...

Возможно, именно поэтому он пошел пешком. Человек, сделавший то, что он сделал, не заслуживает комфорта. Даже если те, кто наверху, считают иначе. Заодно можно проветриться, посмотреть город, возможно, даже столкнуться с кем-то из знакомых.

Прошествовали мимо бедные кварталы города, потом начались спальные районы. Одинаковые частные домики с остроконечными крышами, которые, если не считать их по пальцам, сливаются в одно целое, вгоняя в своеобразный транс. Слева коттеджи, справа - поле. Справа коттеджи, слева - поле. Повторять до посинения. Отрадная картина.
Солнце нещадно слепило глаза, на небе не планировалось ни одной тучки. Не смотря на это, на улице было довольно прохладно, а порывистый холодный ветер играл на улицах с листвой и пылью, пробирался под одежды, хватал за пальцы. В сводках черным по белому было написано: облачно, возможен дождь... Пф! Грошь цена таким прогнозам! В Лондоне даже Видящим не удалось бы точно предсказать погоду.

- Куда прешь, увалень?!
Не смотря на свои ожидания, Томас, зазевавшись или задумавшись, столкнулся не со знакомыми, а с велосипедистом, пересекающим тротуар, и теперь вынужденным остановиться. Хотя, кто из них зазевался, был вопрос спорный, но велосипедист явно виноватым себя не считал.
Оторвавшись от своих мыслей, можно было увидеть, что вокруг уже деловые кварталы, беспокойные и шумные. Впрочем, слишком малолюдные, чтобы вот так врезаться в пешеходов на тротуаре.
- Ну че вылупился, турист? По-английски не понимаешь?

НРПГ

Тут, если мистер Бэнкрофт решить отчитать наглеца или вступить в палемику, можно замутиться на совместочку.

- Я уже почти и забыл, как оно здесь, - улыбнулся Том, размышляя о превратностях погоды. Закрыл глаза, глубоко вдохнул, распрямляясь...

И тут...

БАМ! Том открыл глаза, вежливо улыбнулся велосипедисту и, приподняв шляпу, сделал знак проходить. Мол, проезжайте мимо. Однако было понятно, что едва ли велосипедист врезался в него просто так, да еще в таком малолюдном месте. Украдкой Том огляделся - один ли этот "джентльмен"?

"Джентльмен" произнес еще пару не вполне приличных слов себе под нос, однако, поехал дальше.
Больше никого, препятсвующего мистеру Бэнкрофту, не было видно на горизонте. Можно было продолжить движение. По приблизительным подсчетам, оставалась еще половина пути, и в гостинице он будет в самый разгар дня. Оставалось маловато надежды, что свободные места найдутся, однако, менять планы было поздно.
Солнце не унималось.

И все-таки велосипедист хотел поругаться. Молодежь! Том улыбнулся и пошел дальше. Солнце припекало, и мужчина расстегнул плащ, позволяя ветру трепать шарф, заползать под рубашку, штурмовать жилет из тонкой шерсти... О свободных номерах в гостинице не думалось. Голова была пуста, как воздушный шар, и, казалось, еще немного и он взлетит. Так хорошо ему давно не было. Не потому ли, что решение, терзавшее его столько лет, наконец, принято? Как будто все уже сделано... Несколько мгновений свободы на грани падения в бездну. Прощальный дар "счастливых" 14 лет. В какой-то момент Том даже остановился и собрался было решительно направиться в сторону дома, чтобы поскорее лишить себя этой беспечности, снова собраться, но затем взял себя в руки и продолжил путь. Он будет действовать по плану. Чего бы ему это ни стоило...

Чизик. Оазис тишины и спокойствия среди бушующего мегаполиса. Попадая сюда хочется снять обувь - таким он кажется родным. Стриженые газоны, аккуратные садики, живые изгороди. Маленькие симпатичные домики, будто сделанные из плиток шоколада. Маленькие домики, будто сделанные из сахара. Осталось только, чтобы все это великолепие не поплавилось под беспощадно палящим солнцем.
Гостиница на деле обернулась таким же небольшим сахарным домом, а "полно свободных мест" превратилось в две незанятые комнаты из трех. В таком процентном отношении - конечно, полно... Хозяином, однако, оказался весьма радушный дядечка немного неформальной наружности, всегда готовый ответить на вопросы или предложить посильную помощь. О втором квартиранте он сказал лишь, что сосед появляется в общих комнатах совсем редко и в основном - после одиннадцати вечера, притом его "лучше не беспокоить". Из сервиса предлагалась уборка номеров, телевизор, телефон, подключение к интернету (со своего ноутбука, естественно), индивидуальные ванна и туалет, общий сад, общая гостиная и общая кухня, где можно готовить, если не хочется питаться в кафе... и, конечно, пить чай в любых количествах. Все по-домашнему, не слишком пафосно и не слишком навязчиво. Наверное, именно это и было нужно Томасу.

Когда-то - давно - это место казалось ему красивым и ухоженным, сказкой, раем на земле. Сейчас - он шел и думал: а сколько в этих домах живет тех, на кого у его небесного патрона есть планы? Женить, переселить в другую страну, завести правильных друзей - лишь для того, чтобы планы свыше могли быть исполнены? Том знал, что далеко не во все вникают те, кто живет наверху, и их мысли - не его мысли, но все же - было очень интересно, как много жителей Чизвика удостоились высочайшего внимания? Десять? Сотня? Вряд ли... Но все же...

Размышления были прерваны прибытием на место. Неформал. Неожиданно, но приятно. Том относился почти ко всем неформальным движениям с очень большим уважением - в конце концов, именно хиппи тогда, 14 лет назад, спас его от голодной смерти и насилия над собой. В порыве отчаяния подросток, слоняясь по городу, без еды и питья - нет, питье он под конец какое-то нашел, в новенькой крышке от мусорного бака, когда он уже готов был пить из лужи, - и забрел на мост Ватерлоо... Тогда ему хотелось только одного - сигануть вниз, и останавливало только одно: страх, что он выплывет. Десять томительных минут, растянувшихся на столетия. И доброжелательный голос рядом: "Хочешь косячок?"

Том усмехнулся, вспомнив, как ошалело он тогда обернулся. Ему, 14-летнему подростку, было необычно, что ему предлагают травку. Еще необычнее - курить на голодный желудок, а потом... Том почти никогда не вспоминал, что было потом - как, скорчившись на вонючей ночлежной кровати, он рыдал в голос, рассказывая этому незнакомцу о своих бедах, а тот, меланхолично покуривая сигарету (на этот раз обычную), кивал и говорил: "Это еще нечего, вот я в 75-м..." Том уважал неформалов.

От души поздоровавшись с хозяином, узнав его имя и требуемую манеру обращения, Том поделился радостью: на улице хорошая погода, после чего попросил не беспокоиться и сам доставил свой чемодан в номер. Сел на кровать. И пустота навалилась на него с безысходностью последнего отчаяния. Оставалось только лечь и умереть. Но именно этого он делать и не стал. Распихал кое-как зубную щетку и бритву по удобным местам в ванной, сдержанно матерясь сквозь зубы, - это всегда придавало бодрости - и отправился искать, чем бы подзакусить. Стоило ему покинуть номер и выйти на улицу, как хандра растаяла под теплыми лучами солнца. Том улыбнулся и пошел вперед по улице, не замечая, что, сам того не ведая, приближается к дому...

Побродив по плавящимся улочкам, так же плавясь под палящим полуденным солнцем, мистер Бэнкрофт наконец обнаружил перед собой, как из ниоткуда вынырнувшую, закусочную с потертой вывеской "Три кита". Размеры здания и его не самый ухоженный внешний вид смотрелись под этим названием так гротескно и претенциозно, что вызывали невольную улыбку. Но ведь Томас пришел сюда поесть, а не писать отзывы о заведении.
Внутри закусочной творился настоящий ад. Нет, там не шел ремонт, не вырывались потоки лавы из провалов в полу, не воняло рыбой или серой и не переодевался целый орден монашек. Просто там обедала семья с двумя детьми дошкольного возраста. Количество двое в данном случае могло равняться и количеству в сотню, потому что применительно к детям, как к собакам и волкам, существуют только числительные "один" или "стая". Пестро наряженные и бойко настроенные, они шумели, галдели и носились по помещению, не замечая мебели. Их же родителей это совершенно не смущало, и на очередную выходку своих чад они реагировали умиленным одобрением или снисходительным замечанием. Из других посетителей в кафе находились: скучающая дама романтичного виду, потягивающая чаек; бугай с немытыми руками, употребляющий дешевую пищу и восхитительно равнодушный к шалящим детишкам; женщина бальзаковского возраста, деловито листающая газету; пара изумительно стильных юношей, лениво потребляющих деликатесы. Не сказать бы, что тесно для обеденного времени, но с определенной степенью дискомфорта.

- На трех китах когда-то держался мир, - пробормотал Том, толкая входную дверь. Пару секунд он разглядывал творящийся внутри бардак, после чего решительно прошествовал в курящий зал. Чего он хотел - так это гаванскую сигару и стопку крепчайшего брэнди. Но не здесь и не сейчас, поэтому он достал сигареты, раскурился и заказал подошедшей официантке суп с лапшой и плававшими в бульоне, судя по картинке в меню, кусочками то ли курицы, то ли шампиньонов, двойное жаркое и два желе на десерт - клубничное и мятное.

- И чай с брэнди, пожалуйста.

Закончив с выбором, он оставил у себя меню и принялся разглядывать детей. Сердце кольнуло. Ему хотелось таких же... "По крайней мере с ними не соскучишься - времени на личные мысли уже не останется", - с тоской подумал он.

Непонятного происхождения суп оказался на удивление вкусным. Вообще, соотношение цен и качества пищи приятно удивили. Больше того, закусочная обладала такими бесспорными плюсами, как хорошая музыка, приятный интерьер и харизматичная официантка. Вот только местный чай оказался редкостной мерзостью... На протяжении всей трапезы скучающая дама несколько раз взглянула на мистера Бэнкрофта, томно и печально вздохнув.
Когда Томас доел и уже собрался было уходить, к нему подлетел младший из человеческих детенышей, и, что-то невнятно пролепетав, настойчиво протянул тому листок бумаги с карандашом. Маленький бесенок на проверку оказался ангелочком с озорными локонами и трогательно-голубыми глазками, заглядывающими прямиком в душу.

Том от души наслаждался едой, как будто это была последняя трапеза в его жизни, и на скучающую даму внимания не обратил. К ребенку мужчина отнесся внешне с благожелательной улыбкой, внутренне настороженно. Он не ждал внимания к себе от незнакомцев, а потом был удивлен и слегка развлечен происходящим. Не каждый день, зайдя в кафе, можно получить записку от незнакомцев. Развернув листок, вещий погрузился в чтение.

Развернув листок и обнаружив, что тот пуст, мужчина улыбнулся и поинтересовался:

- Ну и зачем мне это? - вполне доброжелательно, явно ожидая, что "ангелочек" пояснит суть игры.

Дитя человеческое, глядя на Томаса широко распахнутыми глазами, пролепетало еще что-то невнятное и брякнуло карандашом об стол. При "разговоре" мальчик пуще прежнего раскрывал рот, но слова от этого удобовоспринимаемыми не становились.
Молодая дама, взглянув на этот процесс, еще раз грустно вздохнула и увлеклась чашкой с чаем.

- Ясно, спасибо, - вежливо поблагодарил мальца Томас и, подозвав официантку, попросил еще чашку кофе с корицей и счет, после чего отдал меню. На листке бумаги он нарисовал стилизованную улыбающуюся рожицу - попросту говоря, смайлик, - после чего решительно вручил это "ангелку". - Держи и иди к маме, мне пора, - и отпил глоток принесенного кофе.

Мальченка с сомнением посмотрел в листок, явно ожидая куда больших художественных откровений от Вещего. Потом поднял взгляд небесно-чистых глаз и широко улыбнулся. Широко и совершенно счастливо. Зал озарился очередным озорным смехом, и ангелочек ушлепал в неизвестном направлении, прихватив с собой рисовательные принадлежности.
Больше Томасу никто не мешал.

"Как мало надо человеку для счастья".

Том расплатился и вышел, размышляя над тем, что же делать дальше. Не придумалось ничего лучшего, как погулять по близлежащим скверам, подышать автомобильной гарью, а когда и это ему наскучило - он решительным шагом направился в дом родителей. Теперь он был готов.

Такси... Черт бы их побрал. Когда они не нужны - мельтешат перед глазами, раскрашивая мир желтыми всполохами. Когда нужно ехать - их приходится искать или вылавливать отчаянным жестом из общей полосы движения. Когда же вдруг необходимость куда-то попасть становится крайней - этих вершителей судеб и служителей Духа Времени днем с огнем не сыскать...
Хитрый позитивно-рекламно-желтый гном стоял у самого моста на выходе из парка. И будто даже подмигивал изнывающему Томасу. Уже когда мужчина садился в машину, он увидел тоненькое бледное создание, сидящее на перилах и задумчиво разглядывающее печальные мутные воды. Кругом было так сладостно-спокойно...

Лишь один взгляд в ту сторону - и внутри все перевернулось. Желудок неприятно сжало и перекрутило, в глазах предательски защипало, в горле встал ком. Вещий удивился, насколько сильно он реагирует на такие вещи спустя столько лет. И все-таки он не сел в машину.

- Езжайте, - сухо произнес он, обращаясь к водителю, и, захлопнув дверь, направился в сторону бледного создания.

Косяка у него не было, предлагать обычную сигарету детям он считал неправильным - косяк тоже неправильно, но от него хотя бы есть толк, - что делать дальше, Том не знал, поэтому он просто шел, не имея в голове ни одной мысли - только четкую уверенность, что здесь и сейчас он должен отдать долг. Или удостовериться, что в его услугах не нуждаются. По дороге он внимательно разглядывал создание - пол, возраст, вес? Насколько оно бледно и меланхолично? Насколько решительно или отчаянно? Может, оно просто любуется закатом? Вещий не хотел мешать.

Тонкая фигурка была одета в длинное светлое платье, слишком легкое, пожалуй, для такой погоды. Что наводило на мысль, что создание все-таки - девушка. Ветер трепал ее медовые волосы, а в позе была какая-то подозрительная неподвижность. Будто ее заморозили или выключили подачу питания. Никто и ничто не мешало этой изящной скульптуре, свесившей ноги прямо в бездну под мостом.
Заглядевшись, Томас задел плечом какого-то случайного прохожего, но тот оказался к этому безучастен. Безучастными были крыши домов и витрины цветочного магазина. Безучастными были проезжающие велосипедисты и деловые дворовые псы. Безучастным было само солнце, слепящее глаза. И так же безразлична ко всему окружающему была маленькая фигурка, сидящая на перилах.
По мере приближения, мистер Бэнкрофт мог рассмотреть ее коричневые грубые ботинки, крупный горошек на белом платье и... что-то странное оказалось в ее лице. На бледном фоне кожи и светлых волос отчетливо были видны потеки туши на щеках.

Том на ходу снял плащ и, подойдя к девушке, осторожно накинул ей на плечи.

- Сегодня жарко, не правда ли? - мягко и доброжелательно произнес он, готовясь ловить девушку, если успеет, или прыгать за ней, если не успеет.

От такого ненавязчивого движения девушка дрогнула и пошатнулась, грозя упасть с моста, даже если и не собиралась этого делать. Медленно-медленно она повернула голову, и так же медленно но уверенно повела выпрямленной рукой, высвобождаясь из плаща. Ладонь была обращена к Томасу, а пальцы выпрямленны кончиками вверх, будто она проводила какой-то обряд или собиралась толкнуть мужчину кистью прямо в лицо.
- Не надо.
Голос ее был надтреснутым и хриплым. Глаза смотрели куда-то сквозь собеседника. В лице было невероятное напряжение, будто его стянули стальными нитями, и только теперь стало заметно, как мелкая дрожь бегает по всему этому хрупкому телу.

- Почему? - так же доброжелательно полюбопытствовал Томас, не навязывая, впрочем, свою помощь. Травмировать девушку не хотелось.

Взгляд девушки наконец сфокусировался на мистере Бэнкрофте, и она горько сглотнула. По щекам ее скатились крупные мутные капли, упав на платье и добавив пару пятен в существующий узор. Теперь лицо слегка потеряло своей напряженности, и его выражение стало просительным:
- Уходите, - сказала она уже тверже.

- Только после Вас, - Том галантно подал руку, чтобы помочь девушке слезть с перил.

Реакция показалась бы достаточно неожиданной не только для Томаса, но и для любого здравомыслящего человека. Тело девушки затряслось, словно его ударило током. Она еще шире повела напряженной рукой, и подбородок ее дрогнул.
- Я не могу... Уходите!
В последних словах, в пронизанном болью взгляде сквозил такой надрыв, будто она сейчас взорвется или, минимум, разрыдается.

Том немного поразмышлял.

- Десять лет назад я бы тоже не смог, - серьезно произнес он. - Но меня увели.

Он облокотился на перила и, набросив плащ на руку, стоял и смотрел на закат. И был готов ловить - ловить, если придется. Возможно, он ошибался. Он хотел ошибиться. Поэтому продолжил:

- Если Вы мне честно скажете, чему я мешаю, я попытаюсь понять и оставить Вас в покое. Просто этот мост, эта река, этот закат... тушь на щеках... Все это меня беспокоит. У меня слишком тяжелое прошлое, чтобы я мог спокойно смотреть на красивую девушку, сидящую на перилах над водой. Я бы хотел угостить Вас чашечкой кофе, если позволите. Здесь неподалеку есть кафе, - блеф, конечно, но что же делать? - Я бы мог даже отнести Вас туда, - осторожно закончил он. - Если хотите, конечно.

Тонкая фигура по-прежнему дрожала крупной дрожью, но взгляд девушки теперь стал более внимательным. Она слегка нахмурилась:
- Вы довольны, что вас остановили?