Атлантум был городом современным, индустриальным, продвинутым во всех смыслах этого слова. Здесь даже суперы рождались чаще, чем в других городах. Однако, даже в таких местах может найтись что-то, что люди сочтут диковинкой и невидалью. Так получилось, что в Атлантуме нет цыган. Нет, не тех, кто вышел и ромал и теперь живёт наравне с другими полноправными гражданами Америки, а тех самых весёлых бродячих артистов, жуликов и балагуров, какими их помнят деды.
Табор под управлением пятидесятилетнего Сонакая, который был семьёй Годявир, был одним из последних островков цыганской романтики. Правда, Санокай был не из тех, кто в угоду идее откажется от современных удоств цивилизации, а потому, те небольшие деньги, которые табору удавалось соскрести, уходили именно на улучшение жизни табора. Всё же, знали родители, как сына назвать.
У табора было два фургона, которые многие американцы называют настоящими домами на колёсах, а так же целый грузовик с прицепом, в котором перевозился весь нехитрый скарб. На самом деле, двух фургонов было явно слишком мало, чтобы разместить там все сорок человек их большой семьи, но, на самом деле, это и не требовалось, так как вечерами весь караван останавливался на обочине и из грузовика извлекалось всё необходимое, чтобы поставить шатры, а фургоны были нужны для относительно комфортной езды.
Караван перемещался не очень быстро, не только потому, что лошади не поспевали бы за машинами, но и потому, что каждая остановка в городе приносила их семье деньги. В основном Санокай выбирал небольшие городки, где у людей не было особых развлечений и они бы с радостью встретили бродячих артистов, готовых развлечь их фокусами, песнями, плясками, трюками и, конечно же, гаданием. Порой их остановки бывали не очень долгими, так как в некоторых городах цыган видеть попросту не хотели, клеймя ворами и обвиняя во всех смертных грехах. Не то, чтобы это было неправдой – в их таборе случались и случаи воровства, но Санокай всегда злился на подобное своеволие, постоянно повторяя, что именно из-за таких, как эти воры, цыган и гоняют. Однажды дошло дело до изгнания из табора. Был большой скандал с поножовщиной, и с тех пор у Санокая на лице от переносицы до уха остался шрам. Чаще обходилось возвращением ворованного хозяевам или передаче в полицию, чем и ограничивалось, так как воровством чаще грешили детишки, с которых всегда спрос был невелик. Да и чтение морали в исполнении сурового главы, который сопровождал мораль рукоприкладством, было весьма внушительной мерой наказания. По крайней мере, так считала Годявир.
Сама Годявир, молодая девушка пятнадцати лет, выступала в паре со своим старшим кузеном Шуко, демонстрируя людям ловкость рук в самых рискованных трюках. Она жонглировала факелами, перекидываясь ими со своим напарником, была мишенью для ножей и сама их метала в кузена, в том числе и с завязанными глазами, плевалась огнём, а порой выступала с женщинами в танце, добавляя в выступление немного огоньку при помощи двух поев. Чаще в таких выступлениях участвовали мужчины, однако Годявир всегда тянуло к острым и опасным предметам.
Внешностью Годявир не сильно выделялась из стереотипного образа представителей своего народа. Вероятно, если бы кому потребовалось бы опознать Годявир её сверстниц-цыганок, он, скорее всего, не смог бы это сделать, как минимум потому, что люди привыкли выделять детали только когда им это необходимо, чтобы отличить одно от другого. Девушка была чуть ниже среднего роста, обещая к восемнадцати годам превратиться в высокую стройную красавицу, спортивного телосложения с мозолями на трудолюбивых руках. Несмотря на кочевой образ жизни, который часто приводил к тому, что в таборе смешивалась кровь многих народностей, у Годявир прослеживались весьма характерные черты ромал, такие как большие чёрные глаза, густые чёрные кудри, густые ресницы, смуглая кожа, пухлые губы и чрезвычайная активность. Всё потому, что их табор был весьма консервативен, и детишкам с детства подыскивали пару в других таборах. Была пара и у неё, а в браке она не состояла, пожалуй, только потому, что два табора ещё не успели пересечься. Самой Годявир это не нравилось и со своим женихом, будучи ребёнком она часто дралась, а, чуть повзрослев, цапалась при каждом удачном случае, желая насолить как можно больше. Что поделать? Её имя переводится, как «умница», а не как «послушная».
Умница хорошо обращалась с ножом не только на импровизированной арене, но и на кухне. Она любила готовить, постоянно экспериментируя со вкусами и приправами. Даже в восемь лет, когда её поймали на воровстве, краденным предметом оказалась дорогая приправа из магазина. Какая именно, Годявир никак не могла вспомнить. Помнила лишь что много и громко плакала, когда её ругали. Девушка была очень рукодельной, и выражалось это во всём, от штопанья одежды до вырезания деревянных игрушек. Правда, больше она тяготела к мужским занятиям: потому и оказалась одной из немногих метательниц ножей и плевательниц огнём. Вышивать не любила из-за того, что это было невероятно скучно, зато любила резьбу по дереву. Правда, получалось у неё это плохо: деревянные свистульки хорошо свистели, но выглядели совершенно не так, как девушка это задумывала. А ещё, она была всегда тут, как тут, если требовалась какая-нибудь помощь в починке чего-либо. Правда, и здесь она не сильно выделялась. Ей отлично удавалось устранить очевидные механические проблемы, но вот что-то сложное она делала раз в десять дольше, чем это сделали бы мужчины из её семьи.
Несмотря на такую тягу к мужской работе, Годявир редко когда одевала штаны, предпочитая платье. Тому, кто сказал бы, что платье неудобно, она могла бы рассмеяться в лицо, так как отлично выступала в платье и даже лазала по деревьям.
Цель поездки в Атлантум была очевидна любому. В маленьких городках и денег мало, а в больших денег куда больше ровно, как и больше людей, которые эти самые деньги могли бы перенаправить в карманы бродячих артистов. Кто знает, быть может, даже удастся купить после этой поездки ещё один фургон?