Новые опасности, Максим Геннадьевич Семёнов, 25 лет

Миликки поправила волосы, вздохнула и пошла следом за мужем - сначала медленно, потом все быстрей и быстрей, на ходу извлекая из колчана стрелу. Черви уже куда-то укатились, и маленький отряд смог беспрепятственно вернуться в жилые пещеры. Следы бойни уже почти были убраны, хотя молодежь еще отскребала с пола засохшую кровь и убирала на место оружие и доспехи, приводила в порядок залы.

- Ваше Величество! - подошел к Двалину высокий красивый дварф с шелковым поясом, украшенном золотыми кистями, и, коротко поклонившись, сообщил: - У нас семеро пленных, одна из них... гм... девушка. Желаете ли допросить?

- Почему гмм девушка, а не просто девушка? - суровым голосом спросил король, пытаясь отыскать взглядом своего шпиона. Шпион взглядом не отыскивался, а долго не смотреть на своего собеседника Двалин счёл неприличным - оскорбится еще, появится враг, а врагов ему не хотелось.
- Желаю допросить, - кивнул король, почти учтиво поклонившись и внимательно посмотрел дварфу в лицо. Взгляд у короля был очень серьёзным, а вид внушительным, но Макс внутри него почти смеялся - приходилось сдерживаться, что бы не ляпнуть что-нибудь совсем уж нелепое для этого мира. Привыкать, нужно привыкать, пусть это и сложно. Но блин, зато как увлекательно.

Секунд десять Двалин сдерживал себя от лезущего наружу вопроса о количестве хит поинтов, надеясь, что на его лице это никак не отражается. Затем он коротко взглянул на подбежавшую Миликки, подмигнул и снова повернулся к представительному дварфу. - Раз уж гмм девушка одна, с неё и начнём, - проговорил он и поправил измятый наплечник. Движение отозвалось болью в ушибленном плече, но на лице короля это никак не отразилось. По крайней мере, он на это надеялся.
- Проводи нас.

- Потому что она... гм... не должна быть девушкой, - ответил представительный дварф и покраснел до корней волос. - Как будет угодно Вашему Величеству, - он поклонился и повел короля и не отстававшую от него королеву в королевскую тюрьму, по пути рассказывая об остальных пленных. Оказалось, что двое в тяжелом состоянии - без сознания и врачи не надеются, что те доживут до утра. Оба рыцари.

- Будь они в чуть менее плачевном состоянии, можно было бы отдать их нашим магам, но господин Магистр уверен, что его искусство только убьет их, - сокрушенно покачал головой дварф. - А ведь они рыцари! Они, наверняка, очень много всего знают - о расположении войск противника, об их замыслах или хотя бы знают в лицо своих предводителей - это тоже немало. Трое - рядовые воины, то ли послушники, то ли, что более вероятно, простые крестьяне. Они пока от всего отпираются, говорят, что ничего не знают, но стоит Вам пожелать, - и маги вытянут из них все, что они могут знать. Еще один - темная лошадка, он явно не из числа наших противников - выглядит иначе, но что он делал среди наших врагов, мы пока не поняли. И, наконец, эта девушка... Вот мы и пришли, Ваше Величество.

Дварф остановился перед кованой решеткой, за которой тюремщик, пожилой дварф с огромной связкой ключей, медленно оторвался от небольшого бочонка с пивом и, утерев рукавом седые усы, спадавшие чуть ли не до пояса, побрел крутить подъемный механизм. Решетка неторопливо уехала вверх, а спутник короля тем временем продолжил:

- Заклинаю Вас именем Матери всего сущего: будьте осторожнее с этой... особой. Она не кажется мне простушкой, какой, возможно, она хотела бы казаться. Со всем почтением... я подожду Вас здесь, - он еще раз поклонился и сменил тюремщика на его посту, когда тот повел Двалина вглубь подземелья. Миликки, неуверенно поколебавшись на пороге, пошла мужем. Позади решетка медленно поползла вниз.

- Не должна быть девушкой? - тихо переспросил король, но видимо, так тихо, что ему не ответили. Не ответили, и ладно - не так уж и важно это было. Забавно, но слушая речь провожатого, Двалин думал о том, что ему стоило бы заплести усы и бороду в косы. Причём, не в одну косу, а именно в косы разных толщин. наверное, стоило спросить у Миликки, дозволено ли это королю и как лучше это сделать, но сейчас для такого вопроса было не самое подходящее время, так-что этот самый вопрос откладывался на неопределённый срок.

Расклад про остальных пленных Двалин благополучно пропустил мимо ушей, погрузившись в собственные мысли о косах и о бороде, но предупреждение о необычности пленницы он услышал. Услышал и принял к сведению.
Макс нервничал - ему еще ни разу не приходилось ни то, чтобы вести допросы, но даже смотреть на них не через экран монитора или телевизора. Оставалось тоько надеяться, что всё пройдёт гладко.
Заметив, что Миликки идёт за ним, король остановился, кивнул, как будто так и должно было быть, и взял руку девушки в свою. Стало немного легче, пришла уверенность в собственных силах.
- Пойдём, посмотрим, кто там не должен быть девушкой, но есть.

Миликки кивнула, и они вместе вошли в камеру.

Пленницы была хрупкой и высокой, гибкой, как тростинка. Неестественно гибкой и неестественно тонкой. Двалин автоматически отметил про себя, что таких женщин не бывает - при столь высоком росте человек, даже девушка, не может быть таким тонким. Но спустя мгновение это ощущение неестественности прошло и пленница стала казаться обычной. Русые волосы были заплетены в косу, на конце которой еще блестели остатки какого-то украшения. Одежда ее была проста - туника и свободные брюки. Пояса на ней не было. Она сидела, опустив голову на руки, и пальцами перебирала тяжелые кандалы. Когда король и королева вошли, она вздрогнула, подняла голову и удостоила обоих долгого взгляда. И зрачки ее были как два омута.

Макс... Нет, не Макс, Двалин присел перед девушкой на корточки и долго её рассматривал. Молча рассматривал. Короля не покидало ощущение странности увиденного, а Макса не покидало ощущение какой-то компьютерности происходящего -
подземелье, тюрьма, нереальная внешность девушки. Или реальная? Показалось? Нет, пытать он её точно не сможет, хотя и пытался настроиться на это, пока шел сюда.
- Зачем ты здесь? Что тебе от нас нужно?

Девушка притягивала и сводила с ума. Пусть рядом стояла Миликки, но от пленницы веяло такой силой и свободой, так страстно хотелось прикоснуться к ней, сжать ее в объятьях, попробовать на вкус ее губы... У короля закружилась голова. Чем дольше он сидел рядом, тем труднее было сопротивляться влечению, и мозг уже не работал - соображение отключилось начисто, но Макс все еще сидел рядом с девушкой на корточках, не шевелясь, словно задеревенев, когда та ответила после продолжительного молчания:

- Я не знаю, зачем я здесь. Мне от вас... ничего не нужно.

Голос был тих и слегка дрожал, и королю еще больше захотелось раздеть пленницу прямо здесь и сейчас.

Пояснения

//Пока ты еще контролируешь себя.

Двалин осторожно коснулся щеки пленницы и вздрогнул. Что-то было не так, совсем не так, как должно было быть. Но что? Миликки! Да, у него уже есть миликки, но эта девушка тоже прекрасна. Интересно, разрешат ли ему завести гарем. Спросить у жены?

Король повернулся назад и посмотрел на свою жену, уже собираясь задать ей интересующий его вопрос. Как водой ледяной окатило. - Прости, - коротко сказал он и вышел из камеры, не поворачиваясь больше к странной пленнице лицом. Выйдя из камеры, он отошел на несколько шагов, прислонился спиной к стене и закрыл глаза. Голова кружилась, мысли путались, очень хотелось снова увидеть эту девушку... или Миликки?

Странно, но как только король отошел - в голове сразу прояснилось. Здесь, вдалеке пленная девушка больше не казалась прекрасной - наоборот, Макс остро чувствовал исходящую от нее угрозу.

Миликки удивленно подняла брови, когда Макс дотронулся до пленницы, но тут же вышла следом за мужем.

- Закройте камеру и никого в нее не пускайте, - распорядилась она, обращаясь к тюремщику. - Ваше Величество, - она нежно коснулась локтя мужа, - разрешите проводить Вас в Ваши покои? - заботливо, но с тревогой осведомилась она и, понизив голос, продолжила: - Что случилось? Там, в камере? Конечно, если Вы не хотите говорить...

Эльфийка не закончила, закусив губу, - предоставила право мужу решать, как ему поступать.

- Да, проводи пожалуйста, - не столько позволил, сколько попросил Его Испуганное и Обескураженное Величество, ловя руку Миликки своей широкой ладонью и подхватывая девушку под локоть.
- По пути расскажу, когда отойдём отсюда подальше, - выдавил он из себя, проследил, чтобы камеру заперли и выдохнул с облегчением.

- Она колдунья, - слегка замявшись, начал он, когда они вышли из коридора с камерами, - я не знаю, как она это сделала, но на несколько секунд я почувствовал, что готов уничтожить весь ваш народ ради одного её благосклонного взгляда...
- Если бы тебя не было рядом, я... я не знаю, что бы тогда случилось.

Миликки вздохнула.

- Это дело для скууни, Двалин. Я думаю, нам стоит решить этот вопрос в первую очередь.

Она вопросительно посмотрела на мужа.

- Да, мне тоже кажется, что это важно, - ответил Двалин и, не зная куда деть руки, принялся расчесывать пятернёй свою бороду.

- Кстати, что у нас со скууни? Ты ведь должна была ей стать? И где тот тип, который согласился на нас работать?

- Должна была, - печально подтвердила Миликки, - но вместо этого вышла за тебя замуж.

Она широко и радостно улыбнулась.

- Скууни не может быть замужней женщиной, но Мать посоветовала тебе сделать скууни меня... - она задумчиво помолчала. - Ты можешь послушаться ее, но я не знаю, как на это отреагируют наши сородичи. А можешь просто дать мне возможность выбрать талантливую претендентку и я выучу ее. Правда, это займет время. Все равно решать тебе.

- А полурослик... отдыхает.

- Отдыхает, а должен работать, - медленно проговорил король, думая совсем не о своём новом шпионе. Честно, он его вообще мало интересовал, а думал Двалин о пустующей должности скууни, о свой жене и о возможных связаных с этим проблемах.

- Я не знаю пока, как лучше поступить. Мне кажется, что тебе очень хочется быть скууни, но я опасаюсь негативного к этому отношения наших подданных. - Он вдруг остановился, замер как вкопаный и... и улыбнулся.

- А пускай наш полурослик разведает для нас обстановку, пустит слух о том, что ты станешь скууини и доложит потом, кто и как к этому отнёсся, - сказал дварф, глядя в лицо Миликки и пытаясь понять по нему, как она относится к этой идее.
- Нет, я не собираюсь никого наказывать, просто хочу прощупать почву, прежде, чем действовать, - торопливо добавил он и замолчал.

- По-моему, это замечательная идея, Двалин! - Миликки обрадовалась так искренно и горячо, как ребенок. - Ты сам с ним поговоришь?

- Да, конечно сам поговорю, - ответил макс и сам расплылся в улыбке, радуясь, что смог порадовать свою красавицу. Странно, такой короткий срок, а она уже стала для него самой родной. Может, это от боязни остаться одному в этом чужом мире?
Макс, совсем чуть нахмурился, но тут же мотнул головой и снова максимально растянул уголки рта. Нет, не по этому.

- Если хочешь, можешь присутствовать при разговоре. Но... я сначала отдохнул бы совсем немного - тяжелый был денёк. Есть хочешь?

- Да, конечно. Я сейчас закажу, - она подозвала какого-то мальчика и что-то быстро шепнула ему на ухо, спросила о чем-то, посмотрела ему в глаза, тот кивнул и быстро-быстро засеменил прочь.

То ли время шло незаметно, то ли они двигались быстро, то ли Миликки вела Макса по тайным переходам, сокращающим путь, - как бы то ни было, наконец, они пришли в свои покои. В самой большой зале уже был накрыт легкий перекус. Невысокая, скромно выглядящая служанка присела в реверансе:

- Обед будет готов через полчаса, а пока будьте добры, отведайте пирога и кваса.

Королева поблагодарила девушку и попросила выйти, та кивнула и ушла.

- Я даже не знаю, стоит ли мне присутствовать... - она задумалась. - Я бы не хотела. А ты как считаешь?

- Нет, если ты не хочешь... Необходимости нет..., - Двалин немного замялся, подбирая слова. - Я просто хотел, чтобы ты знала, я что абсолютно тебе доверяю. Как-то так наверное.

Он огляделся по сторонам, скромно улыбнулся, взял жену за руку и подвёл её к столу.
- Хочешь кваса с пирогами? - спросил он, побледнел и хлопнул себя по лбу ладонью. Звонко получилось.
- Прости, милая, что я всё о себе да о себе. Совсем задеревенел за годы одиночества... или сна. Ка ты себя чувствуешь? Устала? Хочешь, отнесу тебя в наши покои? - Король взял обе руки Миликки, прижал их к губам и закрыл глаза.

- Это звучит странно, но я тебя люблю.

На лице Миликки отразились странные чувства.

- Двалин... я... не думала, что ты мне не доверяешь. Я действительно не хочу присутствовать при этом разговоре - этот... полурослик мне не нравится.

Она помолчала.

- Я хорошо себя чувствую. Да, немного устала. Отнести меня в покои? - казалось, она приятно удивлена. - Да, очень хочу, но сначала, может быть, поедим? - она лукаво улыбнулась.

Когда же Макс признался в любви, у эльфийки словно перехватило дыхание - она вдохнула и, кажется, не смогла выдохнуть. Похоже, после этого она лишилась дара речи.

- Нет, я это не задумываясь предложил. Не хочешь, и не надо присутствовать. Честно говоря, мне и самому общение с ним не доставляет удовольствия.

- Конечно, можно и здесь поесть, - сказал Двалин, делая ударение на слово "здесь" и явно намекая, что можно и не здесь. А потом он признался в любви и сам замер, не зная, краснеть ему или бледнеть. Он не планировал этого делать - для него самого это признание было полной неожиданностью, но он ни сколечко не жалел, что сказал эти слова. Хотя, может быть стоило сделать это в более подобающей обстановке.

- Ты не задохнёшься? - не зная, что еще сказать и не умея больше ждать, поинтересовался король и робко улыбнулся.

Миликки улыбнулась первым словам, нежно и понимающе, а затем густо покраснела:

- Можно и в другом месте поесть, - тихо согласилась она, моргнула и взгляд ее ненадолго ушел куда-то вбок, как будто она пыталась придать глазам другое выражение или скрыть свою реакцию на слова мужа. Хотя что тут скрывать! Краска на щеках и так сказала все слишком ясно!

В ответ на последнюю реплику эльфийка засмеялась - заразно, горячо, увлеченно.

- Нет, не должна, Двалин, - отсмеявшись, произнесла она. - Я... не знаю, что сказать. Я так удивилась - мы знакомы всего два дня. Я...

Она еще совсем немного постояла, глядя Максу в глаза и словно тая под его взглядом, а затем медленно, как во сне, сделала шаг к мужу, и еще один - но их все еще разделяла пара сантиметров. Миликки медленно подняла руку, коснулась его щеки, наклонилась, несколько мгновений, не отрываясь, смотрела ему в глаза, будто борясь с собой, а потом нежно коснулась губами его губ - раз, другой, третий... То ли не решаясь, то ли не понимая, что делать дальше, и, наконец, замерла, прижавшись к нему всем телом, не отрывая своих губ от его, а затем вдруг крепко обняла его и спрятала лицо у него на шее. Щеки ее горели, а руки, наоборот, стали слегка прохладными.

Двалину показалось, что его со всего маха огрели здоровенным кузнечным молотом по голове, а затем в таком расплющенном виде запихала в тигель и расплавили, превращая в лужицу красного от жара жидкого серебра. Всего-то поцелуй, а сколько от него эмоций и новых ощущений!
А Миликки. Если бы три дня назад ему сказали, что в мире еще остались девушки, которые ведут себя так, не будучи профессиональными актрисами в образе, он бы ни за что не поверил.
- Я тебя обажаю, - счастливым голосом прошептал он и подхватил жену на руки.
- Я не верю, что в мире есть место такому чуду как ты, а потому, очень боюсь неожиданно проснуться.
- Только не щипай меня, - неожиданно попросил дварф, весело, беззаботно и не мене заразительно, чем Миликки, рассмеялся и понес девушку в королевские покои.

Он не торопился, ему нравилось ощущать её вес на своих сильных руках, слышать её дыхание и чувствовать щекой её тепло. И только где-то на самом дне его сознания пошевелился червячек сомний. - Это тебе снится, так не бывает, - прошептал он и умер, захлебнувшись в хлынувшей на него волне счастья.
Так бывает...

На этот раз Миликки не рассмеялась на шутку. Руки ее обвились вокруг шеи Макса, то лбом, то кончиком веснушчатого носа она слегка касалась его щеки и молчала. Щеки ее продолжали гореть, глаза оставались полуприкрыты - казалось, она погрузилась в сон. Послушная, безмолвная, покорная, она позволила всё: отнести себя в спальню, снять с себя кольчугу наручи, поножи и перевязь. Чуть дернулась, когда Двалин не очень аккуратно прислонил к стене колчан и налучь, но ничего не сказала. Лежала, как ее положили, - то глядя, как разоблачается король, то закрывая глаза и отворачиваясь, как будто все происходящее было выше ее разумения и способности воспринимать действительность. Она ничего не сделала, но и ничему не сопротивлялась. Только слегка приподнималась, чтобы поплотнее прижаться к мужу, когда Макс ее целовал, и снова ложилась на подушки, молчаливая и неподвижная.

Несмотря на кажущуюся безучастность, она хотела быть с Двалином, и Макс это ощущал - очень странно, как будто новую часть себя, он чувствовал ее: ее желания, ее страхи, ее стеснение, легкий стыд и всепоглощающую страсть, которой его жене нечего было противопоставить, но и которой она боялась отдаться полностью. Был какой-то барьер, за который она не могла ступить - то ли по обету, то ли по неопытности, - но за который вполне охотно пропускала супруга. Но не могла ответить. Она хотела быть с ним и не могла показать этого, и раздвоенность эта мучила и в то же время радовала ее, как радовало ее каждое нежное прикосновение. В конце концов, она просто прижалась к Максу всем телом и затихла, чувствуя биение его сердца и не имея в голове вообще ни одной мысли. Казалось, она растворилась в своих ощущениях, к которым не знала, как относиться, даже не знала, какими они должны быть, поэтому она их просто молчаливо переживала, позволяя все, но стараясь уклониться от прикосновений, казавшихся ей грубыми, ничего при этом не говоря.

Постепенно соприкосновение со внутренним миром Миликки затухало для Макса, он чувствовал ее все слабее и слабее, пока не потерял вовсе - но к этому моменту первый порыв страсти уже прошел и оба лежали под высоким балдахином, чувствуя, что они все же были очень неправы, что не поели вовремя. Двигаться вместе с тем не хотелось, не хотелось даже громко говорить, чтобы не спугнуть создавшуюся атмосферу тепла и радости, отгороженности от всего мира и полного довольства, постепенно уничтожавшегося под натиском голода, становившегося все сильнее и сильнее. Эльфийка свернулась под простыней уютным калачиком, положив голову на плечо мужу и время от времени накрывала ладонью его руку чуть повыше локтя - то ли играя, то ли бездумно, от нечего делать, - держала минуту-другую и снова отпускала, словно ожидала, что из-под ладони вылетит бабочка. Дыхание ее было ровным, почти неслышным и вся она словно заснула, но в любой момент может проснуться и... Двалин не совсем понимал, что произойдет тогда.

Страх за Миликки, боязнь сделать что-то не так или обидеть девушку своей неосторожностью долго не позволяли Максу просто расслабиться и получать удовольствие, как он обычно это делал с другими пусть не многочисленными девушками. Нет, он не думал об этом, но чувствовал, что в этот раз всё совсем не так... не так, как обычно, наверное. Или, не так, как должно быть? Или, не так, как он думал, что должно было быть? Он попытался понять это, но понял только, что занимается полнейшей ерундой, копаясь в себе, в своих мыслях, своих ощущениях, вместо того, чтобы просто нырнуть в волну страсти, любви и удовольствия и плыть по течению.

Сколько их было до Миликки? Не сложный вопрос - две. Две девушки, которых кузнец так и не смог понять и полюбить, а потому и потерял. Не страшно и не жалко. Сейчас не страшно - он больше не одинок. Он любит и похоже, что любим. Ему хотелось верить, что Миликки его любит. Хотелось, и он верил. Верил, когда целовал её шею, верил, когда приживал её к себе так, как-будто хотел стать с ней единым неразделимым существом. Кажется, он делал ей больно. Осторожней. Чуть-чуть осторожней...

Она прекрасна. Да, в мире нет никого, кто мог бы сравниться с ней... красотой? Наверное, красотой... или всё-таки нет. Нет. Красота - это что-то такое земное, даже наверное приземленное, а в Миликки было что-то другое, что-то, чего он никак не мог уловить. Да, определённо она красива и очень мила, но не только это. Счастье. Полное, всеобъемлющее и от того пугающее и заставляющее болезненно сжиматься сердце счастье. Иногда ему казалось, что вот-вот и он поймет, что же в ней есть такое, от чего он сходит с ума, но каждый раз, когда ему казалось, что он близок к разгадке... Страшно. Страшно, радостно, легко, приятно и больно... внутри больно. Чувства нахлынули на него таким потоком, что он едва смог вынырнуть из них, не оставив на дне своего сознания.

Король очень долго наблюдал за рукой своей жены, не решаясь пошевелиться. Он даже почти перестал дышать, боясь разрушить что-то очень хрупкое. Что-то, чего он кажется так и не сможет понять. Или не захочет.

- Почему так страшно? - спросил Двалин, когда понял, что молчать больше уже не может. Он открыл рот для того, чтобы рассказать эльфийке, как он её любит. Рассказать, как она дорога ему, как мила его взгляду, сердцу. Рассказать, что хочет всегда видеть её рядом, что хочет четырёх малышей, уютный тихий дом... Он очень много чего хотел рассказать, когда открыл рот, но почему-то задал этот странный вопрос, после которого Двалину действительно стало страшно.

- Не знаю... - задумчиво ответила эльфийка. Молчание. Встрепенулась. - Тебе тоже? Странно...

Двалин перевалился на бок лицом к жене, очень грустно улыбнулся, положил широкую ладонь на её щеку и погладил большим пальцем кончик носика Миликки. Улыбнулся чуть радостней.

- Мы потратили всё наше счастье за один раз, вон наверное потому теперь грустно и страшно. Страшно, что оно не вернётся...

- Есть хочешь?

Миликки подняла на мужа странный взгляд. Даже если она хотела сказать, что счастье нельзя потратить за один раз, она этого не сказала. Вместо этого долго смотрела Максу в глаза и, наконец, ответила:

- Да, очень. Я люблю тебя.

И снова смотрит прямо в глаза, словно ждет реакции. Потянулась поближе и остановилась. Ждет...

Очень хотелось моргнуть. Так сильно хотелось моргнуть, что глаза зарезало и от этого на левом выступила маленькая капелька.

- Прости, именно эти слова я и хотел произнести, а задал этот... дурацкий, наверное, вопрос. - Моргнул. - Я тебя очень люблю и очень боюсь потерять. Не знаю почему, но я боюсь. - Он придвинулся ближе, провел рукой, которую так и не убрал с щеки Миликки, по волосам девушки, остановил её на спине Милики.

- А кто у нас будет? Дварэльфик или эльдварфик? - тихо спросил он, притянул к себе жену и не дал ей ответить. Как же приятно её целовать.

На этот раз Миликки отозвалась на поцелуй страстно, с готовностью и самозабвенным упорством. Руки ее нежно обвились вокруг шеи Макса и губы не желали отрываться от его, и, когда все кончилось, она все еще тянулась к нему, желая продолжить ласку и, видимо, не зная, как это сделать и стоит ли...

- Он будет из нашего народа, - вздохнула она. - А как он будет выглядеть - мне неведомо. Никто тебе этого не скажет, все бывает по-разному, может и полуросликом выйти или гномом. А может и великан родиться или тролль, только давно этого не было у нас.

Она вздохнула и, не выдержав, снова поцеловала Двалина.

- Мне так хорошо с тобой, - еле слышно вздохнула она. - Даже когда... все плохо, все равно хорошо. Ты умеешь все ставить с ног на голову, чтобы все было правильно даже, когда все неправильно... - сумбурно объяснила королева.

- Забавно, а я всё голову ломал, как это эльфийке позволяют выходить за муж за дварфа, - прошептал Двалин, улыбнулся и снова поцеловал свою милую и такую нежную Миликки. Ему очень хотелось не только говорить о любви словами, но и как-то по другому выражать свои чувства. Ему очень хотелось, чтобы она поверила в них и никогда не сомвалась. Макса переполняла нежность, и он "отправлял" эту нежность в руки - мягкая тёплая бархатистая кожа на спине девушки, шелковистые и чем-то очень приятно пахнущие волосы, шея, щека, губы...

- Котёнок, - выдохнул Двалин, прижал Миликки к себе и вместе с ней перевернулся на спину. Теперь её можно было ласкать обеими руками.