Маленькая мёртвая принцесса, Вступление для Эвелин (Осень)

Эви проснулась от звука шагов: мимо её комнаты прошёл один из слуг. Прошёл осторожно, тихо, почти крадучись. Старые половицы тихо вторили ему еле слышным скрипом. За окном мерно шелестели ветви деревьев, а где-то далеко фоном шумел город. Кажется, перекрикивались или пели какие-то люди, но это звучало некрасиво и неинтересно. Гораздо интереснее было слушать дом. Где-то внизу собирался ко сну ещё один гуль — дневной сторож. Стив был в соседней комнате: Эви отчётливо слышала шорох пера, аккуратно выводящего изящные буквы. Это было сравнимо с музыкой, никакой компьютер никогда не сравнится с чем-то подобным.

В состояние полудрёмы ворвался стук в соседнюю дверь и звук голосов сира и слуги:
— Да? — мелодичный голос Стива звучал чуть задумчиво.
— Господин Мэтьюс, вам звонок от мисс Кемпбелл...

Кажется, намечалось что-то интересное. Эвелин открыла глаза. Сквозь плотно прикрытые шторы просачивался тусклый свет уличных фонарей, слегка покачивался в лёгком сквозняке полупрозрачный балдахин. В воздухе кружили одинокие пылинки, крутясь в потоках воздуха будто в бесконечном флирте, разбегаясь и сближаясь, но никогда не сталкиваясь друг с другом. Эви не заметила, как пролетело время. Кажется, Стив уже успел спуститься вниз и поговорить с сенешалем, и теперь возвращался. Мягко щёлкнула дверная ручка, когда он вошёл в комнату.

— Эви, пора просыпаться. Ты же хотела выбраться куда-нибудь? Эш приглашает нас сегодня заехать в элизиум, хочет сделать одно объявление. Я, кажется, даже знаю, о чём.

По нежным губам пробежала едва заметная мягкая кокетливая улыбка. Девушка перевернулась на другой бок и натянула одеяло до самого подбородка, делая вид, что сладко спит.
Каждый вечер повторялась одна и та же милая игра, но каждый вечер в ней были свои чувства, свои эмоции и своё очарование. Вот сейчас он подойдёт и сядет на край кровати, аккуратно подобрав свешивающееся одеяло, проведёт рукой по золотистым волосам, улыбнётся. Эви всегда чувствует, когда Стивен улыбается. Потом его холодные пальцы нежно коснутся её обнажённого плеча, сдвигая край пушистого одеяла, она вздрогнет, но не откроет глаза, продолжая притворяться. Тогда он наклонится к спящей и она будет купаться в восхитительном запахе его волос, его кожи, его одежды. Как же волшебно он пахнет! Этот девственный аромат старой бумаги, острый мускус чернил и едва ощутимый запах шёлкового переплёта. Холодные губы нежно прикоснутся к чистому белому лбу, обрамленному спутанными со сна кудряшками, она распахнёт длинные пушистые ресницы, и в больших небесно-голубых глазах будет играть невинная улыбка. Её мягкие тёплые губы трепетно прижмутся сначала к холодной щеке, даря сладкий поцелуй, а потом робко, но чувственно, к шее. Мгновение и оба потонут в истинно вампирском экстазе бессмертного поцелуя. Разве можно подобрать описание этому всепоглощающему порочному и смертоносному восторгу?
Затаившись под одеялом, Эвелин слушала, как мягко шуршат по ковру его лаковые туфли, как жадно скрипит кровать, не желающая соперников в обладании её телом. Привычный холод его рук, чувственная нежность его губ, терпкая сладость его холодной крови. Всё такое привычное и такое волнующее, словно всё это происходит впервые.

— Конечно, — она томно положила голову ему на грудь.
— Я с удовольствием поеду. А как мне одеться сегодня, если ты знаешь, что за повод?
Ей было хорошо быть с ним. Незаметно для себя, она ласково гладила его сильные руки, обнимавшие её тонкую талию.

Стив аккуратно приподнял девушку под руки и внимательно рассмотрел долгим, слегка игривым взглядом. Он любовался своим дражайшим дитя, а Эви могла свободно купаться в его чувственном внимании. Наконец, во взгляде сира появилась определённость, которую он сразу же озвучил:
— Это не официальный приём, но приедут и другие. Нет нужды одеваться торжественно или официально. Я думаю, идеально подойдёт то зелёное платье, которое я подарил тебе на прошлой неделе.
Стивен улыбнулся, глядя, как завороженно Эви слушает его мягкий проникновенный баритон, и продолжил:
— Эш хочет видеть нас, чтобы рассказать об одном важном событии, которое ждёт всех сородичей города. Потом мы немного посплетничаем и поедем готовить тебя к этому событию. Нам нужно будет подобрать платье и немного украшений, чтобы ты выглядела у нас так, как тебе полагается: самой прекрасной и совершенной в этом городе!

Едва ли не мурлыкая, Эвелин легко вспорхнула с уютных колен сира и, нежно поцеловав его холодные губы, грациозно протанцевала к шкафу. В каждом движении её тонкого тела, едва скрытого дорогой батистовой сорочкой, жила чувственная нежность в чудном коктейле с девичьей чистотой. Ощущая каждый взгляд Стивена на своём красивом теле, она наслаждалась его вниманием, как кошка ласковыми руками хозяина.
Скинув полупрозрачную невесомую ткань, девушка кокетливо провела ладонями по бёдрам, любуясь собственным отражением в зеркале, и театральным жестом распахнула дверцу, за которой скрывалась небольшая комната, содержимое которой стоило целое состояние.
— Зелёное великолепно! Мне кажется, что к нему идеально подойдут те золотистые туфли, которые ты подарил мне в прошлом месяце, — голос Эви звучал глухо, путаясь в дорогих ярких одеждах.
— Или лучше васильковые туфли и то чудное колье с небесными сапфирами?
Светловолосая головка показалась из проёма.
— А может эти милые рыжие замшевые сапожки и это пушистенькое лисье манто? К нему чудно пойдёт тот милый жемчужный браслет с молочным опалом.

— Нет, золотистые мне не нравятся, — легко подхватил традиционную игру Стивен, — а вот с рыжим ты угадала. Именно то настроение, которое нужно...
Одевание Эви могло продолжаться хоть всю ночь. Иногда они так и не покидали дома, увлёкшись взаимным любованием. Но в этот раз впереди предстояла достаточно важная встреча, и поэтому сир был чуть более сосредоточен, и смог достаточно быстро определиться со своими желаниями. Украшения он вообще предоставил выбирать самой Эвелин, и пока девушка подбирала что-нибудь подходящее среди полок с бесчисленными богатствами, успел переодеться сам. Она ещё выбирала между двумя ожерельями, каждое из которых призвано было подчеркнуть её по-разному, когда сир вернулся. Стив оделся почти по-домашнему: классические мягкие тёмные брюки, лёгкий кашемировый свитер с воротничком под горло, минимум украшений. Он излучал атмосферу спокойствия и уюта, от которой Эви захотелось утонуть в его объятиях навеки.
— Ты готова? — спросил он, — нам уже пора ехать.

Платье мягко шелестело дорогой тяжёлой тёмно-зелёной парчой, а украшения мелодично позванивали под тонкими пальцами, словно причудливый музыкальный инструмент.
Голос Стивена заставил Эвелин вздрогнуть.
— Да, конечно, я почти готова.
Казалось, что девушку что-то опечалило, какая-то мысль, заставившая задуматься глубже, чем хотелось, какое-то надорванное ощущение, какое-то воспоминание, ушедшее так далеко, что почти исчезло за горизонтом памяти и его никак не удавалось разглядеть, но почему-то очень хотелось.
— Сейчас...
Она достала из шкатулки витую цепочку с изящной подвеской из красного золота с россыпью тёмных изумрудов и роскошным рубином в центре, сочным, словно капля крови. Ловко застегнув маленький замочек под золотистыми кудрями, девушка потянулась к плотному мешочку из чёрного бархата, где скрывались причудливые парные браслеты из золотой проволоки с тёплым медово-солнечным русским янтарём.
Девушка закрыла шкатулку с россыпью драгоценностей и убрала на одну из полочек. Там же стояла небольшая армия разноцветных миниатюрных флаконов, от каждого из которых тянулся изысканный букет. Опустив длинные золотые ресницы, она очень мило принюхалась, словно пробуя запах на вкус. Не открывая глаз, Эви протянула руку и, казалось, наугад, взяла изящный флакончик из дымчатого топаза. Как только она сняла узорную серебряную пробку, по комнате разлился волшебный аромат сандала и розы, гордый, дорогой, но чувственный и нежный. Несколько отточенных до совершенства движений и духи окутали девушку лёгкой вуалью.
Эвелин повернулась к Стивену и улыбнулась, нежно, но немного печально. В этот момент она казалась печальным ангелом, запутавшимся в яркой сентябрьской листве.
— Я нравлюсь тебе?

— Ты божественна! — в глазах Стивена горела искренняя убеждённость, способная изменять мир. Сир галантно протянул Эвелин руку, и, когда девушка вложила свою аккуратную ладошку в его, нежно и уверенно увлёк за собой. По старой мелодично скрипящей лестнице они спустились в холл, где их уже поджидал слуга, неподвижный, словно восковая статуя в музее современного искусства. Но стоило сородичам подойти поближе, как он ожил, снимая с вешалки верхнюю одежду. Стив изящным движением накинул на себя лёгкий осенний плащ, забрал у слуги зонт-трость с чёрной полированной рукояткой и вывел Эви под сияющее отражённым городским светом ночное небо.

Моросил едва заметный дождик, но Стивен всё же укрыл своё дитя под зонтом пока провожал до машины. Он галантно открыл дверь серого Астон Мартина, помогая своей даме сесть в мягкое кожаное кресло. Сам примоген тореадор занял водительское место — Стив любил водить и редко доверял это кому-то другому. Машина легко тронулась с места, погружая Эви в крутящуюся картину сменяющих друг друга городских пейзажей: старые дома, прогуливающиеся люди, виднеющийся где-то вдалеке шпиль главной башни Замка Эдинбург. В облаках над ночным городом отражались сотни огней, свет фонарей сплетался в причудливые картины, а постепенно усиливающийся дождь хлестал по стеклу, создавая невероятное ощущение комфорта.

В машине было почти так же уютно, как в личном кабинете Стивена, где Эвелин чувствовала себя маленькой девочкой на коленях у отца. Нежность и чувственность до сих пор не ушли из их отношений, а расцвели новыми красками после становления, но в этих двух местах она чувствовала себя ребёнком, маленьким ребёнком рядом с взрослым опытным мужчиной, знающим всё на свете, большим и сильным. Никогда она не чувствовала себя окружённой такой заботой, никогда и никто не был для неё так дорог как он.
В салоне пахло натуральной кожей и пьянящим красным мускусом, к которым примешивались горькие запахи машинного масла и бензина. Капли барабанили по стеклу, медленно стекая, искажая отсветы фонарей и окон.
Девушка куталась в уютный рыжий лисий мех, выхватывая образы, пролетающие мимо, задумчиво перебирая браслеты, украшающие тонкие запястья. На лице блуждала мягкая печальная улыбка.
Она любила Стивена, любила так, как никого и никогда, всем сердцем. Но с тех пор, как он забрал её жизнь, там, у алтаря церкви Вестминстерского аббатства, на глазах у десятков вампиров, что-то неуловимо изменилось. Возможно, так и должно быть, ведь фактически она умерла, но она боялась, что дело не только в этом. Но в чём? Или, быть может, произошедшее отразилось на ней гораздо сильнее, чем ей кажется? Эвелин давно хотела поговорить об этом, но никак не могла подобрать слов.
Вот и сегодня она лишь задумчиво молчала.

Стивен, кажется, решил поддержать затею Эви и также на протяжении дороги не проронил ни слова. Он изредка кидал на девушку взгляды, но всё-таки старался не отвлекаться от дороги: проклятье в таких случаях могло быть действительно опасным. Дорога пролетела в считанные мгновения, и вот из забытия Эвелин выдернул лёгкий толчок — машина въехала на территорию отеля. Стив изящно подвёл астон мартин к лестнице, где уже поджидала пара швейцаров с большими зонтиками. Но он остановил подавшихся помогать смертных одним изящным жестом руки, вышел сам и помог выйти Эви. Машину, в отличие от своего дитя, примоген Тореадор мог доверить персоналу гостиницы, и один из швейцаров отправился отгонять её на стоянку.

Внутри холла как всегда царило гармоничное сочетание роскоши и уюта: мрамор переливался, задавая приятное настроение, а дерево и кожа дополняли атмосферу некоей домашней ноткой. Стивен не стал сразу же направляться к лифту, а вместо этого подошёл к стойке и уточнил:
— Доброй ночи, Энтони, как проходит смена? Как господин Мейер?
— Всё в порядке, господин Мэтьюс, гости уже начали собираться, а господин Мейер...
Кажется, он говорил что-то ещё, но Эвелин отвлеклась на висевшую над стойкой картину. В широкой деревянной раме висело полотно, изображавшее в серо-синеватых тонах охоту на оленя. На переднем плане несколько борзых загоняли несчастное животное без жалости и сострадания. Где-то на заднем плане виднелись люди, но они здесь представляли лишь фон. Основным действующим лицом оставался загоняемый олень: автор необыкновенно хорошо передал выражение тоски и безысходности в глазах чувствующего наступление своего смертного часа животного.
— Эви? — мягкая холодная ладонь Стива прикоснулась к щеке девушки, заставляя её вздрогнуть, — Пойдём, часть гостей уже собралась.

Жёсткие импульсивные мазки, словно упивающиеся происходящим на полотне, стирали охотников и загонщиков, оставляя несчастное животное один на один со своим страхом, со своей болью, на пороге смертного часа. Гордый олень, хозяин английских лесов, бог древних друидов, был охвачен смертным страхом, но не прекращал борьбы. Девушка ощущала эту боль, как свою собственную, она пробирала холодом до самого сердца, даже густой лисий мех не спасал.
Несмотря на пугающе-внезапное вторжение, заставившее вздрогнуть всем телом, Эвелин была благодарна Стивену, что он вырвал её из этой опутывающей сети страха, воспетого в красках умелым художником.
— Да, конечно, идём скорее, — она нежно улыбнулась сиру и трепетно прижалась к его широкой груди.

Стивен довёл Эви до лифта, сразу же приветливо распахнувшего свои двери под лёгкий звоночек нажатой кнопки. Надо было отдать должное, даже здесь Малкольм не пожалел денег и сил. Это был просторный лифт, с безупречно зеркальным потолком. Внутри играла, отражаясь от стен едва слышным эхо, приятная музыка. Посередине дальней стены журчал небольшой фонтанчик, а по обе стороны от него стояли два кресла. Нечасто можно было увидеть такое внимание к помещению, в которым ты проводишь одновременно не больше полуминуты подряд. Лифт поднял сородичей до закрытого 13 этажа. Там их встретил как всегда идеально выглядящий дворецкий, забрал верхнюю одежду и пропустил во внутренний зал Элизиума, где уже собралась немалая часть сородичей города.

// Перемещение