Укус дуплетомАвтор:
ГрэгСоюз морских Красавиц и глубинного Чудища:
Мрачное королевство
Авантюрное королевство
Королевство Лирики
Столица городского фэнтези-
Юнгу Армана любила вся команда. Капитан так и говорил: «Арман – наш талисман. Когда он весел – море спокойное. Кто Армана обидит – шкуру спущу». Кулаки у капитана острые злые. Сколько носов набок свернули, сколько челюстей покрошили. Только, по чести говоря, никто юнгу обижать не собирался. Был он мальчишка справный, не лодырь и не попрошайка. Веселый и шебутной, песни про море пел. За что его не любить?
Да только однажды взял да и пропал Арман. Последний раз его кормчий видел ночью, когда малец к гальюну топал. Весь корабль обыскали – сгинул юнга.
Закручинились моряки, те, кто послабее – слезу пустили. А на капитана и смотреть страшно. Ликом почернел, глаза запали. Оно ведь как? За сына ему Арман был. Кто-то даже видел, как капитан пистолет теребил и на кинжал задумчивые взгляды бросал. Худо дело, одним словом. Нельзя, чтобы тоска в сердце корни пустила. Тут и вспомнил боцман про старого кока, Исаака. Тот до морской службы книжки писал. Учёный человек и язык подвешен. Кто, как не он, матросов развлечёт и от мыслей дурных отвадит.
– Это можно, – согласился кок. – В моём городке особо ценились истории о кровососах. Любят люди про всякую страхоту слушать. Я этих историй две сотни насочинял. Могу хоть полгода их пересказывать.
На том и порешили. Вечером расселись моряки вокруг старого кока. Тот подождал, пока тихо станет, и заговорил как по писанному:
Охотник на вампиров Виктор Гарлик застыл над гробом. Значит, бельмастый Исхак не соврал, когда по секрету шепнул о логове кровососа. Старик продешевил. За этого мертвяка Виктор получит вдесятеро больше от святой инквизиции. Да еще бургомистр наверняка добавит пару талеров от себя лично.
В гробу, больше похожем на узкий ящик, окостеневший мертвец кое-как сложил негнущиеся руки поверх грудной клетки. Ребра, едва прикрытые мочалистой ветошью, торчали как у разделанной рыбы. Засохшая голова щерилась безгубым ротиком, а сморщенные синюшные веки напоминали мятую бумагу.
Словно зачарованный, Гарлик достал заготовленный осиновый кол и замахнулся.
– Кто здесь?… – зашептал обреченный упырь, со сновидческой медлительностью выбираясь из гроба, шурша и скребя серо-коричневыми когтями по дну ящика. Он подслеповато щурился и вертел лысой головой с остатками седых волос на темени.
– Твоя смерть, нечисть – скороговоркой отозвался Гарлик, наваливаясь всем телом на такого хрупкого по виду врага, вдавливая кол в мёртвую плоть.
Хрустнули старые кости, упырь со звуком попираемого хвороста упал обратно в свой ящик. Из груди торчала потрескавшейся пробкой деревяшка кола. Гроб заполнялся чешуйками, сором, трухой – упырь распадался подобно сушеной рыбе в руках умелой хозяйки.
– Угомонился, – утер вспотевший лоб Виктор Гарлик.
Сбоку от него послышался негромкий писк. Охотник вздрогнул. Толстая летучая мышь, по-человечески ловко орудуя лапками, забралась на верхнюю балку. Темная до синевы хижина на краю брошенной деревни служила пристанищем не только почившему навеки упырю, но и другим мрачным тварям. За живность, пойманную в склепе кровососа, кудесник Дарлин обещал хорошо платить. Летучая мышь показалась очень кстати.
– Кс-кс-кс, – поманил её Виктор.
Та недовольно облизнулась, а потом зевнула, вздыбив морщинистый носик. Охотник на нечисть не заметил, что полоса света, приютившаяся под дверью, пропала. Пока он приманивал летучую мышь, другой охотник, Питер Тоттен, ничего не зная о своем предшественнике, взводил арбалет. Серебряный болт не впервые пробивал грудь оживших мертвецов, отправляя их обратно в преисподнюю, всякий раз принося хозяину солидное вознаграждение в купе с всенародной любовью горожан.
Там впереди было древнее зло. Черная тень двигалась, скрипел деревянный пол. Мертвец делал странные пассы руками, словно подзывая кого-то. Питер поднял арбалет и прицелился. Палец плавно потянул спусковой крючок.
Серебряная стрелка с визгом вонзилась в худую спину, обтянутую чёрной кожей. Упырь глухо охнул и повалился вперед. Возможно, он еще жив. Болт короткий, мог и не достать до сердца. Тоттен рванулся к врагу, сжимая в кулаке вторую серебряную стрелку. Схватил кровососа за шиворот, повернул лицом к себе, да так и застыл замахнувшись. Это был не упырь. На Питера глядели безумные глаза Виктора Гарлика. Конкурент силился что-то сказать, но изо рта хлынула кровь, лицо стало стремительно бледнеть.
– Виктор, я не хотел, – прошептал испуганный Тоттен. – Как же так? Почему ты здесь?
– Гадина! – выплюнул ему в лицо умирающий. – Это моё… моё золото.
– Я отвезу тебя к лекарю, – запинаясь пообещал Питер и вдруг охнул от боли. В животе его торчало лезвие ножа. В глазах убийцы мелькнуло торжество и … исчезло, уступая место равнодушной умиротворённости. Гарлик обмяк и распластался на полу.
Питер дрожащими пальцами ощупывал костяную рукоять и не решался вытащить из тела. Как же больно. Сердце бешено билось в висках, сотрясая человека от головы до кончика ног. Горячая жижа тонкой струйкой стекала на штаны.
« Я умру, – решил Тоттен. – Истеку кровью. Мне срочно нужно к лекарю». Он попытался встать, но ноги сделались тяжелыми и непослушными. А ещё стало сухо во рту. Нестерпимо хотелось пить. И кружилась голова.
Словно в тумане он увидел, как уродливая летучая мышь проползла по потолочной балке, сложила перепончатые крылья и рухнула точно в гроб, взметнув коричневую пыль и какие-то серые чешуйки.
Глаза человека подернулись предсмертной дымкой, он равнодушно взирал на поднимающуюся на ноги высокую фигуру. Не сопротивлялся, когда сильные руки встряхнули его, как тряпичную куклу, заставляя запрокинуть голову, не удивился холодному и мокрому прикосновению к шее, и тихо вскрикнул, ощутив острую, как укол иглы, боль…
Уборщик Исхак протирал испачканную вином столешницу, когда его бельмо неожиданно зачесалось. А потом оно исчезло будто и не было. На не слишком трезвого постояльца зыркнул выпуклый, как у жабы, глаз с вертикальным кошачьим зрачком. Постоялец охнул и перекрестился, но видение уже исчезло. Бельмо было на месте. А старый Исхак старательно водил тряпкой по почерневшим дубовым доскам.
«А я здорово нажрался», – покачал головой забулдыга, шатаясь вылез из-за стола, и направился к выходу.
Заторопился и сам Исхак. С поклоном и угодливой улыбкой выпросил разрешение у хозяина ненадолго отлучиться, и покинул таверну. Зов был силён, как и неукротим, затопивший сознание голод. У старика мерзли ладони, а потому он носил перчатки, но даже крепкая телячья кожа не могла удержать рвущиеся наружу когти. Там, на краю мёртвой деревни, его ждал роскошный ужин. Два мёртвых дуралея, чья горячая кровь ещё не успела остыть.
Рассказчик умолк и с улыбкой уставился в серые палубные доски. Долгое время все молчали. Наконец, один из молодых матросов не выдержал:
– Выходит, два упыря было? Один заманивал охотников, а другой убивал? А как же первый мертвяк выжил, если ему в грудь кол осиновый воткнули?
Кто-то ответил:
– Он в летучую мышь обернулся.
– Как он мог обернуться, если его пригвоздили? – не сдавался упрямый морячок.
Исаак не вмешивался в спор. Кряхтя поднялся и похромал к фальшборту. Облокотившись на планширь, задумчиво следил за плывущей над волнами луной. Она освещала море голубым призрачным светом, а отражение на волнах казалось спасительной узкой дорожкой через мёртвую чёрную бездну.
Капитан подошёл к старику и встал рядом.
– Мне понравилась твоя история. Упыря в рассказе зовут Исхак. Очень похоже на Исаак. Да и бельмо на твоём глазу наводит на размышления. Словно про себя рассказывал. Нарочно пугаешь дурней?
– А незачем ко мне на камбуз лазить, – рассмеялся старик. – Пусть боятся.
– Моряки – народ суеверный. Гляди, чтобы тебя осиновым колом не приласкали.
– Я всю осину давно сжег, – парировал кок. – А серебра у этих голодранцев отродясь не водилось.
Капитан хохотнул и неожиданно погрустнел:
– Знатно ты байки травишь. Слушал бы и слушал. Представляю, как бы они понравились Арману. Бедный малыш. Как его угораздило за борт упасть. Каждую ночь о нём думаю. Умный был. А какой красивый. Лет через пять все портовые девки от него бы головы растеряли.
– Даааа, – согласно протянул кок. – Очень красивый. – Он представил себе мальчишку и облизнулся. Нежный, как девочка, с бархатными щечками, а какой кровяной…
Исаак изобразил горестный стон и поспешно отвернулся, чтобы скрыть от собеседника некстати выросшие клыки…