Странник
Владыка Тьмы Сообщений: 5426 профиль
Репутация: 80
|
Он точно слышал от кого-то, что степь по весне – великое чудо. Унылое, бескрайнее море пыльной травы вдруг превращается застилающий целый свет пестрый ковер, сотканный из цветущих наперебой растений, и все они спешат прожить свою короткую жизнь, пока солнце еще не вошло в полную силу. Но то ли северянин пришел не ко времени, то ли год выдался неудачный – вместо захватывающей дух красоты его встретила сухая трава, которая, как и он сам, не смогла набрать полный рост. Жестокое солнце, которое так донимало его на дороге, здесь, казалось, просто взбесилось и вознамерилось зажарить живьем все, что посмело выползти на эту огромную сковородку. И надо сказать, что ему это неплохо удавалось. Тут и там северянин видел следы этой бескровной бойни – мертвых зверьков, не сумевших отыскать другой водоем взамен пересохшего, туши павших коней, овец, а порой коров и даже яков. Попадались и люди. Падальщикам здесь был пир, но на этот пир забыли подать воды, так что засуха убивала и своих жрецов так же, как и жертв.
Однако, сколь бы ни была жестока погодная немилость, назвать степь безлюдной было нельзя. Выход к оседлым землям стерегли, но дозорные, которых чужак увидел вдали, не тронули его – то ли не могли оставить своего места, то ли не посчитали, что безумец, решивший идти в степь пешком и почти налегке, стоит того, чтобы гонять за ним коней. Он шел почти час, не так уж долго, но достаточно, чтобы понять: как ни береги воду, взятую с собой в дорогу, тому, кто хочет выйти отсюда живым, понадобится запас побольше.
Когда трава не выше ладони, в степи, плоской, насколько хватает глаз, ничто не происходит внезапно, но кое-что случается неотвратимо. С того момента, когда северянин почувствовал на себе взгляд, а обернувшись, увидел всадников, у него уже не было шанса ни скрыться, ни убежать. От множества конных отделились трое, и хотя взрослые мужчины смотрелись довольно забавно верхом на линяющих лошадках с короткими ножками, эти кони размером с хорошего эркаратского волкодава бегали быстрее человека. Особенно быстрее человека, которого, еще и суток не минуло, остервенело били ногами.
Ему издали спутали ноги броском трех камней, связанных между собой веревками, и так же, не подходя вплотную, захлестнули шею ременной петлей, затем второй. Охота на человека шла отлаженным, привычным чередом, а поскольку жертва даже не сопротивлялась, дело это было немногим более волнительным, чем выдергивание морковки из грядки. Похитители случайных путников - смуглые плосколицые мужчины, жилистые, такого же невысокого, как он сам, роста, разряженные, как на праздник, в меха и плотные, подбитые чем-то шерстяные халаты с яркими узорами, вооруженные луками, копьями и кривыми клинками. Держа пленника на двух растянутых ремнях, они рассматривали его, как невиданного зверя, цокали языками, щурили и без того узкие глаза, говорили на непонятном языке, пока наконец старший, у которого шапка была увенчана ярко-желтой тряпкой, не прекратил веселье. Так северянин пополнил свою коллекцию знаний о том, как звучит приказ заткнуть пасть и двигать вперед на всех языках мира.
Подойдя ближе к остальному отряду, он увидел еще девять конных, шесть вьючных лошадок с ними и троих заводных. Ему связали руки, заодно сняв все лишнее, кроме обуви, штанов и нижней рубахи, повязали голову тряпкой, явно лучше некоторых понимая, что солнечный удар убьет эту диковинку быстрее и надежнее меча, вновь разглядывали и дивились такой невидали, как человек с белыми волосами. Насчет белой кожи надо было еще догадаться, потому что там, где она не была синей или черной от побоев, она стала красной от солнца. Спор вышел, насколько мог понять не знающий языка, о том, что он задержит продвижение отряда: для наглядности его заставили пройтись туда-обратно, и заплатят ли за этого человека достаточно, чтобы с ним стоило возиться, а не прирезать прямо на месте. С одной стороны – по меньшей мере, выглядит забавно, с другой – весь побитый, хромой, и по всему видать, не отличается покорным нравом. Конец спору положил глава отряда, на взгляд северянина – брат-близнец остальной дюжины, только с красной тряпкой на шапке. Он жестом велел добыче взобраться на заводного конька мышастой масти, так же знаком дав понять, что если белый гость не справится или не захочет подчиниться, то будет убит на месте вот этим вот копьем. Других пленных в отряде не было, зато степняки везли с собой вещи, как будто не вылазку делали, а снялись с насиженного места, и явно были чем-то обеспокоены. Впрочем, тряский шаг Мышастого довольно скоро избавил северянина от способности сосредоточиться на красотах степи или поведении ее обитателей.
Три или четыре привала спустя, когда ему позволяли ненадолго упасть на землю, однообразие степи, из-за которого казалось, что отряд развлекается бегом на месте, было нарушено темной полосой вдали. Стали чаще попадаться встречные и попутчики, тоже на конях или с повозками. Пешком здесь ходили только пленные, тягаемые на таких же ремнях за лошадьми. Северянина тоже заставили спешиться, чтобы кто-то случайно не принял его за важную особу. Так они вступили в пределы не то огромной стоянки, не то места условленной встречи – бескрайнее море круглобоких шатров победнее и побогаче, лошади, лошади, халаты, пестрые ткани, узкоглазые люди, женщины с черными змеями кос, снующие под ногами дети, трескотня чужой речи, улицы и площади вытоптанной земли среди палаток, вкопанные в землю столбы под травяным же навесом. Северянин провел у такого столба под охраной не менее двух часов, и все шло к тому, что здесь он и заночует, как вдруг его поволокли в большой шатер и поставили на колени перед большим начальником – пожилым степняком, по-настоящему богато одетым и окруженным, как любой обладатель даже небольшой власти, множеством прихлебателей. Уже знакомый старшина совал ему под нос его же новенькую верительную бирку что-то спрашивал у него на своем языке, на том, что господствовал в землях льера Бриана и на каких-то еще, но северянин не понимал ни слова. Наконец, степняк в отчаянии развел руками, а его господин впервые проронил несколько слов. Ждать пришлось изрядно, но в конце концов подручный вернулся с еще одним кочевником. Этот заметно отличался от прочих: был одет беднее и по другой моде, явно недолюбливал и высокого хозяина, и его людей, смотрел волком, но не имел возможности отказаться от вежливого приглашения. Только когда ему указали на белого пленника, глаза чужака на мгновение стали такими круглыми, что можно было подумать, он просто притворялся до сих пор, что рожден в степи. Впрочем, толмач, а это был толмач, быстро взял себя в руки. Первым делом он снял с пояса бурдюк с водой и достал из-за пазухи кусок сушеной конины, вручил все это пленнику, затем начал перебирать разные языки, внимательно наблюдая за своим немым собеседником. Некоторые из них казались северянину знакомыми, но он все равно не мог вспомнить значения слов. Некоторые слова казались именами, которые он когда-то слышал, но забыл. Время шло, хозяин терял терпение. - Эй, Теперь-не-воин, если б моя знать, что твой дурная голова завести тебя в такой беда, я бы отрезай ее сразу, - наконец сказал толмач на торговом. Голос звучал грубо и повелительно, словно приказ склониться перед величием, поцеловать кому-нибудь сапоги и вообще проникнуться благоговением. На плоском лице, напротив, отражалась лихорадочная работа мысли и такой знакомый расчет: «скольких я успею положить, если начну бой прямо сейчас». По всему выходило, что немногих. – Я твоя не вытащить. Не сейчас. Держись. Господин Тасай – человек хана. Если твоя молчать, то ехать прямо к хан, а там нет никакой надежда. Скажи ему, что он хочет. Тогда они продай тебя обратно в зеленую землю. Люди Тасай, которые найти тебя, бежать от большой отряд воин, который вдруг вернуться на земли каменных домов. У тебя знак человек, который считай эти земли своими. Хан Торн. Откуда? Сколько их? Зачем они посылай в степь такой глупый шпион?
|