Холодные камни, поиски Экорна

Ночь уже почти догнала его, мокрый ветер, моросящий дождь шел рука об руку с Экорном, юным лекарем из селения Уи Каэсси, который был один на один с новым знанием - тяжелым грузом безродности. Он был в пути уже много дней, шел, не оборачиваясь, почти потеряв сон - каждую ночь он шел, пока не становилось совсем уже темно, и, устраиваясь на ночлег, подолгу лежал, вглядываясь в небо, ожидая рассвета.

Небеса догорали в темно-красных угольях, которые остывали и становились серой туманной золой. Слушая, как утихает озабоченная дневная болтовня лесной живности, он сам себе казался перелетной птицей, забытой стаей. И его также неумолимо тянуло прочь от дома, где он провел почти всю жизнь. Где-то здесь 16 лет назад его нашли охотники племени. Маленького, потерянного и забытого крошку. Почему они подобрали его? Почему он выжил тогда? Этот и многие другие вопросы жалили Экорна все сильнее и сильнее. Где-то здесь должна быть хотя бы часть ответов.

Мокрая одежда липла к телу, в башмаках противно хлюпало, но ни чего этого Экорн не замечал. Радостное возбуждение охватило его, когда шестым чувством, что до сих пор, безошибочно вело его к цели, он ощутил близость того самого места, где началась история его жизни, и где он мог найти хоть какие-то подсказки, для того что бы начать свои поиски.
Смеркалось. Любой здравомыслящий человек дождался бы утра, но Экорн был слишком увлечён своей идеей, чтобы рассуждать здраво. Он не знал, что хочет здесь найти, но в то же время понимал, что бы здесь не произошло тогда, вряд ли сохранились какие либо материальные свидетельства, но был уверен - лес помнит всё. Это огромный единый, но одновременно и многоликий живой организм, существо со своими внутренними, никому не доступными законами бытия. Ни добрый, ни злой, однако непостижимый и непредсказуемый. Лес помнит каждый листик, каждую хвойную иголочку, и ничего не забывает. Ответ получить просто, главное правильно задать вопрос.
Осмотревшись, парень скинул заплечный мешок, и направился к раскидистому дубу, который показался ему подходящим для «ритуала». Он снял меховой жилет, затем рубашку, и, оставшись голым по пояс, обнял шершавый, мокрый, но тёплый ствол лесного исполина. По худому, нескладному телу пробежала дрожь, но не от холода, от нетерпения. Никогда раньше он не проделывал подобного, слышав, об этом только от учителя, и не представлял, что, собственно, делать дальше. Раз за разом повторял он вслух и мысленно просьбу, сказать или показать то, что произошло здесь тем далёким днём, гладил морщинистый ствол, и ждал.

Когда Экорн прикоснулся к древесной коре, его руки будто бы обрели глаза - он чувствовал ладонями тонкие жилы, проходящие под кожей дуба, едва заметное биение того, что было аналогично его сердцу, сливающийся в единый порыв дыхание сотен листьев. В какой-то момент ему подумалось, что его имя дано ему неспроста, но тут же он понял, что ошибся - исполинское дерево не признавало его своим. Он был чужим, прохожим, до которого дубу не было никакого дела.

На притихший лес опустилась ночь.
После многих бесплодных попыток дозваться до дерева-гиганта Экорн наконец сдался. Обессиленный, раздавленный неудачей, он тяжело опустился у дубовых корней. Радостное возбуждение сменилось отчаянием, навалилась усталость. А самой страшной была мысль, что его поиски закончатся, так толком и не начавшись, что придётся вернуться. Нет, он любил людей вырастивших и вскормивших его, он очень многим был им обязан. Но последнее время он только и думал, что о родителях, мечтал о встрече. Мысль, что их может уже не быть в живых, Экорн не допускал. Теперь же всё смешалось, и голова пошла кругом от нахлынувших неприятных видений.

Постепенно сознание его туманилось, мысли текли своим потоком предоставленные самим себе. Ему казалось, что тело его теряет свои очертания и будто бы растворяется в окружающей темноте, погружаясь в землю, в корни дуба... Он чувствовал сознание этого растения, замкнутого на самом себе, на своем потомстве, на мысли о своем величии - может, разыгралось его воображение, но вполне четко ощутил желание мирового господства, исходившее от этого растения. Заполонить собой и своими потомками всю землю... Неудивительно, что ему не было никакого дела до маленького человечка у его корней. Единственный, кого он признавал, кроме себя и своих противников был...

Экорн вздрогнул и очнулся, когда увидел этот образ. Высокий человек, голову которого венчало два раскидистых золотых оленьих рога. Уши у него были тоже оленьи, и некоторые черты лица были более присущи этому животному, нежели человеку. Мощный обнаженный торс был перерезан множеством старых шрамов и странных рисунков, ни разу не виданных Экорном ранее.

Явление образа выдернуло Экорна из забытья, причиной которому стало чрезвычайное переутомление, застонав, он, открыл глаза, и попробовал приподняться, придерживаясь за древесный ствол. Ценой кратковременного отдыха, была тупая боль в не сгибающихся, одеревеневших ногах, но сознание прояснилось.
- Вот соня. Лишь бы дрыхнуть, так и в спячку впасть не долго… - Подбадривал себя парень, опираясь на дрожащих ногах. Экорн был зол на себя за проявленную слабость. И это помогло ему встать, и нетвёрдой, но вполне уверенной походкой направиться к лежащему где-то по близости походному мешку.
- Сейчас немного перекушу и обязательно что-нибудь придумаю. – Говорил он себе.

Кусок овечьего сыра и пшеничная лепешка немного привели его в себя, но странная слабость не исчезла. Затекшие ноги перестали болеть, но передвигать ими стало ничуть не легче. Как будто невидимая привязь держала их у этого дуба.

Где-то на западе встала луна, и ее отблески мерцали сквозь густую листву. Почти половина ночи миновала, и он начал чувствовать озноб. Росистая трава будто бы свивалась холодными металлическими цепями в большое кольцо вокруг него, не выпуская его отсюда.

Ел он машинально, не чувствуя вкуса. Напряжённо размышляя, отправлял в рот один за другим куски лепёшки, монотонно двигая челюстями, но сосредоточиться не мог. Перед глазами то и дело возникал образ странного рогатого человека. Кто он? Бог, высший дух или другая неведомая могущественная сущность, которую лес признаёт равной себе? - безмолвный вопрос вращался в голове, но ответа не было.
Вокруг что-то происходило - это Экорн знал наверняка. Кто-то хочет, чтобы он остался здесь.
- Ну что ж, я никуда не тороплюсь. - Вслух выговорил парень, выпрямившись и растирая озябшее тело - одеваться было бессмысленно: промокшая до нитки рубаха плохо держала тепло.
- Я жду тебя Хозяин леса - Именно так прозвал про себя Экорн сохатого, что явился ему в видении.

И снова ответом юноше была лишь тишина. Он звал - и слышал лишь молчание природы. Он смотрел и видел, но эти видения не были путеводными. Может быть, он просто не туда смотрел? И не так звал?

Задумавшийся, отчаянно жаждущий ответа, он не сразу заметил, что дрожь ушла, а трава перестала казаться ему холодной. Собственное сердце, взволнованно отсчитывающее мгновение, будто притомилось и утихло, как утихает гроза, из буйного ливня превращаясь в легкую капель.

Странное ощущение, творящейся вокруг магии, прошло, неведомый Хозяин леса так и не появился - лес молчал, и звенящая тишина начинала давить, пугать неизвестностью.
Это была проверка, и надеюсь, я прошёл её достойно - Решил про себя Экорн.
Нужно было что-то делать, и поэтому стоило обойти окрестности, всё осмотреть (для обострившегося зрения парня вполне было достаточно и лунного света) - какая-то смутная надежда найти что-нибудь, не покидала его. Да и двигаясь, было проще противостоять холоду.

Впрочем, решив пройтись ногами, юноша почувствовал, что смертельно устал - тело отказывалось слушаться его, застывая в ставшей привычной позе. Будто бы оно имело собственную волю и отчаянно противилось его попыткам заставить его двигаться.

От телесной усталости можно избавиться просто отдохнув, но истощение сил магических, самой сути сида, чревато для него последствиями и невосполнимо обычным отдыхом, приходиться прибегать к заёму энергии из окружающего мира, такая вот плата за возможность творить чудеса.
И именно это сейчас мучило юного чародея, видимо слишком много сил было потрачено на попытку дозваться до Леса, к такому выводу пришёл Экорн, после того как почувствовал навалившуюся на него усталость. Усмехнувшись, с мрачной решимостью поплёлся он к старому дубу, который столь неосмотрительно проигнорировал его просьбу о помощи. Вдруг его посетила мысль, что может этого то и добивался Хозяин леса, сначала невидимыми оковами, а теперь вот высосав силы, но для чего ему это нужно, парень не представлял, да и другого выхода он не видел.
Добравшись до дерева, что стоило ему немалых усилий, Экорн снова прикоснулся к его неохватному стволу, но теперь с совсем другими целями.
- Извини, но тебе придёться поделиться со мной. Но не бойся, я возьму совсем немного. - С этими словами он закрыл глаза и представил как надрезает пульсирующию жилу под корой дерева, и наполняет её содержимым чашу, собираясь отпить из неё, парень надеялся увидеть не кровь.
- Пойми мне это нужно.

Как раньше, он будто бы увидел внутренним зрением иное дерево, нежели дуб, сотканное из жизненных жил, так и сейчас его разум, не глаза проникли в саму суть того явления, которое произрастало из земли. Его жизненный сок был сладковато-горьким на вкус, светло-зеленым на цвет с чистым запахом. Он приник к одной из жил, жадно выпивая нужную ему силу. До этого он будто бы не осозновал своего голода, а сейчас он поглощал, поглощал и не мог остановиться. Экорн чувствовал, как его ноги медленно погружаются в ставшую такой мягкой и податливой землю, а руки, обниающие ствол дерева простираются все выше и выше, туда, где освещенное лунным светом раскинулось небо.

Исчезало ощущение собственного тела, сознание туманилось и плыло. Вот он уже, как бы со стороны, видел себя исполинским дубом подпирающим кроной небеса, и везде до самого горизонта простиралось лесное море, взволнованное и живое, оно казалось бесконечным... Но вот, где-то в далёкой дали, его зрению открылись горные пики - значит он должен дать жизнь новому потомству, оно завершит то, что не смог сделать он. Жёлуди созрев, отправяться в собственный путь, в полноводной ли реке, в кабаньем ли желудке, но они достигнут горных отрогов, и через тысячи лет подточат корнями, казавшиеся неприступными, каменные стены хребта. Горы падут, рассыплются под натиском лесной армады, его детей. Дуб родитель, жёлуди дети... Родители!!! - Мысль резанула словно ножом. Он не может, не имеет права оставаться здесь. Он должен их найти!
Что было сил Экорн стал отталкивать дуб от себя, стараясь оторваться от его ствола.

С некоторым трудом он все-таки оторвал себя от этих мыслей, усилие пронзило его голодной болью - будто бы он разом отрубил себе все пальцы. Очнулся он, стоя по колено в земле, кожа на ладонях рук была содрана и кровоточила - при виде собственной крови он почувствовал сильнейшую тошноту, ему хотелось отрубить себе обе эти мерзких конечности, которые по недоразумению природы являются частью его тела.

Превозмогая боль, до крови закусив губу от напряжения, Экорн попытался вытащить ноги из плена, силой воли заставляя расходиться в сторону пласты земли.

Земля, к сожалению, его воле была не подвластна, а вот он силам ее притяжения вполне. На лице выступил холодный кровь, и чувство страха проснулось внутри - он чувствовал себя пойманным в ловушку, как какая-нибудь мелкая мышь, забравшаяся в амбар. Что же теперь с ним будет?

Страх накатывал волнами, заставляя стонать от бессилия, парализуя тело и разум, подавляя волю, когда Экорн вновь и вновь осознавал безвыходность своего положения.
Дотянувшись до рубашки, он, зубами оторвав рукава, кое-как перемотал кровоточащие ладони, и стал озираться по сторонам в поисках того, что можно было бы использовать для рытья земли, и освобождения своих ног. Только так, цепляясь за малейшую возможность спастись, он мог противостоять гложущему его ужасу.

Пока он отрывал полоски грубой ткани, прикладывал их к горящим ладоням, пришло некоторое успокоение от этого простого и нехитрого действия. Земля вокруг была плотной лесной почвы, как он мог ощупать руками, но вокруг его ног была уже разрыхлена. Ступни чувствовали себя не очень-то свободно, но нужно было всего лишь разобраться с пластом глубиной в локоть.

Наконец ощутив свои ноги (поначалу Экорн было испугался, что прирос к земле), и получив возможность двигаться, он предпринял первое что пришло ему в голову, а именно начал дёргаться, раскачиваясь всем телом, стараясь разрыхлить лесной грунт, в котором он имел несчастье завязнуть.

Вскоре, правда, изрядно устав и испачкавшись в рыже-сером лесном глиноземе, он был на свободе, сидел на траве и переводил дух. Физическая усталость была велика, хотя он не очень-то понял, что произошло. С другой стороны, страх прошел, а голова была на редкость ясной. Перед ним словно кусочки мозаики лежали события, которые - он был уверен в этом - связаны с волнующей его тайной.

Это именно то место, где его нашли. Он был абсолютно уверен в этом. Нашли по счастливой случайности и забрали. Могли его оставить здесь на верную гибель? В такую глушь охотники забредают лишь несколько раз за лето. И несмотря на очевидные факты, в это ему как-то не очень верилось. Почему - он и сам не знал.

Он не такой как все. Он не просто найденыш. Тяжелый вздох - он чувствовал, что ответы на все вопросы где-то очень близко.

То ощущение близости к дереву, что он испытал. То странное чувство невесомости, которого, честно признать, сейчас ему очень недоставало - зубы стучали от холода, а руки ужасно ссадило. И наконец, тот человек, которого он увидел. Кто он? как он связан с Экорном? Есть ли вообще подобная связь?