-Не знаю... - уныло протянул юноша. - Ой, то есть, я не это хотел... То есть это, но не вам. В смысле, не на тот вопрос. - Кихашой закусил губу, и невпопад добавил, - Которого не было. - Тут он приложил ладони к вискам и сообщил - Так, простите, я сейчас соберусь с мыслями и отвечу связно. Посидев так секунд пять, он начал отвечать связно: - Когда мне было лет четырнадцать, я был у папы оруженосцем. Ну, оружие носил. И чистил ещё. Но главное, он меня драться учил, на ятаганах, чтобы я тоже потом путешествовал и дрался. Вот. А в потом мы ели, и к нему стали приставать. И называть плохо, как Вы сейчас себя назвали, только хуже. А, ну, в смысле, не назвали... Так вот, он же не мог стерпеть, стал отвечать. А они - за ножики. Мне он велел улизнуть незаметно, так им не до меня было. Я думал, они его - всё. Ну, там жара стояла, и я бежал быстро из того места, по улицам, и, хотя вечер был, тоже довольно тепло. А потом я вдруг на берег озера выбежал. И оттуда холодно. И звёзды в воде. А в таверне душно было, и ссора та была душная. И рядом с тем озером мне эта папина идея что нельзя честь оставлять поруганной, мелкой показалось. Ну, озеро большое, а идея мелкая. А его спасли и я ему это сказал. Не про озеро, а про идею. Мы поссорились. И вот тогда я не знаю: то ли папе хотел доказать, то ли себе, то ли боялся, что когда та каша случилась, мне тоже больше всего хотелось - с папой спиной к спине и с ятаганом. Против трёх дюжин. А может - просто слишком много странного случилось, и меня повело. И я, значит, решил, что так жить нельзя, когда тебе очень хочется следовать идее, которую ты у озера считаешь мелкой. И решил её раздавить. С хрустом. Напоказ. Такие дела - Кихашой опять поднял взгляд на девушку - Ещё что-нибудь?
|