сломанная волшебная палочка, драконье яйцо, омут памяти
Теперь я знаю цвет его глаз. Не из досье, не из зыбких видений и воспоминаний. Я видела его глаза. Да, мелочь, и вроде бы совсем не то, за что мне платят, но это прогресс. Зачем смотреть в глаза легилименту? Зачем облегчать ему задачу? Но узник наконец решился, значит, он переходит в контратаку. Это хорошо. Ложная уверенность лучше глухой обороны.
— Привет, Лета! Ты сегодня рано.
— Добрый вечер, Том, — да, я заметила, что ты старательно представляешь меня голой. Очень лестно и совершенно непропорционально, для аврора глазомер ни к чёрту. Нет, виду не подам, сколько ни вглядывайся в лицо.
— Лета, а как правильно пишется — лИгилименты или лЕ? — вот у Корнера в голове как-то тихо и тускло.
— Ле-ги-ли-мен-ты.
— Корнер, твою мать! — возмущается Том. — Как тебя вообще в авроры приняли?
Корнер бывал у меня на приёме в Мунго, тайком, как и половина из них, так что я знаю, как его приняли. У парня три Непревзойдённо по профильным предметам, вовсе он не тугодум, но аврор всё равно негодный — добряк и нерешительный.
Про джентльмена, с которым я проведу этот вечер, не скажешь ни того, ни другого. Про него вообще мало что можно сказать, и это после трёх порций сыворотки правды. Редкий талант к окклюменции и болевой порог как у бладжера. Мы будто созданы друг для друга.
Твоя палочка. Вот оно! Наконец-то воспоминание, пронизанное настоящей, неподдельной болью, а не то сопливое папье-маше, которое ты пытался мне подсунуть раньше. Ты хорош, дружище, но меня не обманешь. Когда доходит до чужой боли, я словно сомелье.
Боль… Я знаю, как ощущается Круцио с обеих сторон палочки. Не на собственном опыте, конечно, но различать своё и чужое начинаешь потом, у Омута памяти, скрупулёзно просеивая себя и собирая заново по крупицам. Мой наставник шутил, что я готовая тёмная волшебница. Что у меня любое непростительное заклятье получится с первого раза, ведь я уже знаю, как надо. Он, получается, был таким же. Как я, как ты.
У нас много общего. Смотрю на обломки твоей палочки, которые ты баюкаешь в детских ладонях, и инстинктивно поглаживаю свою, отполированную и потемневшую за годы, чтобы убедиться — не добавилось ни трещины, ни щербинки. В твоём воспоминании один из старших ребят, Боунс, что ли, рычит напоследок:
— В следующий раз без глаза останешься, урод!
Но ты бы променял глаз на свою палочку, не задумываясь, правда? На свою, на ту самую, первую, которая выбрала тебя в лавке Олливандера. Я уже увидела достаточно, но зачем-то продолжаю смотреть, как ты, ослепнув от слёз, заворачиваешь обломки в свой синий шарф, будто хоронишь. Самая хрупкая часть тебя, и она мертва. Безвозвратно сломана. Я уже видела, как ты убивал Боунса и остальных, помню, что ты тогда чувствовал. Ни-че-го. Но до этого пройдут годы, а сейчас тебе больно.
— До свидания, Лета! Спокойной ночи!
— Летиция, уже уходите? Не посидите с нами? Может, чайку? — Джим не пытается за мной приударить, ему до смерти интересно, как продвигается допрос, но Хезер не упускает случая для подколки:
— Ты, наверное, руку бы отдал, чтобы поменяться с узником местами, да, Хейвуд? Чтобы Лета к тебе по вечерам приходила.
Его жена всё равно знает про вас, Хезер. Как и я. Как и половина Министерства.
— Лета, колись, — смена Тома уже закончилась, но домой он не торопится, — как прошло?
— Нашла его больное место.
— Ого! Наша Тёмная Леди будет его пытать?
— Что ты, Том. Лечить.
Мы ведь прежде всего целители. Так любил говорить мой наставник, пока сам не стал пациентом. Да, нас всё чаще привлекают для допросов, а меня порой и на боевые операции зовут, но моё призвание — исцелять души. Каждый аврор либо уже бывал у меня на приёме, либо ещё побывает. Те из них, кто доживёт до тридцати, станут постоянными клиентами. Каждый вечер у своего рабочего Омута я буду смывать с себя их кошмары, их вину, их панику, их апатию. Ментальная гигиена, тщательная работа с собственным внутренним миром — единственное, что в нашей профессии спасает легилимента от раннего безумия.
— А почему Тёмная Леди? — вряд ли они шепчутся так громко, что я слышу их этажом ниже. Значит, это образы, отголоски разговора в моей голове. Образы сливаются в байки — не то обо мне, не то о предыдущем Тёмном Лорде, который, как и я, был крайне одарённым легилиментом от природы. И тоже отменным дуэлянтом. Когда тебе нужно напрягаться, чтобы не видеть следующий шаг противника, а не наоборот, это довольно легко.
— … может залезть к тебе в башку прямо в бою, даже с темпа не собьётся! Не нужно ни чар, ни в глаза глядеть, ничего! Может наводнить разум видениями, и чёрта с два ты их отличишь от реальности. Ты думаешь, там враг — а там я, или Хезер, например. Никакого Империуса не надо! Не учился окклюменции — считай, ты её игрушка.
Ты мне льстишь, Том, но ещё ты льстишь всем школьным учителям окклюменции.
— Ей бы в Аврорат! Если бы нам такого легилимента на каждую операцию…
Я бы закончила на пятом этаже Святого Мунго, как мой наставник. Он и так считал, что это неизбежно, но он мёртв, а я пока держусь. Не хочу вот так. Помню, как он боялся меня, когда я пыталась ему помочь. С каким ужасом смотрел. Как искренне просил прощения. Я не успела узнать, за что. Нельзя было его оставлять. Если такой легилимент решил свести счёты с жизнью, дежурная стажёрка его точно не остановит.
Но ты всё это уже видел, да, приятель? В воображении таких как Том окклюменция и легилименция — два разных искусства, но мы с тобой знаем правду. Нападение и защита, да, но клинок один и тот же. Дилетанты всегда норовят взять его за лезвие. Старательно опустошить свой разум, чтобы было проще искать. Опытный окклюмент играет с тобой в твою же игру. Он лжёт себе, чтобы обмануть тебя.
И как же хорошо ты себе лжёшь! Как мастерски тратишь моё время и прощупываешь мою оборону. Её почти нет. Хочешь — смотри, как умер мой учитель, там уже давно нет ни одного живого воспоминания. Хочешь — впиши себя в мои мысли, тебя там и так полно. Всё равно сегодня ночью я вернусь к Омуту, приведу себя в порядок, и буду твёрдо знать, что мы с тобой никогда не учились вместе, никогда не устраивали пикник в Запретном лесу, никогда не целовались. Я тебя не знала. Но теперь, кажется, знаю.
С окклюментом нельзя играть по его правилам. Не ищи, где он спрятал свою тайну — заставь спрятать там, где нужно тебе. Мы же целители, мы ласковые и чуткие. Мы лучшие в мире лжецы. Я уже знаю, где у тебя болит, мой милый. Позволь показать, где у тебя всё хорошо.
Аврорам нужны имена. Все лазутчики. Все, кто под Империусом, и все, кто будет лгать об этом на суде, скуля и рыдая. Твоя голова — такой же швейцарский сыр от бесконечных обливиэйтов, как и моя, но некоторые вещи слишком важные, чтобы их забывать. Если ты не помнишь имён, ты знаешь, где их найти. Список. Омут памяти. Что-нибудь.
Знаешь, даже если сегодня я получу своё, я приду ещё раз. Перед тем, как тебя казнят. Выдумаю предлог, и можем хоть целую ночь напролёт пытаться обмануть друг друга. Заставить друг друга краснеть, плакать, улыбаться… Чувствовать. Не думаю, что когда-нибудь встречу ещё одного такого. Как мы. Жалко, что мы на разных сторонах. Жалко, что мы не встретились раньше. Что не целовались в Запретном лесу. Может, не поздно было бы вправить тебе мозги.
Ну, вот и оно. Драконы. Среди них ты всегда чувствовал себя в безопасности, да? Твоё лето в Карпатах — самое счастливое в жизни, а это самый прекрасный летний день. Не знаю, был ли он на самом деле, но ты уже веришь, что был. У тебя здесь нет Омута памяти, чтобы день за днём разбираться в себе, отличая истину от вымысла. На нашем уровне игры может показаться, что между ними нет разницы. Мы оба могли бы жить в мире грёз. Ты — не в темнице, а в карпатском ущелье, где спрятано твоё сокровище, драконье яйцо. Я — в каком-нибудь мире, где в мои часы не нужно каждую ночь сажать новую кукушку, потому что старая повесилась. Могли бы даже утащить кого-нибудь с собой.
Но разница есть. Мой наставник любил напоминать, что реальность существует. Странно, что нам вообще нужно напоминать о таких вещах, правда? Он часто повторял, мол, если захотеть, можно заставить человека вместо “авада кедавра” слышать “добрый вечер”, но этот добрый вечер всё равно убивает.
Здесь ты молод, ты смел, ты непобедим, и у тебя на глазах происходит таинство рождения дракона. Там, в реальности, мы с тобой часами, как идиоты, таращимся друг на друга на холодном полу, в тусклом свете моей палочки. Скалимся, шевелим губами, словно на пятом этаже Мунго нас уже заждались. Здесь треснула скорлупа. Там — твоя защита. Ты больше не грозный зверь, ты беззащитный детёныш у меня в ладонях. Ты список имён у меня в ладонях.
Летиция Гринграсс
Летиция Гринграсс
Летиция Гринграсс…
Мило. Даже не так глупо, как могло бы показаться. Моё уязвимое место ты тоже нашёл, и я тоже привела тебя сама, буквально за руку. Думаешь, я не сомневалась в себе? Думаешь, есть хоть пятнышко реальности, в котором я не сомневалась? Иногда я прибегаю к Омуту в слезах. В панике. Чувствуя, что теряю себя настоящую и уже никогда не найду. Однажды паранойя приведёт меня на пятый этаж, я знаю. За что он так просил прощения? Почему боялся? Кого он видел перед собой? Знаешь, я ведь перестала доверять даже Омуту. Я отыскала своих однокурсников. Родню, с которой мы ужинаем раз в год. Каждую картотеку, где есть моё имя. Как будто кто-то стал бы устраивать в мою честь такой грандиозный заговор.
Хорошая попытка, правда. Знаешь, ты меня убедил. Я и есть твоя сообщница. Может, даже твоя Тёмная Леди. Так что можешь отдать мне чёртов список, и покончим с этим. Сейчас ты сам запутаешься в своей лжи. Так бывает с лучшими из нас, но я выкарабкаюсь. Я приду домой и тщательно выскоблю тебя по крупице из своей головы. Мне было хорошо с тобой, милый. Мне было весело. Но, знаешь, я, наверное, больше не приду.
Разве что на казнь.
— Привет, Лета!
— Добрый вечер, Том. Корнер, добрый вечер!
Парень задремал на посту, и всё-таки написал “лИгилименты” в своём отчёте, но ни к чему его дёргать. Спрошу у Хезер.
— Хезер, а не подскажешь, где у вас хранилище улик? — Хезер так спешит, что, кажется, не слышит вопроса. К счастью, мне вообще не обязательно задавать вопросы, я обычно делаю это из вежливости, ведь мысль намного быстрее слов. Извини, Хезер, я тоже спешу. Скорее бы домой. К Омуту. — Спасибо, Хезер! Доброй ночи, Хезер!
Но, по закону подлости, чем сильнее я спешу, тем больше меня дёргают. Буквально за каждым углом.
— Добрый вечер, ребята. Извините, как-нибудь в другой раз поболтаем, мне уже пора. Только заскочу в хранилище кое-что проверить. Джим, не проводишь даму? А то без тебя, наверное, не пустят. Спасибо тебе огромное. Добрый вечер, Генри.
Сегодня ночью здесь непривычное столпотворение, от хлопков аппарации уши закладывает. Чувствую, завтра будет весёлая смена.
— Знаешь, что мы ищем, Джим? Его палочку. Сейчас я устрою ему побег. Понарошку, естественно, но для него — по-настоящему. Он сам мне всех сдаст. С потрохами. Ну что, доблестный аврор, подыграешь мне?
— Конечно, миледи.
— Тогда приготовься пасть в бою. Тут всегда так темно? Люмос!
Так-то лучше, а то ноги можно переломать обо все эти тела. В смысле, сундуки. Об сундуки. Скорее бы к Омуту, от видений голова кругом. Джим вручает мне палочки — целую и сломанную.
Повсюду, то есть, в камине потрескивает пламя. Жаркое, жаркое пламя. Сломанная палочка отправляется в огонь.
— Спокойной ночи, Джим.
И Джим ложится спать. Вся ночная смена уже ушла спать. Вот бы и мне уснуть крепко-крепко. Но я вот-вот проснусь.
— Привет, Лета.
Улыбаешься? Вот твоя палочка, как я и обещала. Если считаешь, что этот вечер достаточно добрый — вперёд. Только не смотри так! Так… понимающе. Я больше не хочу, чтобы ты меня понимал. Вот так, подними палочку. Защищаться не буду. Ты победил, всё честно. Погоди, ты что это…?
Спасибо.
— Обливиэйт!
Добрый вечер
Список форумов · Внутренний город · Форумы Арт-пространства «Понедельник» · Вечеринка в Хогвартсе: поединок факультетов
