Хвостовилль. День второй, Г-н Анри Штурм-Лиувилль, 37 лет

Мара покачала головой.

- Нет, я должна быть рядом с Вами, профессор. Мы не знаем, с какими сложностями Вы можете столкнуться, поэтому я должна идти с Вами так долго, как только смогу.

- Хорошо, тебе виднее, - герр Штурм вернулся к исследованию третьего этажа мэрии.

Третий этаж отличался от второго планировкой. Здесь не было коридора, а прямо с лестницы Штурм попал в огромный зал, где под потолком висела пыльная люстра. Сам зал, судя по всему, существовал либо для балов и приемов, либо для красоты, т.к. здесь не было ничего - ни кресел, ни сцены, ни рояля, - вообще ничего. Только зеркала по стенам и легкие драпировки между ними, скрывающие простенки. Паркет на полу слабо блестел в сером свете занимающего за окнами утра. В дальнем конце виднелась дверь.

//эээ.... а выше есть проход?

Зала выглядела не очень-то ухоженной и уж явно не пользовалась большой популярностью. Как и многие места в этом городке... Штурм не удержался и быстрым шагом пересек ее, толкнув дверь на противоположном конце. Нужно было торопиться, а он уже начал сомневаться правильно ли он выбрал стратегию поисков.

Лестница шла выше. За дверью начинался уже знакомый по предыдущему этажу коридор, вдоль которого справа шел ряд окон, а слева - ряд дверей. На каждой висела табличка с именем - видимо, здесь заседали чиновники, а в конце коридора располагался сад.

Анри посмотрел на коридор, вздохнул, махнул рукой и снова вернулся на лестницу.
- Нам надо торопиться, - озабоченно проговорил он. - Хотя я был бы не против осмотреть здесь все, но думаю, что следует отложить это.
Он поднимался выше, вспоминая сколько же этажей было в ратуше.

В ратуше было три этажа, поэтому когда Штурм поднялся еще выше по лестнице, то оказался на чердаке - пыльном и необитаемом. Относительно большое помещение было наполнено широкими прямоугольными трубами, сложенными из кирпича и кое-где щербатыми. На уровне виска находились слуховые окна, так что приходилось немного сгибаться, чтобы не задевать потолок. Походив по чердаку, Штурм обнаружил четыре запертые двери, причем на одной замок казался каким-то ненадежным. Впрочем, что-то подсказывало, что и остальные можно снять, если обратиться к способностям Мары.

Библиотека вряд ли бы могла располагаться на чердаке. Это факт. С другой стороны, здесь, с большой долей вероятности, могло находится множество ценных вещей. Поэтому, как бы это не было нерационально с точки зрения первоначальной цели операции, герр Штурм-Лиувилль решил исследовать пограничный слой ратуши. Начало обхода он положил дверью, где замок казался наиболее ненадежным.
- Я думаю, нам стоит разделиться, - вполголоса сказал он. - Мне почему-то кажется, что здесь мы сможем найти что-то ценное.

Мара в ответ нетерпеливо дернулась и... никуда не ушла, Яри раздраженно пожал плечами вместе с Юкки скрылся в другой части чердака, а Филур, похоже, ничего не понял и так и не пошевелился в ответ на слова профессора. Замок сняли быстро и без особого шума, за дверью было очень темно, но на ощупь чувствовалась лестница. Спустившись по ней, Штурм попал в узкое помещение, по обилию предметов напоминавшее кладовку. Сквозь щель под дверью проникал свет и слышались приглушенные голоса.

"Тайная комната?" - радостному удивлению исследователя не было предела. Он поднялся наверх и жестами попросил подойти Мару к лестнице, чтобы осветить обстановку. Сам же на цыпочках подошел к дверной щели и начал подслушивать...

Обстановка и в самом деле была вполне кладовочной: швабры, ведра, веники, паутина по углам, тряпки. Этими предметами не пользовались уже много лет.

-...Не смей, Робби! Слышишь? Не смей! - раздраженно говорил грубый мужской голос.

- Ты мне запретишь, да? Нефига ты не сделаешь! Кишка тонка! - ввинчивался в потолок задорный мальчишеский тенорок. - Вот тебе твои вазы! - послышался звон стекла. - Ну, где у тебя эта штуковина скрыта, а? Не здесь?

- Не трогай! Это же 18-й век, Франция! - Снова звук бьющейся посуды.

- Вот тебе твоя Франция! Не существует ее, слышишь? Не су-щест-ву-ет! - Хрясь.

- Прекрати, перестань! - хрясь, хрясь, хрясь. - А то я...

- А то что? Ты уже запер меня в этом дурацком обличье, ты отнял у меня любовь, жизнь, семью - что еще ты можешь сделать? Ни-че-го! Ты бессилен! Ты и так надавил уже слишком сильно! А я свободен! Ааааа! - треск, бульканье, звон стекла. - Нечего в меня аквариумами швыряться! Вот тебе!

Треск и запах паленых волос.

"Франция?! Франция?!" - чуть не закричал от восторга профессор. - "Они знают про Францию! Людовик 15!" Однако природная осторожность возобладала над буйным порывом. Профессор тихо поднялся наверх в поисках остальных исследователей.
- Я нашел кое-что необычное, - понизив голос, сказал он Маре. - Там за дверью определенно кто-то, кто... кто знает очень определенно то место, откуда я прибыл в Хвостовилль.

Мара вопросительно шевельнулась:

- И... что? - еле слышно поинтересовалась она. Видимо, торнадо не придавала значения таким вещам или не понимала их значения.

- Это значит, что это кто-то не просто знает о существовании других мест, кроме Хвостовилля, но и... - он задумался, прежде чем произносить странную фразу, - о существовании других миров. И возможности перемещения между ними. Потому что упоминалась ваза. Ваза из Франции.
Он взволнованно помахал хвостом.
- Я хотел бы поговорить об этом с Юкки. Они еще не приходили?

- Нет, - Мара покачала головой. - Давайте поднимемся наверх и сами найдем их.

- Да, я так думаю. Хотя очень бы хотелось еще послушать этот разговор... - снова профессору приходилось делать выбор, и он был совсем не уверен, что поступает правильно. Не хватало информации, времени для того, чтобы оценить все за и против - сейчас он поступал практически по наитию. Хорошо, что по своему складу характера он не очень был склонен к сожалениям о упущенных возможностей - если упустил раз, значит, впоследствии предоставится еще возможность. С очень большой вероятностью. Жизнь слишком сложная и многообразная штука, чтобы вот так категорично ветвится.

Он поднялся наверх и пошел к следующей двери.

Следующая дверь была заперта - это значит, что Юкки там не было, но следующая оказалась открытой и обнаружившаяся за ней лестница вела... в библиотеку. Это Штурм понял сразу - по тому, как шаги внизу скрадывались пушистыми коврами, по запаху пыли и фолиантов, по какому-то особому аромату древности, витавшему в воздухе.

Яри рассерженно лежал на полу посреди библиотеки и ничего не делал, постукивая то и дело ногой о пол. Юкки задумчиво ходил между стеллажей, молчаливо изучая тома. При появлении Штурма и Мары кузнечик недовольно дернулся, но остался лежать. Юкки не обратил внимания на новых посетителей.

- Как поиски? "Тайное знание" по-прежнему не подает признаков существования? - не очень-то старательно сдерживая волнение, спросил он. В глубине души он надеялся, что книжка сама о себе даст знать, как это уже было однажды. Впрочем, общаться с раздражительным Ярри у него пока не было желания, поэтому он начал хвостом ходить за и без того хвостатым Юкки, не решаясь отвлекать того от поисков - было в нем что-то величаво задумчивое. Если бы его можно было представить не в форме собаки, а как человека, то он напоминал бы убеленного сединами благородного мыслителя, которого отвлекать от его высоких дум просто кощунственно.
- Кто в этом городе знает о существовании мира людей? - наконец выпалил он. С почтительностью у него с детства было плохо.

Юкки довольно долго не замечал профессора - или делал вид, что не замечал. Даже молчал в ответ. Но спустя минут двадцать - он повернулся к Штурму лицом и сел на хвост. И сидел так, склонив голову набок и рассматривая Лиувилля внимательными собачьими глазами, так похожими на человечьи, что человечьи по сравнению с ними казались собачьими.

- Там, - Юкки мотнул головой куда-то в сторону, за стеллажи и профессор понял, что собака указывает на стоявшую в стороне от стеллажей конторку, на которой что-то лежало, раскрытое на середине.

Молчание.

- О людях знают все, кто встречался со Смотрящими, или видел Лунный путь и тех, кто пришел по нему. Таких немного. Или те, кто не видел и не встречался, но слышал рассказы. Таких немало, хотя и не все верят, - Юкки шевельнул хвостом. Для него это была слишком длинная речь. - Но тебе это не нужно, человек, - удар хвоста по полу. Что-то изменилось в самом Штурме... похоже, пропал хвост! Тот самый, настоящий, похожий на свиной, растущий из окончания позвоночника. - Сделай что-нибудь, пока ты не стал одним из нас. Сделай это быстро. Не бойся последствий. Иначе ты можешь оказаться не в состоянии что-либо изменить. Это - единственный путь, если ты действительно хочешь помочь. Если тебе у нас нравится, я верну тебе хвост.

Несмотря на то, что профессор определил Юкки как самого умного и здравомыслящего, или вернее будет сказать, мудрого, среди всей этой компании, речи его всегда казались ему слишком туманными и исполненными какого-то сакрального смысла, которого Анри в глубине души отчаянно боялся. Может, это и было малодушием, но фаустовские порывы он никогда не разделял. Но не подчиниться смелости тоже не хватило. Он снова ощутил себя провинившимся семилетним сорванцом (он и понятия не имел, что по прошествии стольких-то лет такое возможно!) и, стыдливо опустив глаза, подошел к конторке...

Фолиант был толстым, тяжелые желтоватые страницы были сплошь покрыты незнакомыми Штурму рунами, кое-где попадались миниатюры, но все они изображали либо странные многоугольные пространственные конструкции непонятного назначения, либо содержали чертежи и схемы, помеченные все теми же нечитаемыми рунами. Оформление и переплет книги и в самом деле превосходили ожидания. Украшенная рубинами и алмазами, книга была закована в бронзу и инкрустирована золотом и серебром. Узоры изображали геометрические фигуры, переплетенные друг с другом под самыми необычными углами, а в центре обложки была вделана небольшая сфера, внутри которой клубился белый туман.

Поскольку он и понятия не имел, как правильно обращаться с этим кладезем знаний, почтенный профессор воспользовался методом научного тыка - взял и положил ладонь на привлекающую внимание сферу на облокжке.

Поначалу профессору показалось, что он сошел с ума. Мысли в голове разъехались в разные стороны, послышался странный вскрик Мары и... герр Штурм вновь читал лекцию в Гейдельбергском университете. Он стоял у доски и привычно расписывал длинную теорему, студенты украдкой шушукались и шуршали перьями. Внешность у Лиувилля была прежняя - лысина, брюшко и прочие радости почтенного возраста. Все вроде бы как обычно, а Хвостовилля как будто бы никогда и не было.

Неприятная резкая мигрень дала о себе знать. Герр Штурм- Лиувилль отложил мел в сторону, оглядел сразу же притихшую аудиторию.
- До этого места все понятно?

Студенты по инерции продолжили было шушукаться, но потом замерли. Кое-кто закивал, но в целом тишина стояла такая, как будто за спиной Штурма как минимум разверзлась бездна.

Герр профессор вздохнул, с тоской думая, что в Германии, освещенной целой плеядой восхитительных математиков, простые студенты по-прежнему не интересуются высокой наукой.
- Давайте пока отложим строгий вывод в сторону. Мне куда более важно, чтобы вы поняли саму суть. Вы, конечно, можете обвинить меня в предвзятости, и будете абсолютно правы - я искренне горжусь, что на скрижалях истории математики будет вписано мое имя. Теорема Лиувилля, которую мы будем разбирать чуть позже, перевернула мой взгляд на всю науку, превратив из восторженного адепта в сдержанного исследователя, о чем я порой жалею, завидуя покойному другу, великолепному ученому и прекрасному человеку, герру Риману, который всю жизнь пламенно изучал любимое дело. И здесь мы задаемся вопросом - что есть конформное отображение? Это то преобразование, которое изменяя форму самым причудливым образом, оставляет неизменными главные, определяющие свойства - углы между кривыми. В этом плане, каждый из нас претерпевает подобные отображения в течение всей жизни - меняется внешность, атрибуты, но первоначальные, заложенные в нас пересечения остаются теми же. Как порой мы конформно отображаем некоторую поверхность, дабы вычленить ее определяющие свойства, неочевидные в первоначальном варианте, так и жизнь порой нам преподносит причудливые сюрпризы, чтобы все наши образующие стали более выпуклыми.

Студенты внимали вежливо и сонно. Наконец, один сорванец с задней парты поднял руку и встал:

- Герр профессор, - начал он спокойным, невинным тоном, однако опытный преподаватель сразу заподозрил подвох. - А какое отношение вся эта философия имеет к математике?

Анри заложил руки за спину, про себя решив, что совместными усилиями лекция уже сорвана.
- Как вам должно быть известно, молодой человек, математика - царица наук, и если вы будете относится к ней исключительно, как к инструменту, то ничего путного из этого не выйдет. Еще вопросы имеются, а то у меня запланировано срочное дело на ближайшие полчаса.

Аудитория удивленно зашумела, и по радостному гулу Анри понял, что большинство совсем не прочь пораньше освободиться. Однако было совершенно очевидно, что по времени пара далека от своего завершения. Отдельные отличники недовольно дулись на своих местах, но голоса не подавали - видимо, у них тоже были свои дела. Например, переписывание лекций - кое-кто этим уже занимался.

- Пусть дежурные сотрут с доски, а особо любознательные завершат доказательство теоремы самостоятельно, надеюсь, ход мысли вы уже уловили, - он учтиво поклонился и вышел из лекционной аудитории, направляясь в университетскую библиотеку. Если где-нибудь и был ответ на загадку, подкинутую ему "сбывающимся", то определенно среди книжных стеллажей.