Холодная кровь
Вернувшийся с фронта капитан Иванов подхватил годовалую дочь на руки.
- Ну какая же это Маша! – сказал он жене – Это ведь дочь героя! Будет Баррикада. Звучит?!
Мужчина рассмеялся и поцеловал девочку в лоб. Его черные глаза отразились в таких же черных глазах дочери, как ночное небо в темном озере.
Имя не прижилось. Мать стеснялась называть дочь так экстравагантно, за что получала от отца нагоняй, а дворовые бабушки убеждали, что нехристианское прозвище свяжет ребенка с нечистью. Но капитан Красной армии, победивший самое зримое зло на земле, сделал дочери новое свидетельство о рождении. Из приличной одежды у мужчины оставалась только форма, и мать краснела каждый раз, когда он возвращался с работы и кричал у ворот, размахивая пилоткой: «Баррикада, встречай папку!».
Через пять лет Маша-Баррикада играла во дворе и вздрогнула от внезапного крика. Она вбежала в дом, а там, на диване лежал кто-то беспомощный. Мать раскачивалась, стоя у дивана на коленях, гортанно мычала, а рядом мяли шапки чужие мужики, которые и принесли тело со стройки. Маша подошла ближе и увидела, что правая нога лежащего развернута ступней резко влево, а бок от бедра до плеча – черно-красное полотно с ошметками формы. Она почти заплакала, но поняла, что лежащий – ее отец, и слезы застряли в горле. Лежащая под головой пилотка стремительно становилась такой же красной, как прицепленная к ней звезда. За окном прогрохотала машина. Отец вдруг задышал часто-часто, приподнялся, и мама шатнулась навстречу, схватила за руку, но рука обмякла и упала. Он выдохнул, а вдохнуть забыл.
Машенька с матерью остались одни в доме, в деревне, в 1950 году. Мать пыталась продать хоть кусок земли, но вся деревня знала, что на их участке почва твердая, как немецкая каска. Голодной зимой их обнадежило письмо от брата матери, который до войны осел в Беларуси. Он звал к себе, писал, что у них полегче с пропитанием и оккупацию семья пережила в полном составе. Как только кончилась весенняя распутица, Машенька с мамой бросили свой гиблый участок и отправились в путь. Хозяйка дома - тетя Валя сначала ворчала, но постепенно свыклась с новыми членами семьи. Еды все равно недоставало, но в большом доме с другими людьми им уже не было так страшно.
- Маша, ты мне надоела! - мать нависла над девушкой угрожающей тенью, - Быстро на кухню! – рявкнула она и ушла в дом.
Девушка стиснула ящерицу, которая извивались холодным телом в ладони, и огляделась. Подбежала к собачьей миске, вылила воду, отнесла миску в поленницу, и спрятала под ней ящерку. Потом забежала в кухню, где воздух плавился от жара готовящейся пищи.
Тетя Валя смерила Машу уставшими бесцветными глазами.
- Умойся.
Несмотря на близящееся восемнадцатилетние, девушке доверяли на кухне только шинкование овощей. Все остальное под ее рукой сгорало, становилось пересоленным или слишком перченным. Машенька ополоснула лицо и вернулась на кухню, но тетя Валя недовольно цокнула.
- Все равно как черт грязная. Иди двор подмети, - и продолжила широкими руками месить густое тесто.
Мать, занятая у печи, поджала губы и зло зыркнула на Машу, но девушка была рада порученному заданию. Недавно прошедший дождь прибил к земле пыль и обострил ароматы всего растущего в огороде. Зеленые побеги хмеля оплели забор, и девушка нагнулась, чтоб вдохнуть его густой запах.
Сначала все думали, что Маша просто стеснительная со своим опасливым нежеланием участвовать в дворовых играх. Весной дети под их окнами складывали и пускали по ручьям газетные лодки, зимой лепили снеговиков, играли в догонялки летом, но если Машу отправляли на улицу – она пряталась в сарае и сидела между мешков целый день. С годами стеснительность стала жутковатой отстраненностью. После войны мир оживал, отстраивался, торопился дышать, а Маша будто осталась за завесой вражеского дыма. По деревне и школьным коридорам ходила одна, говорила только по крайней надобности, а если кто обращался к ней - вжимала голову в плечи и прятала глаза.
По-настоящему домочадцы заволновались, когда лет в десять Маша стала увлеченно собирать ящериц и змей. При сборе ягод в лесу, во время прополки огорода девочка находила рептилий и внимательно вглядывалась в переливы чешуек, забывая, что делала секунду назад. Тетя Валя качала головой - «Фашисты тебя, что ли, подменили?», а мама била Машу по рукам и шикала, когда она таскала змей в сарай.
- Теть Маш, привет! – пискнул голос за спиной.
Девушка обернулась. Это был Вася, двоюродный брат, который только окончил первый класс и не мог приучиться называть ее сестрой из-за разницы в возрасте.
- А я видел, где вы ящерицу спрятали, - широко улыбаясь, продолжил мальчик.
Маша в испуге округлила глаза.
- Если разрешите поиграть - никому не скажу!
В поленнице они присели вокруг алюминиевой миски, словно тайное братство. Серьезная Маша приложила палец к губам и подняла посудину, золотистая в черную крапинку ящерица рванула на свободу, но девушка успела перехватить ее и положить на ладонь. Животное перебирало острыми коготками по руке, а Вася наблюдал. Чешуйки драгоценно сверкали в лучах, пробивающихся сквозь щели старой поленницы.
- У вас глаза одинаковые. Круглые и черные, – зашептал Вася.
Удивленная Маша посмотрела на ящерку и заглянула в темные бусины глаз.
- Маша! – закричала на улице мать, – да что б тебя, ты чем занимаешься?
Под ногами скользила осенняя грязь, пахло гнилью и грибами. Маша шла по пустырю, размахивала портфелем и глядела под ноги. Неделю назад тетя Валя сухо проинформировала:
- Пойдешь учиться в сельскохозяйственный – у них общежитие есть. Моя подруга там работает, поможет поступить. Но надо ходить на подготовительные занятия по четвергам.
Вот Маша и брела с первого занятия, но не на автобус, чтоб из города ехать обратно в деревню, а куда-то, где казалось ей, есть лужок или опушка. В учебнике биологии под картинкой длинной блестящей змеи недавно прочитала: «Веретеницы – род ящериц из семейства веретеницевых, которые обитают на лугах и опушках». На полянах около дома таких красавиц девушка не встречала, поэтому решила проверить городскую округу. Сумерки и тучи давили густой тяжестью, лугов было не видать, только пустырь разлегся широкими ямами, и чадил вдалеке завод.
Интерес к ящерицам и змеям заставлял всех, кроме маленького Васи, морщить нос, Маша замечала это, но не понимала почему. Если в школе она мешала однокласснику пройти, он толкал ее и говорил: «Эй, рептилия, двигайся». Все прыскали со смеху, но Маша не могла обидеться, потому что ей нравились юркие и изящные рептилии - маленькие существа, которые наполняли мир, оставаясь незамеченными. Ее завораживал шелест безмолвных тел в траве, а слова одноклассников пугали только тем, что были обращены к ней, а значит, она видима. Маша остро мечтала быть змейкой, сливаться с округой, струиться по земле и греть холодную кровь на солнце.
Тяжелая капля упала на лоб, девушка, не останавливаясь, подняла голову к небу, и следующий шаг провалился в пустоту. Маша вскрикнула и покатилась в небольшой овраг, покрытый жухлой травой. Потирая ушибленную коленку, осознала вдруг, что до последнего автобуса осталось меньше двух часов. Внутри оврага зияла большая нора, похожая пещеру, к ее полукруглому входу отлетел Машин портфель. Девушка заковыляла, наклонилась к портфелю, заглянула в кромешную тьму норы и тьма вдруг шевельнулось.
В норе шелестело чье-то дыхание. Медленно, стараясь не хлюпать по грязи, девушка двинулась на звук. Ее окутал зябкий холод, и когда глаза привыкли к сумраку, в нем выступили очертания чего-то большого, размером с кабину трактора. Как от оконного стекла зимой, от фигуры тянуло стужей. Маша протянула руку и почувствовала мелкую, как речные камешки, гладкую, как лед, чешую. Завороженная, она на секунду застыла, а потом осторожно погладила эту невероятную кожу, которая слегка теплела под пальцами. По рукам побежали мурашки, она проследила взглядом изгибы темной фигуры и подняла лицо наверх. Из темноты на нее глядело два зеленых глаза.
Не в силах кричать, девушка отшатнулась, упала, и выползла наружу. Кости, жилы, вены - все внутри дребезжало от ужаса и восторга. Маша вылезла из оврага, схватила портфель и побежала так быстро, насколько позволял ушиб. Хлынул дождь. В ботинках хлюпала вода, и она чудом успела на последний автобус. Уже в дороге Маша поняла, что схватила наверху оврага чужой портфель, а ее вещи остались у норы. В кармане находки лежали часы и потрепанный пропуск на завод для человека по имени П.Д. Мост – похоже, она не первая убегала от оврага.
На тихую Машу фыркали сквозь зубы, но не ругали по-настоящему до этого вечера, когда она приехала поздно вечером в грязном платье и с расцарапанными коленями, к тому же, не могла объяснить, что случилось. После того как мать охрипла от крика и ушла пить валерьянку, тетя Валя сжала Машин локоть, вывела девушку на улицу и сказала:
- Ты что, сучка, думаешь, я пальцем деланная? Знаю вас, малохольных. В город отпустили, так сразу по мужикам пошла? Принесешь в подоле – убью.
Маша слышала слова, но не понимала смысла. Она не могла спокойно дышать, в груди горело, мысли путались в жарком пылу. Даже лежа в постели слышала стук пульса в ушах, ворочалась и видела только сияющие зеленые глаза, а кончики пальцев еще хранили прохладу чешуи.
В следующий четверг при подъезде к городу план действий был очевиден – тетя Валя переписала расписание автобуса и обещала следить за прибытием, но провожать ее ни у кого времени нет. Забросить занятия совсем – рискованно, придется появляться хоть иногда. «Для начала» - думала Маша. А что там, за началом, не знала сама.
Из больших окон в коридор института падали пласты медового солнца, где-то шумело радио, у закрытых дверей кабинета шептались абитуриенты. Маша сжала кулаки, во рту пересохло, гулко бухало сердце. Она выбрала девочку, которая больше всех походила на городскую: модное платье, волосы стрижены, колготки без следов штопки.
- Привет! – сдавлено сказала Маша.
Девочка удивленно кивнула.
- Ты местная?
Собеседница кивнула снова. Горло Маши сжало судорогой, но она продолжила.
- А что за пустырь около цементного завода, не знаешь?
Городская похлопала глазами, но ответила, что там до войны собирались строить новый район, но забросили. Машенька выдохнула и отбежала на противоположный конец коридора, чтоб скрыться от взглядов.
Следующего четверга ждала со жгучим волнением. Прямо с автобуса рванула на пустырь, и бежала так быстро, что чувствовала привкус крови во рту. На краю оврага успокоилась, пригладила платье и спустилась к норе. День был ясный, но нора все также зияла мраком и дышала холодом. Пахло подвалом. Девушка осторожно вошла в темноту, вытянула руки и когда пальцы коснулись чешуйчатой кожи, сердце сладко щелкнуло. В чернилах сумрака снова зажглись глаза.
- Привет, - прошептала Маша.
Чешуйчатое существо шумно выдохнуло, зашевелилось всем тело, и отстранилось от девушки.
- Они тебя разбудили, да? Копали и разбудили?
Отсвет солнца, падающий от входа, очертил длинную шею и зазубренный хвост дракона. Он лежал, свернувшись клубком, пряча морду под хвостом, потом зафыркал, как кошка, привстал, и прижался сильнее к противоположной стороне. Маша подошла ближе и присела.
Первые встречи дракон нервно шевелился, всеми силами отстранялся от Маши, но не покидал норы. Она приходила раз в две недели, рассказывала все, что приходило на ум, чтобы приучить к своему голосу. Его холодное и твердое тело больше подходило огромной ящерице, чем огнедышащему зверю, но девушка все равно звала дракона Горынычем. К зиме он не то чтобы привык, но, кажется, смирился. Снаружи падал снег, и Маша в варежках ласково проводила по студеной чешуе, такой ледяной, будто зима вышла из этой рептилии, выползла из норы и распространилась по земле. Девушка поняла, что поступив в институт, сможет бегать к дракону чаще и налегла на уроки. Огромный зеленоглазый змей не пугал девушку, однажды ей приснилось, что Горыныч ее съел, но сон был совсем не страшный, наоборот - он проглотил всю Машу, от косичек до ботиночек, она улеглась в большом холодном теле, и слилась с безмолвием норы.
Маша приносила дракону яблоки, картошку, но он относился к продуктам с таким же безразличием, как и к ней. Только глядел ядовитой зеленью глаз и отодвигался. Но когда девушка притащила с собой кусок кровянки, Горыныч с удовольствием проглотил его и даже лежал спокойно, пока девушка гладила жесткую кожу. Однажды весной Маша увидела следы от норы в сторону недалекой грязной речки, и решила, что добывать пропитание он выходит по ночам.
- Ты тоже прячешься от них? – прошептала Маша и положила котлету перед вытянутой мордой.
Горыныч проглотил подношение, зажмурился и отвернулся.
До сдачи экзаменов никто не обращал на Машу внимания. Удивленные внезапным усердием учителя, словно боялись его спугнуть, а мать и тетя Валя молчаливо радовались вдруг пропавшему интересу к ящерицам и змеям. Маша проводила время в счастливом забытье между тетрадями и норой дракона.
Перед днем объявления результатов экзаменов, сгорбленная недавней смертью мужа Тетя Валя сказала:
- Поступишь и в общагу поселишься. Подруга моя присмотрит за тобой. Узнаю, что после занятий бегаешь куда – запру, будешь еще доказывать, что не беременна. В институт завтра с тобой поеду, пока мать на смене. Документы она уже сложила.
Маша пыталась сглотнуть ужас, но страх только разгорелся жарче: глаза, которые смотрят, глаза, который следят, глаза, видящие, куда она идет и что делает. Не безразличный малахитовый взгляд дракона, а напряженные острые глаза людей. По телу набатом звенела паника. Ее лоб еще пылал, когда тетя Валя вела пальцем по списку поступивших на двери института. Маша увидела имя - Баррикада Иванова, и оно прозвучало в голове незнакомым мужским голосом.
- Вот тварь, не помогла. Нет тут Марии Ивановой, пойдем, - сказала тетя Валя и потащила Машу за собой.
Девушка чувствовала, как ноги, касаясь земли, вбирают от нее глубинную стужу, и тело наполняется решимостью. В автобусной кассе тетя Валя отсчитывала деньги, пока Маша отступала к выходу. На улице она глубоко вдохнула, рассмеялась и побежала.
Августовским утром хмурый коллега встретил Василия вопросом:
- Васька, ты партийный взнос на прошлой неделе сдал?
- Сдал, - уверенно ответил мужчина.
- А партии-то больше нету.
В институте, где трудился Василий, дела шли плохо последние лет десять, но в 1991 году стабильная колея бессмысленных исследований провалилась в дыру, где уже лежали коммунизм, надежды на будущее и ожидание заплаты. Когда Васина мама умерла, ему пришлось писать ректору официальное письмо с просьбой выделить хоть немного на похороны. Первые месяцы казалось, что это адская суета своей бессмысленностью и кровожадностью сотрет с лица земли и страну, и его самого. Но потом привык. Их кафедру биологии потрепало не так сильно, как гуманитариев, да и подработки нашлись.
Васька шел по пустырю с очередной халтуры – разгружал КамАЗ. Он не знал, что лежало в ящиках, которые разгружал и зачем относил эти ящики в подвал заброшенного цементного завода, зато в кармане теперь лежали деньги. Вокруг завода разлегся пустырь, жесткая трава хрустела под ногами, всюду зияли дыры небольших оврагов. Серым смогом теснились тучи. Вася остановился, чтоб еще раз пощупать денежку, и увидел на земле извивающееся узкое тельце.
- Веретенница! – крикнул он, двинулся навстречу предмету своей диссертации – ложноногой ящерице, но споткнулся о корягу и покатился в овраг. Неистово матерясь, Василий поднялся, проверил деньги и с тоской посмотрел на ободранные колени единственных штанов. На противоположной стороне оврага зияла нора высотой со взрослого человека. Земля у входа была усыпана темно-серой чешуей. Пахло гнильцой.
Вася уже собрался карабкаться наверх, как увидел у норы заляпанный, словно лежит тут лет тридцать, школьный фартук. «Ребенок?» - подумал он. Мужчина чертыхнулся, но стал медленно приближаться к норе, накрыв ладонью карман с деньгами. С каждым шагом зябкий холод становился сильнее. Опасаясь идти дальше, он крикнул «Кто здесь?», и в следующую секунду из норы выскочил человек. В ужасе Вася прижался к оврагу. Человек, скорее всего женщина, выглядел как обычный бомж - спутанные седые волосы, вздутые вены на руках, лохмотья. Вася глядел в ее огромные черные глаза, оцепенев от неожиданности. Женщина подняла с земли корягу и, нечленораздельно мыча, замахнулась на Васю. Он вскрикнул и рванул наверх, загребая глину с песком, а когда выбрался, побежал быстро, как только мог.
Уже в автобусе к нему пришла мысль пойти в полицию, ведь на окраине живет сумасшедшая бездомная, которая питается, судя по чешуе, рыбой из речки неподалеку. Хотя в полиции, скорее всего, засмеют – сколько голодных сумасшедших бегает сейчас по городу? Еще подумал, что у бомжихи большие черные глаза, как у его тети Маши, которая пропала в шестидесятых. Он вспомнил, как его мать в день пропажи вернулась домой и сказала, что девушка, наверняка сбежала к любовнику, станет проституткой и умрет от сифилиса. Машина мама тогда кинулась с кулаками и кричала нечеловеческим голосом на всю улицу. Девочку искали много лет. Васина мама до самой смерти отказывалась произносить ее имя вслух, хотя вписывала «Марию» в церковные записки.
В деревню приехал глубоким вечером. Пока шел к дому, провел рукой по стеблям сухого хмеля на заборе и остановился посреди темноты двора. Васе вдруг стало жутко за себя, жену, детей, за потерянную давным-давно Машу, за умершую мать. Стало жаль ее проданных золотых украшений и того, что давно не ел мяса. И голодных сумасшедших жаль. Хотелось лечь на землю и раств
Но дома Васю ждали, он открыл дверь и вошел в теплый электрический свет прихожей.