Маша переехала в квартиру покойного брата три месяца назад, после поступления в университет на рекламщика. Отец долго хвалил дочь, подчеркивая, что она смогла набрала высокий балл по ЕГЭ без репетиторов и поступить на бюджет, но предупредил, что, если та ударится в пьянки и гулянки, квартира вновь будет сдаваться, а Маша вернется в семейное гнездо. Родители девушки были состоятельными людьми. Оплатить штраф им не составило бы труда, но вот выданный ими кредит доверия к дочери исчез бы навсегда. Маша могла уйти из дома и жить на свои заработки, но тридцать тысяч, что она получала на квестах, ей едва хватало на карманные расходы, а отказываться от своего образа жизни ей не хотелось.

Однако было в нем какое-то странное обаяние, струившееся из глубины, будто бы смеющихся темно-карих глаз.

Пронзительный взгляд темно-карих глаз явно таил в себе немало опасных тайн, и в то же время этому взгляду хотелось верить.

«Она не человек, – пульсировала мысль. – Не человек, не человек». Ладони вспотели, руки задрожали. И Юджин вдруг заметил, привыкшие к темноте глаза увидели…

Вдох – её грудь чуть поднялась, выдох – опустилась. Вдох, выдох. Вдох, выдох.

Ладони разжались. Звон серебра об камень нарушил хрупкую тишину. Монах отполз к стене.

– Не могу, – сказал он мёртвым голосом. – Ты ведь… живая.

Крупные капли разбивались об землю – и об молчаливые стены собора, в центральном нефе которого Юджин мыл пол.

Землю покрывали кости и прах, небеса были затянуты пепельным мраком, а в мире изначальных сил царил хаос.