Совершенно иные боги., зт Отражение

- Инь. Как инь-ян, если знаешь такое, - голова исчезла снаружи, где, судя по шлепающим звукам, комната постепенно превращалась в болото, - Можно даже без "мастера"... О, она уже уходит. Сегодня прямо рано, - вдруг оживился голос, видимо, имея в виду грозу - дождь и правда стал слабее.

- Вот и славненько. Может хоть поспать ещё удастся.
Оксана снова зашебурщилась под одеялами, переворачиваясь на другой бок.

- Спи, - послышался короткий, и какой-то совершенно убедительный ответ снаружи - мягким глубоким голосом ее словно вжало в подушку и вернуло туда, откуда ее перед этим вырвала гроза.
И остаток ночи прошёл спокойно - без снов, без резких пробуждений и опасений проснуться под громогласный голос матушки Лю.
Сколько она проспала - оставалось загадкой, но к тому времени, как сами открылись все ещё сонные глаза, в алькове было намного светлее - шторы были приоткрыты, и через них проникал мягкий свет. Было тепло - и одеял тоже стало ощутимо меньше, а где-то на краю зрения едва заметно шевелилась тёмная тень, оканчивавшаяся бледной рукой, осторожно перебиравшей ее рассыпавшиеся по подушке огненно-рыжие волосы, словно не желая неосторожным движением разбудить их обладательницу.

Спать было хорошо. А хорошо спать было ещё лучше. Но когда-нибудь всё-таки предстояло проснуться. Правда, Оксана ещё с удовольствием повалялась бы просто в постели, но чья-то рука сделать этого не давала.
- Это вы тут свой инструмент ищите или пытаетесь побрить меня налысо?

- Свой инструмент я уже нашёл, - ответил ей задумчивый голос, а пустота слева подтверждала его слова, - Интересная фактура. Они и наощупь другие, - поделился мастер своими наблюдениями, не торопясь ни убирать руку, не исчезать из её поля зрения - более того, длинные натренированные пальцы легли ей на голову, зарываясь в волосы - и словно заиграли на коже, как на музыкальном инструменте. Заиграли просто непередаваемо приятно, пуская по не проснувшемуся ещё телу целые волны мурашек. Это можно было назвать и просто прикосновениями, и массажем, и лаской одновременно - но все эти слова и частично не способны были передать то, насколько сильными были ощущения от этих без спроса появившихся в её личном пространстве пальцев. И двигались только они - казалось, что рука принадлежала каменному изваянию, поскольку сам мастер, сидевший лишь в нескольких сантиметрах от нее, был при этом совершенно неподвижен.

Оксана охнула от накрывших её чувств и ощущений. Она никогда бы не подумала, что простое прикосновение к голове может быть таким... Таким потрясающим, приносящим восторг и трепет.
- А трёхглазый по крайней мере спрашивал, пойду ли я его постель согревать.

- Постель? При чем здесь постель? - поинтересовался у нее голос откуда-то сверху. И звучал он действительно серьезно - словно то, что происходило сейчас, вообще никаким боком не касалось того, чем мог быть закончиться ее прошедший вечер, не появись на горизонте мистер женственность. Пальцы между тем и не думали останавливаться - лишь сменилась область деятельности чуть ближе к затылку, где ощущения от них стали еще сильнее.

Оксана снова не то охнула, не то застонала.
- У меня такое ощущение, что мы любовью занимаемся. А учитывая, что мы бесплотные духи, наверное без разницы, как именно мы это делаем...

- О... Даже так? - голос мастера прозвучал совершенно искренне-удивленно, и пальцы тут же остановились, - Я давно хотел попробовать такую штуку, но как-то не думал, что оно сработает вот так.
Прозвучало это как "я давно хотел из лука пострелять, да все времени не находил, а оно вон как круто оказалось". Или даже как "Наконец-то до тренажерки добрался, года два дойти не мог... А штангу влегкую выжал".
- ... Продолжить, или тебя стесняют такие ощущения?

- Продолжай. Если бы мне что-то не нравилось, ты бы первый узнал. Меня смущает только, что Восток говорил, что первый мой мужчина в этом месте станет и последним. Мне придётся поселится у него и вместе коротать оставшуюся вечность.

- Болтун тот еще, этот Восток. Ну а ты уши и развесила, - усмехнулся мастер, отправляя своими пальцами ее в очередной полет куда-то... Куда-то далеко. В какой-то момент даже закрались сомнения, а головы ли касаются эти пальцы... Хотя, вряд ли руки зубастого могли быть настолько длинными, да и одеяло укрывало ее весьма плотно, исключая вероятность нахождения там чего-то постороннего.
- К тому же, спать с тобой я не планировал, - заключил он, в то время как следующий жест пошел вразрез со словами еще больше - музыкант опустился на локти, практически зависая над ее головой - и пустил в ход вторую руку. Только вот казалось, что обе руки давно уже покинули голову, продолжая играть эту странно-приятную мелодию по всему телу - хотя те по-прежнему не опускались ниже подушки. Лицо же музыканта... Выглядело, будто он действительно перебирал струны своего драгоценного инструмента, извлекая из тех мелодию, которая чем дальше звучала - тем больше по нраву становилась игравшему.

- А что ты планировал со мной... делать?
Она и чувствовала себя неким инструментом, который пел в руках музыканта. Она тихо постанывала и ахала, ощущая прикосновения тонких длинных пальцев, которые казалось успели пропутешествовать по всему её телу. Дело же вздрагивало, как будто струны. Пришлось даже сжать свои руки в кулаки и впиться ногтями себе в ладони, чтобы не позволять себе совсем уж провалиться в наслаждение.
Зависшее же над ней лицо вызывало двойственные чувства. С одной стороны, Оксана всё ещё помнила тот жуткий оскал, с другой это умиротворение напоминало ту прекрасную мелодию, которую она слышала, когда впервые увидела своего знакомого. Так что это пирожное из наслаждения как будто было посыпано щепоткой перца.

Музыкант в ответ лишь напел тихо под нос что-то совершенно невесомое, покачивая головой в такт одному ему, видимо, слышной мелодии. Видно было, как за шторами век мечутся из стороны в сторону глаза, словно в поисках продолжения мотива, а брови то хмурились, то разглаживались снова - пока пальцы продолжали свой ход.
Хотя они давно уже перестали ощущаться тем, чем были. Кажется, длинные пальцы, ещё совсем недавно лавировавшие между прядями волос, уже давно оставили те в покое - слишком явными и ощутимыми были прикосновения этих же опытных пальцев к её телу. Наверное, просто глаза обманывали ее, или же сам он наслал на неё иллюзию - потому что никакой, даже самый приятный массаж головы не мог дать ощущение совершенно реального чужого тепла рядом, ощущение обжигающего дыхания - и тем более не мог довести до подобных галлюцинаций. И стоило закрыть глаза - как она действительно чувствовала его над собой - ласкавшего каждый сантиметр её тела, неважно насколько за гранью была каждая последующая цель этих сильных, целенаправленных движений. Невидимые пальцы спускались по шее, перебираясь на внутреннюю поверхность плеча, внезапно оказавшуюся так непривычно чувствительной, скользили на живот и ниже - чтобы в последний момент внезапно развернуть свой ход, направляясь к груди, настойчивыми и уверенными прикосновениями заставляя несуществующую кровь обжигать лёгкие и низ живота нестерпимо-приятными волнами; острые крепкие ногти зажимали и оттягивали тёмные соски, подобно струнам, заставляя звенеть в такт все тело - и пальцы снова скользили вниз, настойчиво лаская нежную кожу на внутренней поверхности бёдер, постепенно подбираясь все выше - и в самый последний момент вновь меняя направление целиком и полностью...
И все повторялось то в длинных, то в коротких репризах - в них менялся темп, переходя с модерато на алегретто, и вновь возвращаясь обратно, тихое пиано прикосновений взрывалось оглушающим фортиссимо, и тонкое, звонкое стаккато завершало очередной такт, чуть ли не лишая возможности дышать...
Как вдруг все остановилось - в тот момент, когда, казалось, мелодия должна была звучно перейти к кульминации.
Замерла, оборвалась - словно порвались струны, пока сам звук все ещё витал в воздухе, зависнув в ожидании новых аккордов.

Наверное она сошла с ума. Ещё вчера вечером она боялась этого типа до колик. А тут позволила ему... такое. Хотя... Может просто ей было слишком одиноко в этом новом мире, чтобы вот так клюнуть на малейшее тепло по отношению к ней.
Она то старалась сдерживать себя, чтобы сохранить хоть остатки возможности что-то контролировать, то отдавалась на волю ощущений, метаясь в одеялах. А тело пело, пело и играло в руках опытного музыканта, пока не...
Оксана не смогла сдержаться от вздоха разочарования.
- Ты... остановился... - прошептала она, тяжело дыша. Глаза она пока решила не открывать. Вдруг он просто решил её подразнить и сейчас эта сладкая пытка продолжится.

Она услышала вздох - достаточно тяжёлый и шумный, и все оттуда же из-за головы, словно он по-прежнему сидел у изголовья кровати. Хотя, кажется он и правда все это время был там... Его дыхание хоть и было рядом - но совсем не с той стороны, где оно, казалось, было несколько мгновений назад,
Пальцы лежали у неё на голове, и совершенно не двигались.
- Кажется, оно работает совсем не так, как я ожидал, - обескураженным голосом ответил все так же зависший над ней Инь, - И решение не спать с тобой мне кажется теперь слишком... поспешным.
Одна из настоящих рук оставила её волосы, спускаясь к плечу гостьи и ныряя под одеяло. Сомнения не было, то точно были его руки - потому что настоящая рука точь-в-точь повторила одно из движений в том беззвучном произведении, накрывая собой ее правую грудь и вжимая внутрь затвердевший от желания бугорок.
- Если ты, конечно, не против, - добавил голос над ней, и пальцы на голове снова пришли в медленное движение.

Странное это было наваждение. Странное, хоть и чертовски приятное. Ей так хорошо не было... Довольно давно. Впрочем, размышлять сейчас хотелось в последнюю очередь.
- Против? После того, что ты уже сделал? - Оксана хрипло рассмеялась, а затем нежно погладила свой персональный кошмар по щеке. - Иди уже ко мне.

- Я не намеренно, - на полном серьезе ответил мастер, и под многочисленными одеялами, служившими подобием матраса, заскрипело дерево - обе руки оставили ее, и через несколько мгновений край укрывавшего ее одеяла действительно поднялся, пропуская внутрь что-то теплое - и одетое, хотя судя по тому, как легла на ее тело часть мягких шелковых одежд, пояс, которым все эти хитрые конструкции удерживались, уже был развязан и выкинут прочь.
- Можешь открыть глаза, - прозинес он, проходясь уже настоящими пальцами от шеи до груди - и вниз к животу, продолжая наигрывать свой странный мотив, - Если, конечно, не боишься моего лица.

- Даже если боюсь... Какая уже разница?
Интересно, почему китайцы не носят обычные джинсы и футболки? Она же даже понятия не имеет, как снимается мужской вариант этих тряпок. Впрочем, это её нисколько не остановило. И Оксана попыталась освободить кавалера от лишних одежд. Глаза она тоже открыла и принялась изучать лицо перед собой.

Руки в какой-то момент едва не запутались в бесконечных потоках мягчайшего шелка - и не без его помощи, но от верхнего халата все же удалось избавиться.
- Не торопись. Я и сам знаю, что делать, - уверил ее бархатный голос, обладатель которого устроился сбоку от нее, подперев лицо одной рукой - а другая продолжала наигрывать приятные мотивы на теле девушки. Он открыл глаза чуть погодя, и перед ней снова оказалось две черных бесконечности - только в этот раз глаза были нормального размера, отчего было не так и жутко смотреть на эту "красоту". Просто представить, что это такие линзы... И уже совсем не страшно.
Мастер был молод - по крайней мере, казался моложе того же трехглазого, хотя различать такие на первый взгляд похожие азиатские лица она еще не очень умела. Только лицо его было таким же гладким, как и принесшего ее сюда евнуха, а длинные черные волосы частично были собраны в высокий пучок - и частично ниспадали вниз - несколько длинных прядей, по ощущениям похожим на еще более невесомый шелк, упали ей на грудь, и он осторожно убрал выбившуюся прядь назад, чтобы не портить открывшийся вид. Пальцы поднялись по шее, и остановились на ее лице - словно возвращая ей ее же прикосновение - и скользнули к затылку, проходясь среди рядов рыжих волос и одним только этим жестом вызывая едва не ушедшее от резкой остановки тепло где-то в груди.
- Тебя это ни к чему не обяжет, - на лице мелькнула тень улыбки, - Ты можешь уйти в любой момент, когда захочешь.

Она хотела попросить его открыть глаза, но он сделал это до её просьбы. От его взгляда мурашки пробежались по спине, что вкупе с его прикосновениями рождало какое-то новое удовольствие.
- Прямо сейчас я не собираюсь никуда уходить. Так что нечего мне зубы заговаривать.
Кстати, о зубах. Оксана приподнялась на локте, схватившись другой рукой за плечо мужчины и попробовала его поцеловать.

- Ты знаешь, о чем я, - с легким укором произнес мастер, и кажется, вовсе не договорил то, что хотел сказать, прерванный внезапным порывом своей гостьи. Было понятно, что порыв для него внезапен, по его удивленному выражению лица и секундной попытке отстраниться - что с его положением было весьма непросто. И все же, губы соприкоснулись - и он не устоял, отвечая на поцелуй, в котором, к счастью, не было острых зубов - но чувствовался еще один голос в этом многоголосном оркестре. Инициатива, исходившая от рыжей была быстро перехвачена - и он уложил ее обратно на мягкую простынь, высвобождая перебиравшую волосы руку и спускаясь той к пространству между ног девушки.
Даже здесь, в мире душ, тело словно продолжало жить, как прежде - оно чувствовало, как дразнятся внизу пальцы, лаская что угодно, но только не то, что жаждало этой ласки больше всего.
Он оторвался от ее губ - и настойчиво развернул ее за плечо набок, спиной к себе, и судя по звукам, принимаясь избавляться от брючной части своего не в меру хитрого одеяния.
Губы коснулись мочки уха - и слегка закусили ту зубами. Острыми зубами.

А оказывается, она всё-таки может его удивлять. Это было приятно. А вот то, что острых зубов при поцелуе не обнаружилось даже несколько разочаровывало. Неужели они просто иллюзия? Впрочем, разбираться времени не было. А вот когда иллюзия ощутимо куснула её за мочку уха, Оксана даже вздрогнула. Но потом девушка замурчала довольной кошкой, ожидая продолжения.
Размышлять о том, почему душа так остро чувствует то, что должно было чувствовать тело, конечно времени не было. Мелькнула только мысль, не может ли это быть из-за того, что она слишком хорошо ещё помнит это своё тело. И возможно, проведя здесь несколько сотен лет совсем забудет, каково это быть живой. Тогда тем более нужно здесь и сейчас получить максимум удовольствия, чтобы потом не было так обидно.

Навалившееся на неё тело чувствовалось совершенно настоящим. Вряд ли в райских землях ее родного мира существовали наслаждения такого рода, учитывая то как религия вообще относилась к физической стороне любви. А тут... видимо, здесь это все-таки было неотъемлемой частью жизни душ, словно ничем не отличавшихся от живых. Ну или почти ничем...
Бог все-таки вышел из неё, упав на сбившиеся рядом в кучу одеяла, шумно вздохнув, и влажная от пота спина сразу ощутила прикосновение прохладного воздуха.
- Не так уж плохо, - подтвердил он не то ее мысли, не то просто прокомментировал происходящее спокойным, умиротворённым голосом, пока один из длинных пальцев накручивал на себя прядь рыжих волос.

Оксана рассмеялась, затем развернулась и уткнулась лбом в грудь своего любовника.
- Ты знаешь, как сделать женщине комплимент. Хи-хи. Не так уж плохо.

- Когда эта женщина лежит перед тобой под одним одеялом и так стонет, удержаться сложно, - усмехнулся мастер, положив руку ей на спину и ненавязчиво продолжая гулять пальцами по обнаженной груди девушки, - Но такому быстрому согласию я весьма удивлен.

- Эй! Одеяло было не одно, - усмехнулась Оксана, поцеловала грудь Зубастика. -И потом, сам раздразнил меня, сам удивляешься. Или у вас тут не принято, чтобы всё женщина желание испытывала?