Пластинка межвселенского гиперпатефона, работавшего на вечном двигателе, вращалась медленно и неторопливо. Чисто по инерции. Оно и понятно. Перпетум, оно, конечно, мобиле, но когда в хрупкое устройство из пейнфантазиума тычут немытой рельсой знатоки матчасти, ломается что угодно.
Однако это было даже к лучшему. На небольшой и продолжающей снижаться скорости рассматривать рассказы было куда удобнее. Свесив ноги с края пластинки, Раймон лениво созерцал вереницу названий. Над некоторыми гордо светились аннотации разной степени информативности. Честно говоря, читать критику уже порядком поднадоело. Вернее, не так. Должность обязывала его после посещения каждого креатива составить отчёт на форменном бланке, заверить его печатями, увенчать резолюциями, поставить тридцать восемь с половиной подписей, заламинировать, снабдить штрихкодом, зарегистрировать в ветеринарно-психиатрической клинике и сдать под подписку о невыезде в военный комиссариат по месту жительства… Проще говоря, проблем с отчётностью хватало.
Пока Раймон решался, где в очередной раз рискнуть душевным здоровьем, пластинка остановилась напротив дешёвой картонной двери отечественного производства, обитой дорогими, купленными со скидкой на возраст заграничными понтами. Пришлось слезать и плестись исполнять долг.
- И кому я успел так задолжать? – пробурчал себе под нос граф О’Ман.
- Ты мне в карты проиграл, - флегматично откликнулся внутренний голос. – Между прочим, я предлагал играть на раздевание. Но ты сам отказался.
За дверью обнаружилась захламлённая культурным шлаком детская комната, посреди которой высился бумажный город… Ну как «высился»… Над плинтусом возвышался, да. Наспех вырезанный пластмассовыми ножницами из листов школьной тетради в клеточку, город представлял собой нагромождение элементов, способное привести зрителя в состояние, напрямую зависящее от эстетических предпочтений и творческих девиаций.
Но для самых непонятливых где только можно было заботливо выведено русским по бумажному «город».
- Хм, и что это тут у нас? – глядя на город, риторически поинтересовался критик третьего ранга.
- Так город же! – раздался откуда-то из угла голос неопределённого пола, возраста и партийного статуса.
- Ну, предположим, - вынужденно согласился Раймон, меланхолично разглядывая поделку. Взгляд то и дело натыкался на пояснительные надписи: «особняк», «вокзал», «дома». – А жители в нём есть?
- Конечно! Вот же они. Смотрите внимательнее.
- Это?! – возопил внутренний голос. – Зашиби меня, калитка…
Раймон послушно уставился на такие же, вырезанные из бумаги фигурки… В принципе, в них даже трезвым взглядом можно было углядеть антропоморфные черты. Но вглядываться в них без стакана-другого успокоительного совершенно не хотелось. Вместо одежды на фигурках были написаны её названия – «фрак», «корсет», «пальто» и так далее.
- И что с этим делать? – чисто из вежливости поинтересовался антигерой.
- А! Тут, короче, такой замут… Тех, кого надо убрать, но не убить, потому что тюрем нет, на вечный фронт отправляют… Рвут дырку в воздухе и туда его – р-раз! За это их вербовщиками называют. А за разломом – твари, с которыми сражаться нужно. А ещё там есть рабочие, который делают стачки, и революционеры, и дирижабли, и…
- Ага, ясно, - вздохнул критик третьего ранга.
Он собрался уже было уходить, но потом решил, что это будет просто преступно. Да и невежливо как-то. Поэтому он достал из одного кармана бронированный шредер на гусеничном ходу, а из другого – гремлина-контрактника.
- Ты знаешь, что делать, - сказал Раймон гремлину.
Тот напялил шлемофон, осклабился, и, отсалютовав, фальшиво пропел:
- Душа крепка, и нервы наши чисты…
После чего шустро взобрался на водительское место.
Взревел мотор…