Абдулькарим
Неофит Сообщений: 85 профиль
Репутация: 1
Shooter__Andy ( Offline )
(-8)Мастер, (-6)Игрок, (-8)Человек
Владыка Тьмы Сообщений: 9085 профиль
Репутация: 102
|
И снова мысли сотворенного и Эрис на удивление сошлись, пусть даже они и не знали об этом, по крайней мере, в одной части — дело подходило к критической точке и могло обернуться для кого-то из них, если не всех сразу, последним боем. Да, конечно, существовали ритуалы воскрешения и вряд ли джан пожалел бы копеечной для него суммы, чтобы вернуть к жизни любого из поверженных героев, в том числе и своего телохранителя, но это подразумевало, что такая возможность будет. Что если в сражении падут они все? Или не получится спасти тело, без которого ничего не получится? Наконец, что если вмешаются боги, которым они уже изрядно успели насолить за последнюю пару дней? Кто знает, на какую месть способна пятиглавая... В памяти невольно всплывали последние разговоры. Да, он был почти наверняка уверен, что за предложением Эрис стояла простая уловка, которую он легко разгадал, он был почти уверен, что никакой эссенции "человечности", которой ему якобы недоставало, на самом деле не существовало и он был точно такой же личностью, как и остальные члены отряда... Но он так же был уверен в том, что ни в чем не следовало быть слишком уверенным. Какой бы совершенной логикой ни наградил его Создатель (а ведь он не мог знать наверняка даже об этом якобы совершенстве), ошибочные исходные данные означали ошибочные выводы. Что если он неправ? Что если он действительно... не вполне личность? Этакая заводная игрушка, скованная рамками механизма и даже не подозревающая о существовании этих самых рамок? Но как можно было, в таком случае, выйти за пределы самого себя, чтобы оценить их со стороны? Мысли проносились, приходя и тут же уносясь, отбрасываемые безжалостной невозможностью их исполнения. Как ни крути, он может судить о себе только с позиции себя, а остальные — только с их позиций. Но неужели этот вопрос был и впрямь неразрешим? Механический страж пробегался по своей памяти, пытаясь найти что-то, что помогло бы с ответом, но не находил ничего... Или... — Мастер-контроллер, — обратился он к джану, подойдя ближе, чтобы не пришлось повышать голос, перебивая звуки сражения, — У меня есть запрос. Позволите ли озвучить его? — Сейчас? — немного удивился Сейд, но появившаяся из ниоткуда интрига, пусть и заинтересовала его, выразилась лишь в одной приподнятой брови на бесстрастном лице, — Что же, прошу, говори. — Я хотел бы получить авторизацию на доступ ко всему объему моей памяти, — понимая, что неплохо бы объяснить себя, он продолжил, — Некоторые из моих навыков я выучил или улучшил сам в процессе своего существования, но большая часть была заложена в меня Создателем. Однако не все из них идут исключительно от него — мне известно, что для боевых навыков он использовал кого-то другого, своеобразного "донора", позволившего использовать его память для придания мне моих способностей. Вместе с ней, однако, пришли и его воспоминания, однако я не имею к ним полного доступа. Я считаю, что если я смогу сравнить свои ощущения с отложившимися в памяти ощущениями Исходника, я смогу осознать разницу между нами, если, конечно, она была. Сотворенный замолчал. Джан тоже не торопился с ответом. Несмотря на то, что они были не слишком-то похожи друг на друга, он умел представлять себе ход мыслей своего слуги, особенно поскольку он тоже помнил события последних дней и понимал, какой эффект они произвели на него. Просьба была, конечно, несколько неожиданной и, пусть в ней и была своеобразная логика, довольно таки странной, но отказывать в ней тоже не хотелось — неопределенность и сомнение в себе могут убить в бою не хуже меча или заклинания... — Хорошо, — наконец ответил он, — Даю разрешение. — Принято. Благодарю, мастер-контроллер, — кивнул сферической головой искусственный воин, замирая на месте. Его глаза вновь еле уловимо замерцали... Мне двенадцать лет. Я отправляюсь на первое настоящее испытание. В пещере темно и сыро, но я дрожу не от страха или холода. Предвкушение, смешанное пополам с волнением. Далёкие-далёкие лучи, освещающие медленно танцующие в воздухе пылинки, отражаются с почти ослепляющей глаза в окружающей чернильной тьме силой от моего клинка. Я вижу прозрачные капли на его металле, большинство — совсем крошечные, но изредка они собираются в одну крупную и бегут вниз, совсем как пот на моем лбу. Сейчас так тщательно наточенное и отполированное мной лезвие чисто и готово к тому, чтобы покрыться кровью. Я не могу дождаться этого.
Мне пятнадцать. Её имя Шонна, но из-за её длинных рыжих волос её зовут Лисицей. Оба имени подходят ей. Ей тоже пятнадцать и мы встречаемся лицом к лицу первый раз. Мне нравится её фигура, её лицо и забавная манера разговора. Она сначала притворяется, что я её не интересую, но мы оба знаем, что это всего лишь игра. Ночью легко скрыться от остальных, лес под серебристой луной будто бы создан для этого. Мы сдерживаем смех, убегая, чтобы нас не услышали, и позволяем себе расхохотаться в голос только добежав до Трёх Камней. Вокруг никого нет. Я слышу шелест травы и листьев, шорох ветра и тихое поскрипывание деревьев. Вдалеке гулко ухает филин. Свет падает на её лицо и даже в бледных лучах я вижу рыжие веснушки на её улыбающихся щеках и блестящие зелёные глаза. Нам хорошо вместе.
Мне девятнадцать. Я чувствую боль. Моя правая рука и обе ноги не двигаются. Подо мной растекается липкая кровь. Моя. Я чувствую её запах и вкус во рту. Я вдыхаю, но не могу набрать достаточно воздуха, словно тону и не могу добраться до поверхности. На уши давит звон, сквозь который я слышу какие-то ещё звуки, но не могу их разобрать. Глаза залиты потом и кровью, закрыты спутавшимися волосами. Я боюсь. Но я помню. Я помню, как я падал. Я помню, где остальные. Я вновь заглатываю воздух, ещё меньше, чем в прошлый раз, и чувствую, как по губам что-то стекает. Боль сопровождает каждое движение, но я всё ещё владею одной рукой. Я подтягиваюсь ей в ту сторону, которую мне подсказывает память. Я не могу думать ни о чём, кроме боли и звона в ушах. В глазах всё темнеет и темнеет. Я вспоминаю... что-то... кого-то... Шонну? Самаина? Харди? Три Камня? Я проваливаюсь во тьму.
Мне шестнадцать. Я смотрю вниз, на лежащее у моих ног тело. Я знаю, почему он заслуживал этого, но мне не становится от этого лучше. Я не думал, что это будет так сложно, мне казалось, эти истории — про слабаков. Я ошибался. Я не могу выдернуть свой меч и я оставляю его. Я знаю, что я не должен этого делать, но я не могу даже протянуть к нему руку. Я ухожу, понимая, что меня ждёт.
Мне двадцать один. Обучение завершилось официально, хотя я знаю, что на самом деле оно не закончится никогда. Я должен быть счастлив, но я знаю, что это значит расставание. Я буду направлен на север, один, к незнакомым мне людям, оставляя всех остальных позади. Я не знаю, увижу ли я их когда-нибудь вновь. Шонна не подает виду и шутит, что нам всё равно пришлось бы идти разными путями, ведь волки не живут с лисами. Я хочу улыбнуться в ответ, но не могу.
Мне тридцать четыре. Снег валил не переставая вот уже неделю и мне приходится пробираться сквозь него почти по пояс. Ноги проваливаются глубоко вниз, вода хлюпает в унтах. Ветер приносит метель за метелью. Огонёк вдалеке упрямо не хочет приближаться. Я устал. Обычно этот путь был бы для меня просто разминкой, но сейчас он выматывал. Я представляю сухое тепло огня, запах жареного мяса и возможность сбросить с себя тяжёлую шкуру. Это помогает. Я прохожу мимо двух деревьев, сплетенных между собой. Я не сразу понимаю, но вскоре ловлю себя на мысли, что я всё ещё очень далеко. Настолько далеко, что не должен видеть даже крошечного огонька вдали. Не в такой снегопад... Я замираю на месте и всматриваюсь вдаль. Слишком далеко... Слишком ярко... Я не замечаю, как срываюсь на бег. Я спотыкаюсь и застреваю в снегу, но я продолжаю бежать вперед...
Мне восемнадцать. Я выламываю замок из двери ударом топора. Щепки осыпают мои руки. Механизм с лязгом падает вниз. Я распахиваю дверь пинком. Они внутри. Я вижу страх в глазах некоторых из них. Мне всё равно. Я вижу ярость в глазах других. Я не боюсь её. Отчаяние. Оно не трогает меня. У них был шанс. Они не воспользовались им. Никто из них. Я вижу быстро движущийся на меня клинок, но отбиваю его прочь щитом. Остриё топора продавливает доспех, прорубает его, словно скорлупу, и находит цель. Я слышу, как кто-то пытается проскочить мимо меня, но я ожидал этого и следующий удар бросает его на пол. Остальные уже зажаты в угол. Хорошо. Это делает задачу только проще...
Мне двадцать шесть. Кошель с золотыми приземляется мне в ладонь. Я знаю, что заработал их, но я не чувствую удовлетворения от этого. Я не чувствовал его уже давно. Я словно бы делаю это по привычке. Просто потому, что не знаю, что можно делать ещё. Я выхожу наружу. Весенний воздух свеж и прохладен. Я вдыхаю его полной грудью снова и снова, будто не могу надышаться. Я не знаю, что делать дальше.
Мне восемь. Я поспорил, что проберусь ночью в пещеры, сам, в одиночку. Темнота снаружи. Но я вижу и темноту внутри. Чище, чернее. Словно бы осязаемая. Я не хочу идти туда. Я думаю о том, что мне стоит просто подождать здесь, а потом вернуться и соврать, что дошел, ведь никто же не смотрит. Эта мысль не нравится мне, но мне не нравится и идея идти дальше. Я стою так, не двигаясь... кажется, целую вечность. Я начинаю разворачиваться, но в последний момент сжимаю кулаки, стискиваю зубы и бегу вперед, к зияющей дыре. Я знаю, что если остановлюсь сейчас, то не смогу больше двигаться дальше. Поэтому я не останавливаюсь. Тьма окутывает меня. Я слышу эхо от своих шагов. Они раздаются звонко в этой каменной кишке. Я сделал это. Я оглядываюсь назад, улыбаясь, но понимаю, что не вижу лунного света снаружи. Я замираю на месте. Я смотрю во все стороны, но не вижу ничего. Я пытаюсь нащупать стены, но наступаю ногой в трещину и падаю, подворачивая ступню. Я чуть не кричу от боли, но вовремя ловлю себя... они могут услышать. Мне страшно.
Мне сорок два. Эль приятно затуманивает разум. Затупляет остриё. Я делаю ещё один большой глоток. Ко мне подсаживается кто-то. Я не смотрю на его лицо. Мне не нужны лица. Он говорит, что ему нужна помощь кого-то опытного. Вроде меня. Пытается сбить цену лестью. Пусть. Я почти не слушаю, что он говорит, выхватывая лишь ключевые фразы. Мне не нужны детали. Я беру его кошель, допиваю кружку, и выхожу наружу. Цикл продолжается.
Мне семнадцать. Я лежу на боку, подперев голову рукой, и смотрю на неё в лунном свете. Она спит. Я слышу её ровное дыхание и вижу, как размеренно ходит вверх-вниз её грудь. Я мог бы лежать так бесконечно. Я не чувствую затекшей руки и ноющей шеи, я не чувствую вонзающихся в тело под грубым спальником камней. Вдруг она поворачивается ко мне. Я боюсь, что разбудил её, но она лишь смеётся в ответ и целует меня. Она спрашивает меня, как долго я так наблюдал за ней. Я отвечаю, что не знаю. Она снова смеётся и говорит, чтобы я спал. Она говорит, что у меня будет ещё достаточно времени смотреть на неё. Я улыбаюсь в ответ и засыпаю, обняв её. Я слышу, как она шепчет, что у нас хватит времени на всё... И я верю ей.
Мне тридцать девять. Я смотрю на прядь своих волос. Она стала серой. Я представляю насмешливый голос, говорящий, что скоро меня можно будет переименовать в полярного волка. Я оглядываюсь по сторонам. В комнате, конечно, нет никого, кроме меня. Снизу, как всегда, доносится шум стаканов и кружек, гогот завсегдатаев, говор посетителей, шаги и заглушаемая всем этим простая музыка.
Я один. Несколько мгновений спустя сотворенный вновь повернулся к джану. — Операция проведена успешно, — произнес он, — К сожалению, я не понял того, что хотел. Думаю, нам нужно продолжать наступление.
|