Вся соль Катрин Мааржель, ЛБК-2021. Полководец, Союз

Вся соль Катрин Мааржель
1 место

Автор: Вито Хельгвар

Полководец
Союз морских Красавиц и глубинного Чудища

-

Под утро третьего дня ветер чуток поунялся. Прекратил выть в снастях и мрачно трепать просмоленную холстину, укрывавшую лодки. Перестал зашвыривать горчащий соседский дым пополам с солоноватым дождём прямо в лицо, как ни отворачивайся. Уже не норовил сорвать с хлипкой привязи козу или псину.
Катрин выпрыгнула в ледяную лужу, не дожидаясь отцовского окрика или оплеухи. Громко шлёпая по стылой жиже, домчалась до курятника. Задохнулась от тёплого смрада. Задала корму подслеповато моргающим пеструшкам, захлопнула отсыревшую дверь: «вот вам, трусихи несчастные!», — развернулась на пятках — и остолбенела.
Южная отмель, где по осени обычно потрошили тюленей да морских львов, казалась сейчас прилавком коробейника. Семь длинных узких суден аккуратно выстроились там в ряд. Вокруг едва различимо суетились люди, наверняка торопясь как следует укрепиться на случай, если буря вернётся снова. Ближе к утёсу укапывали толстые, куда толще мачт, столбы, навешивали канаты, а может быть, и цепи…
— Марш в хату, — рявкнул с порога отец худшим из присущих ему голосов. Катрин подскочила на месте — и юркнула вовнутрь, даже не подумав перечить.
Старик Мааржель, впрочем, отнюдь не искал повода поднять мозолистую рыбацкую ручищу. Насупив кустистые седые брови, он щурился на Южную отмель, подбоченясь и жуя вислый ус. Стоял так некоторое время, притопывая и похмыкивая. Потом вернулся в дом, обул неуклюжие сапоги с каблуками и шпорами, нацепил на пояс ножны с грубым фальшионом, сунул за голенище нож поменьше и нахлобучил кожаную шляпу.
— Ни ногой мне, — проурчал по-медвежьи, прежде чем выйти в унылый нестихающий дождь. — Ни ногой!
И вскоре мимо дворища рыбацкого старшины Мааржеля проехали верхами все семеро старшин, сопровождаемые парой дюжин молодых рыбаков покрепче.
Не прошло и полсвечки, как в окошко Катрин поскреблась Лилиана и, морща конопатое лопоухое личико, стала мигать, будто, упаси зыбь, припадочная.
Но Лилиана на то и Лилиана, верно?

***
Оказалось: добрый ярл Кнуд со странным, будто с западных берегов, родовым прозвищем, пройдя насквозь бушевавшую последнюю неделю бурю, вынужденно прибился к берегу Ястари-бухты. Ярл попросил терпения и понимая — и предложил заплатить за древесину, нужную для срочной починки, золотом и моржовой костью.
— Добрый — это? — уточнила Катрин, потирая озябшие ноги друг о дружку.
— Да кто ж поймёт? Добрый — это он сам себя так окрестил, да. Вроде бы Лукаш, он-то первым их увидал, сказывал, что ярл таки ого-го, вширь троих наших старшин перекроет. Да только это ж Лукаш, поди пойми, что там у него в башке коптит-то…
— И что? — нетерпеливо перебила Катрин.
— Ну, что… — запнулась Лилиана и замигала. — Ну, что… Ну, вроде бы задаток даже дал. И сказал, что теперь, когда буря позади…
— Я не о том!
— Ох… — блёклые глазки Лилианы виновато вскинулись на Катрин. Девчонка всё поняла, конечно; кто бы не понял? Сочувственно засопев, она покачала головой:
— Ой, нет, сестрёнка, ой, нет. Все крепкие, ражие, чуть что — за мечи хватаются, или за топоры. А уж в морду — вообще за просто так; того же Лукаша спроси. Так что…
Катрин скрипнула зубами и в очередной раз напомнила себе: я не пеструшка, понятно? Ждать не буду! Ногти больно врезались в кожу ладоней, и пришлось отпустить сжатые кулаки.
— Хорошо, — она выдавила на лицо улыбку, будто белёсую дрянь из угря. — А каковы они из себя?
— Тю! — обрадовалась, просветлев лицом, Лилиана. — Это надо идти смотреть, сестрёнка! Надо идти и смотреть!
Надо, подумала Катрин. И не только смотреть. Ох, не только…
На губах запекалась соль. Ветер менялся.

***
На столах, служивших для разделки рыбы и морского зверя, выскобленных добела, но воняющих пуще прежнего, расставили угощение в глубоких узорчатых мисках из лесных чащоб вдалеке от берега — и пенящиеся жбаны.
Чужаки и впрямь выглядели крупными, сильными — и смотрели в упор, словно нарываясь на драку. Губы у всех оказались чересчур узкими, подбородки — массивными и угловатыми, а ржаво-красная кожа на лицах — темнее, чем у рыбаков из Ястари. Впрочем, драться никто не лез, мужчины вполне мирно шумели, делясь всяческими байками про море. Старшины, которым прислуживала и Катрин, обсуждали пути вдоль берегов, ведущих к тёплым морям. Ярл беседовал учтиво, говорил, однако, скупо и веско. Всё время поминал столбы, отчего старик Мааржель, да и прочие поселковые, недоверчиво морщились, но вежливо помалкивали. Лукаша, помянувшего было какую-то пещеру, споро и без пыли уволокли в сторонку парни — ровесники Катрин.
На людях колотить не стали.
Подливая яблочного вина ярлу, Катрин будто невзначай коснулась рукой, отпрянула, прикрыв губы ладонью. Прошептала замольбу, одну из тех, что не утратили силу после… после мамы. Посмотрела на Кнуда, по-прежнему неотрывно изучавшего грубые карты, начерченные на козьих шкурах. Едва-едва одолела желание расколотить кувшин о непрошибаемую башку чужака — и отошла как раз вовремя, чтобы Мааржель не заинтересовался её странными ужимками.
Ушла, душа в себе слёзы и отсчитывая каждый шаг: не пеструшка, не пеструшка… — и уже на краю двора оглянулась, чувствуя на щеках и губах ёдкую соль отчаяния.
Поймала взгляд пронзительно-ледяных глаз грузного толстого ярла.
Осталась.

***
Столбы сгрудились примерно напротив среднего драккара, но под укрытием скалистой стены. С кораблями так не возились, оставив, считай, на самом срезе воды. Никто из местных не рискнул бы держать здесь судно — даже паршивую лодку — а вот чужаки, похоже, не опасались бури.
И всё же чего-то крепко побаивались. Это Катрин учуяла сразу, будто бывалая дворовая псица. Верховым чутьём.
Лагерь чужаков пропах выпивкой, дымом, смолой и свежими опилками, шумел, гоготал и перекрикивался уверенно, гулко, мощно. Но тут, ближе к столбам, сквозь шум и запахи пробивалась отчётливая нота жути.
Потому что столбы — не были просто столбами.
Семеро резных идолов, все — затылком к морю — высились, опутанные цепями, канатами и сетями. Катрин захотелось поглядеть в лица, узнать: есть ли там вообще эти самые лица? — но ярл властно и непреклонно удержал её за руку. Потом вдруг нырнул, подхватил под колени и лопатки, поднял на руки, улыбаясь маслянисто и жестоко. Опустил на невесть откуда взявшийся под ногами меховой плащ.
— Это родичи, — объяснил, когда откатился набок, сопя и прерывисто дыша. — Мои. Смотри на меня. Видишь одного — видишь всех. Почти как у вас тут.
И рассмеялся. Капелька ядовитого безумия тоненько звенела в смехе, и Катрин вдруг подумала, что, может быть… Может быть. Она потянулась к нему, сама, зашептала бесстыдно и жарко, и ярл вдруг оказался весь рядом с ней, в одной с нею минуте, на одном плаще — полностью, каждой пядью судьбы, и судьба… о-ох, простонала Катрин, какая великая это будет судьба…
— Да, — сказал ярл, поднявшись на локте и показав на воинов и гребцов, дружно мастеривших нечто из рыбьих костей. Получившиеся фигуры приносили к подножию столбов, укладывали вокруг. — Великая. Наверняка.
Поцеловал её напоследок и велел бежать домой. Утром, посулил ярл, всё станет яснее.
Уже уходя, Катрин проглотила густую вязкую соль. И улыбнулась.

***
Ни Мааржель, и никто другой из старшин в жизни ещё не видел подобного. Рыба покрывала берег на несколько десятков шагов вглубь, запрыгивала по серебристым чешуйчатым телам, разевая рты и отчаянно изгибаясь, словно спеша куда-то в одной зыби внятную даль.
Осьминоги успели забраться ещё дальше — и некоторых даже склёвывали расхрабрившиеся куры и цепные собаки.
— Этого будет достаточно? — спросил ярл негромко, оглядевшись, чтобы убедиться, что лишние уши не слышат беседы. Катрин затаила дыхание, молясь, чтобы её не нашли. Кто там знает ярла, а вот отец разделается с ослушницей по-своему! А то так и Луны Урожая не станет ждать, отец у неё самый строгий, потому и старший из всех старшин Ястари.
— Не знаю, — скривился Мааржель, поглаживая бородку. — Может, да. Может, нет. Кто знает, откуда вы привели эту рыбу, добрый ярл? Не случится ли, что нам и вовсе придётся кочевать куда глаза глядят, если воды останутся совсем пусты?
Ярл расхохотался, так чисто, свежо и искренне, что Катрин едва не поверила, как сам Кнуд наверняка же поверил в то, что способен был оставить пустыми воду возле Ястари.
— Эх, старина Мааржель, — покачал головой ярл и добродушно улыбнулся. — Как мало вы верите людям… Как мало вы верите морю.
И вдруг оказался — насквозь деревянным, будто вырубленным из тёмного от времени древесного ствола.
— Боги милостивы к вам, — процедил Кнуд. — Очень, необычайно милостивы. Радуйтесь! Ловите момент! И не пробуйте торговаться с судьбой, в которую вы тоже, как я погляжу, верите крайне мало.
Ох, вздохнула Катрин, привычно молясь: не пеструшка, не пеструшка… ох. Казалось, в тот миг она вконец перестала понимать, кем же был добрый ярл Кнуд. Не был ли, случаем, он и сам — бестолковой птицей, хорохорящимся петушком?
Соль грызла ей глотку, но приходилось молчать.

***
Второе празднество устроили в честь сказочного улова. Как и предсказал ярл, доставить рыбу удалось в целости: установившаяся стылая хмурая погода да щедро расходуемая выпаренная морская соль помогли.
Рыбаки и воины напропалую веселились, плясали и отчаянно наигрывали на всём, от окарины до вычурных громоздких гуслей, нашедшихся у чужаков. Девушки постреливали глазами, старики торопились наесться до отвала. Ветер устало трепал взмокшие космы, безнадёжно теребил ленты в косах, заплетённых из конской гривы.
Мааржель торжественно вручил ярлу поводья Ласки, любимой лошадки Лилианы, и сулил союз и доброе соседство. Ярл сердечно обещал, что милость богов снизошла на Ястари на веки вечные. Катрин рвало за длинным общинным домом всякий раз, как кто-нибудь повторял просоленную, чтобы не так отдавала тухлятиной, ложь — любую из них.
С каждым новым рассветом ей думалось, что даже оставшихся, отобранных из отборных, вещей, вероятно, чересчур много. Кнуд ярл — и неужели же не отыщет для невесты гребня или кожуха, или кожаной шляпы? Вновь она украдкой разглядывала собранный узел. Вновь что-то выкладывала обратно в глубокие толстостенные сундуки.
Почти успевая не подумать: если ярлу не удастся, тогда… Тогда ей уже не понадобится вообще ничего. Ровным счётом.
Лошадиные кости стали основой для другой фигуры — то и дело шевелившейся, неуверенно, словно не привыкнув к новым местам и новой роли. Катрин вздрагивала, ёжилась и куталась в меховой плащ, стараясь отвернуться от костей прежде, чем те опять попытаются куда-то убрести.
Ей всё время мерещилось, что кости пытаются не убегать, а гнаться.
Из носа текло — слизывая, она чувствовала странный оттенок соли. Похожей на кровь. Только не на кровь человека.

***
Дельфины и акулы, косатки и даже молоденький сельдяной кит шумно бились на берегу, время от времени рыча, воя, стрекоча. Рыбаки высыпали на берег все до единого.
Ястари наблюдала за новым уловом. Молча.
Мааржель с багром и топором растолкал молодёжь. Широко ступая и топоча рыбачьими сапогами без каблуков, он приблизился к крайнему дельфину, заглянул в глаза — и с размаху разрубил череп.
Работа закипела.
— Все псы пучины, — сказал добрый ярл Кнуд Катрин. Руки ярла, чуткие ловкие и нежные, будто и не знали постоянной работы с веслом и рукоятью, изучали глубины крохотного, сладостно-солёного океана ястарки. Катрин постанывала, но слушала, напоминая себе: пест… руш… ох… божечки…
Тошнота смирно отступала и пропадала вблизи Кнуда, а соль снова становилась обычным потом, кровью из прокушенной губы, брызгами пены с волны, семенем… Соль не пугала, не внушала ужаса.
Как и истуканы на Южной отмели.
— Все псы пучины, — повторил ярл. — Мне нужно нечто большее, нечто… Где, прах вас раздери, где настоящая добыча?! Пророк не мог соврать мне, мне ещё никто не мог соврать!
Он впился в Катрин жадным, голодным поцелуем. И несказанные слова эхом отозвались в животе девушки:
— Всё говорит, что я нашёл правильное место… но где же они? Где те, кто царит во тьме? Где обитающие в глубочайшей пучине? Где Спящие?!
С берега доносились крики дельфинов и китов, напоминающие вопли детей.

***
Оттолкнув Лукаша, Мааржель схватился за нож, раздувая ноздри и яростно вперившись в одутловатое от плохо заживающих побоев лицо.
— Сказано тебе, паршивец: не знаю ни о каких мальчишках! А Лилиана… что ж, она-то наверняка с этими бродягами!..
Братья Катрин придвинулись поближе, хищно поглядывая на Лукаша. Кулаки у них сжимались, будто жили отдельно от тела. Кулакам в охотку было бы потолкаться на рёбрах у дуралея-наймита.
— Но грот…
— Сынок, — сказал вдруг Мааржель мягко, почти нежно. Лукаш захлопнул рот прытче, чем если бы услыхал три бездны брани. Старшина никогда не говорил так с теми, кто мог рассчитывать увидать завтрашнее солнце. Даже собственные дети опасались медвежьего нрава старого рыбака.
— Сынок, я бы на твоём месте нынче же убрался из Ястари. Не знаю, хватило бы у меня силёнок убрести достаточно далеко… но я бы попытался.
— Я не хотел…
— Сынок! Сыно-ок…
Катрин зажмурилась, но ни ударов, ни стонов не раздалось. Открыв глаза, она увидела тощую фигурку Лукаша, во все закорки улепётывавшего вверх по склону.
— Нет, — сказал Мааржель сыновьям. — Не в этот раз. А вот с Кнудом… с Кнудом надо бы и перемолвиться словцом.
Отвернувшись от склона, ведущего прочь от моря, старик раскашлялся и мрачно добавил:
— В гроте было бы в самый раз.
Катрин скрутило, и по животу пробежали огненные молнии колких судорог.

***
Выпроставшись из мехов и плащей, Катрин выбралась из палатки и, насколько теперь уж умела, быстро дошла до идолов. Опустилась на колени, вглядываясь в обугленные фигуры из костей. Кости двигались, переплетались, жили.
Не конские. Не рыбьи. Не дельфиньи.
Катрин вскочила в ужасе, но ноги подкосились, и она плюхнулась на задницу, уперевшись спиной в крайнего идола.
Крики проросли сквозь песок отмели слишком поздно. Рыбаки шли через лагерь чужаков, методично убивая всех и каждого, кого сморило сонное зелье, подмешанное на последнем пиру. Рыбаки напали перед самым рассветом, рассчитывая, что даже трезвой страже будет трудно устоять перед сном.
Не исключено, что кто-то из старшин даже заглянул в грот ради этого.
— Ищите Кнуда! — безошибочно узнаваемым рыком старого Мааржеля прокричали от крайнего драккара, всё никак не желавшего загораться. — Ищите Кнуда!
Им оставалось шагов пятьдесят до места, откуда начинался След, от которого и убежала Катрин. Убежала, ошибившись разве что с направлением.
И до момента, когда рассветёт, оставалось примерно столько же.
Грот, подумала она, чувствуя, как её изнутри распирает нечто странное, льдисто-нежное, ну что такое ваш грот…
Длинные полосы икры показались из-под её подола. Судорожные спазмы усилились и участились. Катрин захотелось кричать, но требовалось совсем чуточку подождать. Ещё немножечко.
Солнце осторожно куснуло край горизонта — и море вздыбилось, поднимаясь колоссальной волной, чтобы выпустить наружу очередной улов тех, кому пришлось выброситься на берег в этот раз.
Рыбаки пока не замечали этой волны. Не видели таившихся внутри фигур, растерянных, варварски разбуженных от миллионолетнего сна.
Катрин терпеливо глотала солёную влагу, смотрела туда, в зеленоватую толщу волны вместо односельчан, не замечая бегущей по волосам седины. Ждала. Ей предстояло кричать вместе с ними.
И ради них.

Хех, автор, а где рассказ? Это у вас какой-то непонятный набор абзацев, не связанных одной мыслью, получился. Чего хотела Катрин? Где вообще логика повествования? Вы увлеклись, так старательно вписывая в текст все, что текло из Катрин или внутри нее, что позабыли о главном. В рассказе должен быть сюжет.

Из носа текло — слизывая, она чувствовала странный оттенок соли

Это было смешно. И таких перлов предостаточно в этом тексте. Одно "лопоухое лицо" чего стоит))

О, хороший рассказ, зашло! Лавкрафт с его неописуемым-из-глубин, конечно, вечен, соблазнителен и избит, но все равно годнота. Даже ругаться не хочется. Есть на что, в принципе:

шумно бились на берегу, время от времени рыча, воя, стрекоча.

"Время от времени" явно лишнее, потому что у вас "шумно" бьются на берегу, здесь не следует нарушать звуковую гармонию. Хлопки по земле, рычание, вой и стрекот точно не бьются с "время от времени".

Но это мелочи, на самом деле, такого раз-два и обчелся, а текст целиком максимально приближен к тому, что я бы ожидал от "Морских легенд".

Я прочитал рассказ «Вся соль Катрин Мааржель».
Моё мнение ошибочно и субъективно.

Забавно.
Написано хорошо, хоть и местами не понятно. Читается легко (местами).
Мир прописан скупо, сумбурно. На первое место поставлены эмоции.
Есть ли в рассказе лирика? Хм. В рассказе есть соль…

Герои. Старик Мааржель – хранитель обычаев, секретов, блюститель порядка и традиций. Глава поселения тех, кому не суждено покинуть родной берег. Сильный и показательный персонаж – зачёт.
Кнуд – воин, в погоне за славой и властью готовый пойти на всё. Интересно, он знал, кто такая Катрин? Вряд ли, иначе бы не удивлялся отсутствию Спящих. Забавно то, что он их всё-таки нашёл, пусть и не так, как планировал.
Катрин – хороший образ. Сложный. Существо, которое пытается выбрать свой путь, прекрасно осознавая (хотя бы подсознательно), что от предначертанного не убежать, его не изменить. Она всегда это знала, но надеялась, что у неё получится. Женщина под властью рока, пытающаяся что-то изменить, без какой-либо надежды на успех – зачёт.
Спящие. Они появляются только в конце, но являются центральными фигурами всего сюжета, и все события вращаются вокруг них. Отсылки к Лавкрафту – зачёт.

Сюжет. Прост как две копейки, но мастерски перемешан эмоциями, недомолвками, пустыми надеждами. Казалось бы, что может быть проще, чем описать процесс оплодотворения (нерест), а вот, поди ж ты.

Рассказ понравился. Хотя, лично для меня, написано тяжеловато.

Спасибо за историю.

Здравствуйте, по сарафанному радио поступила сводка, что есть рассказ, который мне понравится.
И ведь не обманула.
Вообще я подобное не люблю, но поскольку я сейчас на волне переосмысления Лавкрафта, то попало прям туда куда надо.
Не похоже чтобы чудищ здесь очень боялись. Их ведь даже зачем-то ждали. Жаль не рассказано зачем.
Но в целом рассказ ведь не о них.
А о соли, которая досталась Картин. И вот в этом сделано точно и чётко.
Финал предсказуем.
Признаться я ждала немного большего, чем пришли чудища и настал логичный финал.
Но это уже мои личные хотелки.

Автор, я прочитал рассказ.
Для начала - пару моментов, которые, вопреки всей улицко-толстовской манере вольно обращаться со словами и их семантикой, явственно представляют ошибки/опечатки:
"Ярл попросил терпения и понимая" - "и понимания"?
"Руки ярла, чуткие ловкие и нежные, будто и не знали постоянной работы с веслом и рукоятью," - "чуткие, ловкие и нежные", пропущена запятая.
Теперь по сути.

Очень орнаментальный рассказ, честно говоря. Сквозной образ-иконка соли: соли-семени, соли-пота, соли-соплей, соли-крови, соли-морской воды - надёжнее якоря оставляет сознание в атмосфере моря, в характерном зудящем в ноздрях йодистом аромате. Не акцентируя на погоде, на буре, на волнах и бескрайнем просторе, однако... Сквозные образы грота и идолов - как хтонически древней силы и силы сравнительно новой, но от этого не менее жестокой, кровожадной и беспощадной. И море, с которым одни уживаются, а другие стремятся победить.
Сюжет прямолинеен, прост, и из достаточно короткого текста выпирает хребтом. Население Ястари, ждущее чего-то кошмарного, что случится в некоем гроте в Луну Урожая, иначе говоря, в сентябрьское полнолуние (Википедия нас просветит!) - и пришлые мореходы со своими необъяснимо жуткими идолами, которые стремятся при помощи обрядов выудить из моря чудовищную мерзость, не дожидаясь временных маркеров и дат. Самая суть обрядов важна и принципиальна лишь постольку, поскольку служит движущими мотивами для Катрин и Кнуда, для Мааржеля и Лукаша, - но в то же время дана зримо (пугающие движущиеся фигуры из костей) в достаточной - аккурат в требуемой для целей текста - степени.
Постоянное, растущее, нарывающее напряжение, под переливающейся поверхностью которого видим возрастающий градус насилия, за которым не постоят ни ястарцы, ни их гости, завершается гротескным аккордом Настоящего Улова, о котором мечтает ярл. Цена за исполнение мечты соответствующая: некие пропавшие мальчишки, и Лилиана, которая вот уж прямо именно что "наверняка с этими бродягами".

Разумеется, у меня остались вопросы, о, куча: кому поклоняются и что вообще происходит в гроте? Чью силу обозначают идолы, если в их власти выдернуть из моря самих Спящих Древних, а текст намекает именно что на жителей старинного городка Рльех? Кем был Кнуд - или Катрин - что их союз породил детишек в виде икры (и что за кошмарный След увидела Катрин в лагере мореходов)?
Вот только сам жанр, выдержанный скрупулёзно-точно, такой, что хрен мне вместо ответов. Тёмная мистика в духе Меррита или Лавкрафта, скользящая по краю хоррора, но не заходящая вглубь, потому что тут смерть и ужас - просто миазмы загадки, на разгадку которой людям нечего и претендовать.

Старомодный, недружелюбный рассказ.

Ну как зачем их ждали?
Чтобы победить, конечно. И судя по всему уаерены были, что шансы у них есть.
Только вот те, кого они держали за дураков, оказались против, чтобы их использовали.
В результате хана скорее всего всем.

На счёт предсказуемости не согласна. Мне не было предсказуемо)) ну может мне было слишком скучно читать Лавкрафта, а тут нет. Ну и нет тупого нагнетания страха. Акценты всё таки не на страшных-ужасных монстрах, а на людях.

Эм... я вроде бы так и написала, что не об ужасах.
Как-то не так, наверное(
Про побеждать - хорошо, они хотели их победить. А зачем?
Зачем лично ярлу эта победа?
Мне конечно очень импонирует версия про Хель и что старые боги хотят победить новых, но в тексте указаний на это я не вижу. Вижу, что ярл ждёт чего-то, что статуи расставил не просто так, но вот зачем?
Может он вообще случайно нашёл некромикон какой-нибудь и решил проверить как оно работает?
Катрин этого не знает.
И я не могу узнать. А додумывать не хочу.