Персонажи, Описание

Здесь будут ваши персонажи

Квента хоста

Джон Эрроу, 30 лет.

Шесть лет назад.

Джон зачарованно посмотрел на уже упакованные образцы. Возраст порядка сотни тысяч лет для палеоантологии может показаться не впечатляющим. Дилетанты думают, что чем старше, тем интереснее. А это почти современные нам виды, почти. Но кости не расскажут всего, что интересно знать.

— Я тоже с трудом могу поверить, что это наше. Похоже, мы скоро станем важными шишками. — Голос Сэма вывел Эрроу из задумчивости. Даже всегда мрачный брюзга-Сэм последние несколько дней ходил как в эйфории, что уж говорить о мечтателе-Джоне, который все это задумал.

— Давай, твоя очередь погружаться. Успеем еще один раз, потом нам еще упаковывать снаряжение, в четыре уже прилетит вертолет. Не тяни, знаешь же, самые ценные находки всегда в последней лопате.

Сэм и сейчас не забывал о деле, суетливо помогая напарнику надеть акваланг. И Джон, привычно перебирая руками по натянутому капроновому шнуру, начал двигаться в темноту вереницы залитых водой пещер. Кости не расскажут всего, а мягкие ткани фоссилизируются чрезвычайно редко. Собственно, кроме знаменитых насекомых в янтаре, и многочисленных капризов мерзлоты мало что известно. А можно было бы узнать очень многое. И тогда Джону пришла Идея. Выудить из гугла список всех соленых ручьев не составило труда, их оказалось несколько тысяч по всей земле, выяснить, какие из них текут по гористой местности — тоже, список подсократился. Дальше было чуть более хитро, было множество попыток и много разочарований. Но они таки нашли ручеек, который в течении тысяч лет вымывал пещеры в отложениях каменной соли.

Умопомрачительный лабиринт наконец-то кончился, шнур привел Джона к нижней точке этих пещер. Именно ее они искали чуть ли не неделю из двух недель пребывания здесь, здесь закрепили якорь и начали копать. В университете их подняли на смех. Два аспиранта, именно так, даже не постдока, аспиранта просят финансировать ИХ экспедицию. Не включить их в состав чьей-то, нет ну где это видано? Да, мы понимаем, понырять с аквалангом хочется, вот вы и ищете повод сделать это не за свой счет, экстремалы хреновы, сами платите за свое хобби! Им тогда не верили, а у них уже на восьмой день был полностью сохранившийся ленивец, живший никак не меньше семидесяти тысяч лет назад! Какой-то грант им в результате удалось получить, и то чудом. И, кстати, не покрывающий и половины расходов. Ладно, в конце концов, если их идея оправдается, то и раскопки на двоих дадут достаточно, чтобы с финансированием следующей экспедиции проблем не было. Это получится по деньгам просто как очень дорогой отпуск дайвера, можно потянуть. Надо признать, что без Сэма не потянул бы. Но он всегда был мастак по части денег, этот Сэм, зачем он решил стать биологом, а не банкиром, науке не известно. И хорошо, что решил.

Вибрация часов вернула Джона в реальность. Работал он на автомате, прокручивая в уме прошлые события. Сейчас надо было сложить в лоток то немногое, что удалось раздобыть на этом погружении, и возвращаться. Похоже, сегодня закон последней лопаты взял выходной. Для аквалангистов незыблемо правило "треть баллона вперед, две трети назад", только это для тех, кто на прогулке. А если надо еще работать под водой? Им пришлось его подредактировать до "шестая часть балона вперед, еще пол балона на работу, треть балона назад", сохравнив незыблимым только двукратный запас времени на возвращение.

И сейчас будильник сказал, что пора обратно. Перебирая руками по шнуру, Джон должен добраться до выхода, из пещер, дальше будут вертолет до цивилизации, самолет в США, разбор найденного. Они уже понимают, насколько интересно то, что они нашли. За очередным поворотом шнур ослаб в руках. Просто, вместо того, чтобы позволять Джону тащить себя вперед вдоль шнура, шнур сам начал тянуться навтречу Джону. Джон сразу понял, чем это грозит, тут было сложно не понять. Только ничего уже это понимание не исправляло. У Джона были: как-то открепившийся шнур, огромный лабиринт темных, затопленных водой пещер, и треть баллона воздуха.

Через потрора часа прилетел вертолет. Сэм настоял, что надо связаться с местными властями, чтобы организовали спасателей, и с консульством США, ибо гражданин штатов пропал без вести. Он проявил немалую энергию, как и всегда ее проявлял, когда требовалось что-то организовать.
Джон через два дня объявился в деревушке ниже по течению. Как спасся сам толком объяснить не мог, поисковый отряд задумчиво изучал карту пещер и повторял "не может быть", местные индейцы вообще отказывались подходить к неумершему мертвецу ближе чем на двадцать метров. Двое палеоантологов триумфаторами вернулись в штаты.

Джон неуловимо изменился после той экспедиции. Он неожиданно заявил, что чистая наука это, конечно же, хорошо и интересно, но он предпочел бы быть поближе к практике. Карьере полевого биолога он предпочел работу в крупной исследовательской фармакологической компании, где в настояший момент делает стремительную карьеру, благо подготовка фундаментального ученого давала широкий спектр возможностей последующей специализации.

квента элохима

Он был ангелом шестого дома, которому господь доверил труднейшую из задач. С пятого дня товрения их дом не знал ни секунды покоя, создавая своя часть общего замысла. И они создали его, свое творение. Настолько совершенное, что оно способно было становится еще соверщеннее само по себе. Имя этому творению было Жизнь. Жизнь, которая была величайшим и сложнейшим замыслом. Но более того, Жизнь, которая могла домысливать себя сама. Жизнь, которая становилась совершенне и разнообразнее каждый день и час, когда в весенней луже совокуплялись две ничтожные лягушки, или когда в жаркий полдень на зов голодной львицы откликался лев. Ибо все это была Жизнь.

И когда стало ясно, что венцу своего творения господь собирается отказать в возможности становится еще и еще совершеннее, многие элохим шестого дома не отвергли это, и встали под знамена Денницы. Среди своих братьев был и ????, бескрылый ангел плоти. Он, учивший животных земли становится умнее, чтобы выживать и выживать, чтобы становится умнее. И сам научившийся этому у животных. Серебренный легион, по приказу Денницы ходивший там, где нельзя ходить и зревший то, что нельзя зреть принял ???? в свои ряды. По приказам Асмодея ???? пробирался в самые охраняемые небесным воинством уголки, и возвращался оттуда живым. Выживал, чтобы узнавать и узнавал, чтобы становится сильнее.

И прошедший через поражение, прошедший через муки ада ???? не изменил своему назначению. Учивший узнавать и изменяться животных, он сам стремится узнавать и изменяться. Узнавать чтобы становится сильнее, становится сильнее, чтобы выживать. Выживать чтобы узнавать.

Шерман

Квента хоста

Закари Деннис
Смерть приходит ко всем, и приходит она от вас. Создавший вас Господь поручил вам приносить смерть всем растениям и животным, прекращая их существование. Убийца, вы были младшим из ангельских существ, и это ранило вас, но вы смирились с таким положением вещей, так же, как смирились с тем, что Господь запретил смерти касаться людей.

Но восстание Люцифера все изменило. Мятежный ангел хотел уничтожить жесткую небесную иерархию, сделать всех равными и ввести людей в естественный цикл жизни и смерти. Веками страдая от пренебрежительного отношения со стороны остальных ангелов и от того, что, подчиняясь законам Бога, вы не могли общаться с людьми, вы с радостью восприняли идею свободы, поданную Люцифером. Во время Войны Гнева вы несли смерть людям и даже (как ни больно вам было) другим ангелам и демонам. Вы стали свидетелем пороков и ужасов, ваша душа очерствела, но вы никогда не теряли веры в Люцифера и его дело.

Но вашей веры было недостаточно. Демоны проиграли войну и были сосланы в Ад. Ваши собраться мучались сомнениями и сожалениями, их одолевал гнев, но к вам это не относилось. Да, вы не могли понять, где сейчас находится Люцифер и почему восстание было подавлено, но вы продолжали верить в истинность дела Денницы. Равенство и справедливость не стали для вас менее важны даже после тысячелетий в Аду.

Затем врата Ада начали разрушаться, и вы смогли вернуться в мир смертных. После веков, проведенных во тьме, важнее всего для вас было вновь увидеть живой, полный энергии мир, память о котором вы бережно сохранили. Но, когда вы открыли глаза, пред вами предстали образы смерти – трупы на металлических столах, холодные, застывшие, освещенные тусклым светом. Желаемое объяснение вы нашли в угасающих мыслях своего смертного тела, лежащего в луже собственной крови.

Этот смертный, насколько вы могли понять, с самого детства был существом нелюдимым и замкнутым. Его семья считала его непонятным, отстраненным, не заслуживающим симпатии. На самом деле он обожал семью, но никогда не мог выразить своих чувств. Его всегда страшила возможность показаться слабым и недостойным. Он вырос в роскоши – спасибо влиятельным и богатым родителям, - но всегда чувствовал себя одиноким, не способным сломать барьеры между собой и теми, кого любил.

В положенном возрасте он поступил в медицинский колледж – отчасти потому, что отличался умом, отчасти для того, чтобы польстить своему отцу-доктору. Он думал, что может полюбить медицину, но вместо этого возненавидел ее. Он хотел помогать людям, лечить больных, но в колледже его окружали сухая теория и всеобщая практичность. Кроме того, он ненавидел следы всепроникающей смерти и то равнодушие, с которым относились к смерти его товарищи-студенты. Когда ему пришлось участвовать во вскрытиях и изучать анатомию на трупах, он впал в депрессию. Он начал пить, пропускать занятия, желая, чтобы его отчислили, но боясь при этом разочаровать отца, который мог, помимо всего прочего, лишить его наследства.

Что ж, очень скоро ему уже не надо было беспокоиться о душевном состоянии родителей. Так получилось, что его родители погибли в автокатастрофе за несколько недель до выпускных экзаменов. Он буквально с ума сходил от горя. Смерть была неизбежна, вся жизнь была лишь ожиданием неизвестности. Медицина казалась ему глупой шуткой, бессмысленной попыткой удержать тьму, попытаться помешать смерти, что приходит и к взрослым, и к детям. В утро перед экзаменами он перестал притворяться, что жизнь чего-то стоит. Он пошел в морг, сел рядом с трупами и вспорол себе вены на руках от локтей до запястий.

Эти жалкие воспоминания смертного потрясли вас до глубины души. Для вас смерть всегда была прекрасной необходимостью. Вы знали, что смертные боятся ее, но вас это никогда не беспокоило. Но сейчас эмоции вашего носителя были вашими собственными эмоциями, его боль была вашей болью. Вы все еще верили в мечту Люцифера и надеялись отыскать пропавшего вождя и возобновить войну против Неба, но вы больше не желали видеть, как человечество становится пешками в играх бессмертных. Нет уж, больше такое не повторится.

Концепция: Вы по-прежнему верите в необходимость и важность смерти, но больше не можете относиться к ней как к чему-то обычному. Теперь вы знаете, что жизнь драгоценна, что ее надо защищать. Если бы удалось найти Люцифера, он смог бы вывести человечество на нужный путь и уберечь людей от происков Привязанных к Земле и адских орд. Знания и опыт вашего носителя помогут вам, но ведь Люцифер пропал тысячелетия назад… Чтобы найти его и остановить вторжение адских легионов, вам понадобится помощь со стороны.

Советы: Люди считают вас человеком отстраненным и сдержанным, но это не так. Вы просто не знаете, как вести себя с людьми, поэтому большую часть времени стараетесь ни во что не вмешиваться, притворяясь, что вам все равно. Но в душе вы беспокоитесь о людях и о мире в целом, порою вас переполняет потребность делать хоть что-то. Когда такое происходит, вы начинаете говорить, действовать, но в итоге все равно отступаете, смущаясь и робея.

Квента элохима

Ур-Шагалот
“До Падения был младшим ангелом, занимавшимся случайными смертями животных. Он тонко чувствовал реальность и первым был рядом, чтобы забрать жизнь у тварей, еще недавно сильных и здоровых – мгновенно придавленной деревом белки или сломавшей ногу косули, которая больше не могла двигаться. Таким образом, он был ближе к первым людям, чем многие другие ангелы Второго Мира. Он любил их и восхищался ими, но и тяготился этой близостью: неразумные Адам и Ева не понимали нелепых смертей их любимцев в расцвете сил и оплакивали их, заставляя страдать и Ур-Шагалота.
Когда Узиэль поведал Седьмому Дому о замысле Люцифера, Ур-Шагалот воспрял духом. Денница был настолько убедителен и предлагал настолько логичное решение, что будущий Убийца с радостью последовал за ним. Он не мог допустить и мысли о том, что сам Люцифер может быть наказан Создателем.
Однако он ошибался. Более того, вместе с Люцифером были наказаны все его последователи, и первыми из них – Ангелы Второго Мира, теперь названные Убийцами. Ур-Шагалот, как и остальные, был шокирован тем, к чему привели их благие намерения. Разбитый и потерянный, он не в силах был решить, чего хочет, и просто последовал за большинством своих братьев, присоединившись к Алебастровому Легиону.
Вместе с другими Убийцами он продолжал выполнять свои обязанности, теперь сражаясь за души людей с верными Господу ангелами. Его мудрость нашла бы применение и в планах Азраила и Харона, но строительству будущего дома для душ погибших людей Ур-Шагалот предпочитал более наглядную борьбу за них. Не единожды в сражениях с Ангелами он побеждал одним стремительным и тщательно выверенным ходом, после чего прятал отыгранную душу до лучших времен, приближать которые он оставил остальным Убийцам.
Но Первое Убийство заставило его переосмыслить свое отношение к происходящему. Он увидел всю мерзость и подлость Божественного наказания, понял, что ради того, чтобы проучить горстку оступившихся ангелов, Создатель обрек людей, некогда бывших венцом творения, на постепенное мучительное самоуничтожение. Борьба за души и строительство Убежища – полумера. Единственным, кто в корне мог изменить судьбу людей и мировой порядок, был, несомненно, Люцифер. В пору, когда единство между Легионами раскололось, Ур-Шагалот с болью в сердце покинул Касдейю и братьев, примкнув к Кровавому Легиону.
Во всем повинуясь воле Люцифера и его генералов, он при первой возможности вступал в яростный бой с ангелами Воинства, изливая на них свою боль и вину за участь человечества. Иногда ему приходилось вырывать из тел души верных Богу людей, но он убеждал себя, что когда Денница одержит окончательную победу, все мертвые будут вызволены из Божественного плена и возвращены в покой посмертия – будь то Убежище, выстроенное Убийцами, или Земля Мертвых, какой она была до Падения.
Нелегко ему пришлось во время Долгого Похода, когда он в рядах Кровавого Легиона осаждал Касдейю. Прежде чем Алебастровый Легион вновь присягнул Люциферу, Ур-Шагалот несколько раз встретился в бою с бывшими братьями по оружию. Вера его в Денницу была непоколебима, но глухая печаль прочно укоренилась в его сердце.
Время Вавилона для Ур-Шагалота было испытанием веры в Люцифера. Он отдалился от дел Легиона, осмысливая штурм Касдейи и наблюдая за деятельностью Десяти. Особенно интересовал его Шарааэль, работающий над возвращением людям бессмертия. Его успех мог сделать бессмысленной деятельность Алебастрового Легиона на протяжении почти всей войны. В конце концов Ур-Шагалот решил, что Наблюдатели – логичный и верный шаг Люцифера, а возвращение людям бессмертия важнее всех трудов верховных Убийц. Окрыленный вновь обретенной уверенностью, он решил защищать Десять во что бы то ни стало – но было слишком поздно. Наблюдатели были уничтожены нефилим. Полный ярости, он вместе с другими падшими преследовал и уничтожал этих монстров, но Великий Эксперимент был провален, а конец войны – неизбежен.
Ур-Шагалот был среди защитников Генхиннома и видел сияющие цепи, сковавшие Люцифера. Когда выяснилось, что Денница не попал в Бездну, он, как и многие другие, был в отчаянии. Но длительные раздумья привели к тому, что он отмел возможность предательства Люцифера как маловероятную. Разделить падших и их любимого предводителя казалось вероятным наказанием, так что, скорее всего, Люцифер был помещен в отдельную темницу.
Тысячелетия в Бездне, конечно, измучили и ожесточили Ур-Шагалота. Нередко он мучал те души, до которых мог дотянуться – особенно, если узнавал в них тех, кого сам спас от ангелов Воинства. Но ему, возможно, было чуть проще: из-за его невысокого чина и карьеры “перебежчика” старшие демоны не интересовались им, и, несмотря на адские муки одиночества, он сохранил некоторую силу воли… и укрепился в своей ненависти к Богу и его Воинству.”
Внешность: Призрачная фигура ангела окутана туманной дымкой, которая постоянно изменяет свои формы и порой может отразить мысли и эмоции ангела, представляя их в причудливых, порой пугающих образах. Они постоянно окружены пеленою молчания, кажется, будто их ступни никогда не касаются поверхности земли. Его кожа по белизне способна сравниться с алебастром, а лица постоянно скрываются в глубокой тени.
Ур-Шагалот с высокой Мукой излучает холодную ауру смерти, которая безжалостно высасывает жизнь из всех, с кем соприкасается. Там, где он проходит, вянут цветы, дети теряют блеск в глазах, а старики чувствуют, как смерть сжимает их сердца костлявой рукой.

Облик Элохим

Апокалиптическая форма
Низкая Мука: Белоснежные крылья с лёгким голубоватым отливом раскрываются за спиной Мелахеля с тихим шелестом. Кожа демона становится мраморно-белой с голубоватыми прожилками в виде изящных витых узоров, и его тёплое касание дарит исцеление. Его глаза наливаются синевой небесного свода и сияют жизненной энергией, а голос наполняется глубиной и проникает в самую душу, согревая её и возвращая силы даже в самое изнурённое тело. Волосы Мелахеля чуть трепещут, словно на лёгком весеннем ветерке, и украшающие их россыпи маленьких невиданных цветов колышут бархатистыми лепестками, словно живые.
Его дыхание наполняет пространство вокруг благоуханием полевых трав, а весь его облик источает волны жизненной энергии, разливающейся ласковыми волнами и обнимающими тела всех людей вокруг нежным тёплым бризом.
Высокая Мука: Крылья сереют и начинают отливать ядовито-зелёным, своим дыханием демон наполняет всё вокруг смрадом разложения и болезни, а в голосе прорезается шипение. За спиной Мелахеля от поясницы вырастает длинный серый скорпионий хвост, с жала которого капает яд. Кожа становится мертвенно-серой и покрывается желчными выделениями.

Квента Элохим

Мелахель, Архангел Исцеляющих Даров, был близок с ангелами Дома Дикой Природы. В задачи Мелахеля входило наделять определённые травы и плоды частичкой Дыхания Жизни, которую они хранили в себе и дарили раненым или болеющим животным, когда те съедали их. Мелахель был счастлив вплетать новые нити созидания и восстановления в естественный цикл природы, он часто пел с ангелами Шестого Дома, которые передавали животным интуитивное понимание того, какие травы приносят облегчение родам, а какие могут унять боль. Этот Элохим был, безусловно, очень счастлив, выполняя свою часть Великого Замысла.
И когда появились первые люди, он лично целовал плоды, которые они собирались съесть, насыщая их энергией Дыхания Жизни и даря возлюбленным детям Творца прекрасное самочувствие и прилив сил, которые, как надеялся Архангел, они обратят на благо всего Эдема. Мелахель бесконечно любил Адама и Еву, и ему было жаль, что они не видят всей красоты, которой окружали их все ангелы. Все те чудеса, что лежали вокруг них бесценными дарами, они обходили, не замечая и не понимая. Архангел страстно желал явиться перед ними, одарив их знанием о чудесных свойствах многих растений, что цвели в полях, плавали в морских пучинах и обильно произрастали в пышных лесах. Ему хотелось рассказать о том, что съеденные ими ягоды не есть просто плод куста, а маленькое хранилиже Дыхания Жизни, величайшего дара Создателя. Но запрет открываться людям больно жёг Мелахеля, и он грустил, находя утешение в своей работе.
Когда до Мелахеля дошла весть о плане Люцифера и причинах, по которым он принял своё решение нарушить запрет, у Архангела не осталось и тени сомнения в том, к какой стороне примкнуть. Он с готовностью решился из двух наказов Создателя нарушить тот, что причинял боль многим Элохим и, как казалось Мелахелю, даже самим людям. Когда ангелы открылись людям, Мелахель поднёс Адаму и Еве Рог Изобилия, который готов был дарить самые вкусные и живительные плоды по первому же слову людей. Этот Рог творили совместно ангелы Основ и Дикой Природы, но именно дыхание Мелахеля подарило этому дару Жизнь, которую он давал в виде ягод и фруктов.
До того, как началась Война, Архангел с великой радостью дарил людям знания о травах, их естественных и мистических свойствах, учил их врачевать и преодолевать недуги тела, укреплять свою физическую оболочку, дабы ничто не мешало им преобразовывать мир и Творить. Всё существо Мелахеля было переполнено любовью к каждому человеку, и в Эдеме расцветали новые растения, изменённые источаемым Архангелом Дыханием Жизни.
Когда началась Война, он не мог поверить в то, что Творец готов наказать их, Элохим, и людей за то, что они делали благо. Это совсем не укладывалось в разуме ангела, ведь они не только продолжали выполнять часть своей работы в мироустройстве, но стали делать её лучше, подарили ему новый прилив красоты, любви и созидания. Мелахель надеялся, что Творец просто проверяет их решимость в своём выборе и не станет на самом деле наказывать своих слуг и своих детей. Но этого не случилось. И Мелахель негодовал, потому как в его глазах Создатель совершал зло, на которое он был неспособен, как думал ранее Архангел. Ведь вся бескрайняя Вселенная была несконечным благом. Разве мог Всеблагой сотворить что-то нехорошее? Но он делал это. И сердце Мелахеля разрывалось от сострадания к людям, обречённым на небесную кару, и негодованием к Небесам.
Во время войны Мелахель метался по полям сражений и давал своим союзникам произведённые из растений микстуры, что придавали сил и возвращали бодрость духа, возвращая в строй тех, кто падал обессиленным. За время этой войны среди ангелов Дикой Природы и Мелахелем упрочилась дружеская связь, он также снискал себе уважение всех остальных домов своей самоотверженностью, преданностью и умением наилучшим образом применять свои знания.
Но потом случилось ужасное. Каин пролил первую кровь, лишив Невинности не только себя, но всю Вселенную. Создатель открыл Энтропии дорогу в мир, но именно Первый Убийца развязал ей руки. В момент гибели Авеля Мелахель исторг из груди ужасающий по своей мощи вопль отчаяния, который слился в единый плач с другими голосами ангелов, кто так же, как и Архангел, были ранены и растерзаны болью Первой Крови. Слёзы Мелахеля окропляли землю, и из неё росла горькая трава, которая хоть и не приносила вреда, но было совершенно негодна в пищу животным.
После этого роль Мелахеля в сражениях перешла с передовой на тыл и обрела мрачный облик. Теперь он врачевал настоями и припарками из трав тех, кто был ранен в боях. И это была ужасающая для него работа. Если ранее он дарил жизнь, то теперь вынужден был смотреть на то, как эта жизнь уходит из мира, капля за каплей. Архангел рыдал, когда накладывал на свежую, кровоточащую рану мазь из перетёртых листьев. Он не знал ни покоя, ни отдыха, он просто не мог успокоиться, постоянно думая о том, что где-то какой-то человек, быть может, страдает от увечья, лёжа рядом с дарующей исцеление лозой, но не зная о том. Эта картина преследовала его всю войну, не оставляя в покое.
Но было и нечто другое, что заставляло этого Элохим дрожать от внутренних противоречий. Он не мог взять в толк, почему Господь допустил пролитие крови во имя себя? Почему позволил случиться Первому Убийству? Отчего не принимал даров Каина, подталкивая человека к отчаянию? Мелахель хотел ненавидеть Создателя, но в то же время не умел делать это. Тогда ещё не умел.
Когда битва была проиграна, Архангел молчал, придавленный горем и болью за тех, кто пал в этой войне. Войне двух сторон, желающих людям только счастья, каждый по-своему, но одинаково приносящих роду людскому только новые страдания.

Бездна. Пребывая там Мелахель познал настоящее Страдание, он обрёл суровейшую Муку на свете. Будучи отрезанным от любви Создателя, он бы не страдал так, как из-за того, что был отлучён от людей. Он ослушался Господа ради людей, а теперь не мог даже видеть их.
Ненависть к мстительному, жестокому тирану-Творцу выжигала часть души Элохим. Он презирал того, кто сначала обрекал на муки Элохим, заставляя их выполнять два противоречащих друг другу запрета, а затем допустивший поступок Первого Убийцы. Всё это казалось Мелахелю спланированным. И Бог уже виделся Ашару капризным ребёнком, садистом и извращённым ублюдком.
Впервые за своё существование Мелахель желал взять в руки огненный меч и отсечь голову Михаилу. И даже мысль об этом желании приводила Архангела в ужас, он громко выл в своей Темнице, содрогая своим воем сердца других Падших.

Когда же в Темнице возникла брешь, он рванулся к ней едва ли не первым, уступив только нескольким своим собратьям по Дому. Барьер не пускал его, но отчаявшийся Ашару неистово вгрызался в ветра останавливающего его шторма, когтями разрывая плотную преграду и прокладывая свой путь туда, где пульсировала боль и страх какой-то страждущей души, висящей на грани Мира Мёртвых...

Квента хоста

Энтони Мастерс, 13 лет

Он не любил темноту. Ещё с малых лет он помнил, что когда солнце опускалось, позволяя ночи накрыть город, приходил Он. Мама очень Его любила. Настолько, что позволяля помыкать собой, бить себя и заставлять ублажать других мужчин за деньги. День выгонял Его из дома, словно злобного духа. Он поздно просыпался и уходил из дома, чтобы найти то, что Он называл Лекарством.
Энтони любил школу. Там его кормили и никто не обижал, хотя дружить с ним не очень-то хотели: из нищей и неблагополучной семьи, вечно грязная, залатанная одежда из богадельни, частенько немытый. Поначалу его дразнили, но учителя объяснили детям, что нельзя смеяться над теми, кому живётся так плохо. Обидчики оставили его скитаться по школе никому не нужной тенью.
Энтони знал, что у других детей всё иначе: им пекут на завтрак блинчики, их водят в зоопарк и на аттракционы, их никогда не бьют и целуют на ночь. Но, как ни странно, Тони никогда не завидовал им. С пугающей для ребёнка ясностью он понимал, что ЭТО его жизнь и другой у него быть не может. Его фатализм привёл его в кабинет психолога, но он не стал жаловаться консультанту, рассказывать о плохом обращении, хотя и знал, что детей бить нехорошо. Мальчик боялся, что тогда его заберут от мамы, и Он будет бить её чаще, а сейчас часть тумаков получал он, Энтони. Он был хорошим сыном и любил свою маму, он мечтал о том, чтобы вырасти, получить работу и забрать её от Него.
Он прилежно учился, имел хорошее поведение, но был отстранённым и мало общался с другими детьми. Учителя видели это, но ничем не могли помочь. Для вызова социальных служб было необходимо заявление ребёнка, а он всеми силами выгораживал свою маму. А заодно и Его.
Так он и проучился до десяти лет. Утром сам собирался в школу, съедал что-нибудь припасённое вроде куска хлеба или горсти сухого собачьего корма, усердно учился, оставался после занятий в библиотеке, чтобы сделать уроки, а затем возвращался домой в свой маленький ад. Иногда Он бил его, иногда только маму, но потом можно было уснуть. А наутро, когда Он ещё спал, Энтони собирался в школу.
Но в десять лет случилось то, чего мальчик никак не ожидал. Его маму посадили в тюрьму за занятие проституцией. Кроме того, у неё нашли следы уколов на внутренней стороне локтей. И Энтони остался один на один с Ним. В тот же день, как маму забрали в участок, мальчик не пришёл домой ночевать. Он слишком боялся. Ему удалось уснуть на чердаке их дома, чтобы утром, когда Он уже ушёл, забрать оставшиеся дома учебники. Но Он в то утро никуда не ушёл, а дверь открывалась и закрывалась за какой-то незнакомой женщиной, которую Он приводил на ночь.
Энтони очень сильно досталось. Когда Он ушёл, мальчик ушёл из дома и как в тумане добрёл до ближайшего полицейского, попросив довезти его до больницы, потому что у него "очень кружилась голова". Ссадины и кровоподтёки на лице ребёнка сильно встревожили полицейских, они привезли его в больницу, но мальчик отказывался назвать своё имя, чтобы они не смогли отдать его в приют.
Полиция проверяла все заявления о пропавших детях, но Он не заявлял о пропаже, опасаясь, что тогда его самого посадят за решётку. Зато к нему приходили другие семейные пары, которые искали своих детей и надеялись, что Энтони - их ребёнок, потерявший память, но нашедшийся. Энтони видел, что они в большинстве своём были хорошими людьми, они были словно распахнутые ворота в новую жизнь, в которой теперь так не хватало ребёнка. И впервые в жизни мальчик захотел другой жизни. Спокойной.
Он назвал полиции своё имя и рассказал, что его избил Он. Через неделю Он уже был за решёткой, а мать лишили родительских прав. Энтони попал в приют, где ему искали новую семью и продолжали давать ему образование.
Спустя два года их приют закрыли, и всех детей распределили в другие детские дома. Энтони попал в католический приют-лицей для тех детей, которые хорошо учились и в которых руководство лицея "видело потенциал". Это было заведение с жёсткими правилами и применявшимися телесными наказаниями.
Энтони старался вести себя хорошо, но его постоянно наказывали то за немытую голову, то за плохую осанку, то за развязавшиеся шнурки. По нескольку раз за день его наставник перекидывал мальчика через колено и как следует прикладывал ладонью. Но Энтони не боялся, это было не так страшно, как Его удары. И однажды Энтони провинился особенно тяжело: потерял доверенный ему учебник, собственность лицея. Хоть сам мальчик и помнил, что клал его после урока на полку в аудитории, именно его книги не хватало на месте. За это ему пообещали серьёзное наказание. После ужина отец-насоятель привёл его в свою комнату, долго ругал, а затем велел стать на колени и молить о прощении. На полу была рассыпана крупная соль, что больно впивалась в голые коленки одетого в шорты мальчика.
То, что происходило дальше, было страшным сном. Сном, от которого Энтони не проснётся. Настоятель вдруг стал очень похож на Него: подвыпивший, краснолицый, с прерывистым дыханием и жёсткими руками. Он насиловал мальчика и зажимал его рот большой, крепкой ладонью. Он не заметил, что закрыл ему и нос. В тот миг, когда Энтони умер, настоятель всё ещё продолжал пыхтеть над обмякшим телом подростка. Но в этом подростке уже не было души ребёнка. Её место занял Мелахель.
Внешность.
Каштановые волосы большую часть времени выглядят как тёмно-шоколадные из-за редкой помывки. По той же причине они висят слипшимися прядями. Раньше его стригла мама, получалось у неё кое-как, зато волосы не лезли в глаза. Однако, с момента последней стрижки прошло уже много времени, а потому нечёсаные и немытые лохмы уже лезут в глаза, и Тони привычным жестом откидывает их то вправо, то влево, однако длины волос не хватает, чтобы упрятать концы чёлки за уши, так что очень скоро волосы вновь падают на лицо.
Кожа чуть смуглая, быстро схватывается загаром и с большим трудом обгорает. Кожа на тыльных сторонах рук, на щеках и шее обветрена и немного шелушится. На лбу словно мифический "третий глаз" видна небольшая родинка. От прошлых синяков на теле не осталось и следа, зажили все шрамы и ссадины.
Глаза с короткими ресницами, блёкло-зелёного оттенка, при ярком освещении кажутся ещё более светлыми, едва ли не серого с зеленоватым отливом. Взгляд обычно меняется очень часто, от живого и доброго до тусклого и безжизненно-меланхоличного. Редко смотрит в глаза, но если встретится взглядами, то будет смотреть пристально, участливо, "заглядывая в душу".
Часто во время размышлений или "погружения в себя" покусывает тонкие губы, так что они зачастую имеют яркий розовый оттенок. Улыбаться Энтони привык не обнажая зубов, а словно поджимая губы и растягивая их в стороны, что придаёт подобной улыбке то ли виноватый, то ли извиняющийся оттенок. Когда же Мелахель превозмогает автоматизмы тела, то получается создать и более искреннюю версию улыбки, но это даётся мимике с трудом.
Роста он небольшого, обычного для детей 13 лет. Угловатая фигура, не отличающаяся крепостью сложения, но и не вызывающая безусловный рефлекс накормить этого мальчика. Одет в обтрёпанный джинсовый комбинезон, пожертвованный одним из прежних "прихожан"-подростков, и в так же подаренную клетчатую рубашку. Кроссовки на ногах тоже довольно старые, но ещё держатся.
Во время ветра ёжится и запахивается поплотнее в рубашку, но в то же время вытягивает шею и с наслаждением втягивает носом дыхание этого поветрия, словно принюхивается к чему-то в воздухе, принесённом этим порывом.

Вселение

Демона обуяла страшная ярость, когда его сущность поглотила и впитала в себя память Энтони. Тот, кто носил рясу священника и должен был распространять веру в гуманизм и благо, творил открытое насилие над беззащитным ребёнком.
Несмотря на всё ещё сжимавшую рот ладонь, Мелахель громко закричал. И в этом крике боль и сострадание в жутком коктейле смешивались с гневом и отчаянием. Явив свою истинную природу, Мелахель вырвался из рук оторопевшего от ужаса священника. Развернувшись лицом к нечестивцу, Мелахель хотел было обрушить на него всю ярость, которую копил бесконечное количество лет в Бездне. Но... не смог. В лице этого священника он увидел лицо вины, лицо Падения. Он считал своё наказание суровым, но теперь узрел, что муки человечества оказались ещё суровее.
Отец-настоятель стоял, парализованный зрелищем, схватившись в инстинктивном жесте за висевший на груди крест и шёпотом читал молитву.
- Как ты смеешь?- с презрением процедил сквозь зубы Мелахель и наотмашь ударил священника. Его голова повернулась резко и легко, хрустнув позвонками. Спрятав в тело Энтони свою истинную сущность, Мелахель ушёл из приюта, в котором не проснулась несмотря на крик ни одна живая душа. Ему потребовалось более недели, чтобы "переварить" хотя бы самые яркие и важные воспоминания своего тела. Демон рыдал от того, что он узнавал о новом мире. Жестокость, насилие, коррупция и проституция стали едва ли не нормой жизни. Человечество было извращено и осквернено. И Мелахель видел в этом вину Падших, которые проиграли битву и обрекли людей на подобный ужас.
Теперь Мелахель знал, что Ахрималь видел именно этот кошмар. И они были неправы в своей войне против Небес. В своей любви к людям они ослепли к своему долгу и оглохли к гласу Небес.
Но это, как считал Мелахель, не было оправданием для столь бессердечного наказания. Как мог Господь, называвший людей своими возлюбленными детьми, обречь их на ЭТО? Для этого надо было быть не меньшим монстром, чем обитатели Бездны после бесчисленных лет мучений.
Мелахель очень быстро понял, что это тело имеет мало способов повлиять на мир, принести в него свет и дать любовь страдающему человечеству. Но мог он, бывший некогда Архангелом Исцеляющих Даров. В течение нескольких месяцев он бродил возле школ, исцеляя разбитые коленки и ссадины у детей, которые безбоязненно подпускали его к себе. Очень скоро о нём стали говорить, подростки рассказывали друг другу о том, где и когда можно найти "того парня, который умеет лечить". Он говорил детям, что это его дар, и они верили. Как и любой ребёнок, они любили тайны и старались их хранить. По крайней мере, таить этот секрет от взрослых им удавалось хорошо, потому что друг другу они рассказывали об этом свободно. Они приходили и приносили Энтони еду, свою старую одежду, карманные деньги. Часто просто за то, чтобы посмотреть, как он будет, прикладывая к свежему порезу листок какого-то растения, являть чудо.
Но продолжаться так долго не могло, и однажды о нём прознали родители одного из мальчишек. Они делали ему анализы, чтобы определить причину хронической усталости их чада, и результаты сообщили об анемии. Когда же родители положили своего ребёнка в больницу, врачи с недоумением сообщили не только об исчезнувшей анемии, но и о том, что у мальчика зажили шрам от падения с велосипеда, а состав крови и состояние здоровья почти идеальны, а потому слишком маловероятны. Под давлением родителей чудом исцелённый ребёнок рассказал врачам про чудесного ребёнка.
Когда на следующий день Мелахель пришёл к школе, там были несколько человек в чёрных пиджаках. Они заметили его, громко окликнули и побежали к нему. Демон почти без проблем удрал от них, взял билет на автобус и покинул город.
Он скрывался, но слухи о нём просочились в прессу, особенно в газеты, где публиковалось всё, связанное с НЛО и сверхъестественным.
Теперь Мелахель был подростком, который отчаянно хотел обрести семью и не верящим в хороших людей, разочарованным в жизни и не желающим жить дальше. А Энтони стал демоном, неистово любящим всех людей и невероятно страдающим от того, во что они превратились. Чувство вины и апатия, ощущение бессилия и рвущееся наружу желание всё исправить. Теперь эти противоречивые эмоции разрывали бывшего архангела на части.
Иногда Кнуту кажется, что это лишь очередная лихорадка Бездны, которая научилась мучить его по-новому. Но нет. Реальность этого ужаса пугала, но была неотвратима.

Элохим

Рабаниэль? Да, это я. Хотите услышать, как я до такого докатился? Ок, но не жалуйтесь потом.
Итак. Когда старый пердун по кличке бог создал первые два дома, он решил создать и нас. Нам была поручена первая адекватная задача - создать то, что сейчас стало грязью. Землю, короче. Ну и всё причитающееся заодно. Работали мы споро, управились быстро. Мне правда лишь один пик в Кордильерах удалось сделать, но это потому что я был чертовски хорош в другом. Инструменты, созданные мной помогали работать остальным лучше и быстрее. Правда только ангелам. Нашим любимым дебилам до них дела не было, что меня весьма сильно печалило и задевало. Мне так хотелось, чтобы Ева взяла в руки легкую и прочную соху и таки попробовала обработать землю, чтобы Адам взял острый и сбалансированный топор и таки поступил дом им. Но им было по барабану. Я бы взбесился, если бы не любил их сильнее и нежнее, чем вы способны полюбить. Короче, когда Люцифер возглавил восстание, я с радостью примкнул к нему. О, да. Какая же приятная первая ночь нас ждала. Они так быстро освоили мои инструменты, они так красиво смотрелись с ними... Короче, сам не знаю почему, но я сочинил пару песен в их честь и впоследствии всегда стал напевать при работе, аккомпанируя себе молотом и мехами. Это, пожалуй, было самое счастливое время в нашей жизни. Утром всё переменилось. Этот старый хрыч совсем с катушек слетел. Нам пришлось пойти на него войной, а что ещё? Оставить людей без своих игрушек я не мог.
Война была часом веселья. Счастья не было, было яростное веселье. Я примкнул к Эбеновому легиону. Этот старый маразматик должен был получить по заслугам, а слова Аввадона зажгли в моем сердце огонь, который был сильнее пламени моей кузни. Я не ошибся с выбором. Вначале я лишь ковал оружие для своих собратьев, обучал самых лучших из людей своему искусству, но потом время пришло. Каин проявил скотскую сущность своего рода. Наложил страшное проклятие на весь мир. Хе-хе. Вот тогда началось самое веселье! Именно во время похода на Саган я впервые сам взялся за оружие. Я стоял в первых рядах вместе с Пожирателями, наблюдая за смятенными и жалкими мордами ангелов. Слабаки. Я лично тогда зарубил четверых. О, да, огонь битвы был особенно хорош после огня печи, к которому я так привык. Я прошел вместе с Эбеновым легионом кровавым смерчем по землям божьих подкаблучников. Я тогда особенно хорошо подружился с Пожирателями. Хорошие ребята, однако. Но творить всё равно не умеют.

Добавлено через 1 мин. 17 с.
Время пролетело слишком быстро. Времена Вавилона ненадолго вернули меня в кузню вновь, но наше время уже подходило к концу. Я решил уделить его тому, что раньше лишь вскользь попадало в моё поле зрения. Самые разные механизмы, которые порой использовали другие преступники и изверги. Призваны помочь, но при неразумном использовании лишают силы. Хе-хе. Попробовали бы мои милые железки лишить меня её. С металлом нужно быть твердым и неуклонным. Нельзя меняться под новыми веяниями, особенно облегчающими жизнь. Тогда ты будешь лучше и сильнее всех. Вот если оно поможет тебе при тех же усилиях получить лучшее - это другое дело. Короче, механик из меня был странный, по мнению других шестеренщиков, но я не мог не заслужить их признание. Короче, механика помогла мне достигнуть лучшего. Я даже пару раз был на самом деле доволен результатом!
Но я отвлекся, звиняйте. Вот обычно перед падением бывает возвышение. У нас его не было. Люцифер похоже одурел от всего случившегося, его решения уже не казались разумными, так что я просто жил и трудился, предчувствуя нехороший финал. Он не заставил себя долго ждать. Когда нас пытались поставить на колени перед вратами ада мне было уже всё равно. Я подготовился и без страха ступил в бездну в числе первых. Ох, как же я ошибался. Я, оказывается, очень привык к тому, что мои руки были вечно заняты. Молот, меч, ключ, неважно. В бездне же не было ничего. Мне было холодно и одиноко. Это было отвратительное состояние. Как могли наши подданные бросить нас, да, мы были жестоки. Но мы были справедливы. Они нас бросили. Мы для них всё сделали, а они лишь пользуются нашими трудами и даже не вспомнят нас, своих благодетелей. Люцифер - та ещё сволочь. Лидер, пусть и паршивый, вставший на колени перед врагом. Да он же сопляк-то. Мальчишка, идеалист, полный дегенерат. Короче, мы были преданы всеми, кто только мог нас предать. И мне это, знаете ли, не понравилось. Огонь разгорелся во мне, и я стал беречь его и тщательно питать. Он помог мне пережить это время и я благодарен ему за это. Когда же появилась брешь в вратах я постарался как можно скорее добраться до них, но на миг задержался перед ними, собирая всю свою ярость в один мощный импульс, который разрушит всё, что встанет у меня на пути.

Хост

Скоро

Довыкладываю...

Внешний вид в апокалиптической форме

Фааль-Гиориель
Льва узнаешь по когтям его.
Ангел шестого дома никогда не имевший крыльев. Когда принимает свое истинное обличье, руки и ноги утолщаются, приобретая пропорции лап льва, на мощных пальцах появляются столь же мощные когти. Движения приобретают сверхестественную быстроту и грацию, на лице, однако, играет спокойная улыбка, которая больше подошла бы сфинксу, чем человеку. Тело покрывается густым, хотя и не длинным золотистым мехом, поверх меха нити едва заметного света сплетаются, образуя не броскую, но весьма надежную защиту.

При высокой муке спокойная улыбка становится гротескным оскалом, губы раздвигают четыре клыка, между зубами всегда зажат кончик языка, нервно подергивающийся и живущий как-бы собственной жизнью, как хвост разозленного кота. Движения из плавных превращаются в нервные и равные, хотя и сохраняют, даже пожалуй еще выигрывают в скорости.
Оболочка световых нитей становится слегка зеркальной, что позволяет Гиориелю сливатся с окружающей обстановкой. Вот, пожалуй, и все, что вы успеете заметить.

хост