Предистория поросёнка по имени Могси (немножко длинная и грустная).
Надеюсь муза-вдохновительница когда-нибудь увидит.
Внучка горного великанаЖил-был горный великан.
Владел он многими сокровищами, и многие силы повиновались ему, но не был он счастлив. Потому что был одинок. Другие, знакомые ему, горные великаны ушли слушать шёпот звёздных дорог, а он остался совсем один.
Однажды забрела в его владения бедная вдова. Хозяин её прогнал, потому что не смогла она расплатиться за аренду скромного своего домишки. Женщина горько плакала, поэтому не видела, куда ведут её ноги. Шла, пока не обессилела и не упала.
А когда пришла в себя, увидела – рядом сидит существо, покрытое белой щетиной, но похожее на человека. Глаза у незнакомца были большие-пребольшие, нос картошкой и улыбка немного растерянная, но добрая. Улыбался он из-за мотыльков, те толкались вокруг него, словно соревнуясь, кто первый дотронется.
Сосед вдовы будто бы радовался их вниманию, выводил пальцем, светящимся в темноте, узоры, а мотыльки гонялись за ними. Он и сам светился, совсем чуть-чуть, но мотылькам, видимо, нравилось.
Вдова загляделась на игру и не испугалась великана. А когда существо насыпало ей в подол орехов, стало не до страха, очень уж кушать хотелось.
Так они и зажили вместе, вдова и горный хозяин. На самом деле великан не был страшным или хотя бы очень рослым, повыше вдовы, помощнее, но ненамного. Был он очень могуч в разной горной волшбе: умел двигать огромные камни, менять направления рек, делать трещины в породе. Люди его боялись и от боязни считали гигантом.
Спустя несколько лет родилась у вдовы дочка – маленькая красавица, которую они оба очень любили.
Но время шло, вдова состарилась и однажды захотела послушать пение звёзд. Горный великан мог бы жить ещё очень долго, ведь у великанов время течёт совсем не как у людей, но он так скучал по любимой супруге, что стал стремительно терять силы.
Чтобы дочка не осталась одна-одинёшенька, великан отправил послание королю, чьи владения прилегали к горному царству. Предложил сыну короля жениться на его дочке и стать наследником двух владений.
Король с радостью согласился на такое выгодное предложение, а поскольку сын его, Принц, был почтительным и добронравным юношей, то проблем не возникло. Так юная великанша стала Принцессой, а потом и Королевой.
Принц очень хорошо относился к жене, ведь была она очень красива и принесла ему в качестве приданого семь сундуков золота и тридцать сундуков серебра, но полюбить её, как горный великан полюбил вдову, не смог. Это очень печалило юную Королеву. Возможно, поэтому у них долго не было наследника.
А когда ребёнок всё же появился на свет – ею оказалась девочка с кожей как самый прекрасный лунный камень, глазами как отражение весеннего неба в горных озёрах, и с волосами белее укутанных снегом вершин.
Но когда Королева увидела дочь – зарыдала, ведь Король хотел сына.
– Бедное моё дитя! – плакала она. – Никогда не узнать тебе настоящей любви, – изрекла Королева и умерла.
Король долго печалился из-за смерти супруги, но страна требовала наследника, и он снова женился. На одной милой и доброй женщине.
Новая Королева была далеко не так красива, как прежняя, но зато очень быстро родила Королю сына, а затем ещё одного, после ещё и ещё.
Так и получилось, что маленькая Принцесса росла среди ватаги озорных мальчишек, которые мечтали о великих подвигах, авантюрах и приключениях, и грезила ровно о том же, о чём братья. Никто ей в этом не препятствовал. Отец-король был занят государственными делами, а Королева-мачеха ни в чём не отличала её от собственных сыновей.
Так они очень славно жили во дворце до тех пор, пока Король не решил выдать дочь замуж за одного из своих соседей. Так он хотел укрепить мир между державами.
Но Принцесса не желала идти замуж, она хотела побеждать драконов, ставить ловушки на единорогов, добраться до самого края света и посмотреть, что там – за ним.
Отец-Король был непреклонен. Он договорился с соседом и решения не собирался менять, несмотря на слёзы дочки, уговоры сыновей и мудрые советы жены.
Тогда Принцесса решилась на хитрость.
От матушки ей досталась не только прелестная внешность, но и умение чувствовать землю, и об этом никто не знал, и не ведал, что золото, серебро и даже медь после освящения в соборе становятся для неё ядовитыми.
Когда поняла, что отец не отменит решения, она решила сбежать. И попросила брата, самого младшего принца, которого очень любила, помочь. В тайне от всех маленький братец стащил у Королевы из шкатулки освящённый крест, и как только Принцесса его надела, упала бездыханной.
Во дворце решили, что Принцесса умерла от непонятной болезни. Все искренне по ней горевали, потому что любили. Но делать нечего. Оплакав Принцессу, похоронили рядом с матушкой, но не в королевском склепе, а в далёкой-предалёкой пещере, где жил когда-то её дедушка. Именно там завещала похоронить себя мать Принцессы, и там же Король-отец решил упокоить дочь.
Так несмотря на уговор, маленький принц не смог освободить принцессу от власти заклятого серебра. А когда вырос, или позабыл об обещании, данном сестре, или не захотел вспомнить.
Однажды неподалёку от пещеры горного великана заплутал цирк. И поскольку в тот день была отвратительная погода – по горам бродила очень неприветливая гроза – хозяин цирка решил переждать непогоду. Там было сухо, тепло и сохранился старый очаг.
Цирк был небольшой. Состоял он из старика Хозяина – он играл на лютне и кларнете. Заклинательницы рыб – она умела танцевать и создавать разноцветные миражи, трёх псов – они плясали под музыку и показывали различные трюки, и мула по имени Серко, что таскал по дорогам небольшой фургон, в нём хранилось имущество всей компании.
На самом деле цирк не был цирком. Ведь псы не были псами. Перекатившись через рябиновую ветвь, они снова становились теми, кем и были – простыми мальчишками.
Вот и сейчас, превратившись в людей, двое младших торопливо натянули одежду и убежали в большую пещеру, где Заклинательница рыб готовила нехитрый ужин из рыбы. Она приманила её в ручье неподалёку от пещеры. И хотя еда была не очень изысканной, в пещере витал аромат, который притянул бы и сытого человека, что уж говорить о парочке голодных юнцов, проделавших довольно долгий путь.
Но старший и самый осторожный из парнишек-перевёртышей, вместо того чтобы поспешить к теплу и еде, первым делом подошёл к тому, что принял за ящик.
Он хотел заглянуть внутрь. Но стоило прикоснуться – ящик развалился, подняв тучу пыли. Прочихавшись, парень увидел перед собой тело, на нём что-то поблёскивало.
Поколебавшись, Вельс – так звали старшего – осторожно взял вещицу и дёрнул на себя. С тихим звоном цепочка лопнула, и в руках у него оказался красивый серебряный крест очень тонкой работы. Положив украшение рядом с телом, он отправился к друзьям.
Так Принцесса проснулась.
Брата рядом не оказалось, и место было незнакомым. Принцесса встала, отряхнулась от пыли, прикрылась сильно обветшавшей одеждой и пошла, как и все, на запах.
Маленькая компания встретила её настороженно, но прогонять не стала. А Принцесса не стала говорить, кто она на самом деле. Соврала, что не помнит, и добавила чистую правду, будто не знает, как очутилась в пещере.
Принцесса была красива, поэтому друзья не могли отвести от неё глаз, и даже старик Хозяин вдруг расправил спину и заулыбался. Заклинательница рыб придумала ей имя – Йени, что на языке заклинательниц рыб значит – светлая. Кожа Принцессы в темноте немного светилась, не так как у её дедушки, горного великана, но заметно.
Так Йени отправилась в путешествие вместе с маленьким цирком. Петь и играть она не умела, зато знала множество трюков, умела плясать на канате и метать ножи. Чтобы не привлекать внимания к такой странной девочке, её переодели в мальчишку.
Йени нравилась новая жизнь. Нравилось бродить по городкам и деревням, показывать представления с псами и Заклинательницей, собирать монетки, выполнять трюки, смотреть на толпу, что, разинув рот, наблюдает, как она прогуливается по канату, спать на постоялых дворах и под открытым небом. Но больше всего нравилось находить потерянные вещи. За это часто давали награду большую, чем за фокусы, выделываемые на верхотуре.
Но лето пролетело. Осень разослала золотые письма и стала стылой, воспалённой, промозглой. Удержать людей под пронзительным ветром или дождём не могли даже самые смелые трюки, самые красивые песни и самые затейливые миражи. Денег становилось всё меньше, а требовалось всё больше и больше, ведь занемогшая Заклинательница не могла приманить ни одной рыбы.
Сначала заболел Старик. Долго жаловался на спину и ноги, потом стал кашлять. Кашель мешал ему спать, сделал голос сиплым и слабым, а потом начал потихоньку душить.
– Нам надо в город, – решил Вельс, когда кашель перебрался на Заклинательницу.
Ми и Уле переглянулись.
Они были похожи, как настоящие братья. Светлоглазые, белоголовые. Только Уле бойчее и сильнее, и лицо словно рябью покрыто веснушками. Ми чуть выше и совсем неуклюжий, когда не в собачьем обличьи. Жил он щенком, пока Старик его не подобрал. Достался при рождении Старику дар такой – инородцев различать. Вот он и различал, а иногда и спасал тех, к кому род человеческий был особенно безжалостен.
Ми рос и учился всему, только разговаривать не любил – улыбался чаще, зато Уле болтал за двоих.
– А где денег взять? – озвучил он общую мысль.
Вельс дёрнул сердито плечом. Они прятались от ветра и холода в заброшенном сарае, что нашёлся неподалёку от дороги.
– Серко и фургон продадим, – отрубил он. – Всё равно кормить нечем. Да и пошлины за въезд нам не заплатить.
– Не надо Серко продавать, – Йени сделала вид, что очень занята похлёбкой. – Мы выкопаем клад. Хватит, чтобы перезимовать в городе.
– Клад?! – хором спросили Уле и Ми. – Какой клад? Где ты его возьмёшь?!
Вельс не спрашивал. Но смотрел цепко.
– Тут есть один. Я знаю где. Мне нужно будет немного помочь, разрыть землю, и я его достану.
– Так ты даже клады умеешь находить? – глаза Уле, яркие, зелёнокрапчатые, стали больше чем всегда.
– Умею, – нехотя призналась Йени, – но они нечасто встречаются. Мы и сюда кое-как добрались, а другие спрятаны ещё лучше. А если не очень хорошо спрятаны, так их и люди быстро находят.
– Так чего же ты молчала?! – завопил радостно Уле. – Мы же можем стать богачами. Купить лошадь, много одежды и лекарства.
– Да они чаще заклятые. Просто так не возьмёшь, – смутилась Йени.
– Всё, прекратили Йени доставать! – оборвал поток вопросов Вельс. – Сказано, будет клад, значит будет. А сейчас – спать!
Йени обрадовалась, что допрос прекратился, но преждевременно.
Утро закралось в сарай белым льдистым сумраком. Костёр сердито фыркал, пережёвывая новую порцию веток, пахло дымом и сыростью. Завёрнутые в одеяла мальчишки сопели рядом. Рядом с ними было тепло, покойно – открывать глаза не хотелось. Но нужно. Из фургона, где они устроили больных, кашель звучал почти не прекращаясь.
Вельс как сидел вчера у костра, так и сидел. Впечатление складывалось, что не ложился и не отходил никуда. Но это было не так. Ветки, собранные вчера, растаяли в прожорливом брюхе огня. Рядом с костром обтаивали новые ветки, шумел чайник, а Вельс выстругивал штуку, похожую на загогулину. Приглядевшись, Йени поняла – волосы и одежда у него изрядно подмокшие.
Резанув по мальчишкам острым взглядом, он подкинул в огонь ещё пару веток.
– Говори, что не так с кладом этим, – потребовал он.
Глаза у Вельса были разные – один серый, цепкий, сердитый, а второй голубой, но его прикрывало изуродованное веко. Он всегда смотрел левым глазом, привычно держа голову в пол-оборота к правому плечу. Но сейчас он повернулся к Йени и внимательно вглядывался, силясь разглядеть ложь. Видно было – ему больно, но он не прекращал.
– Проклят он, – созналась Йени. – Хозяин этого хутора путников одиноких привечал. После убивал и обирал. Деньги перед смертью зарыл и проклял.
– Тогда брать нельзя, – отрезал Вельс.
– Нельзя, – признала Йени. – Но тогда Старик и Заклинательница рыб умрут. И Ми тоже. Он ещё не чувствует болезни. Но она уже в нём.
Нож в руках Вельса соскользнул по дереву, чтобы впиться в палец. Но он даже не дрогнул.
– Откуда?..
– Не знаю. – Йени пожала плечами. – Земля так говорит. Если я возьму клад, то проклятие только мне достанется. А денег хватит всем и на лечение, и на зимовку, и останется.
– Тогда клад возьму я! – решил Вельс.
Йени покачала головой.
– Тебе он не дастся. Но ты нужен мне, чтобы помочь. Земля смёрзлась, мне не раскопать, а потом я сама. Я не обязательно умру, я не совсем человек, – призналась она.
Вельс не удивился.
– Ты же в гробу там лежала, – ответил он на её вопросительный взгляд. – Понятно, что не человек.
– И не страшно было?
– Тогда – нет. – Он передёрнул плечами. – Держи!
Вельс подал ей загогулину, вырезанную из осинового корня. Приглядевшись, Йени поняла, что это перекрученный человечек.
– Обережка. Сколько сможет, столько себе беды возьмёт, – отвернулся он от неё.
Земля была больна – отравлена тем, что внутри неё. Тихо стонала под заступом, только неизвестно – не хотела пускать или наоборот радовалась, ожидая избавления от гнойника.
Вельс не ушёл, хотя Йени просила. Сидел на краю ямы, оттаскивал выкопанную землю.
Когда заступ звякнул о что-то и соскользнул, Йени обрадовалась, но, когда докопалась и поняла, что там, не выдержала. Кажется, кричала или ревела, или просто блеяла как испуганная овца.
Очнулась наверху, стоя, как та самая овца, на четырёх костях и извергая на белорадостный снег зеленоватую жижу. Так бы и осталась, наверное, там, если бы Вельс не поднял с колен, не помог утереться и не качал на коленках, как дитя, пока разум к телу не вернулся.
– Пусти, – наконец попросила она и полезла обратно.
Горшок с монетами был обложен человеческими костями. Было их не счесть, Йени всё никак не могла добраться до горшка.
Рядом упал мешок.
Вельс быстрей сообразил, что требуется. Целую вечность она собирала кости, а Вельс уносил. Потом пришлось, обжигаясь холодом, выгребать из горшка монеты, потому что поднять сразу всё не было никакой возможности.
– Их надо сжечь! – как в бреду бормотала она, указывая на кучу костей, что высилась рядом с ямой. – Обязательно надо сжечь! Обязательно! – уговаривала она, и никак не могла остановиться, даже когда Вельс раза три повторил согласие.
После пары оплеух в голове прояснилось.
Больше не разговаривали. До самой темноты готовили костёр, перекладывая кости ветками. А заветные монеты валялись в грязи рядом. Смотреть на них Йени не могла. Вельс иногда уходил – проверял, как больные и мальчишки, приносил ей питьё и вливал в рот через силу. Она послушно глотала, а потом её снова рвало. Но Вельс не сдавался, и она тоже.
Только цели у них были разные. Ей любой ценой нужно было уничтожить могильник, а он не давал ей сойти с ума. Получилось. У обоих. Когда огромный кострище всё-таки разгорелся, она была изломана, обессилена, опустошена, но кто она и где – понимала.
Очень хотелось лечь на землю и тут же остаться. Но Вельс не позволил, увёл обратно в сарай, закутал в одеяло и снова заставил пить. И только тогда, когда в трижды опустошённый живот влили живого кострового пламени, Йени поняла, чем он её отпаивал.
Было у Старика в запасе несколько бутылей забористого самогона. Обычно он ими все болячки врачевал. От простуды до царапин. Но от кашля ни ему, ни Заклинательнице Рыб напиток не помог. Йени хотела сказать, что и ей не поможет – не смогла. Старый сарай заплясал в такт движениям огоньков в костре. Под эту пляску она и заснула.
Денег в горшке было много. Они могли бы прожить эту зиму в удовольствие и ещё бы осталось. Но вместо этого Вельс нанял небольшой двухэтажный дом с четырьмя спальнями на тихой улочке в квартале часовщиков.
Главным было поставить на ноги заболевших, поэтому приходилось тратить монеты на лекарей.
Утром и вечером Вельс брал Серко, и они уходили на рыбный рынок, помогать торговцам, возить и раскладывать товар, чтобы вечером принести еду для всех, сладостей для мальчишек и рыбу для Заклинательницы.
А Йени и Уле оставались дома ухаживать за больными – Ми тоже заболел – готовить еду и убирать дом. От такой жизни маленькая принцесса очень быстро загрустила. Ей не хватало воздуха, движения, представлений, вечеров у костра.
Вельс же хотел остаться в городе навсегда.
Часто говорил о том, что бродячая жизнь их погубит. Предложения Йени – лучше готовиться к зиме, ¬ купить тёплые вещи, откладывать деньги и уходить осенью на юг – он называл разумными. Но тут же с жаром доказывал, что теперь, когда есть деньги, они могут купить дом, а значит, им не обязательно болтаться по дорогам в поисках заработка.
Он хотел поговорить со Стариком и отдать мальчишек в ученье. А пока учился сам. Йени не знала ни одного из ремёсел – ни с шитьём, ни с вязанием у неё сложилось, но зато она умела читать, считать и когда-то легко освоила основы геометрии и механики.
Если обучать Уле у неё не получалось совсем, тот готов был слушать только сказки, то Вельс, наоборот, к учению относился с большим терпением, чем сама Йени, которая, объяснив что-то разок дальше теряла терпение и начинала ворчать. Вельс терпел, заглядывал в глаза, улыбался чуть виновато и снова брался повторять уроки. А Йени пофыркав рассерженной кошкой невольно начинала поправлять ошибки.
Бросить уроки она не могла. Потому что учение хоть и двигалось медленно, как способ отдохнуть душою от ухода за больными помогало прекрасно.
И помогало верить, что всё закончится хорошо.
Напрасно.
Несмотря на старания Старик всё же ушёл.
Их временный дом погрузился в молчание. Заклинательница Рыб, хоть и встала с постели, дни проводила с больным Ми. Там же обретался Уле, а Йени осталась совсем одна. Выполнив домашнюю работу, сбегала из дома и бродила по городским улочкам, появляясь ко времени возвращения Вельса.
Во время одной из таких прогулок она повстречала мальчика лет пяти в голубом бархатном камзоле, но без плаща. Он плёлся по уставшей за день улице и горько плакал.
– Что с тобой? – спросила его Йени.
– Я устал и замёрз. Поэтому плачу, – ответил мальчуган и зарыдал громче.
Не раздумывая, Йени стянула с себя плащ, завернула мальчишку, подхватила на руки и потащила домой. Это было недалеко.
Вельс нашёл их на кухне, болтающими возле печи. Мальчик сказал, что он сын правителя города. Они с сестрой хитростью выбрались из дворца и отправились погулять, а потом заблудились и потеряли друг друга.
Вельс подтвердил, что городская стража, как ужаленная, носится по городу в поисках княжича, а княжна Христина давно нашлась. Выходило, что юный Максимилиан и есть сын Правителя, из-за которого кипел город.
Посовещавшись, Йени и Вельс решили не ждать утра, а отвести его во дворец, на что мальчик, хоть и клевал носом, с радостью согласился.
Старик Правитель сам выбежал встречать сына. Мальчик был его единственным и долгожданным наследником. Он был очень рад его возвращению. Когда же увидел, кто привёл ребёнка, споткнулся и чуть не упал, но справился с собой.
– Не уходи! – Маленький княжич вцепился в руку Йени и не желал отпускать. И ни матушка, ни няньки не могли увести его в опочивальню. – Я покажу тебе солдатиков. Они тебе понравятся!
– Останьтесь! – обратился к ней Правитель. – Хотя бы на денёк! А лучше пока, его высочество не успокоится. Я буду очень признателен. У Максимилиана был слишком трудный день, и мне не хотелось бы быть с ним слишком суровым. Надеюсь, вас не слишком затруднит.
Правитель изысканно поклонился, оставив Йени в растерянности. Оставаться не хотелось, и не хотелось обижать мальчика, на чью долю выпал очень волнительный день.
– Оставайся, – скупо улыбнулся Вельс. – Я приду за тобой завтра.
И Йени позволила себя уговорить.
Княжич, окружённый заботливыми няньками, скоро заснул, а Йени отвели в кабинет Правителя.
Кабинет располагался наверху самой высокой башни дворца. Поэтому отсюда можно было видеть весь город. Днём. В поздний час их встречи на фоне синезвёздного неба виднелись лишь столбики дымов, подпирающие мерцающую высь.
Сама комната отличалась аскетичностью.
Строгий конторский стол, шкафы с объёмными гроссбухами, высокое кресло и несколько стульев. Единственным украшением комнаты был высокий камин из серого камня, отличающийся простотой и при этом изяществом. Правитель стоял у камина и наблюдал за огнём.
Йени, как и положено воспитанной девушке, сделала книксен.
– У вас хорошо получается, – заметил Правитель на поклон, – кто же научил вас так держаться?
– Точно не могу сказать, ваше высочество. Всю жизнь я провела среди бродячих артистов. Мне часто приходилось изображать из себя знатную даму. Может быть, поэтому.
– Только изображать? – Правитель уселся за стол, заваленный бумагами, и внимательно уставился на Йени, которая невольно дрогнула от вопроса.
– Увы, ваше высочество, только изображать.
– Многим людям приходится изображать из себя то, кем они не являются на самом деле. Наверное, поэтому лицедейство пользуется популярностью в народе. Мы учимся примерять маски. Не так ли?
– Я не знаю, ваше высочество.
Йени старалась держаться спокойно, но странные речи Правителя будили тревогу.
– Действительно, откуда тебе знать о таких вещах. Ты ещё очень юна. Почти как моя сестра. Она умерла много лет назад. Если бы этого не случилось, то ещё неизвестно, кто сидел бы перед тобой в этом кресле.
Сердце Йени забилось так сильно, что ей показалось – внутри затрещали рёбра.
– Сестра не должна была наследовать землю, но её муж или дети могли пожелать стать владыками княжества или всего королевства. Она была старшей в роду, и большая часть земель княжества принадлежала ей.
Но сестра умерла.
Я был тогда молод и глуп, я искренне горевал, но старший брат объяснил мне, насколько это было полезно всем нам.
Я понял, и много лет правил землёй. Но вот ко мне является девочка, как две капли воды, похожая на сестру. Ту самую, что могла лишить меня многого. Даже сейчас, когда про неё забыли, могут найтись те, кто поддержит её, если она вдруг захочет вернуть престол своей матери и деда?
А может быть, она призовёт на помощь колдовство?
– Ваше высочество, кто поверит самозванке, пытающейся, спустя много лет, выдать себя за вашу сестру?
– Ты права, девочка. Никто не поверит. Особенно, если заставить её замолчать.
Правитель дёрнул серебряный колокольчик, висящий рядом со столом. Тотчас явились два стражника.
– Уведите ведьму! И бросьте в подвал. За попытку околдовать княжича она понесёт достойное наказание.
Не успела Йени охнуть, как ей заломили руки и вставили в рот кляп.
Снег был белый-белый и чистый-чистый. Гораздо более чистый, чем мысли людей.
Йени молча наблюдала с телеги, как споро растёт куча хвороста. Может быть, она и хотела что-то сказать, но рот ей оставили завязанным. Зато руки были свободны. Поэтому она смогла собрать немного снега и слепить снежок. Так и катала его, в покрасневших от холода пальцах, всю дорогу от замка до подножья горы, в чьей тени разросся город. Когда-то там были серебряные и оловянные рудники, но давно истощились.
Прервала занятие, когда старший отряда бросил ей на колени холщовый мешочек с чем-то тяжёлым.
– Правитель велел передать! – рыкнул он, сплёвывая. И видно было, что ни капли сочувствия к ведьме у него нету.
Йени заглянула в мешочек. Там лежало серебряное распятие на тонкой цепочке.
Отнять княжеский подарок никто не решился, поэтому к столбу привязали, пропустив верёвку под мышками, но на совесть. Не сбежать ведьме, что покусилась на ребёнка.
Сырые дрова задымили густо. Дождавшись, когда дым заслонит от солдат, Йени стряхнула снежок с ладони. В небо взлетела белая птица.
Только после этого надела подарок брата.
Друзья долго ждали возращения Йени из дворца, особенно Вельс. Не сразу поверили снежной птице, что принесла им весточку, будто она решила остаться в замке. Но сколько бы посланий они не передавали, птица возвращалась и твердила одно: их подружке хорошо в замке, возвращаться она не хочет, и просит не тревожить её, а лучше уйти из города и забыть про неё. Потому что она хочет забыть о прежней жизни.
Друзья закручинились.
Вельс ходил к замку, но его не впустили. Только однажды в вечерних сумерках, он увидел бывшую подружку на стене. Но она сразу отвернулась и ушла. Только после этого он поверил, что она не желает его видеть.
Когда могучий южный ветер принёс на загривке в город весну, они запрягли Серко в фургон и отправились искать счастья в другие края. Три дня снежная птица невидимкой летела за ними, а затем вернулась к розовому кусту, что пророс на месте казни, и запела.
Песня птицы была так печальна, что содрогнулась от горя земля, и обрушилась гора, навеки схоронив старый город. Птица же упала на землю и превратилась в облачко. Оно пролилось на потревоженную землю тихим дождём, а затем умчалось на небо.