Говорят, когда ученые открыли принцип пространства-времени, позволивший упростить межзвёздные перелеты, Земля была похожа на салют в чёрном ночном небе. Пфф! – несутся, торопятся во все стороны ослепительные искорки. Пфф! – разлетаются звездолёты на поиски вечной и недостижимой мечты. Пфф… - торопятся за новым счастьем… Колыбель опустела, и время остановилось. Остались лишь те, кому некуда и незачем бежать, те, на кого махнули рукой правительства и пастыри, богачи и генералы. Незаметно прошли годы. На просторах Вселенной бушевали войны, создавались и рушились союзы, жизнь бурлила и клокотала, принося к Старой Земле только тихий прибой устаревших новостей – о братьях по разуму, удивительных открытиях и дивных чудесах. Говорили также, что бар «Эсперанса», расположенный возле одного из бывших космодромов, уж точно застрял в двадцатом веке. Хозяин заведения Большой Джо, прозванный так за внушительные объемы талии и неисчерпаемые запасы добродушия, только усмехался в ответ на ехидные шпильки. Посетителям нравилась деревянная мебель и приглушённый свет, немудрящая выпивка и уютная атмосфера «старого доброго заведения». И музыка. В углу, на небольшом возвышении, стоял потёртый рояль. Клавиши его потускнели, и звук отдавал хрипотцой, но что-то он переворачивал в душах людей, приходивших вечерами за радостью и печалью. В то утро посетителей в баре почти не было. Один только человек сидел у стены, не подымая глаз от остывающей чашки кофе. Небольшого роста, в мятом лётном комбинезоне, он походил на нескладно постаревшего подростка, что сбежал когда-то с уроков и так и не вернулся домой. Окна распахнуты настежь и ветер приносит прохладный, чуть сдобренный полынью воздух. Перевернутые стулья подняты на столы и уборщик ушел, закончив возить по полу тряпкой. Пахнет мокрым деревом, ветром-бродягой и горькими, давно отцветшими мечтами. И музыка вторит мыслям. Скользят над роялем сильные пальцы, то замирая на мгновение, то мимолётно лаская клавиши, перелетая от черных к белым, от печали к покою, от света к надежде. Глаза пианиста закрыты. Он весь сейчас одно целое с потоком аккордов, глубиной нижних октав и россыпью звонких капель. У Маноло прямая спина и свободно развернутые плечи, и, кажется, он влюблен в свой рояль, так, как не любил ни одну из женщин, потому что женщины уходят, а музыка – никогда. Мелодия затихла, мягко рассеявшись в утреннем воздухе. Человечек у стены неторопливо похлопал в ладоши, и пианист, повернувшись на стуле, учтиво склонил красивую седую голову. - Браво, маэстро! - Я рад, что вам понравилось. - Ну, разумеется! И вчерашнее выступление тоже. Хозяин за стойкой насмешливо хмыкнул. - Иши, дорогой, мне казалось, ты вчера ничего не замечал, кроме своей бутылки. Человечек протестующе вскинулся. - Не-не! Я всё помню! Ну и, кроме того, музыка – а я говорю о настоящей музыке, Джо, - это чудо, понятное всем и всегда, любым расам, в любом состоянии, потому что она… божественна. Я глупо, наверно, говорю, но… Она лежит в основе Вселенной, понимаете?.. – Он перевел взгляд на Маноло. – Вы согласны, маэстро? Тот серьёзно кивнул. Иши покрутил чашку по блюдечку и вдруг с отчаянием дёрнул головой. - Нет, Джо, я так не могу! Я просил тебя вчера ни о чем не спрашивать, но… Чёрт! Мне нужно с кем-то поделиться, иначе я просто разорвусь пополам. Я тебя знаю тридцать лет, дружище, и ты ни разу не дал мне плохого совета! - Он нерешительно посмотрел на Маноло, и хозяин кивнул, успокаивая. - Всё в порядке, Иши. Его я тоже знаю тридцать лет. - Тогда… даже не знаю, с чего начать… Что вы знаете о поющих цветах, маэстро? - Да считайте, что ничего. Иши закрыл глаза и приложил к разгорячённому лбу холодные пальцы. - На планете Риис есть необыкновенные цветочные поля. Множество цветов – большие и маленькие, с яркими крупными соцветиями и тугими бутонами, что раскрываются лишь на рассвете, простые, как земные ромашки и царственные, словно каллы… бесконечное множество видов. А теперь представьте, маэстро, что все они могут петь. Я не знаю, кто – эволюция, Бог, Абсолют – но кто-то сотворил такое чудо. Когда сходит с гор восточный ветер, цветы поворачиваются – все разом! – и ловят его, пропускают через свои трубочки, канальцы, мембраны - и рождается музыка. И она прекрасна. Представьте себе хор на сто, двести лучших голосов – от глубочайшего баса до самого тонкого сопрано! – Он воодушевлённо взмахнул руками. – И самый большой в мире оркестр – тысячи всевозможных инструментов! Маноло с веселым недоверием усмехнулся, и Иши поднял палец, словно поймав его усмешку. - А! Вы догадались, да? Что будет, если собрать вместе разных певцов, музыкантов и сказать им – играйте! Ну?! Ничего! – Он снова всплеснул руками. – Ничего! Пфф! Шум, какофония! А почему? Потому что музыкантам нужен дирижер. Нужны партии, нужен единый замысел – тогда получается гармония. Он замолчал и, морщась, допил остывший кофе. - И такой дирижер есть. Когда центаврианцы открыли Риис, они тоже сначала думали, что это чудо. Ведь что мы знаем о Вселенной? Только то, что она прекрасна и удивительна. Что первобытный человек знает о восходе солнца? Ничего. Так и мы. Это удивительно, правда. Оказалось, что каждая цветочная поляна – это единая сеть; что все цветы связаны и некто – дирижер – каждому говорит: чуть тише… чуть громче… фортиссимо, престо, фортиссимо!!! И центаврианцы назвали это энергоинформационной матрицей поля, ну, а по-простому – душой. Иши повесил голову и сказал совсем тихо. - И я её украл. Маноло вопросительно глянул на Джо, и тот тяжело вздохнул. Иши пошарил по карманам, и, достав маленький проектор, поставил его на стол. - Можно? Это я снимал со своего корабля. Хозяин расхохотался. - Дружище, ты безнадёжен! Он пробежал пальцами по пульту управления, и окна с дребезжанием закрылись. Лязгнули стальные наружные жалюзи. Несколько секунд – и в сплошной тьме возникла объёмная голограмма. Над спящей равниной вставал рассвет, и вершины гор окаймляли далекий розовеющий горизонт. От нижнего края кадра и дальше, до тех пор, пока лепестки цветов не сливались в одно целое полотно, располагалась цветочная поляна. Было безветренно, только иногда то там, то здесь, возникала игра полутеней и тогда гобелен оживал, вновь замирая через несколько сонных мгновений. Туман понемногу рассеивался и чувствовалось, что там, на планете Риис, ещё очень тихо, очень нежно, очень спокойно. Из темноты послышался голос Иши. - Бывает так, что матрица разделяется. Внутри сети созревает новая душа и ей нужно своё поле, свой оркестр. Тогда она может оторваться и улететь; или сформировать энергетический импульс, если угодно. Центаврианцы открыли, что его можно поймать в особый кристалл, вот и… конечно, это не совсем законно… - Это совсем НЕзаконно, - пробурчал хозяин. - Ну, да. Но Джо, ты же знаешь, я не вор, я контрабандист! Так получилось... Есть люди, готовые хорошо заплатить за такую душу, за риск. У меня было десять кристаллов; не знаю, зачем столько. Это редкость, понимаете? Ты прилетаешь, маскируясь от центаврианского патруля, как сумасшедший. Настраиваешь кристаллы и ждёшь, прячась, как мышь, и стараясь дышать потише. День, два, неделю – никто не знает, когда будет импульс. И ты ждёшь – и слушаешь, слушаешь… По картинке, словно беспокойные птицы, промелькнули два коптера. - Смотрите внимательнее. С минуту ничего не происходило. Облака все также тянулись к горизонту, и солнце лениво шевелило заспавшиеся ночные тени. Потом в кадре появилась женщина. Высокая, с длинными волосами и в простом платье, она шла по тропинке, опустив руки, словно гладя давно знакомые цветы и разговаривая с ними. - Это центаврианка, я её часто там видел, - смущённо пробормотал Иши. Неожиданно кадр подпрыгнул – один раз, другой. По полю прокатилась рваная воздушная волна; женщина обернулась и волосы её взметнуло порывом ветра. Кадр подёрнулся рябью, и на поляну обрушился слепой серый шквал, полный листьев, пыли, обломанных веток. Земля дрожала. После очередного толчка женщина упала, закрыв лицо руками. Запись прервалась; размытая картинка застыла в воздухе. Голос Иши тихо звучал в темноте. - Потом выяснилось, что неподалёку взорвался вулкан. Я же не знаю, я тихо сижу, не смотрю новости. Предупреждения были, но она почему-то не ушла. Когда с неба начали падать камни, я уже ничем не мог ей помочь. Не успел бы добежать, увести. Я только видел, как щёлкала аппаратура – один импульс, другой, третий… И я схватил эти чёртовы кристаллы и стартовал, пока корабль не шваркнуло каким-нибудь куском скалы. Я свинья, Джо… Я конченая мерзкая свинья. Хозяин шумно вздохнул. - Не вини себя, друг. Ты правда не смог бы её спасти. - Понимаешь, в чем штука, Джо? Потом, в космосе, я проверил кристаллы. Их десять! Все десять чёртовых кристаллов забиты душами! И грёбаная аппаратура показывает, что они разные – и молодые и старые, с очень сложной структурой и вибрациями… А я даже разобраться в них не в состоянии! Я только одно теперь знаю, дружище – если одну душу я мог ещё привезти заказчику, то с такой партией меня проще убить. В темноте что-то звякнуло, словно сердитый шмель ненароком стукнулся в стекло. Иши горько рассмеялся. - Пока никто не знает, что я здесь, но если… - Погоди минуту, - встревоженно сказал Джо. - … но если меня найдут… - Тихо, говорю! По помещению пошла зелёная световая волна, рисуя контуры предметов, стен, притихшего Иши, молчаливого Маноло. Под потолком, захваченная зелёным приливом, заметалась яркая точка. Джо выхватил станнер и поймал её широким белым лучом; точка погасла и упала на пол. Джо подошёл и с хрустом раздавил дрянь каблуком. - Проклятые видеомухи. Мне жаль, Иши… По бару, колыхаясь, плыла и плыла зеленая волна... Когда после обеда в дверях показалась фигура Душного Мо, никто этому особо и не удивился. Да и чему тут удивляться? Мо всё знал (а чего не знал, то узнавал очень быстро), имел бездонный кошелек и команду профессиональных убийц под рукой. Он нашёл взглядом друзей, мирно игравших в карты, уверенно пересёк зал и присел за столик. - Простите, что я без приглашения. Привет, Джо! Ты подтвердишь джентльменам мои полномочия? Хозяин недовольно посопел. - Это Мо, гибрид кошелька и пистолета. Мафиози рассмеялся, откинувшись на спинку стула. - Как ты изящно выразился, друг мой! Я же твой друг, правда, Джо? Я не хочу тут всё взрывать, пачкать кровью. Мне нравится твой бар! Поэтому я мирно спрашиваю – сколько? - Что – сколько? – буркнул Джо. Мо, не отрываясь, глядел на контрабандиста. - Сколько вы хотите за эти души? За все сразу, разумеется… Иши устало бросил карты на стол. - Они бесценны. - Ну разумеется! Они бесценны и - дёшевы. И с каждой минутой становятся ещё дешевле – как и ваша жизнь. Давайте и правда карты на стол. Я объясню. Знаете, что я ними сделаю? Я куплю их у вас – дёшево, конечно, но это хорошая сумма. К вечеру они разлетятся по частным коллекциям и их никто никогда не найдёт – просто потому, что я умею хранить тайны. - И не услышит, - прошептал Иши. - А? Это не важно. Тем более для вас. Потому что другой вариант ещё хуже. Если вас найдут центаврианцы, то за вашу несчастную душонку я не дам ни цента. Поверьте, в тюрьме она долго не протянет. Решайтесь же! - Если бы вы их слышали… - посмотрел на него Иши. - Да слышал я их! – перебил Мо. – Он на мгновение замер, словно прислушиваясь к чему-то, потом кивнул и кисло улыбнулся. – Вы феерический дурак, друг мой… Я пришлю вам открытку с видами Старой Земли. Будет о чем вспомнить на пожизненном. Он легко поднялся и пошел к двери, навстречу входившим в бар незнакомцам в серой форменной одежде. Иши побледнел. В группе вошедших выделялся высокий пожилой центаврианец. Он с любопытством оглядел бар, и, найдя глазами контрабандиста, направился в его сторону. - Вы позволите? Джо пожал плечами, и гость сел на стул. - Разрешите представиться - я Лекен Охалл, глава дома Охаллов из третьей ветви родов Центавра… а вы, видимо, тот самый Иши. Джо досадливо крякнул, захватил своей лапищей бутылку и плеснул виски по бокалам: - Он самый, искатель приключений на свою… Я Джо, Большой Джо, хозяин этого заведения, а это Маноло – актер, ловелас, музыкант и вторая половина души этого места. Выпьем, уважаемый Лекен? - Лучше потом. Я полагаю, джентльмены в курсе ситуации? Конечно, наша аппаратура редко ошибается, но… - он посмотрел Иши в глаза. – Вы могли бы показать их? Контрабандист закусил губу и, поколебавшись, достал из кармана изящную продолговатую коробочку. Положил её на стол и, щелкнув замочком, поднял крышку. Внутри на мягком бархате лежали десять молочно-белых кристаллов. Лекен протянул руку и бережно дотронулся до камней. Пальцы его дрожали. - Вы знаете, что такое чудо, Иши? – тихо сказал центаврианец. Контрабандист промолчал. - Когда всё, что было тебе дорого, вдруг оказывается в маленьком кусочке кристалла… а потом вновь возрождается. Я очень хочу верить, что так и будет. А пока вы возвращаете мне надежду. Одну надежду, но это так много… Иши быстро осушил бокал и пробормотал: - И вы мне, честно говоря. Лекен вздохнул. - Это удивительная история. Не более удивительная, чем сама жизнь, собственно. Понимаете, - он закрыл коробочку и бережно погладил крышку, - в одном из этих кристаллов моя дочь. Её разум, её сердце, её голос… Её душа. Иши часто-часто заморгал. - Тину была певицей. Очень хорошей певицей, правда. Только она всё время думала, что никогда не сможет даже приблизиться к музыке поющих цветов. Это бесконечно убивало и мучило её. И когда она попросила включить её в исследовательскую группу, я так радовался. Родители так наивны. Я думал, она хочет изучать их, думал, что, будучи рядом, она преодолеет свои мысли и научится жить в гармонии… Она и правда повеселела, стала улыбаться, только и говорила об этих полях. А потом, раз она не могла сравниться с душами цветов, то просто стала одной из них. Это был безумный шаг, но что мы знаем о чудесах? По-прежнему ничего… И когда на поле стали падать камни, когда цветы гибли десятками, сотнями, души приняли единственно правильное решение – перейти в надёжное убежище. И ваши кристаллы приняли импульсы – девять цветочных душ и мою Тину. Мою бедную прекрасную девочку. Иши всхлипнул, размазывая по щекам слёзы. Лекен с нежностью погладил коробочку. - Мы посадим новые цветы, много цветов. И над полями Рииса будет снова звучать музыка, будет петь моя Тину. Маноло рассмеялся и обнял их за плечи. - А пока давайте я вам сыграю! И он встал и пошёл к роялю. |