Кап… Кап… Стучит дождь, и капли ползут и ползут вниз по стеклу окна. Шкря-шкряп. Шуршит в тёмных углах. Звуки такие громкие в пустоте огромного зала. Длинные столы сложены в углу, там же свалены и лавки, а оставшееся пространство наполняется монотонными звуками и тяжёлыми вздохами. Источник этих вздохов увидеть не так-то и просто, если не знать, кого искать. Блёкло мерцает полупрозрачное облачко на горельефе крылатого барсука, пульсируя в такт стенаниям.

— Мистер привидение, Тыковка могла бы вам помочь? — раздаётся писклявый голос со стороны сваленных в кучу лавок.

Из-под мебели выбирается домовой эльф, она держит в руках половую тряпку, уши её мелко подрагивают. Домовик смотрит на облачко, и то проявляется фигурой толстого монаха. Призрак крутит головой, пытаясь понять, кто же к нему обращается, и наконец замечает на полу домовика. У-у-ух. Слетает монах ближе к полу и складывает руки на животе, зависает над крошечным эльфом.

— Чем же ты можешь мне помочь, Тыковка? Я уже не могу ни есть, ни пить, у меня нет своих вещей, которые ты бы могла починить. Мне нет нужды в чужой заботе.

— Мистер привидение так грустно вздыхали, Тыковка помочь, избавить от горя.

— Моё горе от сомнений. Ты никогда не думала о том, для чего ты существуешь и кто ты на самом деле? Всё ли делаешь правильно?

— Тыковка уверена, что делает всё, что хочет от неё хозяин. Тыковка — хороший домовой эльф.

— Я, увы, не эльф, и меня мучают сомнения. Знаешь, когда в замке много детей, я полон сил, мне радостно. Но в дни каникул мне становится одиноко. Самое печальное, что остальные призраки чем-то заняты, все, кроме меня. У других призраков есть имена, и все они с удовольствием рассказывают про прошлую жизнь. Они помнят, почему остались здесь. Я рассказываю то, что придумали про меня дети, и я единственный без имени. И ещё странность… Ты веришь в Бога, Тыковка?

— Бога? Кто это?

— Это такой великий волшебник, который давным-давно создал наш мир. В него верят маглы.

Уши Тыковки трясутся, она не знает такого сильного хозяина, а вдруг он разозлится на Тыковку за это. Она молчит и прижимает тряпку к груди, ей надо вернуться к работе.

— Не бойся, я не уверен, что такой волшебник существовал, но монахи — служители Бога. Зачем я стал монахом? Зачем настоящему волшебнику становиться монахом? Если волшебство Бога ненастоящее.

— Чтобы делать настоящие чудеса. Бедные маглы, наверно, им грустно без чудес, раз они придумали такого могучего волшебника, — пискнула Тыковка.

— А ты умнее, чем кажешься, Тыковка. Да, я мог бы так сделать, это забавно. Вот только творить магию на глазах у маглов запрещено, а в прошлом волшебники старались быть ещё осмотрительнее. Эх, если бы я мог вспомнить…

— А что для этого нужно? — Тыковка прижимает ушки лапками, чтобы не тряслись, ей очень жаль мистера привидение.

— Омут памяти и палочка, но я не волшебник.

Тыковка исчезает и через минуту появляется, держа на ладонях кусочек чёрного дерева.

— Вот, после того как одни хозяева дрались с другими, осталось много мусора, Тыковка не может выкинуть магическую вещь и хранить не может, запрещено. Но это было в мусоре, а значит, надо выкинуть. Тыковка очень много думать, как поступить. Возьмите.

— Это и правда похоже на обломок палочки. Но я не могу держать ничего в руках, я же призрак. Может, ты поднесёшь это к моему виску.

— Нет-нет, запрещено!

— Что ж, придётся попросить Пивза, что очень печально, но выбора нет. Нам надо в кабинет директора, там есть омут памяти.

— Простите Тыковку, мистер привидение, нельзя. Тыковка моет лавки, у Тыковки работа, — Тыковка дёргает себя за уши, больно, она виновата. Большие глаза наполняются слезами.

— Да, конечно, ты и так мне очень помогла. А ты не можешь быстро перенести эту палочку в кабинет директора? Тебе же положено сдавать все найденные волшебные вещи, будем считать, что ты так и сделала, оставив обломок там на столе, — монах хитро подмигнул Тыковке.

— Это правильно! Да, надо сдать директору.

Тыковка радостно подпрыгивает, исчезает и тут же появляется вновь. Теперь кусочек палочки не её забота.

— Спасибо, дитя. Ты действительно смогла мне помочь, — монах улыбается и уплывает искать Пивза.

Пылинки танцуют в луче солнца. Ширк-ширк. Щетинки швабры поднимают в воздух всё новых танцоров. Тыковка метёт лестницу в башне. В окна насвистывает летний ветер, он рассказывает Тыковке о лугах и лесах, зовёт её бросить швабру и бежать гулять, подставив уши ветру и летнему солнцу. Тыковка — хороший домовик, и она не слушает всякие глупости. Грустный вздох, и тёмный угол лестницы засеребрился.

— Здравствуйте, мистер привидение. Тыковка может вам помочь?

— Нет, милая, ты и так помогла. Увы, мы с Пивзом смогли добыть лишь каплю из моей головы, он сразу бросил палочку и улетел. Для него это слишком скучно.

— Мистер привидение что-то вспомнил?

— Лицо Хельги Пуффендуй, и мы обнимались. Кажется, я был с ней знаком, но её портреты отказываются со мной говорить об этом, и я не знаю, что делать. Я никогда не узнаю, кем был в прошлом.

— Кхе-кхе. Извините, что прерываю вас. Я могу помочь, всегда считала, что знание —главное, а знание о себе — главное для любого существа.

На Тыковку и монаха с портрета смотрит Ровена Когтевран и гладит свои чёрные волосы.

— О, это было бы очень любезно с вашей стороны, милая леди. Возможно, я был знаком и с вами?

Ровена поднимает брови, в её глазах видна насмешка. Она делает взмах рукой, и картина словно выдвигается из своей рамы, разворачивается и заполняет весь окружающий Тыковку мир.

Ровена закончила осмотр новой галереи, замок был готов принять следующий набор учеников. Из года в год их становится всё больше, и это безмерно радует. Что бы ни говорил Салазар, они будут принимать на обучение всех, в ком есть магия, и пусть этот чистокровный задавака бесится. Смешно подумать, сделав ограничение на чистую кровь для своего факультета, он лишил себя по-настоящему умных и прилежных учеников. Годрик не лучше, смелых ему подавай. Да какое отношение это качество имеет к обучению? Мужчины! Всё что их интересует — заговоры и войны. Знание — вот настоящая сила, знание и труд, в этом её понимает Хельга. Кстати, подругу что-то совсем не видно последние дни, вся ушла в работу, а возраст давно не юный. Ровена обошла оранжерею и постучала в небольшую дверь пристройки. На стук никто не ответил, и Ровена зашла внутрь. В небольшой комнате пахло травами и мёдом, на лавках лежали мотки чёрной и жёлтой ткани, в очаге висел котелок, в котором что-то весело булькало. В центре комнаты стоял стол, заваленный свитками, в воздухе над ним летали зажжённые свечи. За столом в кресле с высокой спинкой сидела пожилая женщина, с задумчивым видом разглядывая свою палочку через магический кристалл.

— Хельга дорогая, ты опять в работе, совсем себя не бережёшь. Знаешь, в нашем возрасте надо больше отдыхать. Не стоит взваливать на себя столько всего: ученики, оранжерея, готовка и магические эксперименты. Даже я последнее время часто чувствую себя ужасно уставшей, — Ровена провела рукой по своим длинным чёрным волосам, в которых виднелись тонкие серебряные нити седины.

— О, Ровена! Мне надо тебе кое-что показать! Да, ты права, я чувствую, как мало осталось у меня времени, и стараюсь всё успеть. Школа должна жить и после нашего ухода за грань. Ладно, это слишком грустная тема, лучше смотри! У меня получилось!

Хельга поднялась со стула и взмахнула палочкой. «Экспекто патронум». Серебристый туман заструился и принял форму.

— Что это? Патронус? Почему такой странный? Так вроде одеваются маглы, которые служат Богу?

— Да! Это мой патронус!

— Твой патронус — барсук, а это хоть и похоже на него в некотором роде, но явно не животное.

— Нет, я долгие годы маскировала своего патронуса под животное, чтобы не смущать остальных. Ты же знаешь, что для его создания требуются самые счастливые моменты жизни. Так вот, когда я была маленькой девочкой, в наш замок пришёл этот смешной магл. Странствующий монах, так он сказал. Родителям он показался неопасным, или они не захотели ссориться с монастырём по соседству, но они разрешили ему пожить у нас. Он много играл со мной, рассказывал забавные сказки про великого мага, которого они называют Богом, а ещё научил меня готовить. Мои родители считали, что готовка — это работа домовых эльфов. Но, когда у меня получились первые булочки, ты не представляешь, какое это было счастье. Знаешь, он часто говорил, что монахи, они как барсуки, трудятся день и ночь во имя Господа, но, если тронуть хоть одного из них или напасть на их обитель, они будут бесстрашно драться даже с армией.

— Очень странный патронус, Хельга. Но почему ты мне его показываешь?

— Поэтому я и скрывала ото всех его истинный вид, но сейчас я хочу, чтобы он остался в школе даже после того, как меня не станет.

— Как ты себе это представляешь?

— Я уже всё сделала, вложила в него частичку моей силы, и теперь он не исчезнет, осталось вложить в него сознание, чтобы он стал самостоятельным и мог помогать ученикам на моём факультете.

— Безумие! Как ты объяснишь это другим волшебникам?

— Привидение. В каждом уважающем себя замке всегда есть привидение.

— Монах в школе волшебства, я съем свою шляпу, если кто-то в это поверит.

— Всё будет хорошо. Думаю, он понравится детям. А сейчас мы опробуем заклинание, над которым я так долго трудилась.

Хельга подошла к призрачному монаху, который улыбнулся ей и открыл свои объятия.

— Cognoscere de te!