В общем, я её повстречал на третий день, и сразу же влюбился. В офисе, чтоб вы понимали, у нас было девять штук девушек разной комплектации. Из чего выбрать, и на что посмотреть. Вот только после того, как я Алину в первый раз увидел, глаз было уже не отвесть и не перевесть.
Что может предложить начинающий контент-менеджер опытному таргетологу? В её руках крутятся деньги, она каждый день распределяет бюджеты по десять, двадцать, сто тысяч… А что я? Пишу статейки для корпоративного блога. Иногда подхожу к ней, спрашиваю, когда ей будет удобно дать мне интервью о работе в коллективе. Почти всегда отмахивается. Лёгкое, непринуждённое движение кистью руки, мелькающие перед моим лицом красные огоньки ухоженных ногтей… Аромат её сладких духов сводит меня с ума, и я вновь кланяюсь и смиренно отхожу, хотя дедлайн по статье уже через неделю.
Помню, как на новогоднем корпоративе она рассказывала о том, как любит авторское кино. О фильмах Куросавы. Мне сразу же захотелось воскликнуть:
— Сейчас в «Авроре» проходят дни Куросавы! Давай сходим?
Но музыка играла так громко, что она не услышала меня, и её пригласил Дима из SEO-отдела. Вечно вокруг неё ошивался, крутился и вертелся, словно Тасманский дьявол. И, самое главное, она ему отвечала! Как, почему?! Какие ключевые слова к её сердечку подбирал этот Дима, что на мои скромные словесные ухаживания она даже не обращала внимание?
Ну да, он высокий. Да, он каждый день приходит в новой рубашке. Да, он профессионал, эрудит, душа компании, и вообще приятный человек. Под самый Новый год пошёл на повышение — второй раз! Ну и что?!
Пусть я и низкого роста, и рубашек у меня всего три, но я могу предложить ей тонкую романтичную душу, долгие прогулки по лесу, бесконечные разговоры о высоком. О литературе. Я знаю три языка, я объездил всю Ленобласть с палаткой, у меня был даже свой маленький бизнес когда-то. Я опытный человек! А самое главное, я боготворю каждую свою любимую! Это могут подтвердить конкретные люди. Неужели Алина откажется от моего искреннего, чистого чувства?
Я решил, что мне просто не везёт. Слишком громко, слишком людно, слишком занята. Уже пригласили, сегодня не получится. Каждый раз. С такими мыслями я ехал домой и то же самое я пересказал маме. Она подтвердила.
Мама у меня мудрейший человек. Трижды была замужем, трижды переживала своих мужей. Правда, один инсценировал свою смерть и на самом деле укатил в Индию. Но даже он оставил наследство, — видимо, от греха подальше. Да, мама у меня такая… Из-под земли достанет.
Я к ней переехал лет семь назад, когда с очередной девушкой расстался. Мама уже старая, и мне было её жаль. Хотелось, чтобы встретила смерть достойно. Я у неё остался один. Кот сбежал в прошлом году.
— Владик, принеси супчику! — кричит она из своей комнаты, и я со всех ног мчу на кухню. — Ну что ты там ползёшь, как улитка! Я есть хочу! Мне врач горячее прописал. Три раза в день! А ты постоянно в своём дерьмофисе. Некому мне супчик принести. Вот помру, будешь знать, каково это, жить без матери… А кому ты там нужен вообще, на этой работе? Зачем тебе эта работа? Что ты там делаешь? Буковки печатаешь, тьфу! Что за работа? Вот отец у меня был военный, вот это работа. Квартира, пенсионные большие.
Любит у меня мама ко всякому слову на гласную приставлять свою присказку: «дерьмо-». Так забавно выходит порой! Дерьмутро. Дерьмофис. Дерьмозеро. Дерьмягоды. ДерьмАня, дерьмОля, дерьмИра. Дерьморе! Ха-ха!! Ну, дерьморе же и правда смешно. Вот такая мама у меня.
За стеной она расходится рассуждениями о моей жизни, о жизни её отца и моего отца, а я думаю — вот помрёт, и буду знать, каково это, жить без неё. Страшное, запретное, желанное знание.
Несу ей на разноцветном подносе разогретый супчик, который она, видимо, сегодня утром и приготовила. Сидит, старушка, в одеяле, седая, пахнет дряхлотой и древним парфюмом. Тянет ко мне ссохшиеся ручонки, двигает корявыми пальчиками. Такая маленькая, беспомощная гаргулья. Люблю её, всё-таки, хоть она и моя мать.
После супчика она быстро засыпает, а я ухожу в свою комнату думать об Алине. Мне бы чуток везения с ней, а… В правильный момент подойти, в нужную минуту обратиться. Когда у неё будет свободное время. И настроение. Когда Димы не будет рядом. Но что, если разговор не выйдет за рамки рабочих проектов? Ну, возьму я у неё это дурацкое интервью, и что дальше? Нужно как-то выделиться. Купить цветы? Слишком очевидно, засмеёт, да и на дорогой букет не хватит денег. Пригласить в кино? Это уже делал чёртов Дима! Подумает, что я за ним повторяю. Сделать комплимент? Ну, может, она улыбнётся разок, но это мгновение радости и тепла так мимолётно…
Я уже проваливался в страдающий сон, как меня вдруг осенило.
Алина сострадательная девушка. Когда Дима порезал палец о бумажный лист, она даже накричала на офис-менеджера за то, что та не знала, где лежит пластырь. И потом сама, сама подошла к Диминому столу и предложила заклеить рану. Я следил за каждым её движением — и за выражением его неблагодарного, пресного лица.
То, чего нельзя взять харизмой, можно попробовать забрать жалостью! Мне нужна рана. А лучше, парочка синяков. О да. Меня, шедшего домой, подозвали в тёмном переулке неизвестные типы. Скажем, гопники. Они попытались забрать у меня телефон и деньги, но я не дался им и отбил своё законное… Нет-нет! Если я отбил, то я не вполне жертва. Я победитель, у меня есть сила. Я могу за себя постоять. Это, конечно, прельщает многих девушек. Сильная рука, могучее плечо, надёжность. Надёжность накладывает обязательства, которые я, будем честны, не смогу выполнить. Что, если на нас как-нибудь действительно нападут гопники, и Алина, памятуя о моём заявленном подвиге, понадеется на мои кулаки? Нет, мне этого не нужно. Месседж должен быть другой.
Я — жертва. Меня избили, унизили. Возможно, пытали. Такому нужна нежность, забота, тёплое одеялко и, конечно, слова поддержки. Остаться равнодушной к жертве будет сложно, особенно в таком большом коллективе, как наш. Если же и получится, то внутри она всё равно будет чувствовать себя виноватой, и придётся идти хотя бы на внешние эмоциональные уступки. Награда необходима, как приманка. Благодарность. Искренние, льстивые слова в её адрес. Возможно, подарок. Затем, когда первичная реакция пройдёт, снова напомнить о трагедии… Инфицировать рану! Хотя, вроде, с синяками это не работает. Ну, что-нибудь придумаем.
Осталось раздобыть единственное доказательство произошедшей трагедии.
Одевался я тихо, чтобы мама не проснулась. Она у меня спит чутенько, едва что: «Владик, а ты куда?». Но за годы с ней я уж натренировался. Выходить надо было сразу после двух ночи, тогда у неё самый крепкий сон. Я провёл это время в размышлениях об утончённых чертах Алининой фигуры.
Куда за синяком податься, я тоже точно знал. Через пару кварталов от дома был «ночной клуб» — хотя, вообще-то, просто шлюходром. Там постоянно крутились местные торговцы наркотой. Эту информацию я, конечно, из первых рук не узнавал. Так мне говорил одноклассник Лёха, когда мы ещё с ним дружили. Это лет пятнадцать назад было. Потом мне мама рассказала, что у него эпилепсия, и я перестал с ним дружить — вдруг это заразно. А клуб все эти десять лет так и простоял, и ничего с ним не было.
В общем, дело плёвое, два пятнадцать ночи, я встаю неподалёку от входа с косарём в руке — не хочу же, чтобы меня взаправду побили, — приманиваю исполнителей своим подозрительным видом. У самой двери маячит лысый вышибала, худой как чёрт. На меня даже не смотрит. Ну, мне не западло, я и полчаса могу простоять. Не ради себя же, ради Алины.
Спустя минут десять заметил. Глаза закатил. Не я первый такой, не я последний. Подошёл. Я просьбу изложил, бумажкой потряс. А он:
— Я таким больше не занимаюсь!
И отошёл снова ко входу. Я, конечно, в расстройствах. Что же делать? Синяк мне нужен как можно скорее. Со дня на день Алина уплывёт в сети Диме из SEO-отдела, и пойдёт с ним на неделю Финчера! Нет, не бывать этому! Если ей и суждено погрузить мысли в идеологию «Бойцовского клуба», то рядом с ней должен быть я. К таким вопросам нельзя относиться халатно.
— Слышь, лысый! У тебя чё, рак был? Ты чё такой худой?
Он ко мне медленно так поворачивается, вот пить дать сцена из фильма категории Б. Подходит вплотную. И выдаёт:
— Ну да. Да, у меня был рак. И что?
Признаюсь, такого ответа я не ждал. Даже устыдился чутка. Но надо было идти до конца. Ради Алины.
— Как же ты, того… Не сдох? А?
Голосом невозмутимого, прошедшего испытания и умудрённого ими человека, лысый ответил:
— Вот зачем тебе, псёныш, фонарь под глазом? Перед бабой, небось, покрасоваться? Забей на неё. Смести фокус. Тебе на вид под сорокет уже, а всё хернёй маешься. Я-то знаю. Я так же относился к жизни, пока зараза не пришла. Бабы, понты. Ты о себе подумай. Кто ты, чего стоишь, зачем живёшь?
Была бы там моя мама, она б ему сумкой лысый череп-то раскроила. Сорокет! Мне тридцать два исполнилось только!
Не стерпя оскорбления сего, я ткнул ему кулаком в живот, в ответ на что быстро получил желанный удар в глаз. И ещё в солнечное сплетение.
— С-сп-пасибо, мужик! — простонал я, потому что, ну, вежливость. — Удачи тебе! Не б-болей!
— И тебе удачи, — ответил он, сплюнув. — Дебил.
Развернулся, отошёл, и даже косарь не забрал. Я обрадовался. Надо будет маме цветы купить.
Кстати, мама, едва я повернул ключ в скважине, тут же из своей комнатёнки выскочила, вся раздетая, подбежала. Поди, проснулась всё-таки от моего ухода.
— Ах-ох, Владик! Где же ты был, куда ходил в такую ночь! Да что это у тебя?..
Свет энергосберегающей лампочки озарил прихожую, и моё лицо вместе с ней.
— А-а-а-а!!!
Итак, четвёртый час ночи, я сижу на диване в гостиной, напротив огромного телевизора, а мама, моя старенькая, худющая, нервная гаргульишка, стоит передо мной на коленях и мажет мой алеющий и пухнущий глаз облепиховым маслом.
— Сейчас-сейчас, вот так, Владичка, — приговаривала. — Это ещё мамы моей средство. Когда дед твой, мой, значит, папа, уже после отставки, конечно, домой приходил подпьяненький да с фингалом во всю рожу, она ему синяки облепиховым маслом мазала. Проходили дня за три-четыре, вот такое чудо! Да, мама у меня кудесница была. Не то что я. Она меня «криворученька» называла, вот так… А ну, сиди смирно, не дёргайся!
Я и правда немножко подёргивался — от маминых неловких движений было больно. Но эта боль есть ничто по сравнению с ожидавшим меня возвышением. Я вдыхал резковатый запах масла, мои веки смыкались. Оставалось всего три часа до будильника. Невыспавшийся вид добавил моему образу ещё больше мученических ноток. Я выскользнул из маминых рук и упал прямо на диван…
Очнулся под одеялом, утром, когда в кармане зазвонил телефон. Боялся проспать, но, на счастье, утреннюю дрёму сняло как рукой. Мамы рядом не было. Наверное, ушла спать к себе.
Облепиховое масло сработало, глаз почти не болел. Я ополоснулся в душе, нацепил на себя самую красивую из своих трёх рубашек — с глубоким синим цветом. Повезло, что мама её постирала и погладила.
На остановку пришёл точно вовремя, доехал с запасом, ещё и время взять кофе осталось. Перед заходом в бизнес-центр принял осунувшуюся позу — слишком уж навеселе быть нельзя. Фонарь всё-таки…
Да, не зря всё же тот лысый тип назвал его фонарём. Совершенно нелепое, жаргонное название. Я бы такое в своей речи никогда не употребил, тем более, при Алине. И всё же, сие пятно под и вокруг моего нижнего века истинно осветило меня, и будто новый я ступил через порог офиса в тот день, не мальчик, но муж, не Владик, но Владислав Владиславович. Вслед за собой я слышал тихие возгласы ужаса и восхищения, трепета и страха. Что с ним случилось, что произошло? Ему не больно? Как он себя чувствует?
Из-за монитора высунулось вытянутое от удивления лицо Димы из SEO-отдела.
Благодарю тебя, о, болевший раком лысый мужик!
Ко мне тут же подбежала начальница отдела, повадками напоминавшая молодую версию моей мамы. Сквозь её ахи и расспросы я смог расслышать цокание каблучков Алины. Она всегда приходила чуть позже, чем нужно, и это давало ей право тут же садиться за работу. Без лишних расспросов и болтовни с окружением. Но не сегодня.
Она на секунду остановилась и, не положив вещи на кресло, подошла к нам. К нам — это к начальнице отдела, нежно трогавшей моё лицо, и ко мне, смиренно подчиняющемуся её прихотям.
— Влад, какой ужас! Что произошло? — обратилась ко мне Алина, и я еле сдержался, чтобы не вырваться из рук начальницы и не поцеловать её прямо здесь.
Я сделал усилие, вытянул своё лицо из рук начальницы и повернулся к Алине. Удивление. Шок. Недоумение. И… да, вот оно. Проявившееся в едва заметном движении бровей. Сострадание.
Она ведь со мной толком не общалась. Почти ни разу. Ничего обо мне не знала. И вот теперь смилостивилась. Снизошла.
— Я возвращался домой. Они подошли сзади, неслышно, — начал я заготовленный рассказ. — В переулке перед самым домом было темно. Их было трое, я не разглядел лиц, но спортивные такие, накачанные… Сказали, гони телефон. Я не дался, попытался убежать. Нагнали. И… и… потом…
В этот самый момент рассказа, кульминации моей гнусной лжи, из обоих глаз моих, здорового и больного, полились слёзы. Настоящие. Я так живо представил себе эту сцену с гопниками, и с собой, маленьким несчастным, беззащитным мальчишкой, мечтающим лишь побыстрее добраться домой, в тепло, в безопасность, обнять добрую маму и выпить её горячего супа… Я ни разу не переживал взаправду подобные события, и всё же чувствовал, они будто происходили со мной… Как-то иначе.
Я закрыл лицо руками и разрыдался прямо так, посерёд офиса, на глазах у своей призрачной возлюбленной и всех остальных. В какой-то момент я ощутил, что меня щекочат чьи-то волосы, в нос бьёт запах сладких духов, а вокруг плеч создалось некое тёплое пространство. Чуть-чуть оклемавшись, я понял, что это Алина. Она меня обнимала.
— Влад, может, тебе на больничный? Я могу сегодня и завтра поставить тебе выходные за наш счёт, — донёсся голос начальницы.
— Спасибо. Я справлюсь.
Алина разомкнула свои объятия и посмотрела на меня, как на героя. Клянусь, я был в шаге от того, чтобы пасть на одно колено.
Меня рубило так, что, идя в туалет, я хватался за стенки. И всё же, я дал себе клятву не упустить этот шанс. На обеде я подошёл к ней и пригласил сегодня вечером на «Бойцовский клуб». Она тут же согласилась. Только спросила, не будет ли мне больно смотреть. Я ответил, что ничего страшного.
Не знаю, как я выдержал рабочий день. Не знаю, какого качества тексты выползали из-под моих трясущихся пальцев. Не знаю, как много времени я потратил на то, чтобы внутренне позлорадствовать над Димой из SEO-отдела и втайне нарисовать на него карикатуру в Пэинте. На всякий случай я подошёл к Алине ещё раз, под предлогом-таки взять клятое интервью, и спросил, правда ли всё в силе. Она улыбнулась так, как когда-то моему сопернику на новогоднем корпоративе.
Алина сказала, что ей нужно заскочить домой перед кино. Я, конечно, проводил её до парадной, как настоящий джентльмен, а затем быстро забронировал стандартный номер в неплохом отеле неподалёку от нашего офиса. Проснуться вместе в шикарной постели, съесть вкусный завтрак и не спеша отправиться на работу — я не верил, что это вскоре перестанет быть моей фантазией. На том конце мне сказали, что только сегодня в отеле доступен номер люкс по цене стандарта по какой-то там акции. Чудо!
Мой второй звонок был маме. Вдохнув побольше воздуха в грудь, я приготовился к бомбардировке манипуляциями.
— Привет, мам, это я. Хотел сказать, что сегодня не приду. Ночую у друзей.
«Да какие у тебя друзья?! А как же я без тебя буду?! А ты далеко ночуешь, может, зайдёшь? Ну и катись, неблагодарная свинья, без тебя сдохну», — ни одной из этих реплик я не услышал.
— Хорошо, Владичка. Я сегодня пораньше лягу, — ответила гаргульишка и повесила трубку. Сама.
Алина спустилась ко мне в шикарном пальто, вся при марафете. Аромат сладких духов, днём подаривший мне блаженные минуты, стал сильнее, а сострадательный взгляд соблазнительнее.
На последних кадрах — с Марлой и Тайлером — я придвинулся к ней, и она не отстранилась. Я коснулся её губ и понял, что на них нет помады. Она знала. Мы целовались так долго, что кончились титры.
Клянусь, на подходе к отелю я волновался, будто девственник, пусть это и сравнение, недалёкое от истины. Но мне даже не пришлось ничего делать. Едва дверь в номер захлопнулась за нами, Алина сделала всё сама.
В порыве страсти я предложил ей стать моей девушкой, и она согласилась. В ту минуту мне показалось, что, если я предложу ей замужество и трёх детей, она согласится и на это. Однако я не стал торопить события.
Утром мы шутили о Диме из SEO-отдела и о, как бы мне хотелось, чтобы он это услышал!
Я быстро признался себе и Алине в том, что долгое время оплачивать отель я не смогу, и придётся наши утехи перенести в более бесплатное место. Она мгновенно предложила свою квартиру, из которой буквально вчера окончательно увёз свои вещи её бывший парень.
— Думаю, мои шкафы готовы к новой порции мужских трусов! — хихикнула она, и я почувствовал себя богом юмора.
Но эта реплика значила также и предложение перебраться к ней. А для этого мне нужно было поговорить с мамой. И не просто поговорить — я знал, что её придётся уговаривать. На счастье, Алина не стала интересоваться, почему в тридцать два года я всё ещё жил с ней. Мы условились, что я позвоню ей, как только соберу вещи и сяду в такси.
Когда я вошёл, в квартире стояла непривычная тишина. У мамы постоянно был включён телевизор или радио. Но здесь всё было тихо. Может, мама заподозрила неладное, и специально выключила весь шум, чтобы услышать, когда я приду, и сразу же напасть на меня? Но проходило две, три, десять, пятнадцать минут — я всё стоял в прихожей, и никто на меня не нападал.
Я прошёл в комнату с телевизором — темно и пусто. Шторы задёрнуты. На журнальном столике стоит облепиховое масло. Готовила к моему приходу. К горлу подступили слёзы.
Она лежала в своей комнате, на постели. Одеяло сброшено — видимо, в последний момент ей стало жарко. Но сейчас ей жарко уже не было.
Я зажёг лампу у неё на тумбочке и всмотрелся в искажённое агонией застывшее лицо. Время немного размягчило его черты. Уверен, что в те самые минуты оно было ещё испуганнее, а рот был открыт ещё шире. Я смотрел… смотрел… смотрел… И понимал, что мне больше не надо с ней разговаривать о своём переезде. И это было хорошо.
Мой синяк ещё не прошёл ко времени её похорон, поэтому с наследством проблем не возникло. Я даже смог несколько раз сводить Алину в ресторан, прежде чем мы расстались, и она высмеяла меня перед всем коллективом, почти сразу согласившись на свидание с Димой из SEO-отдела. Это произошло в тот самый день, когда следы синяка окончательно исчезли с моего лица. Так я понял, что это было неслучайно.
Но это было уже неважно. Правда, правда. Это всё было неважно. Вся эта история с Алиной, с мужиком, с моим жалким существованием. Я не знаю, волшебство это было или совпадение — мой фонарь под глазом — но он принёс мне самую большую удачу в жизни. Самую-самую большую. И за это я его благодарю. Немногим, нет, немногим выпадает в жизни такая удача.
[p] [/p]