Здесь, у подъёмника, свет бил сквозь глазницы панорамных окон и дыры, высвечивая ржавый скелет балок — всегда лишь с одной стороны, под одним углом. Вестибюль жался к скалам, что вздымались иззубренным, узким хребтом. Массивная платформа когда-то поднимала по несколько сотен человек за раз. Десятки стальных тросов, остов, намертво вросший в породу, карниз верхнего вестибюля далеко в небесах — в этом месте по-прежнему ощущалось надменное величие, словно в пику всеобщему разложению.
— «И даже солнце отвернулось от них, — проговорил робот, когда мальчик заглянул внутрь его изувеченной груди, — даже солнце повернуло лучи свои вспять. Но не вмешались боги, и тьма населила землю, скорбью великой вошла и в дома, и в сердца, гордыня же человеческая обратилась удушливым пеплом. В гневе своём поклялись боги, что не настанет тому конца, ибо то и был конец».

о, Маликат, нет, ведь стеллария наконец-таки гаснет, уходит в небытие, да-а-а, погасни же поскорей, умри, проклятая сфера, умри, ум-м-м...

пока в моём гармаларе ещё горит огонь... А после, надеюсь, ты поможешь его погасить.

Снега всегда хватало там, в круге сумерек, куда не дотягивалось тепло стелларии, или в круге ночи, где и вовсе не было ничего другого, но не здесь, не у подножья горы.

Очнувшись, я понял, что прошли годы. Тело моё заржавело, ошибки теснили разум, а земля, прежде цветущая, обернулась иссохшей пустыней. Я не стал двигаться. Так и сидел, укутанный в саван из пыли и пепла, преклонив, как в молитве, колени. Участь, достойная всякого рудимента.
Герой сидел, преклонив колени? Но ведь на коленях стоят, а не сидят.

От шагов моих содрогался мир, и сжимались сердца
не нужна запятая

Нить монорельса, которой он держался всё время, здесь вонзалась в отвесную стену скал
Стена — это уже самое по себе нечто отвесное, поэтому ей тяжело быть отвесной

тоннель по спирали вёл к самой вершине, лишь раз выныривая на поверхность — в ущелье, где когда-то был город.
Я не понял, как тонель мог подниматься вверх в толще скалы, но при этом выходить на ущелье, которое по определению ноходится в низине.

— Я... обещал.
— И кто же мог взять с ребёнка подобное слово?
Лучше тогда не «обещал» а «я дал слово»

Чуть позже показался вход внутрь горы — величественная полукруглая арка, вырезанная прямо в скале и растущая с каждым шагом.
если это вход в гору, то в чем еще как не в горе этому входу находится? зачем уточнять, что вход в гору был в горе?

Он снял куртку и обнажил протезы, вросшие в тело почти у локтей.
почему они вросли в тело, если до этого говорилось, что мальчик их снимал?

С помощью отрицателей в этом мире сперва роботы-сборщики, а затем Маликат и мальчик сжигали людей, чтоб накопить какое-то количество душ и возродить стелларию. А пепел от горения привлекает Пепельников. Пепельники - это то, что остаётся от людей после выстрела отрицателей. То есть, сперва роботы-сборщики забирали нет, не жизни (души?), чтоб поддерживать горение стелларии. Когда же она вышла из-под контроля и вспыхнула так, что устроила массовое сожжение - людей осталось маловато. Собирать души стало не у кого? Что там с роботами случилось? Они стали не нужны, так как массово уничтожились нужные им "враги", то бишь люди, которых раньше пускали в топку (предположим, иные нации или народы, или расы), и как и основной герой рассказа, остались гнить кто где, я так понимаю?
А когда стеллария стала угасать, некоторые люди (из оставшихся) добровольно решили пожертвовать собой ради спасения всех остальных на планете.
Гармалар, как я поняла, он работает по схожему принципу, что и стеллария, только намного тускнее (в нем одна душа), но принцип тоже своего рода ммм... на энергии душ завязан. Ведь не зря Пепельники так к нему тянутся - они пытаются вернуть себе душу. Потому и пепел едят - вот только мертвые души не могут сделать их снова людьми.

Мотыльки же - они в двух ипостасях представлены в рассказе. Как живые души и в виде пепла - уже мертвые. Пепел - это не просто сгоревшее нечто там. Это те самые сгоревшие человеческие души. Только представьте себе масштаб этой драмы - сколько людей погибло, если весь мир покрыт пеплом? И об этом говорит, переживает, страдает робот. Не человек, а машина. Та самая машина - робот-сборщик. Ведь отрицатели у него имеются.
Люди же, которые сперва уничтожали себе подобных, теперь сами идут в топку ради других. Словно осознав и пытаясь искупить свою вину.
Такой вот выверт наизнанку.
Сцена же с мотыльками, летящими на свет лампы, аллегорична - там настоящие мотыльки, не души. Но ведь как оно отражает суть происходящего, а? Так же погибли и люди. Множество людей погибло от безумия вспыхнувшей стелларии.
И мальчик, и Маликат - они оба летят на свет, даже зная, что погибнут. Но они знают, ради чего.

Единственное что - почему робот говорит о врагах, которые умерли до того, как он их убил. Он врагами считал людей, которых "отрицал"? А погибли они вследствие катастрофы. Но почему враги? Предположу, что так создателям роботов было проще - не просто косить всех направо и налево, а разграничить на своих и чужих. Как я уже упоминала выше - чужие потому что иные в чем-либо. Чужие - враги, они подлежат уничтожению и переработке. И всё - совесть не мучает, можно спать спокойно. Совсем как в жизни, так ведь?

И вот тут хочется поговорить о непонятках, которые возникли и у меня. На тему "Что случилось, когда робот выстрелил в мальчика"
Он не в мальчика стрелял. В Пепельника, которым тот стал, отдав душу. А робот своим выстрелом вернул ему душу. Но... Не ту. Потому у мальчика и проблемы с воспоминаниями - они чужие, не его.
Мальчик получил душу... робота. А
Поэтому он идёт завершать миссию Маликат. Ведь выстрел случился в момент, когда мальчик и робот впервые встретились там, на платформе, у разбитого подъёмника. Но у Мальчика была карта, следуя которой он шёл к стелларии. И отрицатели у него уже имелись.
Получается, что всё же у него была та же цель, как и у Маликат. И когда душа робота оказалась в теле мальчика, робот решил завершить то, что не удалось Маликат.

Получается, что если выстрелить из отрицателя в Пепельника - случится обратный эффект? Пепельник получит душу и вновь станет человеком? Вот тут мне подумалось, что вряд ли. Человеком мальчик не стал, он просто получил душу робота - об этом тоже упоминается в тексте.
И такое случилось внезапно и только один раз, став своего рода роялем в кустах, да? И следующий вопрос - возвращаемся к человечности робота - откуда у него душа?
Я могу только предположить, что всё дело в гармаларе. В нём, в кристалле заключена душа некоего человека. Душа которого даёт энергию для питания и управления роботом. То есть, робот с человеческой душой внутри.

Робот выстрелил в мальчика. Чтоб избавить от страданий, из милосердия - так говорится в тексте. И тут мы опять возвращаемся к буквально очеловеченному роботу. Роботу, который изначально был создан для убийства людей. Помните, как он сам о себе говорит в самом начале? Мощь, ярость! А тут, по сути, робот - это персонаж, который показан самым человечным. На его фоне что мальчик, что Маликат выглядят куда более безэмоциональными что ли. Такими - машинами, которые должны выполнить свою миссию. Мне такая фишка нравится. Вы именно что робота выводите на первый план под самые софиты. Но у меня возникает вопрос: а в чем смысл создания таких роботов, если изначально они задумывались как машина для убийства? Зачем в них закладывались эмоции? Или же это вроде непредусмотренного побочного эффекта? Ведь если можно зомбировать обычных людей, то робота (военного) тем более? А его страдания - это следствие того, что робот претерпел изменения за те двести лет одиночества?

И вот у меня (как и в том кусочке текста, где вы упоминаете о закадровой встрече мальчика с Пепельниками) возникает ощущение, что рассказ изначально был (или задумывался) намного больше и сильно резался под лемит. Но возможно, я ошибаюсь, и задумка изначально была именно такой - составить из нескольких кусочков мозаики историю, а затем перемешать их.

Чем всё закончилось понятно - им удалось)

И да я знаю, что никого не смогу убедить, каждый останется при своём мнении и всё такое