Музыкант ласкал гитару, как женщину. Хрипловатый баритон проникал под кожу, нежно касался каждого нерва, заставляя тело отзываться. О да, он знает, какие струны трогать. Мелодия туманом заполняла тесный накуренный кабак. В женских взглядах, направленных на певца, томилось желание. Мужские кулаки сжимались от бессилия и зависти. А он пел легко, ненапряжно. Выдыхал чужое «No I don't wanna fall in love with you» так, словно обращался к каждой в этом зале.
I'd never dreamed that I'd love somebody like you – и сердце готово забыть прошлые обиды, чтобы вновь лететь к нему.
I'd never dreamed that I'd lose somebody like you – и воспоминание, чем всё это закончилось в прошлый раз, удавкой перехватывало горло.
Анна тряхнула головой, отгоняя наваждение, и глянула по сторонам. Девчонки стекали по стеночкам. Фыркнула про себя и одним глотком допила бренди.
– Повтори, – метнула стопку бармену. Обожжённое горло прохрипело, скрывая мурлыкающие нотки, что так и рвались изнутри. Хватать первого попавшегося самца, тащить в тёмный угол и трахать. Окинула взглядом бармена – бритый череп, туннель в пробитом ухе, разноцветные тату на рельефных загорелых руках. Этот подойдёт. Вот только...
Стопка вернулась полной.
...только такой смелой она была лишь в мечтах.
Вторая порция зашла как по накатанной. Анна задумчиво повертела в руках тёмный, словно отлитый из лавы, кусок стекла. Повторить что ли? И надраться до состояния бревна? Чтобы брутальный красавчик, под руками которого сейчас так сладко стонет гитара, нёс её в номер, заботливо держал волосы, пока она проблюётся, а потом слинял к одной из этих течных сучек? Чёрта с два!
Гитара замолчала. В воздухе повисла неловкая пауза, словно все всё прекрасно поняли, но никто не решался первым озвучить вопрос «кто?».
Анна отвернулась. Всё-таки двух стопок оказалось маловато – голова кружится, но не до такой степени, чтобы стало совсем плевать. Нервно поправила волосы, кинула беспомощный взгляд на бармена, но тот был занят – обслуживал блондинку с вульгарно красными губами.
Нет, лучше было совсем не приезжать.
– Рад, что ты приехала, – знакомый голос щекотнул ухо. – Понравилось? Я пел для тебя.
Знает, куда целить. Обида, весь вечер скребущая изнутри, растаяла как не бывало.
«Как ты?», «Да вот как-то так... А ты?», «А я скучал. Пойдём?..» Мысленный диалог ещё звучал, когда Анна поворачивалась, не зная, прятать или нет счастливую улыбку...
Он на неё не смотрел. Да что там! Он внаглую пялился куда-то поверх её головы. Анна обернулась – оказывается, к вульгарно красным губам прилагалось не менее вульгарное декольте. И уверенный четвёртый размер. Вот дрянь!
– Аня!
Он догнал её уже в дверях. О, хоть один козырь успела вытащить из рукава – теперь взгляды были направлены на них. Конечно, всем интересно, что такого в этой нескладной серой мыши, за которой увивается красавчик-музыкант?
– Мне нужна твоя помощь, – он смотрел виновато, нежно удерживал за плечи, не давая собраться с духом и уйти. – Там «эти»... И никто не может понять, чего им вообще надо. У нас сложности с переводом.
Надежда рухнула на пол как прибитый стопкой ядрёного дедовского самогона алкобоец, сражавшийся до последнего. Анне стало мучительно стыдно и за надежду, и за себя. За то, что повелась на звонок, спустя столько лет взорвавший её унылую реальность. За то, что снова поверила... Лучше б напилась.
***
Про «этих» не знал только какой-нибудь живший в лесной глухомани леший. Да, пожалуй, и тот был в курсе. Откуда они вообще взялись – чёрт его знает. С виду обычные люди. Только с лампочками. И женщин среди них не было вообще.
Представьте себе толпу очумелых мужиков, словно сбежавших с конкурса "Мистер Вселенная". Да-да, очумелых во всех смыслах – они появились на сцене во время концерта «Queen». Совершенно из ниоткуда. Бах – и здравствуйте. Тридцать два красавца, одетых лишь в свет прожекторов. Терминаторы, блин. Толпа, воспринявшая всё это как очередной перформанс, визжала от восторга. Красавцы стояли ошалевшие от такого приёма. И все как один с лампочками.
Позже удалось выяснить, что ребята неместные от слова «совсем». И не понимают ни одного из земных языков. Точнее, понимают, но не говорят. Словно специально.
И вот уже полтора месяца тридцать два красавца светили рожами в каждой телепередаче. Очаровательно улыбались в камеры, раздавали направо и налево воздушные поцелуи, с удовольствием позировали для журналов. И с лампочками не расставались.
Анна сидела в кресле, стараясь не обращать внимания на мужское колено, почти касающееся её ноги. Поводок. Напоминание о себе. Словно и не он пять минут назад заигрывал с ресепшионисткой. Чтобы отвлечься, Анна рассеянно листала залапанный жадными пальчиками глянцевый журнал. Фото во весь разворот. Мышцы как у древнегреческой статуи, прилепленная сбоку сексуальная красотка и неизменная лампочка, зажатая в кулаке.
В просторном холле гостиницы было тихо. Даже кондиционер работал почти бесшумно, но Анна радовалась, когда поток прохладного воздуха пробегал по макушке, напоминая, что за окнами плавится июль.
Со стороны улицы раздался шум. Она кинула журнал на столик, поднялась и спешно одёрнула жакет, разгладила строгую юбку, прикрывавшую колени. В такую жару непременный дресс-код казался издевательством.
Но едва дверь распахнулась, Анна поймала себя на том, что хочется подтянуть юбку как можно выше, поставить ногу на низкий столик и демонстративно начать поправлять чулки. Потому что фотографии в журнале нагло врали – мужик был не просто шикарен. Он был оху...(вырезано цензурой).
Когда вчера в полутёмном баре любовь прошедшей юности поведала, зачем Анне пришлось лететь через полстраны, та и понятия не имела, к чему это всё приведёт. Что она, технарь до мозга костей, могла сделать там, где не справились лучшие специалисты? Но кто-то предположил, что всё дело в лампочках. И эта версия, какой бы ни казалась нелепой поначалу, в итоге всё же явилась самой убедительной. Лампочки были обыкновенные, ленинские. Круглые такие, с привычной спиралькой накаливания. Вот только они светились. Безо всякого источника питания. Светились сами по себе. То тускло, то ярко, то загадочно мигали. Светились, лёжа на открытой ладони каждого из «этих». И удерживаемые двумя пальцами тоже светились. Проверяли – никаких скрытых проводов и батареек. Получается, вечный источник энергии? Невидимый? Сказать что-либо точнее было сложно – «эти» с лампочками расставаться отказывались наотрез. На подмену не соглашались, подержать давали не более чем на пару секунд. «Ань, ну ты же была лучшей на курсе! И не только... Помнишь, как ты всю группу отмазывала, когда мы в кино свалили? Ведь прокатило же!», – так и не заржавевшая любовь преданно заглядывала в глаза, уговаривая на авантюру.
Ещё бы не прокатило! На курсе легенды слагали о том, что невзрачная Анна Петренко может найти общий язык даже с тихоокеанским квадрощупом. Врали, конечно. Всё, что она делала, было только ради того, чтоб заслужить ещё одну улыбку и вновь почувствовать себя нужной, как тогда, когда он постучал в дверь её комнаты с бутылкой водки и старательно выписанным отчаянием на лице.
Можно ли забыть о тянущихся бесконечно серых годах в съёмной однушке, скрашиваемых только случайными знакомствами и старой фоткой на заставке смартфона?
Оказывается можно. Потому что новый бог только что вошёл в приёмную, и тень прошлого мгновенно выдуло сквозняком.
– Ань…
– Я позвоню, – отмахнулась Анна, не сводя взгляда с нового божества.
Где-то за кадром смутно знакомый голос представил её как «нового специалиста по связям с общественностью». Анна не вслушивалась. На остальных мужчин, вошедших в приёмную вместе с божеством, она не обратила никакого внимания. Оно стояло перед ней и улыбалось. В руке, бережно прижатой к груди, едва заметно светилась лампочка.
– Это ваше? – слова у Анны вырвались сами собой. – Какой раритет!
***
Если захотелось напиться второй раз за два дня, наверное, что-то она сделала не так. Точнее, она всегда всё делала не так. Вот и теперь, сидя за столиком ресторана, Анна завистливо следила за тем, как её новый бог, чуть склонив к плечу свою божественную голову, с лёгкой улыбкой слушает глупое стрекотание какой-то рыжей проходимки. И откуда только взялась?
Анна, честно выполняя свои обязанности (во всём совпадающие с желаниями), не отлипала от «этого» ни на минуту. График у божества оказался плотный – салон, фотосессия, съёмки в рекламе пива, где он изображал запотевшую бутылку, к которой так и стремились приложиться все, кому не лень, начиная девочками из подтанцовки и заканчивая гримёршей – тётке глубоко за, а всё туда же. К вечеру «специалист по связям» окончательно извелась. И вспомнила, наконец, зачем её, собственно, на эту самую должность пригласили. Лампочка лежала на скатерти, чуть удерживаемая кончиком божественного пальца. И всё так же тускло светилась. А может, это просто отблеск свечи, а на самом деле она давно уже сдохла?
Анна протянула руку и легонько коснулась стеклянного бока. Мужской палец тут же откатил лампочку в сторону.
– Я только посмотрю, – Анна просительно улыбнулась. Пару секунд – и лампочка прикатилась обратно.
Тёплая. Да понятно же – а какой должна быть постоянно включённая лампочка? Интересно, она бывает горячей?
Последний вопрос Анна, наверное, задала вслух, потому что мужчина мягким жестом остановил рыжую болтовню и повернулся к ней.
– Простите, – смутилась Анна и, чтобы скрыть неловкость, предложила: – Давайте лучше выпьем?
Вино не коньяк – опьянение подкрадывается незаметно. Ей казалось, что в глазах двоится, но нет – они и впрямь успели осушить пару бутылок за полчаса. Или она успела? Божество, кажется, ещё только первый бокал цедило.
Рыжая, верно рассудив, что жалкое потное существо женского пола в мятом жакете, ей не помеха, вцепилась в божественный локоть и что-то лепетала про «потанцевать».
– Иди-иди, – пьяно махнула Анна мужчине, настороженно глянувшему на лампочку в руках «специалиста». – Мы тут с твоим сокровищем поболтаем по душам.
Бог немного помедлил, но всё же позволил утянуть себя на танцпол. Анна вздохнула. Показалось, или лампочка ей подмигнула?
– Надо меньше пить... вина, – заключила «специалист», подозвала официанта, заказала триста граммов коньяка. Проследив за тем, как божество нежно обнимает в танце рыжую сволочь, вздохнула.
– Твоё здоровье, – чокнулась с лампочкой и влила в себя первые пятьдесят.
К тому времени, как божество вернулось за стол, Анна успела поведать лампочке историю своей первой долгоиграющей на нервах любви, пожаловаться на отсутствие смысла жизни и поныть о том, как тоскливо быть ею, Анной Петренко, двадцати шести лет от роду, унылой старой девой с минус первым размером груди.
– И «этого» тоже уведут, – закончила она, глядя на то, как рыжая по-хозяйски поправляет сбившийся на бок божественный галстук.
Как всегда. Её едва хватало на то, чтобы слегка заинтересовать мужчину, но стоило рядом оказаться более опытной сопернице – и трофей можно было сдавать без боя.
Анна выбралась из-за стола.
– Я это... – она пальцем нарисовала вокруг носа круг, – придруп... пруприд... В общем, скоро вернусь. Не скучай, – последние слова вместе с пьяной улыбкой были адресованы лампочке.
До туалета Анна не дошла. На выходе из зала её перехватила уверенная рука и потащила в тёмный пустующий гардероб. Ещё утром она непременно обрадовалась бы этому, но не сейчас.
– Ну? – голос бывшей любви горел нетерпением.
– Отвали, – Анна была искренна как никогда.
– У тебя не вышло? – нахмурился он.
Анна не удержалась от неприличного жеста.
Свобода пьянила. А, нет, это алкоголь. Но и осознание того, что в животе передохли все насекомые, которые, согласно слогану из ВКонтактика, должны там копошиться от встречи с ним, радовало необычайно.
– Петренко, договор, – сурово напомнил бывший.
Анна икнула и грубо сообщила, куда он может засунуть себе их договорённость. Сделка была только на словах. Бывший наивно понадеялся на своё обаяние и продул.
– И ва-ашпе, – она покачнулась и смерила его взглядом. – Он мужик. А ты... – поводила пальцем у него перед носом. – А ты...
Нужные слова застряли в трезвом завтра и никак не желали приходить на ум.
Окончательно разжалованная любовь отпустила колышущееся тело.
– Да на тебя ни один нормальный мужик не позарится.
– ...а ты нет, – кое-как завершила фразу Анна. Обида вспыхнула с новой силой и кинула вслед открывшему дверь гардероба мужчине:
– Спорим, что «этот» позарится?
***
И дёрнул же чёрт за язык. Она вытерла мокрое лицо бумажным полотенцем. Мутное зеркало отражало вполне симпатичную физиономию, изрядно раскрасневшуюся от количества выпитого алкоголя. А вот с нарядом надо что-то делать...
Долой пиджак! Пуговку на блузке расстегнуть. Ещё одну. Та-ак... Пуш-ап подтянуть повыше. Может, бумаги внутрь натолкать?..
Чёртова юбка была сшита на совесть, но Анне всё же удалось разорвать её по шву почти до самого «не балуйся».
А теперь перекрутим разрезом вперёд...
– И очень даже позарится, – подбодрила она себя, разглядывая отражение в зеркале и пытаясь состроить томное выражение лица. Физиономия в ответ скривилась, словно её тошнит. Организм поддержал игру.
Когда спустя десять минут Анна гордой походкой от бедра выплыла из женского туалета, казалось, над головой у неё сияет табличка «Королевна». Во всяком случае, взгляды окружающих были весьма красноречивы. Конечно, у божества не оставалось ни единого шанса. Но в дело (по законам жанра) вмешался злодей. Во всяком случае, этот плюгавый мужичонка с зажатой в руке лампочкой, спешащий на выход, показался ей воплощением тьмы.
– Стой! – крикнула она.
– Полож на место! – завопила она.
– А то хуже будет, – предупредила она, снимая с ноги туфельку, и храбро кинулась в бой.
***
– У него на лбу не написано «электрик», – оправдывалась Анна, вцепившись двумя руками в сиденье жёсткого стула, на котором сидела, и избегая смотреть по сторонам. – А я специалист. У меня вон, – кивок в сторону божества с неизменной лампочкой, выглядывающей из-под ладони. – Я же думала, он её спё... умыкнул.
– Зачем? – простонал охранник.
Анна пожала плечами.
– Откуда я знаю? Может, на память. Персона-то известная.
Глава охраны скользнул взглядом по «известной персоне», которая небрежно прислонилась к стене кабинета, держа в ладони лампочку, и с интересом наблюдала за происходящим.
– Ну, за причинённый ущерб всё равно придётся заплатить. Разбитый плафон, сломанная стремянка... – он покрутил в пальцах «стоватку». – Специали-ист.
***
А за дверью ресторана раскинулась ночь. Тёплая, родная. Лампочка, скрытая от света фонаря широкой спиной «этого», горела ярче обычного. Анна махнула рукой – возле тротуара образовалось такси. Обернулась, понимая, что договор разорван, пари проиграно, мужик не очарован и всё, что ей светит – это одинокая ночь в пустом номере гостиницы...
– А махнули ко мне? – предложила, пытаясь поймать кончик повисшей в воздухе последней соломинки. – Я тебе покажу, какие у меня лампочки... в торшере... у кровати...
***
– И был секс. И увидел бог, что это хорошо. И создал его ещё раз, и ещё, и... Хватит, – перебила себя Анна. – Тебя в спальне мужик ждёт, а ты тут зеркалу анекдоты рассказываешь.
Она в очередной (седьмой по счёту) раз вымыла руки и поправила прядь волос, чтобы та соблазнительно прикрывала грудь, едва выглядывающую из набитого туалетной бумагой лифчика.
На смену пьяной отваге совсем некстати пришёл мандраж.
– Коньяк был несвежий, – заключила Анна, решительно выдохнула и толкнула дверь.
Божество расположилось на кровати, как в самый первый день своего пришествия. То есть совсем без одежды. Лампочка (и не только она) гордо торчала вверх. Анна восхищённо выдохнула – бог оказался богом во всех местах.
– А это... – она показала на лампочку, – может, потом? Ну, по желанию. Не хотелось бы разбить...
Жёлтый свет фонарей заглядывал в окно, но лишь украдкой выхватывал из темноты фрагменты головоломки: губы, скользящие по коже... руки, снимающие трусики... пальцы, сжимающие ягодицы...
За закрытыми веками полыхнуло. Анна открыла глаза – и вдох сменился хрипом – в воздухе прямо над ними парила ослепительно белая горящая лампочка. Хотела вырваться – чужие пальцы держали крепко. Закричала – но бог прибавил темп, и из горла вырвался лишь стон наслаждения.
А свет слепил всё больше. Она закрывала глаза, отворачивалась, но он проникал сквозь кожу, щипал за нервы. Когда же яркость стала почти невыносимой, всё вдруг исчезло и Анна оказалась в полной темноте.
Под кожей разливалось тепло. Словно по венам пустили хороший градус.
Пульс. Ниже, жарче, быстрее. Не было ни прикосновений, ни поцелуев. Только свечение, наполнявшее изнутри. Нежно. Почти без боли. Не горячо, нет – ласково, словно само солнце приглашающе раздвинуло её бёдра, игривым лучом лизнуло раз, другой...
За закрытыми веками кто-то кричал и метался, но внутри было восхитительно уютно. Словно в коконе из вулканического стекла, куда щедро плеснули солнечного золота на два пальца. Взболтали, согрели ладонями, поднесли к губам и втянули Анну одним глотком.
Не было ни рук, ни ног. Сердца, наверно, тоже не было. Сгустком тепла и света она зависла посреди пустоты. Пульсирующий комочек наслаждения. Пульс нарастал, становился ритмичнее, приобретал очертания знакомой мелодии...
The world was on fire...
It's strange what desire will make foolish people do...
What a wicked game you played to make me feel this way...
И она взорвалась сверхновой.
***
Микрофоны лезли со всех сторон, словно члены, которые все эти жадные до сенсаций люди хотят запихнуть ей в глотку. Анна поморщилась, рассеянно подумала о том, что надо бы купить новый лифчик – этот нещадно жмёт. Но, согревая и ободряя, на ладони покоилась живая лампочка. Загадка века раскрыта. Хозяин сменил питомца. Вот только... Как об этом рассказать, когда ты напрочь забыла, что такое человеческая речь?