...
Я уже сказал, что отличительные черты характера произведений г. Гоголя суть простота вымысла, совершенная истина жизни, народность, оригинальность — все это черты общие; потом комическое одушевление, всегда побеждаемое глубоким чувством грусти и уныния, — черта индивидуальная.

Простота вымысла в поэзии реальной есть один из самых верных признаков истинной поэзии, истинного и притом зрелого таланта. Возьмите любую драму Шекспира, возьмите, например, его «Тимона Афинского»: эта пьеса так проста, так немногосложна, так скудна путаницею происшествий, что, право, невозможно и рассказать ее содержания. Люди обманули человека, который любил людей, наругались над его святыми чувствованиями, лишили его веры в человеческое достоинство, и этот человек возненавидел людей и проклял их: вот вам и все тут, больше ничего нет. И что ж? Составили ли вы себе, по моим словам, какое-нибудь понятие об этом великом создании великого гения? О, верно, никакого! ибо эта идея слишком обыкновенна, слишком известна всем, каждому, слишком истерта и истреплена в тысячах сочинений, хороших и дурных, начиная от Софоклова Филоктета, обманутого Улиссом и проклинающего человечество, до «Тихона Михеевича», обманутого вероломною женою и плутом-родственником. Но форма, в которой выражена эта идея, но содержание пьесы и ее подробности? Последние так мелочны, так пусты и притом так всякому известны, что я наскучил бы вам смертельно, если бы вздумал их пересказывать. И однакож у Шекспира эти подробности так занимательны, что вы не оторветесь от них, и однакож у него мелочность и пустота этих подробностей приготовляет ужасную катастрофу, от которой волосы встают дыбом, — сцену в лесу, где Тимон в бешеных проклятиях, в горьких, язвительных сарказмах, с сосредоточенною, спокойною яростию рассчитывается с человечеством. И потом, как выразить вам то чувство, которое возбуждает в душе известие о смерти добровольного отверженца от людей! И вся эта ужасная, хотя и бескровная трагедия, ужасная даже в своей простоте, в своем спокойствии, приготовляется глупою комедиею, отвратительною картиною, как люди обжирают человека, помогают ему разориться и потом забывают о нем, эти люди, которые

Любви стыдятся, мысли гонят,
Торгуют волею своей,
Главы пред идолами клонят
И просят денег да цепей!

И вот вам жизнь, или, лучше сказать, прототип жизни, созданный величайшим из поэтов! Тут нет эффектов, нет сцен, нет драматических вычур, все просто и обыкновенно, как день мужика, который в будень ест и пашет, спит и пашет, а в праздник ест, пьет и напивается пьян. Но в том-то и состоит задача реальной поэзии, чтобы извлекать поэзию жизни из прозы жизни и потрясать души верным изображением этой жизни. И как сильна и глубока поэзия г. Гоголя в своей наружной простоте и мелкости! Возьмите его «Старосветских помещиков»: что в них? Две пародии на человечество в продолжение нескольких десятков лет пьют и едят, едят и пьют, а потом, как водится исстари, умирают. Но отчего же это очарование? Вы видите всю пошлость, всю гадость этой жизни, животной, уродливой, карикатурной, и между тем принимаете такое участие в персонажах повести, смеетесь над ними, но без злости, и потом рыдаете с Палемоном о его Бавкиде, сострадаете его глубокой, неземной горести и сердитесь на негодяя-наследника, промотавшего достояние двух простаков! И потом, вы так живо представляете себе актеров этой глупой комедии, так ясно видите всю их жизнь, вы, который, может быть, никогда не бывал в Малороссии, никогда не видал таких картин и не слыхал о такой жизни! Отчего это? Оттого, что это очень просто и, следовательно, очень верно; оттого, что автор нашел поэзию Шекспира эти подробности так занимательны, что вы не оторветесь от них, и однакож у него мелочность и пустота этих подробностей приготовляет ужасную катастрофу, от которой волосы встают дыбом, — сцену в лесу, где Тимон в бешеных проклятиях, в горьких, язвительных сарказмах, с сосредоточенною, спокойною яростию рассчитывается с человечеством. И потом, как выразить вам то чувство, которое возбуждает в душе известие о смерти добровольного отверженца от людей! И вся эта ужасная, хотя и бескровная трагедия, ужасная даже в своей простоте, в своем спокойствии, приготовляется глупою комедиею, отвратительною картиною, как люди обжирают человека, помогают ему разориться и потом забывают о нем, эти люди, которые

Любви стыдятся, мысли гонят,
Торгуют волею своей,
Главы пред идолами клонят
И просят денег да цепей!

И вот вам жизнь, или, лучше сказать, прототип жизни, созданный величайшим из поэтов! Тут нет эффектов, нет сцен, нет драматических вычур, все просто и обыкновенно, как день мужика, который в будень ест и пашет, спит и пашет, а в праздник ест, пьет и напивается пьян. Но в том-то и состоит задача реальной поэзии, чтобы извлекать поэзию жизни из прозы жизни и потрясать души верным изображением этой жизни. И как сильна и глубока поэзия г. Гоголя в своей наружной простоте и мелкости! Возьмите его «Старосветских помещиков»: что в них? Две пародии на человечество в продолжение нескольких десятков лет пьют и едят, едят и пьют, а потом, как водится исстари, умирают. Но отчего же это очарование? Вы видите всю пошлость, всю гадость этой жизни, животной, уродливой, карикатурной, и между тем принимаете такое участие в персонажах повести, смеетесь над ними, но без злости, и потом рыдаете с Палемоном о его Бавкиде, сострадаете его глубокой, неземной горести и сердитесь на негодяя-наследника, промотавшего достояние двух простаков! И потом, вы так живо представляете себе актеров этой глупой комедии, так ясно видите всю их жизнь, вы, который, может быть, никогда не бывал в Малороссии, никогда не видал таких картин и не слыхал о такой жизни! Отчего это? Оттого, что это очень просто и, следовательно, очень верно; оттого, что автор нашел ппоэзию и в этой пошлой и нелепой жизни, нашел человеческое чувство, двигавшее и оживлявшее его героев: это чувство — привычка. Знаете ли вы, что такое привычка, это странное чувство, о котором Пушкин сказал:

Привычка небом нам дана:
Замена счастия она!

Можете ли вы предположить возможность мужа, который рыдает над гробом своей жены, с которой сорок лет грызся, как кошка с собакою? Понимаете ли вы, что можно грустить о дурной квартире, в которой вы жили много лет, к которой вы привыкли, как душа к телу, и с которою у вас соединяются воспоминания о простой, однообразной жизни, о живом труде и сладком досуге и, может быть, о нескольких сценах любви и наслаждения и которую вы меняете на великолепные палаты? Понимаете ли вы, что можно грустить о собаке, которая десять лет сидела на цепи и десять лет вертела хвостом, когда вы мимо ее проходили?.. О, привычка великая психологическая задача, великое таинство души человеческой. Холодному сыну земли, сыну забот и помыслов житейских заменяет она чувства человеческие, которых лишила его природа или обстоятельства жизни. Для него она истинное блаженство, истинный дар провидения, единственный источник его радостей и (дивное дело!) радостей человеческих! Но что она для человека в полном смысле этого слова? Не насмешка ли судьбы? И он платит ей свою дань, и он прилепляется к пустым вещам и пустым людям и горько страдает, лишаясь их! И что же еще? Г. Гоголь сравнивает ваше глубокое, человеческое чувство, вашу высокую, пламенную страсть с чувством привычки жалкого получеловека и говорит, что его чувство привычки сильнее, глубже и продолжительнее вашей страсти, и вы стоите перед ним, потупя глаза и не зная, что отвечать, как ученик, не знающий урока, перед своим учителем!.. Так вот где часто скрываются пружины лучших наших действий, прекраснейших наших чувств! О бедное человечество! жалкая жизнь! И однакож вам все-таки жаль Афанасия Ивановича и Пульхерии Ивановны! вы плачете о них, о них, которые только пили и ели и потом умерли! О, г. Гоголь истинный чародей, и вы не можете представить, как я сердит на него за то, что он меня чуть не заставил плакать о них, которые только пили и ели и потом умерли!
Совершенная истина жизни в повестях г. Гоголя тесно соединяется с простотою вымысла. Он не льстит жизни, но и не клевещет на нее; он рад выставить наружу все, что есть в ней прекрасного, человеческого, и в то же время не скрывает нимало и ее безобразия. В том и другом случае он верен жизни до последней степени. Она у него настоящий портрет, в котором все схвачено с удивительным сходством, начиная от экспрессии оригинала до веснушек лица его; начиная от гардероба Ивана Никифоровича до русских мужиков, идущих по Невскому проспекту в сапогах, запачканных известью; от колоссальной физиономии богатыря Бульбы, который не боялся ничего в свете, с люлькою в зубах и саблею в руках, до стоического философа Хомы, который не боялся ничего в свете, даже чертей и ведьм, когда у него люлька в зубах и рюмка в руках.

Прекрасный человек Иван Иванович! Он очень любит дыни. Это его любимое кушанье. Как только отобедает и выйдет в одной рубашке под навес, сейчас приказывает Гапке принести две дыни. И уже сам разрежет, соберет семена в особую бумажку и начинает кушать. Потом велит принести Гапке чернилицу, и сам, собственною рукою, сделает надпись над бумажкою с семенами: сия дыня съедена такого-то числа. Если при этом был какой-нибудь гость, то: участвовал такой-то… Иван Никифорович чрезвычайно любит купаться и когда сядет по горло в воду, велит поставить также в воду стол и самовар и очень любит пить чай в такой прохладе.

Скажите, бога ради, можно ли язвительнее, злобнее и вместе с тем добродушнее и любезнее наругаться над бедным человечеством?.. И все оттого, что слишком верно!
...

Пишите там, в общем.

поводу сочинения Александра Мыльникова, купеческого сына города Ржева.

…
Человек, читая поэта, понял его мысль, выразумел его чувство и начал выражать их по-своему: вот и явилось подражание. Но это подражание – фраза модного господина, не более; в нем схвачен только формальный, логический смысл – оттого оно вяло и пошло. Чтобы произвести в самом деле что-нибудь близкое к взятой пьесе поэта, надо самому дойти до такого же настроения, в каком он писал ее. Но человек с талантом, если дойдет до такого настроения, что молчать не может, то заговорит сам, по-своему; если же не сумеет придать своему чувству собственный, отдельный характер, то прочтет, пожалуй, ту пьесу, которая подходит к его положению, да на том и покончит. Редко может случиться, что его собственный мотив бессознательно сойдется с мотивом другого и напомнит вам что-то уже знакомое; но и тут вы легко заметите искренность чувства, полное усвоение и переработку мысли и вследствие того найдете новые оттенки и не откажете в самостоятельном значении тому, что на первый раз показалось вам простым подражанием.
Многие поэты, так же как и многие светские люди, умеют скрывать свою несамобытность ловкими оборотами речи и иногда тем, что заимствуются разом у десяти поэтов. Таких поэтов много видали мы в нашей литературе; но не таков г. Мыльников, по поводу которого мы сделали все эти замечания; он не умеет прикрыть своих подражаний, и всякий, кто прочтет его, легко назовет даже именно ту пьесу Кольцова, из которой взято то или другое стихотворение г. Мыльникова. Его песни до противности близки по внешности к песням Кольцова; одного только в них нет: этой внутренней истины, о которой мы сейчас говорили. И остается только внешнее содержание, отзывающееся совершенно голою фразой. Вспомните, например, одно не из лучших еще стихотворений Кольцова: «Не скажу никому».

Не скажу никому,
Отчего я весной
По полям и лугам
Не сбираю цветов.
Та весна далеко,
Те завяли цветы,
Из которых я с ним
Завивала венки!
И тех нет уж и дней,
Что летели стрелой,
Что любовью нас жгли,
Что палили огнем!
Все прошло уж давно…
Не воротишь назад!
Для чего ж без него
Цветы стану я рвать?
Не скажу никому,
Отчего у меня
Тяжело на груди
Злая грусть налегла…

Теперь посмотрите, что из этого глубоко прочувствованного стихотворения сделал г. Мыльников:

Во широкой степи
На раздольных полях
Много дивных цветов
Расцветает весной.
Но они не пленят
Меня чудной красой;
Их не буду я рвать
И не стану сбирать:
Мне венка для дружка
Уж из них не свивать.
Те и дни протекли,
Как искала я их,
И то время давно
Огнем будто сожгло.
Вы цветите ж, цветы,
Во широкой степи,
У меня ж в дни весны
Сердце вянет в груди.

Нас поразила в этой переделке чрезвычайная обстоятельность, с которою рассказывает г. Мыльников. У Кольцова предполагается уже известным, где и как растут цветы; он весь предан изображению чувства, занимающего девушку; у него видим только ее грусть, ее воспоминания. Г. Мыльников, напротив, считает нужным закруглить изображение чувства статистическою заметкою: «В степи цветет много цветов; они очень хороши, но мне не нравятся; а почему не нравятся, тому следуют пункты». Точь-в-точь господин, который, проникшись сожалением к бедным мужикам, начинает в какой-нибудь гостиной важно и подробно излагать физиократическую систему!..
Подобным образом переделано г. Мыльниковым много других стихотворений Кольцова. Иногда он берет из Кольцова, всего несколько стихов и из них строит стихотворение. Например, вспомните «Совет старика». Там есть стихи:

Поспешайте ж, юноши,
Наслаждаться жизнью,
Отпируйте в радости
Праздник вашей юности!
Много ль раз роскошная
В год весна является? – и пр.

Из этих стихов г. Мыльников составил стихотворение, которое мы приведем, соединивши два стиха в один, так как г. Мыльников неизвестно почему постоянно разбивает один стих на два. У него, например, «выходила милая, распевала песенки» – четыре стиха, «выйду замуж я млада» – два стиха и пр.

Други юных лет! Спешите
Жизни праздник пировать!
Знайте, знайте, – дни златые
Легче птички улетят.
Не глядите, что природа
Обновляет все весной;
Юность быстро пронесется,
И не будет вновь другой.
Так пируйте, друзья, младость,
Отпируйте счастье дней!
Отпируйте, проводите
Юность, юность веселей!..

Опять та же прелестная обстоятельность и то же полное отсутствие искреннего, живого увлечения. У Кольцова старик говорит юношам, чтобы наслаждались жизнью; у г. Мыльникова сами юноши приглашают себя к наслаждению. Старик, сравнивая возрасты жизни с годовыми переменами, остается верен поэтическому зрению, говоря:

Не одно ль мгновенье
И весне и юности?

Юноши г. Мыльникова, например, сочиняют хрию и делают «уступительное сравнение от противного». У них поэтический образ принимает следующий вид: «Хотя юность и сравнивают с весною, но на это не нужно смотреть, ибо весна каждый год является вновь, юности же в другой раз не бывает». Какая же уж это поэзия?
Не мудрено, что при таком отсутствии всякого поэтического чутья г. Мыльников доходит до сочинения барабанных стихов, долженствующих, по его мнению, иметь патриотический смысл:

Русски храбрые солдаты,
В бой идите, как на пир, – и пр.
Этих храбрых солдат он утешает, между прочим, такими резонами:
Смерть удел есть неизбежный,
Всем нам должно умирать;
Но в бою кто жизнь окончит,
С тем и божья благодать…
Кому в битве господь судит
Свою голову сложить,
То известно вам да будет:
Церковь памятью почтит, – и пр.

Прочитавши несколько русских песен г. Мыльникова, так и думаешь, что ему именно следует сделаться подражателем г. Бенедиктова, Татаринова и т. п. и воспевать войну, пожары, всеобщий прогресс – вообще предметы, требующие фразистого слога. О Кольцове этого никогда не подумаешь, даже читая самое слабое из его произведений. И вот разница между талантом и бездарностью!..

Поскольку условия дуэли предоставляют настолько восхитительную свободу, что это вызывает некоторую оторопь, думаю можно говорить, о чём хочется. То есть о погоде. Шутка. Тем более предложенный рассказ игнорирует данную тему настолько, насколько это вообще возможно. Вот такая вот ультрамеганедоработка у автора. Посмотрим, сможет ли остальное это искупить.
Для меня самое интересное в рассказах герои, поэтому и говорить буду о них. Если официально, о художественных образах людей на страницах данного рассказа. Хотя бы потому, что рассказ предлагает нам несколько, скажем так, видов людей.

Есть в рассказе обычные люди, такие как: Гош, Яри, Таська, сестрёнка Гоша, мать Гоша, соседка Тари, тётка Арна и председатель, ой, простите, староста.
Есть ещё в рассказе люди не первой свежести. Люди, которые умерли, но которых хоронить никто не стал, вместо этого они шуршат по хозяйству. Их называют – предки.
Очень удобно, лошадей, к примеру, держать не нужно, когда можно в соху покойных тестя и тёщу запрягать. Я когда это прочитала, хохотала до слёз. Потом представила, какие выводы сделал бы Фрейд, и смеялась ещё больше. Автор большой шутник, однако. Большая ему благодарность за реализацию мечт или мечтов всех затюканных зятьёв.
Людью второй свежести является отец Гоша. Тот самый, что не омертвел ещё совсем. А поэтому может раз в месяц слово сказать, ему можно оставить ребятёнка понянчиться, а ещё он может что-то планировать. К примеру, свадьбу сына, строительство нового дома и... не припомню больше ничего.
По поводу сестрёнки вопрос. Понятно, что у них с людьми в деревне полная жо катастрофа (немного шутка, но такая, шутки в ней не очень много), но обычно в семьях, если детей не с кем оставить, то старший ребёнок смотрит за младшим.
Если ситуация такая, что других детей нет, или они заняты, то почему не отвести ребёнка к соседке? Ведь в деревнях все немного друг другу родственники. И должны быть такие детишки, с которых оброк брать ещё рано, но за другими присмотреть они уже могут. Но это в обычных деревнях, а в той, что нам нарисовал автор, почему-то не так. Почему, автор не объяснил.
Третья свежесть – видимо тесть и тёща, которые пахать могут, но если их не направлять, то самостоятельно могут только стоять и языками цокать.
Кстати, сцена пахоты вызвала у меня сомнения.
«В поле отец с мешком семян шел за дедом и бабкой, запряженными в плуг».
Очень захотелось спросить у автора, а зачем ему мешок с семенами? Ведь неудобно пахать, когда у тебя мешок в руках. Представления о таком дивном действе, как пахота, у меня чисто книжные, но они таковы, что лошадь тащит плуг вперёд, а пахарь держится за ручки (забыла, как они называются) и направляет его, чтобы получалась борозда. Во всё это мешок, в моём понимании, совсем не вписывается.
Есть ещё люди четвёртой свежести. К ним относится прадед Гоша. Тот самый, который может только сидеть за околицей с такими же дедушками. За ним нужно внимательно следить. Подшивать одежду, чтобы не бродил голым, латать кожу, если она вдруг разъезжаться начинает, и срезать с него грибы.
Есть ещё предок бортника, он на досуге лопает гнилушки (должны же быть антидепрессанты в мире грибов), а по необходимости лупит чужих дружинников дрючком. Но это какой-то особый экземпляр, способный самостоятельно принимать решения.
Кроме перечисленных героев, есть ещё дружинники и барин Лексей Семёныч.
Эти живут в усадьбе, гоняют по дорогам на боевых богомолах и попивают кровушку. И то правда, где ж это видано, чтобы барин, да кровь народную не пил. Всё как завещал нам великий Ленин.
Автора хочу похвалить за то, как он постепенно выкладывает информацию, направляя мысли читателя в разные стороны.
На момент оброка и понимания, что дружинники – кровососы, в голове выстраивается картинка, у меня, во всяком случае, пока не очень явного противостояния между предками и дружинниками. Где предки кажутся защитниками рода, а кровопивцы – кровопивцами и кажутся. И ты, как золотая рыбка, исполняешь желание автора и клюёшь на этот конфликт, заранее представляя, как Гош во главе народного ополчения побеждает злого барина и вместо кровушки народной поит его водой болотной.
Но оказывается, дурачина ты, простофиля совсем не то корыто поспешил схватить, чтобы преодолеть хитросплетения сюжета.

На этом хочется немного передохнуть и вернуться к нашим... баранов в рассказе нет (куда дели всех млекопитающих?). Пусть будет к гнилушкам! Судя по предку бортника полезная весчь гнилушки. Поговорим немного о главном герое данного царства-государства, а именно о грозе пауков, скорпионов, чужих дружинников и первом парне на деревне Гоше.
Гош парень непростой. И понятно это становится с самых первых абзацев рассказа, где его девчонка жениться соблазняет, а он не то чтобы отказывается, но и не соглашается. Вот что с детьми отсутствие образования делает!
Если Митрофанушка готов был жениться, лишь бы не учиться, то наш главный герой демонстрирует воистину прискорбное равнодушие в таком важном вопросе, как продолжение рода. Да и судя потому, что детишек в деревне не то чтобы очень много, образование штука хорошая, очень способствующая развитию человечества.
Стоицизм героя просто поражает. Девчонка почти голая на шею вешается, а он о прадеде думает. Не каждый день такие герои встречаются в литературе, обычно они не настолько крепки духом, ну или телом.
Помимо того что Гош парень стойкий, от остальных он отличается необычной заботливостью о прадеде. Если обратить внимание на то, что мать Гоша проявляет к судьбе своего деда равнодушие и другие жители тоже, раз их предки бродят по деревне голыми и в грибах, то эта его забота и сердечность, кажутся его отличительной чертой.
А ещё Гош парень с воображением, точнее не так – с пониманием.
«Но потом устыдился таких мыслей, представив, как его самого, такого же уже деревянного, с лишайником и плесенью, с покрытыми коркой глазами и стертым носом мелкие потомки лишают рук и ног…».
Может представить себя на месте другого человека. Или мертвяка.
На этом моменте возник у меня ещё один вопрос. Вот озвучено в рассказе, что предки, когда делаются сильно старыми и уходят в лес, то после они становятся опасными. И даже кусить, по словам автора могут. А если укусят, то укушенный сам предком станет. Почему же крестьяне не додумались до такой простой мысли, как перебивать ноги предкам, которые достигли опасного возраста? Пусть бы посиживали себе за околицей, пока совсем не развалятся?
Нет, я бы поняла, если б им вера не позволяла, но веры им никакой не завезли, даже грибопоклонства. В столицу малость закинули, но что там не сказали, «ибо тайна сия – великая есть», а вот в деревню глухую нет. Хотя в столице мир-гладь и благодать, зачем им бог? Им бы в агностиков веселее играть. Хотя может так оно и есть, а упомянутое лишь развлечение для ума отдельных особо озадаченных чудил.
Но вообще история развития цивилизации подсказывает, чем ближе народ к природе, тем более он нуждается в религии. Для обезболивания, так сказать, последствий столкновения с природой-матушкой, для которой человек, что живой, что дохлый...
Почему в деревушке, недалече от поля дикого, где баре берут кровавый оброк, никакого утешения для угнетённых не придумали? Очень жестоко. Могли бы они верить, если мертвяка не обижать, то и вырастет в нём гриб, а если обижать, то шиш. Тогда бы... Хм... тогда пофигсткое отношение к старичкам было бы странным.
Ну раз дошли мы до грибов.
Можно и о них поговорить, ведь они полноценные герои данной истории. Начиная с того, что большой гриб царство защищает от одичавших мертвяков, заканчивая маленькими грибами оберегающими, но не кусок земли, а людей, с которых он кровью кормится.
«И покрывает гриб этот, защищая мертвяков от безумия, не территорию – а людей. То есть тех людей, с которых дружина кормится и чью кровь передает грибу, ну и соответственно предков их. Мертвяков. И если, к примеру, ты перестанешь давать оброк, через пару лет твои предки одичают и могут кинуться на тебя. Потому что гриб наш не получил твоей крови, не признал тебя, а через тебя не остановил твоих предков. Понятно?»
Понятно-то понятно. Но получается, если вдруг уйдёшь ты за пределы территории, управляемой грибом, то получается, чужие предки на тебя кинутся, потому что ты другому грибу оброк не давал? Так?
Жестоко-жестоко.
Но зато очень удобно, никакой отмены крепостного права не надо. Все счастливы и без Юрьева дня.
А ещё у меня вопрос – насколько хорошая память у гриба? Если у барина семь деревень, и он берёт оброк с каждого раз в год, значит память хорошая. Но чтобы предки в деревнях не взбесились, барину нужно брать оброк со всех деревень? Логичнее всего делать это равномерно, чтобы никто не остался неосчастливленным, а не ваша хата ближе, знать и кровь будем посасывать чаще. Или не так?
Но в самом начале, автор нам сообщает.
«С меня в прошлом месяце брали, - ответил Гошка»
А потом отвечает.
«Пораненные идут, проиграли, видать, так что со всех возьмут.»
Так вот тут у меня это «раз в году» и «в прошлом месяце брали и снова возьмут» не состыковывается. Совсем-совсем. Хотя я помню, когда прежний барин воевал, оброк брали чаще. Так и не семь деревень у того барина было. Нерационально у них там с распределением оброка.
И чего деревенские и всполошились, увидев барина? Раз берут раз в году, они должны примерно знать, когда это будет и тогда полошится им совсем ни к чему. Или в прошлом месяце только у Гоша брали? Ну, он же парень особенный. Тогда только одному дружиннику кровь нужна была? Или у них неорганизованно всё проходит?
Мне кажется, для барина было бы логичным составить план. Приехать в деревню и всем дружинникам кому надо попить кровушки разом, потом в другую ехать. Или в эту же, но к другим людям. Или одни едут в одну деревню, другие в другую. Зачем брать с того, кто месяц назад давал?
Минимальный срок между сдачей крови так-то два месяца. Вдруг помрёт и тем самым перейдёт на сторону потенциального противника. Да и кормовая база от такой оплошности снизится. Кто ж режет дойную коровку? До другой деревни ехать далеко? Или автор не досчитал чего? Пусть барин эконома себе заведёт, тот составит ведомость... Перепись опять же сделать можно.
Так, мы выяснили – грибы в рассказе умеют кровь пить, мертвяков контролировать, да и не только мертвяков, большой гриб и Лексея подчиняться заставил, вырастают эти грибы внутри мертвяков, защищают тех, кто их кормит. Ну не все. Есть гигантский гриб-альтруист, который мертвяков ест, совсем порченых. Но он один. Все остальные помельче и рационалисты – «ты мне – я тебе».

Можно идти дальше.
Ещё одна группа весёлых нелюдей в рассказе – дружинники, а с ними дядька их... Лексей Михалыч, простите Семёныч, по сути такой же дружинник, только гриб его в начальники выдвинул.
Тут у меня снова вопрос. Если гриб выбирает барина, и вообще у них там грибократия, потому что грибы высшая ступень эволюции, и без грибов им никак не выжить, как же могло получиться, чтобы один барин у другого гриб отбирал? А?
Получается, если барин умер, то гриб выбирает, а если барину соседний барин помог, то гриб такой: «Лады. Раз ты такой шустрый, умеешь резать, умеешь бить, то будь моим зайчиком». Как-то несерьёзно грибы к обязанностям относятся. Или им нравится, когда питание становится более разнообразным?
А что будет, если такой вот умник-гриб, впадёт в гурманство, и пожелает крови первой группы? Ну к празднику. Или они не ради праздника через костёр там скакали?
Про дружинников, в принципе, сказать нечего. Они присутствуют в рассказе. Но буковки, не люди. Ничем они не примечательны, не интересны, имена у них разные, обычаи там какие-то есть. Но личных особенностей нет, поэтому, хотя имена в рассказе звучали, это было в пустоту.
Только несколько вопросов у меня появилось к этим самым дружинникам?
«впереди трюхал на своем богомоле старый дружинник, можно даже сказать дряхлый, из тех, кого Гошка до вчерашнего вечера не видел».
Имеется такое упоминание. Оно не очень интересное, кроме того странного факта, что противоречит факту «все дружинники раз в месяц берут оброк». Барин уточняет, что если оброк брать не будут – это смерть.
Как же старичок оброк брал, чтобы выжить-то? В другой деревне? А как туда попадал? Дорога в них не мимо Гошкиной деревни? Если не мимо, хорошо. Но раз Гошкина деревня самая близкая, почему бы всяких калечных туда не отправлять? Или это резервная территория, куда с острыми нуждами гоняют?
«У меня дружина не самая слабая, – молвил после долгого молчания Лексей Семеныч. – Но за последние пять лет это уже третий погасший гриб в округе».
И тут снова вопрос. Помер гриб. Почему бы тому же Лексею, узнав о том, что сосед остался не у дел, не попытаться расширить свои возможности? Ладно, я поняла, он барин мирный, своих людей хватает, а за другие деревни биться не хочет. Но почему бы не укрепить дружину?
Он знает времена смутные. Знает, есть соседушка милый, который пойдёт на него войной, когда гриб у него погаснет. Почему барину не принять на службу несколько чужих дружинников? Ведь у них прямой интерес. Им надо выжить. Значит, они согласятся. Но даже намёков на это в рассказе нет. Хотя судя по тому, что деревень у барина много, он может себе позволить усилить войско. Но почему-то нет? Почему? Гриб не велит? Или боится, что пришлый дружинник с грибом сбежит? Далеко ведь не убежит, еда-то в деревнях сидит, а грибу кровь нужна. Изловить не проблема.

Есть ещё один маленький вопросик уже к миру, пусть мы и не о нём
Есть у матери Гоша некая сестра... Вот в связи с ней и вопросы.
«когда к матери приезжала сестра – в пример, когда умер отец».
Сугубо патриархальное общество. Связанное кровью. Семья Гоша живёт вместе с предками матери. Крестьяне в полной зависимости у барина, кругом дикие предки, они опасны для людей. В другом барстве, чужие предки тебя не признают и нападут. А ещё периодически стычки междоусобные, и бесхозные дружинники норовят оброк взять. А сестра разъезжает?!
На чём они вообще ездят? На предках? Лошадок-то немае. И откуда у деревенской бабы, у которой у самой детишки и прочая муть, время ездить? Если это соседняя деревня, то всё равно опасно. Встретится на дороге чужой одичавший предок, и нет сестры.
Да и повод вызывает вопросы. Понятно, что в нашем мире умер муж – это горе. А у них-то, ну помер, да помер. Всё равно никуда не делся. Во дворе ползает, сына воспитывает, с дочкой нянчится, землю пашет. Совсем другое отношение к смерти у них должно быть. Ну и приезд именно, когда отец умер, вызывает вопрос, а как они там новости передают? Стрекозятня это хорошо. А что барин ради таких, в общем-то, рядовых событий и держит стрекоз?

Самый интересный из дружинников это барин. Оно и понятно. У барина есть страх, что гриб умрёт, и он останется без людей. А способов уничтожать взбесившихся предков они не придумали? Например, всех собрать и сжечь? Бабу Маню, или как там её, сожгли, а с другими почему так не сделать?
Понимаю, что инфраструктура рухнет без работников. Но почему они даже не пытаются выжить? Жить охотой, богомолов заставить пахать? Почему зная о том, что после гибели гриба будет верная смерть, они не пытаются что-то предпринять?
Это, конечно, вопрос не к Лексей Семёнычу, а вообще. Почему дружинники, кто остался без гриба, даже не пытается защищать тех, кто их кормит. Просто сожгли всех предков и зажили. Или грибократия гораздо сложнее устроена? Дело не только в том, что гриб может управлять предками, но и в том, что он управляет и дружинниками? Без него они не слишком сообразительны?
Почему, если в глуби страны кровь не берут, крестьяне не пытаются туда убежать? Дорога опасна из-за чужих предков? То, что дружинники запирают, я видела? Но всё-таки. До реки добрался в лодку сел, парочку дрючков от погони отпихиваться и в путь. Нет? Соображения не хватает? Или плоты-лодки не изобрели? Странно, пашут-то не сохой, а плугом, а лодок нет. Понятно, что в столицах могут быть им не рады. Но когда выбор смерть потом, и смерть здесь и сейчас, разве ответ не очевиден?
И ещё? Раз любой предок это в принципе мина замедленного действия, которая в любой момент может взорваться, почему ни крестьяне, ни «дворяне» не додумались до такой простой вещи, как уничтожение потенциального врага? То есть пока предок полезен, его можно и нужно использовать, но как только польза снижается, а в будущем он опасный противник, разве не логичнее пустить его в расход?
Понятно, что дружинникам вреда от них... Если вспомнить предка бортника, то может быть. Но они же могут влиять на кормовую базу. Если они покусают людей и все станут предками, то дружинникам-то хуже всех от этого будет. Есть смысл максимально обезопасить людей.
Или маленькие грибы растут только в мертвяках четвёртой свежести? Если так, небольшое гетто разве не усилило бы шансы поиска новых грибов? И раз крестьяне не в курсе про грибы вообще, то чтобы они не поступали сугубо рационально и не уничтожали бяку, нужна мистическая составляющая, которая бы объясняла, почему так делать нельзя.

Вернёмся к барину. Кроме умения строить прогнозы на будущее и вполне понятных опасений у Лексей Семёныча есть планы, как выжить, если собственный гриб умрёт. Правда они какие-то странноватые, но хотя бы есть. У барина есть мысли о духовном воздаянии, не очень выраженные, но есть. У барина есть талант разбираться в людях и не просто принимать происходящее, но и обдумывать его.
Короче барин удачный.
Он очень хорошо демонстрирует, насколько для рассказа важен антагонист. Живой, умный, с амбициями, но не картонными «я хочу захватить весь мир», а естественными и понятными – он хочет выжить.
Что делает Гош как герой?
Да ничего особенного он не делает! Грибы с деда срезает, да от чужих дружинников убегает. Даже жениться его Яри заставляет. Все хозяйственные вопросы за него родители решают. Никаких подвигов, никаких особо ярких поступков. Обычный деревенский недоросль. Но... Есть барин. Барин, который раскрывает ему мироустройство. И не просто мироустройство, но и прямо говорит – Гошка парень не простой, а необыкновенный, свершит он то, не знаю что, и настанет счастье. А барин всего лишь хочет, чтобы и его счастье не миновало.
Всё как в сказке, герою и делать ничего не надо, достаточно щуку поймать, чтобы стать царём. Вот и Гошу делать ничего не надо, счастье его само нашло.
Причём момент «я тебе расскажу, ты ничего не поймёшь, расскажу, ты всё поймёшь и пожалеешь, и покажу», очень актуальный. Понравился. Готовая классификация авторов. Ну и небольшая отсылка к сказкам, тоже нравится.
Именно на фоне барина поступки Гоша обретают смысл. Не просто свадьба, а обхитрение противника, не просто гриб не взял, а не захотел барину подчиняться, не просто чужих дружинников утопил, а целую разбойничью банду помог раскрыть. И благодаря именно антагонисту человечность Гоша обретает новые краски.
Ведь отношения Гоша и Лексей Семёныча это противостояние рационального и гуманного.
Барин хочет выжить. Это не дикое животное стремление. Это обдуманное и осознанное желание. Желание, которое включает не только самого себя, любой ценой, но и понимание того, что защищая себя, он защищает людей и бережёт землю. При этом смешано оно с изрядной горечью осознания того, что как только он перестанет охранять границы, то и нужен не станет.
Гош о выживании не беспокоится.
Ему и терять-то собственно нечего. Ну станет он предком, но для него стать предком – это естественно. Настолько естественно, что альтернатива стать кровососом ему больше не по душе.
Гош свои стремления не очень-то и формулирует.
«Но Гошка помнил его с тех пор как осознал себя».
«Но при этом было что-то в высохшем предке своё. Вроде и бесполезен он, и на человека совсем не похож, но – свой. Родной, близкий».
«Прадед молчал – впрочем, на своей памяти Гошка ни слова от него не слышал, хотя одно из первых его воспоминаний – как он лежит, за окном темно, а прадед мерно покачивает его в колыбели, час за часом, без устали».
«Потому что если он заберет гриб у прадеда, то тот рухнет на месте, прекратит свое – пусть и без того давно уже бессмысленное – существование. Но на это Гошка пойти не мог».
Он не пытается понять суть своего отношения к прадеду. Оно просто есть. Для него прадед не стал бесполезным мертвяком, как для матери, стоило перестать работать, не стал бессмысленной колючкой, как для барина, он для него такой же человек, как и другая живая ещё родня.
И гриб для него не средство для торга. Он понимает, сколько преференций можно выторговать для себя. Например, избежать попадания в дружинники. Но в момент, когда Гош видит гриб, он думает не о том, что себя надо спасать от неугодной судьбы, а о том, что для прадеда, если забрать гриб, закончится существование.
Больше всего в этом рассказе хочется отметить именно этот момент истинного человеколюбия, который является высшей точкой развития, как и рассказа, так и героя. И что автору удалось сделать это без пафоса. Человеколюбия настолько мощного, что оно оживляет почти совсем развалившееся тело прадеда. Настолько мощного, хоть и поданного обыденно, что мёртвое становится живым. Настолько мощного, что заряженное им мёртвое несёт этот заряд дальше.
Очень трогательный момент, когда старик возвращается в деревню и пашет землю, то есть по сути мёртвое делает всё для сохранения живого. Оно и весь рассказ так, но это уже более глубокий уровень омертвения, поэтому и выглядит воистину чудесно.
И не только для читателей, но и для обитателей мира, для которых это норма.
Очень достоверно передана реакция людей на произошедшее чудо. Это только кажется, что люди готовы к чудесам. Нет. Они не готовы. Чудеса заставляют их нервничать, потому что выбиваются за рамки привычного.
«-Темные дни настают, раз уж предки из леса выходят, - качал головой староста.
- Это от свадьбы все, от свадьбы и не такое бывает, - утверждала мать, которую новый старый работник тоже беспокоил, но при этом и радовал, особенно с учетом новой хаты, для которой только место разметили.
Селяне перешептывались, многие приходили поглазеть на прадеда, но никто не требовал прогнать его обратно в лес или сжечь».
Человеколюбие Гоша оказывается настолько мощным, что полностью преображает природу и превращает прадеда в грибного «ангела-хранителя».
Это потрясающе. И это удивительно.
И показывает, как на самом деле бесконечно много может сделать любой человек. Не нужно ему сворачивать горы, нужно просто любить.

И собственно на этой приятной ноте, хочу закончить отзыв.
Тем более что, хотя у нас нет ограничения по объёму, секундант активно намекает, что отзыв не должен быть по объёму больше рассказа. А нам же только дай клаву в руки – не остановишь. Да и не хочется утомлять читателей, которым всё это читать. И судей, которым это всё ещё и судить.
Вспоминая слова небезызвестного автора «что мертво – умереть не может», после прочтения этого рассказа могу добавить – оно может стать грибом. И да будет так.

Эта дуэль полезна уже тем, что благодаря ей я лучше узнал Дарэля как автора. Теперь мне неловко. После нашей с ним дуэли я, признаюсь, считал его немного занудой. Оказалось, это автор, который очень хорошо знает свои сильные и слабые стороны, и очень хорошо умеет капитализировать первые и компенсировать последние. И немного зануда, да. Но совершенно не высокомерный в своём занудстве.
«Прадед» не вызвал у меня бурного восторга, но я наверняка голосовал бы за него на любом конкурсе. В этом, мне кажется, кроется спора зерно важнейшей истины. Такие рассказы, выражаясь заимствованными словами, вообще не про чутьё, а про власть. Про продуманную структуру и композицию, а не про восторги. Про задумку, которая по размеру идеально ложится в жанр, не оставляя ощущения ни огрызка романа, ни разбавленной до гомеопатических концентраций зарисовки. Можно было сделать про восторги? Да, конечно, у каждого свой способ. Только навскидку — скажем, выкинув к едрене фене полрассказа объяснений, заполнить эту пустоту еще более разухабистыми деталями сеттинга и неожиданными поворотами, захватывающе красивыми штриховыми картинами, яркими поступками яркого героя (и быть Проводом). Или оттолкнуть грибную матчасть на задний план, зато с пронзительной узнаваемостью нарисовать отношения и сосредоточиться на них, превратить сеттинг в атмосферу, зато буквально осязаемую, без фальшивой нотки (и быть Тиддлер). Но тут автор хорошо знает, что он не Провод, не Тиддлер, и не кто-нибудь еще другой. Знает, в чем он хорош, а чем не очень-то. Возможно, у нас с ним на этот счет мнения совсем не сходятся, но важен результат. Я же расскажу, как я вижу его сильные и слабые стороны, и какие баги в рассказе заслуживают считаться фичами, а какие даже с учетом этой специфики остаются багами.
Первая очевидная слабость этого рассказа — сюжет, сильная сторона, призванная ее компенсировать — композиция и структура. Почему я не готов отнести сюжет к достоинствам? Потому что сюжетно значимое действие в рассказе ровно одно — Гош не принимает у прадеда гриб (by extension — то, что Гош не рассказывает барину про грибной налёт прадеда). Это решение, которое влияет на концовку. Всё остальное, только вдумайтесь, экспозиция и контекст, а единственное, что в принципе важно в этой истории (и в этом главном герое) — это отношение Гоша к прадеду. Это не так мало, но сюжет это делает даже не одноходовым — полуходовым. Если бы Гош вступил в дружину, не женился или вообще не пошёл за пауками и не встретил пришлых, это бы изменило целое ничего. Если бы он иначе ответил барину, или вообще не пошёл к барину — мы пришли бы из точки А ровно к той же точке Б. Всё это свидетельствует не в пользу сюжета. Напрашивается вопрос: почему же нам не скучно?
Структура и композиция не дают нам скучать. Не всегда честными способами — например, мы только в самом конце узнаем, как мало из происходящего имело какое-то значение для истории, и не будем очень злиться, потому что общее послевкусие всё равно приятное. Что могло бы его испортить? Затянутость. Лишние сцены. Разорванное повествование. Пропущенные связки. Обрубленная концовка. Всего этого здесь нет. Масштаб и калибр истории отлично выверены, она абсолютно законченная и самодостаточная, в ней всему своё место и время. Имеющимися изобразительными ресурсами (об отдельных ресурсах еще поговорим) автор распорядился очень эффективно.
Единственная композиционная слабость не режет глаз в процессе, о ней тоже задумываешься только дочитав рассказ. Речь о Яри и о том, сколько «экранного времени» ей уделено и как это время используется. Впрочем, к Яри мы еще вернемся.
Следующая проблема — экспозиция, и тут на помощь приходит динамика. Что не так с экспозицией? Ну, для начала, её дофигища. Объяснения на объяснениях, и угадайте чем погоняют. Экспозиция реализована на худшим способом (даже без «как вы знаете»), но она состоит из прямолинейных объяснений, то авторских, то в устах персонажей. Экспозиции гораздо больше, чем действия, чем событий собственно в кадре. Почему нас не укачивает на этих волнах?
Динамика спешит на помощь. Какими бы примитивными способами не подавалась информация, она всегда разбавлена. Всегда что-то происходит. Нет ни оглушительного блока экспозиции в начале, ни удушающего монолитного монолога ближе к финалу. Если автор хочет нам что-то рассказать, а не показать (а он хочет, аж трясется), он, по крайней мере, утруждается одновременно хоть что-нибудь показывать. Рассказы про сеттинг подаются либо очень дробно, либо на фоне какого-то актуального действия, без критической концентрации занудства. Казалось бы, простейший приём — вся мегатонна финальных объяснялок происходит на фоне атаки на лагерь пришлых. Вся эта атака в сюжете нужна для восхитительного ничего, да и основная заварушка происходит за кадром, но это даёт автору в руки всего один инструмент — возможность разбавить монотонные рассказы барина каким-то действием в настоящем времени, каким-то другим пластом, на который нам еще не наплевать, ведь мы верим, что он зачем-то нужен. Он и правда нужен, но только за этим. Разнообразить темп и тон сцены. Иначе мы увязнем и уснём.
И в целом везде, где только можно, автору удается избегать тяжеловесности и занудства. Избегать лишнего — пожалуй, одно из главных умений автора (хотя мы помним про Яри). Все контекстные сцены — быстрые, но не рубленные. Менее прямые способы подачи информации (пораскрывать обвм героя через односторонний разговор с прадедом, например) здесь тоже используются, хоть прямые как палка и доминируют.
К слову о прямоте и палках — язык в самом широком смысле. Владение словом. Легко догадаться, что это не сильная сторона автора. Нет, это конечно же не цугундер, язык и стиль «Прадеда» просто лишены всякой яркости, самобытности, хороших находок. Когда автор пытается завернуть красиво, выдать панчлайн, становится плохо. В остальное время — вполне хорошо. И автор, мне кажется, отдает себе в этом отчёт. Он почти не пытается этим блистать. Почти.
Вот что в рассказе хуже всего, и точно не может быть фичей, и вызывает лишь, как говорят бусурмане, анхоли кринж (гишпанскую стыдобу) — это использование автором неуместнейших стилистических клише, причём использование неумелое. Я говорю про все эти «И он был с ней ласковее. И он был с ней. И он был»; «И летели вестовые стрекозы […] И менялся мир». Если есть в рассказе что-то, что прям из рук вон плохо, это оно. Сам автор, при всех его достоинствах, красиво завернуть не умеет, а когда пытается использовать чужие насквозь штампованные конструкции, то самое чутье его катастрофически подводит. Мимо жанра, мимо сцены, даже подбор слов весь мимо.
Речь персонажей тоже написана скорее топором, чем пером, но она здесь вообще не в фокусе. Оба персонажа, которые в тексте для чего-то нужны, говорят в основном экспозициями. Стоит ли удивляться, что им недостаёт йестественнасте.
Что же компенсирует недостатки стиля, языка и стилизации? Атмосфера. Автор сделал очень правильную ставку, не пытаясь ни выехать на серьёзных щах, ни укатиться в трэш без оглядки. Как только вам покажется, что сейчас будет невыносимый лубок — а боевых богомолов на рыло не хотите? Как только запахнет комиксом, автор расчехлит очень земные, человеческие, осязаемые образы. Серьезные истории про грибных вампиров с крепостными грибными зомби строить очень трудно, уж мне можете поверить. Единственное, что может спасти цельную картинку и willing suspension of disbelief от нелепого образа, топорной реплики, стрёмного клише или «чего-то небольшого, мелкого» — целостная атмосфера. Построенная с помощью отдельных образов, слов, реалий и сцен. Поэтому даже самые ненужные сцены здесь не совсем ненужные. Хотя Яри всё ещё мало играет на эту атмосферу. Я недоволен тобой, Яри.
Остальное однозначно отнести к сильному или слабому не получится. Вот, например, из всех персонажей достаточно ярко выписан только, внзпн, Лексей Семеныч. Хуже всего дела обстоят, конечно, с Яри, просто потому, что ее линия не нужна ни для чего. Раскрывать главного героя — он сам справляется (и может даже слегка переусердствовать с внутренними монологами, бесхитростно разъясняющими мотивы и чувства), один раз выполнить сюжетную функцию — ее можно было заменить чем угодно. Кажется, что она нужна для конфликта, но конфликта она в итоге совсем не создает, и к сюжетно значимым событиям, выборам, действиям отношения совсем не имеет. Можно сказать «да и фиг с ней», но Яри отведены целые сцены. Самые слабые сцены, кстати. Совпадение? Не думаю.
Или вот второй столп эмоционального отклика читателя — проблематика и конфликт. Не hit и не miss, а всего понемногу. На уровне мотивации и контекста — вполне работает. Вопросы отношения к предкам с разных ракурсов, ценность, которой наделяет прадеда Гош, и источник этой ценности, приоритеты, маленькая локальная шкала идеализма-цинизма — всё это сыграло. На уровне сюжета — meh. Весь заход про «гигантский шаг в дикое поле» разбивается об отсутствие точек соприкосновения. Читателю, которого с большим миром рассказа и проблемами человечества в целом связывает только глоток сухой экспозиции, скорее всего, фундаментально начхать на значимость основного итога всего, мать его за ногу, повествования. Нам слишком мало показали, почему это вообще хорошо, или плохо, или никак. Даже наоборот, нам дали приоткрытую концовку, которая намекает, что «хрен его знает, хорошо это или плохо, но это как-то». Почему стоит сопереживать Гошу, или Лексею, дружинникам, селянам, даже грибным зомби, читателю уже понятно, в это он уже вовлечён, тут рассказ справился с задачей. А вот как реагировать на концовку, мне как читателю не очень понятно. Рассказ неуверенно декларирует, что теперь людям будет легче. Ну грац, наверное. И вот это ощущение «ну грац наверное» остается от всей концовки. Почему? Потому что мало конфликта. Микроскопически мало. Любой конфликт разрешается почти мгновенно и ничего не стоит, а это обесценивает историю в целом. Гош не взял у прадеда гриб? А у него не было хорошей причины взять. Тут не то что судьбы мира на волоске не висели, тут ни одного мало-мальски значимого вопроса не решалось. При тех же входных данных мог быть конфликт — вот этот гриб может нас всех спасти, а не возьму его сейчас, и фиг знает. Но если возьму — откажусь от своего убеждения, признаю, что прадед сам по себе ничего не стоит, он просто субстрат для нужного макгаффина, а не человек. Для персонажа, который относился к прадеду, как к человеку (который болеет немношк), это был бы тяжелый выбор, но с чего ему в рассказе быть тяжелым? Краски угрозы не сгущены ни разу. Она даже не на горизонте, она за горизонтом. И так со всем. Внутренний конфликт по поводу свадьбы оборачивается просто удобным сюжетным девайсом, и решается на уровне «ну раз так, тогда ладно». Выплеснул наш герой эмоции в один монолог, и всё опять стало хорошо, и нет проблемы. Потому что её и не было. Всё получилось так, как все и хотели с самого начала, а их эмоциональные трудности уложились в одну неровность на накатанной дорожке. Она любит меня, я люблю её, вот бы еще с моим мнением побольше считались — это не проблема, это на полшишечки. На полную шишечку можно было хотя бы «она любит меня, я люблю её, но поскольку с моим мнением не считались, я сейчас что-то важное сделаю, а не просто отойду побухтеть». И так во всём. С барином — никакого конфликта, все неудобные моменты заткнуты чутьём. С деревней — никакого конфликта. «Тати» и вовсе сюжетный девайс, который служит сглаживанию всех углов.
Почему это плохо? Потому что обесценивает все выборы и поступки. Учитывая, как негусто здесь того и другого, понятно, почему накал драмы минимален. Не в каждом рассказе самолёт должен падать (ну ладно, я бы предпочёл, чтобы он падал в каждом рассказе), но «небольшие неполадки шасси, которые уже устранены» рассказу точно ничего не добавляют.
Убивает ли это читательский интерес? Нет. «Прадед», как я и говорил в самом начале, очень грамотно построен. Экспозиция недостаточно убивает интригу, чтобы читатель заскучал, структура достаточно выверенная, чтобы его буквально за руку провели из пункта А в пункт Б, а размер истории и текста ровно такой, чтобы только в пункте Б возникли опасные вопросы.
Портит ли это впечатление? Да. Но не перечеркивает все достоинства рассказа. Я понимаю, что описал недостатки куда смачнее, чем достоинства, но в случае такого подхода это неминуемо. Здесь нет ничего, что я готов нахваливать взахлёб, но есть много того, что вызывает уважение коллеги по цеху. Много такого, что я точно сделал бы хуже.
И я не из тех, кто пренебрежительно отзывается о «ремесленничестве» в литературе и верит в рассказы «с душой». Я верю только в рассказы, которые читать легко и интересно, и в те, которые нет.
«Прадед» определенно из первых. Это важнее всего.